Анна Райс. Королева проклятых

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 30 31 32 33 34 35 36 37 ... 40

- Да, дорогой мой, все, что пожелаешь. Весь мир у твоих ног. Я выстрою для тебя множество дворцов - их руками; руками тех, кто боготворит тебя. Это ерунда. Это самое простое. Подумай об охоте, мой принц. Пока избиение не окончено, подумай о преследовании. Ибо они будут бежать от тебя, но ты их найдешь.
В меркнущем свете - прямо перед приходом снов - я видел все, о чем она говорила. Я видел, как перемещаюсь по воздуху, словно герои древности, над расстилающейся внизу страной, где мерцают огни лагерей.
Они будут двигаться, как стаи волков, не только в городах, но и в лесах, осмеливаясь показаться только днем, ибо только днем они будут в безопасности. Когда наступит ночь, появимся мы и выследим их по мыслям и крови, по произнесенным шепотом признаниям женщин, которые видели их и, возможно, давали им приют. Они выбегут на открытую местность, стреляя из бесполезного оружия. А мы сметем их, уничтожим одного за другим, нашу добычу, за исключением тех, кого возьмем живыми и чью кровь отберем медленно и беспощадно.
И эта война приведет к миру? Из этой мерзкой игры вырастет сад?
Я попытался открыть глаза. Она целовала мои веки.
Я находился во власти сна.
Голая равнина, расступающаяся земля. Что-то встает, отбрасывая со своего пути сухие комья земли. Это существо - я. Оно идет по равнине, над которой садится солнце. Небо еще совсем светлое. Я смотрю вниз, на грязную тряпку, прикрывающую мое тело, но это не я. Я - всего лишь Лестат. И мне страшно. Как жаль, что рядом нет Габриэль. И Луи. Может быть, Луи заставил бы ее понять. О да, только Луи - Луи, который всегда знал...
И начался знакомый сон: рыжеволосые женщины у алтаря, на котором лежит тело их матери; они готовятся съесть его; да, это их обязанность, священное право - поглотить мозг и сердце; только им не суждено это сделать, потому что случится нечто ужасное... Солдаты... Жаль, что я не знаю, что все это значит.

Кровь.
Я проснулся, как от толчка. Прошло несколько часов. В комнате стало прохладнее. Небо за открытым окном было ясным. Свет, наполнявший комнату, исходил от нее.
- Женщины ждут, и жертвы тоже, всем им страшно.
Жертвы... У меня кружилась голова. Жертвы, должно быть, полны ароматной крови. Мужчины, в любом случае обреченные на гибель. Молодые мужчины - и они в моем распоряжении.
- Ну так идем же, положи конец их страданиям.
Я нетвердо поднялся. Она накинула мне на плечи длинный плащ, менее изысканный, чем у нее, но теплый и мягкий на ощупь. Обеими руками она пригладила мои волосы.
- Мужское - женское. Неужели больше никогда ничего не было? - прошептал я. Я бы с удовольствием поспал еще. Но кровь...
Она протянула руку и провела пальцами по моей щеке.
- Что это - опять слезы?
Мы месте вышли из комнаты и оказались на длинной площадке с мраморными перилами, от которой начиналась лестница вниз, в огромный зал. Повсюду были расставлены канделябры, и их тусклый электрический свет создавал роскошный полумрак.
В самом центре собрались женщины - человек двести, если не больше. Они неподвижно стояли и смотрели на нас, молитвенно сложив руки.
Несмотря на молчание, в них было что-то от варваров, особенно на фоне европейской мебели, итальянского дерева с позолотой, и старого камина с мраморными завитками.
"История никому не нужна. Искусство никому не нужно", - внезапно вспомнились ее слова.
Головокружение. На стенах висели полотна восемнадцатого века, исполненные света, прозрачного воздуха, сверкающих облаков, толстощеких ангелов и сияюще-голубого неба.
Женщины не замечали этого богатства, которое никогда им не принадлежало и действительно ничего для них не значило. Они смотрели на видение, появившееся на площадке, которое на миг словно растворилось, а потом, сопровождаемое шелестом и вспышкой цвета, вдруг материализовалось у подножия лестницы.
Послышались вздохи, они прикрывали головы руками, чтобы защититься от нежданного света. Потом все глаза обратились к Царице Небесной и ее принцу-конверту, стоявшим на алом ковре несколькими футами выше собравшихся. Консорт выглядел немного потрясенным и кусал губы, стараясь понять, что же все-таки происходит, как могла возникнуть столь жуткая смесь веры и готовности принести кровавую жертву. Тем временем обреченных на смерть вывели вперед.
Красивые: темноволосые, темнокожие, ничуть не менее прекрасные, чем молодые женщины. Такие крепкого телосложения мужчины с изящной мускулатурой тысячелетиями вдохновляли художников. Чернильно-черные глаза на смуглых, не очень чисто выбритых лицах воззрились на сверхъестественных пришельцев, которые повелели уничтожить их братьев, и во взглядах отчетливо читались глубоко спрятанные коварство и злоба против смертельных врагов.
Их связали кожаными ремнями - наверное, прежде принадлежавшими им самим и десяткам других мужчин. Надо отметить, что женщины неплохо справились, связав им лодыжки таким образом, чтобы они могли идти, но не бежать. Они были обнажены до пояса, но только один из них дрожал - как от гнева, так и от страха. Вдруг он начал вырываться. Двое других последовали его примеру.
Женщины тут же обступили их плотным кольцом и заставили опуститься на колени. При виде грубых ремней, врезающихся в смуглую кожу, во мне возросло желание. Ну почему это так соблазнительно? Их удерживали женские руки, крепкие жестокие руки, которые при других обстоятельствах умели быть необыкновенно мягкими. Им не справиться с таким количеством женщин. Наконец они с тяжелыми вздохами прекратили борьбу и подчинились неизбежному, однако взгляд, брошенный на меня зачинщиком бунта, был гневным и обвиняющим. Рассудок подсказывал ему что только демоны, дьяволы, исчадия ада могли сотворить такое с его миром, что это начало мрака, страшного мрака!
Но желание стало невыносимым.
"Ты умрешь, и это сделаю я!"
Казалось, он меня услышал и все понял. И тогда из глубин его души вырвалась дикарская ненависть к женщинам, насыщенная такими картинами насилия и возмездия, которые вызвали у меня улыбку, но я тоже понял. Прекрасно понял. Как просто презирать их, гневаться на то, что они - женщины! - посмели сопротивляться, стать врагами в многовековой битве! В его воображении возмездием был мрак, невыразимый мрак.
Акаша сжала мою руку. Вернулось ощущение благодати; я был как в бреду, пытался противостоять этому, но тщетно. Желание тем не менее оставалось. Оно скопилось у меня во рту. Я чувствовал его вкус.
Пора отдаться ему, подчиниться потребностям организма... И да начнется жертвоприношение!
Женщины все как одна опустились на колени, а мужчины вдруг словно замерли, их глаза остекленели, губы дрожали.
Я не сводил глаз с мускулистых плечей первой жертвы, того, что вздумал бунтовать. Как всегда, я представил себе ощущение его плохо выбритого горла, зубы, впивающиеся в кожу - не в ледяную кожу богини, но в горячую, соленую человеческую плоть.
"Да, любимый! Возьми его. Ты заслужил подобную жертву. Теперь ты - бог. Возьми его! Ты знаешь, сколько еще таких жертв ждут тебя впереди?"
Очевидно, женщины поняли, что следует делать. Едва я сделал шаг вперед, они подняли его с пола. Но, когда я протянул к нему руки, он вновь попытался вырваться - последний спазм отчаяния...
Не умея еще рассчитывать свои силы, я слишком сильно сжал его череп и услышал, как треснула кость. Я вонзил в него зубы, но смерть наступила почти мгновенно - так сильно хлынула кровь. Я сгорал от голода - этой порции, закончившейся в мгновение ока, мне было недостаточно. Совершенно недостаточно!
Я сразу же перешел к следующей жертве, пытаясь не торопиться, чтобы погрузиться в темноту, как это мне часто удавалось, и остаться наедине с его душой, чтобы в тот момент, когда брызнет кровь, когда рот мой наполнится ею до отказа, душа поведала мне свои тайны.
"Да, брат. Прости меня, брат".
Потом меня качнуло вперед, я споткнулся, наступил на труп и раздавил его.
- Давайте последнего.
Никакого сопротивления. Он смотрел на меня абсолютно спокойно, как будто на него снизошло озарение, как будто он нашел идеальный выход в какой-то теории или вере. Я притянул его к себе - мягче, Лестат! - и это был именно тот источник, в котором я нуждался: медленная, исполненная мощи смерть, сердце, бьющееся так, словно оно не остановится никогда, вздох, сорвавшийся с его губ, мои мутные глаза. Наконец я отпустил его, и вместе с ним ушли в небытие картины внезапно, прервавшейся, краткой, не оставившей следа жизни, смысл которой заключался в этой одной-единственной секунде.
Я уронил его на пол. Теперь он уже ничего не значил.
Остался только свет, а еще - восторг женщин, которые посредством свершившегося чуда наконец-то были отомщены.
В комнате повисла тишина - ни единого шороха, лишь далекий шум прибоя...
И голос Акаши:
"Мужчины искупили свои грехи. Тех, кому оставили жизнь, следует содержать с заботой и любовью. Но никогда не давайте им свободу - помните, что они всегда подавляли вас".
За этим последовало такое же беззвучное, мысленное поучение.
Жадная похоть, свидетелями которой они только что стали - смерть от моих рук, - это вечное напоминание о ярости, живущей в каждом мужчине, и этой ярости нельзя давать волю. Мужчин принесли в жертву воплощению их собственной жестокости.
Таким образом, продолжала она, эти женщины стали свидетелями нового великого ритуала, нового священного жертвоприношения. Они увидят его снова и должны помнить о нем всегда.
От ее парадоксов у меня голова шла кругом. И кроме того, мои собственные недавние проекты доставляли мне невыразимую муку. Я хотел сыграть роль зла в театре жизни и тем самым сделать что-то хорошее.
А теперь я получил возможность сыграть свою роль до конца, я превратился в истинное воплощение зла и в сознании нескольких простых душ стал, как она и обещала, мифом. И кто-то тихо нашептывал мне о необходимости быть осторожнее со своими желаниями, дабы впоследствии не пожалеть о них.
Да, вот он - корень зла: сбылось все, о чем я мечтал. Желая разбудить ее, я поцеловал ее в храме, я мечтал о ее силе... И вот теперь мы с ней стояли рядом, и нам пели гимны. Осанна!
Двери распахнулись настежь.
Мы оставляли их, окруженные завесой великолепия и волшебства. Мы поднялись в воздух, миновали выход, и вознеслись над крышей старого особняка, устремившись к сверкающей воде и к раскинувшимся в небе холодным звездам.
Я больше не страшился упасть - такие мелочи уже не вызывали у меня опасений. Потому что всей своей душой - ничтожной, как и всегда, - я познал такие страхи, какие мне прежде и не снились.

6

ИСТОРИЯ БЛИЗНЕЦОВ: ЧАСТЬ II

Ей снилось убийство. Она находилась в огромном темном городе, похожем на Лондон или Рим, и спешила достичь своей цели - убийства, торопилась захватить первую сладостную жертву. И непосредственно перед тем, как открыть глаза, она совершила скачок от того, во что верила всю жизнь, к этому простому аморальному поступку - убийству. Она действовала точно так же, как змея, которая поднимает в своей кожаной пасти-щели маленькую плачущую мышку и медленно сдавливает ее, не слыша этих тихих душераздирающих звуков.
Проснулась она в темноте, и весь дом словно ожил. Старейшие позвали ее: "Приди". Где-то вещал телевизор: оказывается, на какой-то средиземноморский остров явилась святая Дева Мария.
Голода не было - слишком сильна кровь Маарет. Но мысль об убийстве разрасталась, манила, словно сгорбленная старуха в темном переулке...
Поднявшись из узкого ящика, в котором лежала, она на цыпочках пошла сквозь черноту, пока не нащупала металлическую дверь. Она вышла в холл и увидела зигзагообразно уходящую вверх бесконечную металлическую лестницу, похожую на скелет; сквозь стекло проглядывало дымное небо. На лестнице, у двери в главный дом, стоял Миль и смотрел на нее сверху вниз.
У нее закружилась голова: "Я - одна из вас, мы вместе". Она положила руку на металлические перила, и внезапно ее охватила мимолетная скорбь по всему, чем она была до того, как эта яростная красота схватила ее за волосы.
Миль сошел вниз, словно увидел, что она мысленно уносится куда-то очень далеко, и хотел вернуть ее к реальности.
Они, конечно же, понимали, как теперь дышит для нее земля, как поет лес, как в темноте крадутся корни, проникая сквозь земляные стены внутрь.
Она пристально посмотрела на Миля, почувствовала исходящий от него слабый запах оленьей кожи и пыли. Как она могла принимать их за людей? С их-то сверкающими глазами! И все же настанет время, когда и она сама будет бродить среди людей, они задержат на ней взгляд, а потом быстро отведут его. Она будет стремительно шагать по какому-нибудь темному городу вроде Лондона или Рима. Глядя в глаза Миля, она словно опять увидела старуху в переулке - не в буквальном смысле, конечно. Нет, она отчетливо видела переулок, видела убийство. И они молча отвели взгляды друг от друга, но не поспешно, а скорее почтительно. Он взял ее за руку, посмотрел на подаренный им браслет и неожиданно поцеловал ее в щеку. И потом повел по лестнице в комнату на вершине горы.
Электронный голос телевизора звучал все громче и громче: говорили о массовой истерии на Шри-Ланке. Женщины убивали мужчин. Даже младенцев мужского пола. На острове Линконос наблюдались массовые галлюцинации и эпидемия необъяснимых смертей.
До нее не сразу дошел смысл услышанного. Значит, это была не святая Дева Мария, а она-то еще подумала: какая прелесть, что люди по-прежнему верят в такие вещи. Она повернулась к Милю, но его взгляд был устремлен куда-то вдаль - он уже все знал. Он слушал новости в течение всего последнего часа.
Теперь, оказавшись в комнате на вершине горы, она увидела жутковато мерцающий голубой экран. И перед ней возникло странное зрелище: ее новые собратья по Тайному Ордену Бессмертных, рассеявшиеся по комнате, словно множество статуй, поблескивающих в голубом свете, не сводили глаз с большого экрана.
"... Массовые явления, в прошлом часто вызываемые пагубным воздействием вредных веществ, содержащихся в пище или воде. Необъяснимым, однако, остается сходство и совпадение деталей в сообщениях, поступивших из самых разных уголков мира, среди которых есть даже несколько совершенно изолированных от окружающей жизни деревень в горах Непала. Задержанные утверждают, что видели прекрасную женщину, которую называют либо Святой Девой, либо Царицей Небесной, либо просто Богиней, и что она приказала им уничтожить всех мужчин их деревни, за исключением нескольких тщательно отобранных человек. В некоторых свидетельствах присутствует также описание явившегося людям светловолосого божества, мужчины, который не произносит ни слова. Однако имени его до сих пор никто не знает, и какие-либо предположения о его личности отсутствуют..."
Джесс взглянула на Маарет, которая смотрела на экран с непроницаемым выражением лица, положив одну руку на подлокотник кресла.
На стола лежала кипа газет - не только английских, но и французских, индийских...
"... С Линконоса на некоторые другие острова, пока не прибыла полиция. По предварительным оценкам, на этом небольшом архипелаге, расположенном неподалеку от материка, погибли около двух тысяч мужчин".
Маарет коснулась пальцами маленького черного пульта, лежавшего у нее под рукой, и изображение исчезло. Такое впечатление, что исчез и весь телевизор, слившись с темным лесом за прозрачными окнами, и на фоне фиолетового неба появились бесконечные туманные ряды древесных крон. Вдалеке Джесс заметила мигающие среди темных холмов огоньки Санта-Розы. Пахло солнцем, еще недавно освещавшим эту комнату, она еще чувствовала его медленно уходящее сквозь стеклянный потолок тепло.
Она перевела взгляд на остальных, которые сидели в напряженной тишине. Мариус свирепо смотрел на телевизионный экран и на раскрытые газеты.
- Нельзя терять время, - поспешно обратился к Маарет Хайман. - Ты должна продолжить свой рассказ. Неизвестно, когда она явится сюда.
Он сделал едва заметный жест, и разбросанные газеты внезапно отлетели в сторону, сбились в комок и беззвучно упали в огонь, поглотивший их со вспышкой, поднявшей вихрь искр к зияющему дымоходу.
У Джесс внезапно закружилась голова. Слишком быстро все происходит. Она бросила вопросительный взгляд на Хаймана: сможет ли она к этому привыкнуть - к их фарфоровым лицам, на которых внезапно появляется кровожадное выражение, тихим человеческим голосам и почти невидимым движениям?
А чем занимается Мать? Повсюду убивают мужчин. Полностью уничтожена основа жизни этих невежественных людей. Джесс охватило холодное ощущение угрозы. Она вгляделась в лицо в Маарет, пытаясь проникнуть в ее мысли, найти ответы на свои вопросы.
Но застывшее лицо Маарет совершенно ничего не выражало. Она не ответила Хайману, но вместо этого медленно повернулась к столу и сложила руки под подбородком. Ее взгляд был тусклым, далеким, как будто она ничего перед собой не видела.
- Ее необходимо уничтожить, это факт, - не в силах больше сдерживаться сказал Мариус. Его лицо вспыхнуло, и это потрясло Джесс, потому что на один короткий миг в нем проявились все черточки и морщинки нормального человеческого лица. Они тут же исчезли, но его продолжало буквально трясти от ярости. - Мы выпустили на свободу чудовище, нам его и укрощать.
- И как это сделать? - спросил Сантино. - Ты говоришь так, словно самое главное - принять решение. Ее нельзя убить!
- Поплатиться своими жизнями, ничего другого не остается. Действовать сообща и покончить с этим раз и навсегда, как следовало поступить уже давно. - Мариус обвел глазами собравшихся, его взгляд задержался на Джесс, потом вернулся к Маарет. - Это тело уязвимо. Оно не мраморное. Его можно пронзить, разрезать на куски. Я пронзал его зубами. Я пил его кровь!
Маарет слегка отмахнулась, словно говоря, что ей это и так известно.
- Но причинив ей вред, мы причиним его и себе! - возразил Эрик. - Я за то, чтобы уйти отсюда. Я за то, чтобы скрыться от нее. Что мы выигрываем, оставаясь в этом доме?
- Нет! - ответила Маарет.
- Она убьет вас одного за другим, - сказал Хайман. - Вы живы, потому что это необходимо для достижения ее цели.
- Быть может, вы продолжите свой рассказ? - спросила Габриэль, обращаясь прямо к Маарет. Все это время она была погружена в свои мысли, лишь изредка прислушиваясь к чужим словам. - Я хочу знать остальное. - Она наклонилась вперед, сложив руки на столе.
- Ты думаешь, что в старых легендах можно обнаружить способ разделаться с ней? - спросил Эрик. - Ты сошла с ума, если действительно так считаешь.
- Пожалуйста, продолжайте, - попросил Луи. - Я хочу… - Он заколебался. - Я тоже хочу знать, что произошло.
Маарет окинула его долгим взглядом.
- Продолжай, Маарет, - вмешался в разговор Хайман. - По всей вероятности, Мать будет уничтожена, и мы оба знаем, как и за что, а вся эта болтовня ни к чему не приведет.
- Кому сейчас нужны пророчества, Хайман? - спросила Маарет тихим, безжизненным голосом. - Не совершаем ли мы те же самые ошибки, в ловушку которых попала Мать? Прошлое может преподать нам урок. Но оно не в силах спасти нас.
- Твоя сестра уже близко, Маарет. Она идет, как и обещала.
- Ах, Хайман... - горько улыбнулась Маарет.
- Расскажите нам, что произошло, - вновь попросила Габриэль.
Маарет сидела неподвижно, словно решала, с чего начать. Тем временем небо за окном темнело. Далеко на западе на фоне серых облаков показалась красная полоса, она становилась все ярче и ярче, но в конце концов и она померкла. Их окутал полный мрак, если не считать огня и тусклого блеска стеклянных стен, превратившихся в огромные зеркала.
- Хайман увел вас в Египет, - напомнила Габриэль. - И что вы там увидели?
- Да, он увел нас в Египет, - со вздохом подтвердила Маарет. Она откинулась на спинку кресла, не отводя взгляда от стола. - У нас не было выхода, все равно Хайман забрал бы нас силой. По правде говоря, мы смирились с тем, что придется туда поехать. На протяжении двадцати поколений мы вставали между людьми и духами. Если Амель совершил великое зло, мы должны были попытаться его исправить. Или по меньшей мере... как я сказала, когда мы впервые сели за этот стол... постараться понять.
Я оставила свою дочь, поручив ее заботам тех женщин, кому больше всего доверяла. Я поцеловала ее, рассказала ей свои тайны. И оставила ее. После этого мы пустились в путь - в царских носилках, словно были не пленницами, а гостями царя и царицы Египта, как и в прошлый раз.
Хайман был добр к нам на протяжении всего долгого перехода, но мрачен и молчалив, он все время отводил глаза. Мы делали то же сами, ибо не забыли о причиненных нам несчастьях. В последнюю ночь, когда мы разбили лагерь на берегу великой реки, которую утром должны были пересечь, чтобы добраться до царского дворца, Хайман вызвал нас к себе в палатку и рассказал нам все, что знал.
Он вел себя любезно и благопристойно. Слушая его, мы старались избавиться от наших личных подозрений на его счет. Он поведал нам обо всем, что натворил демон, как он его называл.
Уже через несколько часов после того, как нас выслали из Египта, он понял, что за ним следит какая-то темная, злая сила. Куда бы он ни пошел, везде ощущалось ее присутствие, хотя при свете дня оно ослабевало.
Потом стали изменяться определенные мелочи в его доме, хотя другие этого не замечали. Сперва он решил, что сходит с ума. Его письменные принадлежности и печать главного управляющего оказывались не там, где он их оставил. Случалось и так - и всегда, когда он оставался один, - что эти предметы налетали на него, ударяя прямо в лицо или падая к ногам. Некоторые из них появлялись в самых нелепых местах. Большую печать он мог найти, например, в пиве или в бульоне.
Он не смел рассказывать об этом царю с царицей. Он знал, что это проделки наших духов и его жалобы означали бы для нас смертный приговор.
Поэтому он хранил свою ужасную тайну, а дела шли все хуже и хуже. Украшения, которыми он дорожил с детства, раскалывались на куски и дождем падали ему на голову. Священные амулеты оказывались в уборной, а экскременты - размазанными по стене.

Blog

Анна Райс. Королева проклятых

Содержание