Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым. 2007»

Вид материала

Конкурс

Содержание Это живая история души самого писателя Список литературы.

Подобный материал:

• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым. 2007» Номинация, 360.22kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым». 2005» Номинация, 70.26kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым». 2006» Номинация, 513.96kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым. 2008» Номинация, 241.7kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым. 2007», 190.44kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым. 2007», 317.48kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым», 141.51kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым», 184.58kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым», 536kb.
• Конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков молодым», 362.77kb.

IV Всероссийский конкурс на лучшую работу по русской истории «Наследие предков – молодым. 2007»


Номинация «Доходчиво и интересно о нашем прошлом


«Этика ненасилия Л.Н.Толстого»


Прокопенко И.А.


План.

1. Этика ненасилия Л.Н.Толстого – одна из интереснейших тем дисциплины «Этика».
   

2. Этика ненасилия Л.Н.Толстого.
   
   1. Динамика души и чистота нравственного чувства толстовских героев.
      

2. Религиозно-этическое учение Льва Толстого, отраженное в трактатах «Исповедь» и «В чем моя вера?».
   

3. «Мне была нужна и дорога жизнь, основанная на христианских истинах; церковь мне давала правила жизни, вовсе чуждые дорогим мне истинам». (Л.Н.Толстой)
   

3. Значение этики ненасилия Л.Н.Толстого для мировой культуры.
   

Этика ненасилия Л.Н.Толстого – одна из интереснейших тем этики. Ведь этика – это «философская наука, объектом изучения которой является мораль. Этика одна из древнейших теоретических дисциплин, возникшая как неотъемлемая, а по мнению многих мыслителей, важнейшая часть философии».¹ Этика, как наука, интересна тем, что она «анализирует социальный механизм морали и ее сторон – природу нравственной деятельности, моральных отношений, морального сознания. Основные элементы моральных отношений, сознания и деятельности обобщаются и отражаются в категориях этики. Особую область составляет изучение структуры морального сознания и его различных форм (Логика морального языка). В тесной связи с перечисленными проблемами рассматриваются вопросы природы моральных ценностей (Аксиология). Этика занимается также конкретно-социологическим исследованием морали в различных типах общества (Дескриптивная этика)».² Для нас, будущих педагогов, важно знать, что этика показывает еще и то, «какова роль морального фактора в социальном и духовном развитии общества, в становлении человеческой личности, как этот фактор может быть использован с помощью средств воспитания и социального управления».³

Говоря об этике ненасилия Л.Н.Толстого, мы должны учитывать то время, в которое жил великий русский писатель, гордость мировой культуры. Мы должны учитывать общественные, экономические и политические условия того времени, когда создавал свои произведения Л.Н.Толстой.

«Есть художники, у которых жизнь – одно, а творчество – другое. Два суверенных государства, каждое само по себе и они мирно сосуществуют друг с другом…У Толстого жизнь и творчество никогда не были разделены, они были слиты и неотторжимы друг от друга. Но не потому, что искусство поглотило и растворило в себе всю его жизнь, хотя большую часть ее он и провел за письменным столом. Скорее можно сказать, что сама жизнь вторглась у Толстого на территорию искусства и вобрала в себя его так, что оно перестало быть просто искусством… Творчество стало у Толстого прямым продолжением его жизни – как бы его природным органом. Органом выражения и утверждения всего того, во что он не просто верил как в высшую свою правду, как смысл бытия, но что он со всей страстностью своей мощной и цельной натуры стремился воплотить прежде всего в самой жизни», - писал о Льве Николаевиче Толстом литературовед И.Н.Виноградов.

Да, имя Льва Николаевича Толстого всемирно известно. Невозможно даже представить себе, что история большой жизни, прожитой Львом Николаевичем Толстым и его богатая творческая биография может уместиться в огромной, объемистой, в тысячу листов, книге. Его жизнь – это история нашей страны, его душа – это созданные им произведения.

«Л.Н.Толстому было 24 года, когда в лучшем, передовом журнале тех лет - «Современнике» - появилась повесть «Детство». В конце печатного текста читатели увидели лишь ничего не говорившие им тогда инициалы: Л.Н.».⁴

В какой восторг привела читателей эта первая повесть «Детство»! За ней последовали повести «Отрочество и «Юность». Все три произведения стали шедеврами. «Романы и повести, созданные в пору творческого расцвета, не заслонили собой эту вершину».²

Уже в первых произведениях великого русского писателя и мыслителя Л.Н.Толстого читатель увидел новизну – это диалектика души и чистота нравственного чувства главного героя трилогии Николеньки Иртеньева. Так внешне «незамысловатое повествование о детстве, отрочестве и юности близкого автору по происхождению и нравственному облику героя, Николеньки Иртеньева, открыло для всей русской литературы новые горизонты».³ Именно Л.Н.Толстой среди всего богатства художественных средств выбрал именно психологический анализ. Известный писатель-демократ и критик Н.Г.Чернышевский писал: «психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимает более всего очертания характеров; другого – влияния общественных отношений и столкновений на характеры; третьего – связь чувства с действиями; четвертого – анализ страстей; графа Толстого всего более – сам психологический процесс, его формы, его законы, диалектика души, чтобы выразиться определенным термином».⁴

Л.Н.Толстой создает свое удивительное «Детство», и это вовсе не воспоминание. Это живая история души самого писателя. «То единственное, что им пока нажито и по отношению к нему он и обязан, следовательно, прежде всего самоопределиться теперь, раз уж впервые рискует обратиться со своим «Я» и со своей правдой к другим. Его автобиографическая трилогия и есть такой первый отчет перед собой и другими – кто он, откуда, как видит и за что ценит жизнь. Отчет и одновременно, если угодно, его первое исповедание веры: вот он я, весь перед вами. Здесь я стою и не могу иначе».⁵ Прекрасны и глубоки по смыслу слова, сказанные самим Л.Н.Толстым о жизни: «Неужели тесно жить людям на этом прекрасном свете, под этим неизмеримым небом? Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в душе человека чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных?»

Свои мысли о ненасилии великий писатель Лев Толстой выражает ясно, твердо, с непреклонностью: да, здесь я стою и не могу иначе. Доказательством этого является произведение «Набег», созданное еще молодым Толстым. Перед нами, в сущности, опять акт духовного самоопределения – но уже по отношению к опыту, не прожитому, а только что пережитому. Опять исповедание веры, обретенной душою такой важной, рядом со смертью, области жизни, как война. Опять целая «эпоха развития», которая потому и потребовала своего выражения в слове, что отложилась в Толстом обретениями, вошедшими в самую сердцевину его духовного «Я», - пишет исследователь толстовского творчества И.И.Виноградов.

Великий мыслитель Л.Н.Толстой, создавая свои произведения, стремился донести до сердца и души своего читателя этику ненасилия. Так было и в тех произведениях, которые были созданы по впечатлениям о заграничной поездке (в 1857 году). Его рассказ «Люцерн», где мы видим богатую толпу, которая, послушав с удовольствием бродячего певца, смеется над ним, и никто ничего не дал этому певцу. Удивительно искренно это произведение великого гуманиста, черта удивительной искренности и правдивости очень важна здесь еще и потому, что делает его тем действеннее и как обращение, как «проповедь». Вот такое отношение жизни и творчества остается у Толстого навсегда. Великий писатель прошел долгий, сложный, противоречивый и вместе с тем очень цельный путь духовного развития, неизменной чертой которого было и остается стремление к предельно полному претворению всего, что добыто его духом, в самое жизнь, в ее плоть и кровь. Он считал, что воздействовать на человека надо прекрасно созданным произведением, в которое писатель вкладывает свои мысли, чувства, вкладывает душу и сердце. Ведь оно отражает то, что хочет автор передать своим читателям. Сам Л.Н.Толстой писал об этом в своем Дневнике 23 марта 1894 года: «Художественное произведение есть то, которое заражает людей, приводит их всех к одному настроению». А воздействовать положительно может это произведение потому, что это само «художественное произведение жизни».

И вот перед нами писатель, «художественное произведение жизни» которого приобретает для нас огромный интерес, становится фактом мировой культуры великого духовного значения. Таков и тот «сюжет» духовных и непосредственно-жизненных исканий Толстого, ставших одним из самых напряженных в его судьбе, основные «повороты» которого достаточно отчетливо запечатлелись в повестях, а «завязкой» является его повесть «Семейное счастье», в которой такие непохожие друг на друга главные герои соединяют свои судьбы. Толстой прекрасно понимает свою героиню Машу всегда, и особенно тогда, когда она с грустью вспоминает как самое счастливое время своей жизни в первые два месяца после свадьбы, которое по толстовскому выражению напоминает не «строгий труд» и не «исполнение долга самопожертвования и жизни для другого», а напротив, «одно себялюбивое чувство любви друг к другу, желание быть любимым». «В этой безоглядной жажде много счастья, удовлетворение которой рождает ни с чем не сравнимое чувство ликующей полноты жизни, есть и своя правда, поэзия и сила. Это сила природной, стихийной жизненности, это поэзия и правда жизненного эгоизма как естественной основы существования всякой личности, которой не дано сознавать и чувствовать себя иначе, чем «отдельным, особенным ото всех» существом… Толстой понимал и чувствовал эту поэзию и правду как редко кто».¹

Толстого-мыслителя видим мы в его фундаментальном труде – романе-эпопее «Война и мир», он «стал самым светлым его творением, на котором лежит печать какой-то удивительно внутренней, душевной гармонии, словно Толстому открылась сама тайна бытия, и он постиг жизнь во всей ее целостности и красоте».¹ Стоит вспомнить главного героя толстовского романа – князя Андрея Болконского, как он, смертельно раненный, думает о жизни, как его всего заполняет христианская любовь ко всем. Человек, постигая что-то в своей жизни, совершает определенное движение. «Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно. Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, непрерывные единицы».² Движение – это сама жизнь, поэтому-то любимые герои Толстого в романе «Война и мир» живут добродетельно, трудятся, отрицательно относятся к праздности. «Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность – было условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие все тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны».³

Великий гуманист Л.Н.Толстой, пройдя большой жизненный и творческий путь, постоянно находился в исканиях. Писатель жил в то далекое от нас историческое время, поэтому и его противоречия в исканиях его – это отражение самого времени и противоречий того времени. «Духовный кризис, пережитый Толстым, был глубоко связан, несомненно, с противоречиями его эпохи, и поэтому его послекризисное мировоззрение и творчество можно рассматривать как своеобразное «зеркало» этих противоречий».⁴ Сам Толстой сознавал этот кризис, глубоко переживая, сам кризис сознавался им самим как отчаянное душевное состояние, вызванное тем, что он никак не мог найти ответа на вопрос: есть ли в жизни что-то такое, что не уничтожалось бы со смертью человека как личности, не теряло свое значение? Есть ли, иначе говоря, неуничтожимый смерть смысл? «И тот ответ, который оказался для него субъективно единственно убедительным (как бы противоречив он ни был по существу, объективно), он нашел в созданном им религиозно-этическом учении. Он нашел этот ответ в признании полной тщеты и бессмысленности всего, связано с существованием человека как существа отдельного, как личности, - всех страстей, целей и стремлений, направленных на утверждение этого существования, все равно кончающегося смертью, нулем, полным исчезновением. И он нашел этот ответ в утверждении того, что только добро, которое мы делаем людям, неуничтожимо, только оно остается после нас и придает нашей жизни такой же бесконечный смысл, как бесконечна жизнь этого мира. Поэтому, как он сам говорил, все его религиозное сознание и сосредоточилось на жизни «для других», на деятельности для осуществления царства добра на земле».⁵ Такое отношение к действительности породило совершенно новую ситуацию в духовном мире писателя-гуманиста. С другой стороны, это способствовало усилению толстовской энергии, решительной и бескомпромиссной борьбы со всем тем социальным злом, которое препятствовало утверждению добра на земле, и он стал страстным протестантом и обличителем всех и всяческих неправд в жизни – насилия, эксплуатации, всякого зла. С другой же стороны, мерилом правдивости жизни становится теперь отношение человека к смерти, - лишь тот, кто живет для других, перестает бояться смерти, освобождается от страха перед нею. Очень трудно шел к своей вере великий Толстой. Но чего бы это ему ни стоило, он всегда жил, как верил, а чем жил, о том писал. И это отразилось в последующих творениях гениального писателя. Вот его повесть «Смерть Ивана Ивановича» - художественная и жизненная исповедь. Читаешь его и видишь пустоту и бессмысленность жизни главного героя, жизни только для себя, а не для других. То же самое – жизнь для себя, насилие по отношению к другим, становятся главными мыслями в «Дьяволе», «Крейцеровой сонате». Мы чувствуем, что сердце толстого кровоточит от насилия: он, обращаясь к нам, говорит об этике ненасилия. Читателю надо только распахнуть сердце и душу, чтобы услышать мудрые слова великого гуманиста. А знаменитый толстовский «Хаджи-Мурат» - это одно из любимых творений писателя, которому он посвятил почти десять лет своей жизни! Лев Толстой чувствовал прикосновение к тому, что так дорого ему самому – потребность прикосновения к правде большей, чем правда его учения. Недаром эта повесть часто называется художественным завещанием писателя, да и сам Л.Н.Толстой признавался, что Хаджи-Мурат его «личное увлечение». Для главного героя повести мир ценностей – это мир идеальных ценностей, имеющих характер всеобщих и священных норм, и в этом все дело. И место человека и его призвание – в центре самой жизни, и не надо никакой жестокости, насилия, что подавляет человек, а наоборот – надо ненасилие, доброе дело, чтобы тебя уважали и понимали, даже и после твоей смерти.

И какое бы произведение Л.Н.Толстого мы ни взяли: будь то рассказ, или повесть, или роман, к примеру, «Воскресенье», мы видим, что насилие не приводит к добру, а рождает зло; а вот ненасилие – это путь к тому, чтобы жить во имя других, принося пользу другим и находя для себя еще большую пользу. Вот, как Неклюдов, поступивший неблагородно по отношению к Катеньке Масловой, разрушил и свою, и ее жизнь. Его же насилие его же и наказало, принесло боль и страдания другим. И вот еще произведения великого Толстого – религиозно-философские, особое место среди них занимают трактаты «Исповедь» и «В чем моя вера?» - это страстное обращение писателя к совести, разуму и достоинству людей. «Как бы мы не спорили с Толстым, - пишет критик И.И.Виноградов, – как бы резко не отвергали его «ответы» на поставленные им «вопросы», само отношение Толстого к этим вопросам и к поискам ответов на них не может не отозваться в нашей душе животворным катарсисом ее нравственного обновления. С какой болью шел писатель к своей этике ненасилия и через какую боль ему самому пришлось пройти! Эта боль от разрыва между своей проповедью и обстановкой, в которой он жил. Свою боль он поверял дневникам. Достаточно прикоснуться к ним, чтобы ощутить, насколько трудной и мучительной была внутренняя жизнь этого удивительного человека. Одно из главных направлений, которое жило и в творениях, и в жизни Л.Н.Толстого – это непротивление злу насилием, это кротость, доброта.

«Исповедь» Толстого – это открытая рана толстовской души, «Исповедью» он показывает читателю то, как осмысливает свой жизненный путь, путь к тому, что он считает истиной.

Свою «Исповедь писатель начинает с утверждения, что, потеряв в юности веру, с тех пор долго жил без нее. «Я был крещен и воспитан в православной христианской вере. Меня учили ей и с детства, и во все время моего отрочества и юности. Но когда я 18-ти лет вышел со второго курса университета, я не верил уже ни во что из того, чему меня учили».¹ Но нельзя сказать, что веры не было совсем, она была, но что-то тревожило писателя, хотя сильна вера в совершенство и красоту Природы, в счастье и мир, которые обретает человек в единении с ней. Все это отражали его художественные произведения. Лев Толстой искал в науке объяснения смысла жизни, и в древней, и в новой мудрости искал: в библейской Книге Екклесиаста, в изречениях Будды, в философии Артура Шопенгауэра. Но не находил для себя ответа Л.Н.Толстой. Думая о той славе, которую принесут его произведения, он говорил себе: «Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей мира, - ну и что ж!..» И я ничего и ничего не мог ответить».² Для чего же живет человек, в чем его вера? «Еще иначе выразить вопрос можно так: «Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожился бы неизбежно предстоящей мне смертью?»³ Оказывается, есть этот смысл, его надо искать. Выход был найден, вера была принята как единственное решение. Толстой понимал, что христианство привлекает его только этикой, все прочее казалось лишним, и писатель стремился найти компромисс, он писал: «Ну что ж, церковь, кроме того же смысла любви, смирения, самоотвержения, признает еще и этот смысл догматический и внешний. Смысл этот чужд мне, даже отталкивает меня, но вредного тут нет ничего». И Лев Толстой отказался от Церкви, так и не узнав ее. Были ли в то время церковные богословы. Которые смогли бы вступить в диалог с толстым? По воспоминаниям брата Софьи Андреевны были, но они принадлежали к другой культуре, во многом чуждой его привычному кругу. Ученый В.С.Соловьев, как и Толстой, шел к своей вере, и разум в этой вере стал не помехой, а помощником Соловьева в осмыслении веры. А Л.Н.Толстой? «Лев Николаевич решительно ставил свои положения и затем стремительно развивал их и доводил до возможного конца… Соловьев оставался непоколебимым исповедником святой Троицы и, несмотря на свои молодые годы (ему еще не было тогда тридцати лет), поражал неумолимою логикой и убедительностью».⁴ Но Толстой оставался при своем. И дело здесь не столько в разуме. Как в воле, в ее направлении у человека, давно задумавшего создать новую веру. Но по-прежнему писатель хоте, чтобы она называлась христианской. Сущность христианства, сущность Евангелия – в тайне самой личности Христа. Но христианство для Толстого было одним из учений, ценность которого лишь в тех этических принципах, которые роднят его с другими религиями. И все это хочет понять великий мыслитель; «Что в учении есть истина, это мне несомненно».¹ И истину христианского учения писатель понимал по-своему, он писал, спрашивая самого себя: «Есть ли Бог? Не знаю. Знаю, что есть закон моего духовного существа. Источник, причину этого я называю Богом».

В своем трактате «В чем моя вера?» великий писатель, мыслитель, гуманист Л.Н.Толстой пишет: «Я прожил на свете 55 лет и, за исключением 14 или 15 детских, 35 лет я прожил нигилистом в настоящем значении этого слова… Пять лет тому назад я поверил в учение Христа – и жизнь моя вдруг переменилась: мне перестало хотеться того, чего прежде хотелось, и стало хотеться то, что прежде не хотелось… Все это произошло от того, что я понял учение Христа не так, как я понимал его прежде».² И как трудно, но настойчиво шел Толстой к учению Христа: «Я не толковать хочу учение Христа, я хочу только рассказать как я понял то, что есть самого простого, ясного, понятного и несомненного, обращенного ко всем людям в учении Христа, и как то, что я понял, перевернуло мою душу и дало мне спокойствие и счастье».³ Чтобы понять христианство, следует читать Евангелие, а в нем Толстого «умиляло больше всего то учение Христа, в котором проповедуется любовь, смирение, унижение, самоотвержение и возмездие добром за зло»⁴, - это то, что читал писатель еще в детстве. В зрелом же возрасте гениальный писатель понял, что церковь не давала ему того, что он ждал от нее: «Я перешел от нигилизма к церкви потому, что сознал невозможность жизни без веры, без знания того, что хорошо и дурно».⁵ Толстой хотел увидеть те правила жизни, которые вытекали из христианского учения: «Но церковь давала мне такие правила, которые нисколько не приближали меня к дорогому мне христианскому настроению и, скорее, удаляли от него. И я не мог идти за нею. Мне была нужна и дорога жизнь, основанная на христианских истинах; а церковь мне давала правила жизни, вовсе чуждые дорогим мне истинам. Правила, даваемые церковью о вере в догматы, о соблюдении таинств, постов, молитв, мне были не нужны; а правил, основанных на христианских истинах, не было. Мало того, церковные правила ослабляли, иногда прямо уничтожали то христианское настроение, которое одно давало смысл моей жизни. Смущало меня больше всего то, что все зло людское – осуждение частных людей, осуждение целых народов, осуждение других вер и вытекавшие из таких осуждений: казни, войны и все это оправдывалось церковью. Учение Христа о смирении, неосуждении, прощении обид, о самоотвержении и любви на словах возвеличивалось церковью, и вместе с тем одобрялось на деле то, что было несовместимо с этим учением».⁶

Великий Лев Толстой считал, что «положение о непротивлении злу есть положение, связующее все учение в одно целое, но только тогда, когда оно не есть изречение, а есть правило обязательное для исполнения, когда оно есть закон». Именно по такому закону и жил писатель, человек, мудрец Лев Толстой, но не просто жил, а жил, находясь в постоянном поиске. Люди, живя, называют себя верующими, их смысл жизни – вера. Без веры человеку жить трудно. Поэтому Лев Толстой в своих трактатах и пишет о пути поиска веры, смысла жизни. То, что происходит в этот период времени со Львом Николаевичем Толстым можно назвать по-разному: и заблуждением, и духовным кризисом, и прозрением. Следует помнить о том, что Толстой был личностью, художником, нравственным человеком. И обращение к религии и религиозной философии – явление в ту пору самое обыкновенное, Толстой – не одинок, его исповедальная тяга – эпохальная примета. И его трактаты – это повествование о переживаниях русской души, о череде ее состояний, начиная с сороковых годов. Это глубоко поучительное повествование, позволяющее понять боль титана Толстого за свой народ. Как любит он русский народ! Какое разнообразие героев писателя проходит перед глазами читателя в произведениях Толстого. Вот, к примеру, образы героев Отечественной войны 1912 года в романе «Война и мир» - Тихон Щербатый и Платон Каратаев. В образ представителя из народа, героя народной крестьянской войны, Платона Каратаева вкладывает писатель Толстой всю любовь свою. Главное в характере крестьянина Платона Каратаева – этика ненасилия, вера в жизнь, в бога: «Жизнь есть все. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любишь жизнь. Любишь бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».¹

Вера – это то, что принимает человек, и каждый ее принимает и понимает по-своему. Толстой пишет: «Я считался чудесным художником и поэтом, и поэтому мне очень естественно было усвоить эту теорию… Вера эта в значение поэзии и в развитие жизни была вера, и я был одним из жрецов ее. Быть жрецом ее было очень выгодно и приятно. И я довольно долго жил в этой вере, не сомневаясь в ее истинности. Но на второй, и в особенности на третий год, такой жизни я стал сомневаться в непогрешимости этой веры и стал ее исследовать. Первым поводом к сомнению было то, что я стал замечать, что жрецы этой веры не всегда были согласны между собою. Одни говорили мы – самые хорошие и полезные учителя, мы учим тому, что нужно, а другие учат неправильно… Все это заставило меня усомниться в истинности нашей веры». И поэтому писатель постоянно в поиске, в движении, а само движение и есть жизнь. Человек мыслит, пока существует. И жизнь его должна быть полезной, нравственной. Сам писатель считал, что социальный порядок будет преображаться по мере оздоровления личной нравственной жизни людей. Но следует отметить, что если отдельный человек лично может простить того, кто причинил ему зло, то социальный закон в этом несовершенном мире должен остаться на принципах справедливости. Заповедь Христа «не судите» относится, как считал Лев Толстой, не к юриспруденции, а к осуждению как нравственному акту. Судопроизводство же по-своему нравственно лишь тогда, когда исходит из незыблемости закона, из правового сознания. Оно имеет дело не столько с внутренним миром человека, с его моралью, сколько с последствиями нравственного зла, проявление которого вынуждено пресекать. И поэтому человек, по мнению Л.Толстого, не должен делать плохо, - «не делай глупостей и тебе будет лучше», по его понятию – это и есть истинное христианство. И под этим знаком писатель Толстой поднимает поистине титанический мятеж против всей культуры и цивилизации в целом. Опрощение, отрицание всех социальных институтов, всего наследия искусства, науки и Церкви. Находя ценное в любых верованиях, Толстой делал лишь исключение для церкви, которую неустанно клеймил, он так понимал, он был сам по себе, а не чьим-то «последователем». Критик и писатель Николай Бердяев, который с благоговением относился к писателю Толстому, признавал, что «всякая попытка Толстого выразить в слове – логизировать свою религиозную стихию порождала лишь банальные серые мысли».¹ Неудача Толстого в этом толковании лишь доказывает, что религии искусственно не создаются, не изобретаются. Здесь и кроется основная причина его конфликта с церковью, его отлучения Синодом. Толстой не только ожесточенно писал о таинствах Церкви, о ее учении, но утверждал, что только его взгляд на понимание христианства истинен. Вскоре после тог, как было обнародовано «определение» Синода, епископ Сергий Страгородский, будущий Патриарх, заявил: «Его не надо было отлучать, потому что он сам сознательно отошел от церкви». И сам Толстой, в своем «Ответе Синоду», хотя и обрушился на синодальное «определение», но все же честно признал его правоту: «То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо». Лишь немногие отчетливо увидели, что Толстой здесь, в своем отречении, механически перенес нравственные заповеди, обращенные к личности, на весь общественный порядок. А полной аналогии, полного соответствия здесь быть не может. Лев Толстой далее, в своем трактате «В чем моя вера?», пытается найти ответ в культуре, в цивилизации. Но его нет, по мнению Толстого: «Тщетно искал я в нашем цивилизованном мире каких-нибудь ясно выраженных основ для жизни. Их нет».² Вот откуда толстовская концепция опрощения культуры. В ней действительно есть немало болезненного, но никак нельзя закрывать глаза на то положительное, что несет она в себе. Евангелие сложилось в определенных культурных традициях; и вся история христианства неразрывно связана с творчеством, с искусством. Само учение Толстого – это тоже феномен культуры. Опрощение культуры опасно не менее, чем и бурный рост цивилизации. Русский богослов Борис Титлинов в своей работе «Христианство» графа Толстого и христианство Евангелия» писал: «История представляет нам примеры народов, спускавшихся к низу по ступеням культуры, и всегда это падение культурного уровня сопровождалось духовным «огрублением». Человечество, наносящее себе раны, призвано и исцелять их, ориентируясь на духовные ценности. А возрождение духа едва ли будет возможным на пути самоотрицания культуры.

Толстой жил так, как считал верным, он писал, творил добро, верил в то учение, помогающее ему делать добрые дела, которые останутся после него, после его смерти. Он так и писал: «Я верю в учение Христа, и вот в чем моя вера. Я верю, что благо мое возможно на земле только тогда, когда все люди будут исполнять учение Христа».¹ И его истинная вера звучит в последних строках трактата «В чем моя вера?»: «Только дела истины, внося свет в сознание каждого человека, разрушают сцепление обмана, отрывают одного за другим людей от массы, связанной между собой сцеплением обмана. И вот уже 1800 лет делается это дело. С тех пор, как заповеди Христа поставлены перед человечеством, началась эта работа, и не кончится она до тех пор, пока не будет исполнено все, как и сказал это Христос. Церковь, составлявшаяся из тех, которые думали соединить людей воедино тем, что они с заклинаниями утверждали про себя, что они в истине, давно уже умерла. Но церковь, составленная из людей не обещаниями, не помазанием, а делами истины и блага, соединенными воедино, - эта церковь жила и будет жить. Церковь эта как прежде, так и теперь составляется не из людей, взывающих: Господи! и творящих беззаконие, но из людей, слушающих слова сии и исполняющих их».² Прав был Толстой, обвиняя христиан в забвении важнейших нравственных заповедей Евангелия, которые многим казались неосуществимыми и далекими от жизни. Прав был он и в том, что настаивал на сближении общественного порядка с христианским идеалом. Критик Лев Анненский писал, что Толстой был зорок в своем предвидении кровавых событий – первой мировой войны и революций, положивших начало потоку социальных и нравственных катастроф, потрясших человечество. Он отстаивал свои взгляды милосердия и ненасилия – это его этика, взгляды, которые дали ему возможность создать удивительные художественные произведения, религиозно-философские произведения, где главным действующим лицом была сама совесть писателя и гражданина Льва Толстого. Его произведения – это взывания к каждому, кому дорога его родина. Великий гуманист напоминает человеку, что он живет недостойной жизнью, что народы и государства, называющие себя христианскими, отодвинули на задний план нечто исключительно важное в Евангелие.

И пусть религия Толстого объективно не может быть отождествлена с религией Евангелия; остается бесспорным вывод, к которому пришел писатель и человек Лев Толстой: жизнь без веры нельзя, а вера есть подлинная основа нравственности. Если бы случилось так, что Толстой не отвернулся бы от веры в Богочеловечество, от Церкви, его проповедь могла бы обрести бесконечно большую силу действия. Вместо разрушения она бы посеяла созидание. Но произошло иное. И тем не менее, грамотному человеку невозможно не согласиться, что Толстой поистине стал голосом совести России и мира, живым упреком для людей, убежденных, что они живут в соответствии христианскими принципами. Его нетерпимость к насилию и лжи, его протесты против убийств и социальных контрастов, против равнодушия других и бедственного положения других, его этика ненасилия составляют драгоценное в его учении. Нужно быть мудрым, чтобы в ошибках великих людей найти урок для себя, а этим уроком у Толстого был призыв к нравственному возрождению, к поискам веры. Известный публицист и общественный деятель А.Ф.Кони, знавший и любивший Толстого – художника слова и человека так образно. Но довольно точно сказал о месте, которое занимают духовные поиски Л.Н.Толстого: «Путешественники описываю Сахару как знойную пустыню, в которой замирает вся жизнь. Когда смеркается, к молчанию смерти присоединяется еще и тьма. И тогда на водопой идет лев, наполняя своим рыканьем пустыню. Ему отвечает жалобный вой зверей, крики ночных птиц и далекое эхо – пустыня оживает. Так было и с этим Львом. Он мог иногда заблуждаться в своем гневном искании истины, но он заставлял работать мысль, нарушал самодовольство молчания, будил окружающих от сна и не давал им утонуть в застое болотного спокойствия».¹

Список литературы.

1. Большой энциклопедический словарь. Под редакцией А.М.Прохорова. – М., 2001.
   

2. Виноградов И.И. Как человеку жить надо? – М.: Советская Россия. 1985.
   

3. Виноградов И.И. Критический анализ религиозно-философских взглядов Л.Н.Толстого. – М., 1981.
   

4. Ивакин И.М. Воспоминание о Ясной поляне. // Лит. наследие, 1961, кн.2.
   

5. Кони А.Ф. Лев Николаевич Толстой // Л.Н.Толстой в воспоминаниях современников. – М., 1978.
   

6. Словарь по этике. Под ред. А.А.Гусейнова и И.С.Кона. – М.: Политиздат, 1989.
   

7. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в 12 томах. – М.: Правда, 1984, т.1-4.
   

8. Толстой Л.Н. Война и мир. Т.1-4. – М.: Просвещение, 1981.
   

9. Толстой Л.Н. Исповедь. В чем моя вера? – Л.: Художественная литература, 1990.
   

10. Толстой Л.Н. Повести. Рассказы. – М.: Советская Россия, 1985.
    

11. Чернышевский Н.Г. Полное собрание сочинений в 15 томах. – М., 1947, т.3.
    

12. Хоруженко К.М. Культурология. Энциклопедический словарь. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1997.