Системно-языковая и речевая омонимия в русском языке XI xvii вв

Вид материала

Автореферат

Содержание Научный руководитель Григорьев Андрей Владимирович Общая характеристика работы Актуальность работы Объектом изучения Предметом изучения Научная новизна Теоретическая значимость Практическая значимость Методологической основой Положения, выносимые на защиту Материал исследования Апробация работы Содержание работы Иродъ же, се слышавъ, посла, рекъ: «Избийте младенца сущая 2 лѣт» Аще кто до клюцарѧ ласкавъ || и възметь что любо ѿ него Аще кто | дасть другу сребро· или и|ное что скрыти· а оукраде|ть его кто изъ дому его А дал есми Серку на той земли два рубля да пополнка овцю А ωт пути и ωт ямы и ωт елеи болотом кладены грани к Медвѣжью мху Основные положения исследования отражены в публикациях ... Полное содержание

Подобный материал:

• Учебно-тематический план семинарских занятий раздел язык и культура речи семинарское, 98.76kb.
• Омонимы в русском языке. Лексическая омонимия, 379.87kb.
• Проблема мотивированности слов фразеологизированной морфемной структуры в современном, 749.97kb.
• Учебно-методический комплекс дисциплины Языковая экология Специальность, 587.7kb.
• Языковая политика и законы о языке, 1122.28kb.
• Новое духовно-философское учение, переданное миру через Семью Рерихов, не случайно, 961.25kb.
• Кодекс Республики Казахстан о налогах и других обязательных платежах в бюджет, 26555.72kb.
• Филология, 142.07kb.
• «Использование английских слов в русском языке», 184.91kb.
• Словообразование современного русского языка Универсальные и специфические особенности, 902.68kb.

На правах рукописи


Шелкова Ирина Александровна


СИСТЕМНО-ЯЗЫКОВАЯ И РЕЧЕВАЯ ОМОНИМИЯ

В РУССКОМ ЯЗЫКЕ XI – XVII ВВ.


Специальность 10.02.01 – русский язык


АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата филологических наук


Москва

2011

Работа выполнена на кафедре общего и русского языкознания

Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина

Научный руководитель:	доктор филологических наук, профессор Лаптева Ольга Алексеевна
Официальные оппоненты:	доктор филологических наук, доцент Григорьев Андрей Владимирович кандидат филологических наук, доцент Козлова Анна Юрьевна
Ведущая организация:	Московский городской педагогический университет

Защита состоится «5» октября 2011 года в «10» ч. на заседании диссертационного совета Д 212.047.01 Государственного института русского языка имени А.С. Пушкина по адресу: 117485, Москва, ул. Академика Волгина, 6.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Гос. ИРЯ им. А.С. Пушкина.

Автореферат разослан «5» сентября 2011 г.

Ученый секретарь диссертационного совета, кандидат филологических наук, доцент

И.И. Бакланова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

На протяжении всего времени существования русского языка в нем были распространены омонимы разных типов. Его насыщенность омонимами по сравнению с другими языками ученые оценивают неодинаково. Л.А. Булаховский считает, что «русский язык не принадлежит к числу богатых омонимами» [Булаховский 1949: 54]. По наблюдениям О.М. Жиляевой, «русский язык, с его ярко выраженным флективным строем и фонетической организацией, представляет собой наиболее благодатную почву для развития... омонимии» [Жиляева 2002: 3].

Роль омонимов в коммуникации может быть различной. Обычно омонимия проясняется в контексте и не препятствует общению (так считают Б.Н. Головин, А.М. Бабкин, Е.М. Галкина-Федорук, Л.А. Булаховский, Р.А. Будагов, О.С. Ахманова, Н.М. Шанский), хотя в некоторых случаях она и затрудняет понимание текста – это ее свойство дает ряду исследователей (А.А. Реформатскому, А.Н. Гвоздеву, Н.П. Колесникову) основания считать омонимию отрицательным явлением, мешающим общению людей.

Л.В. Малаховский полагает, что «наличие омонимов в естественных языках обязательно и закономерно» [Малаховский 1990: 9]. Б.А. Плотников включает омонимию в категорию неоднозначности, относительно устойчивую и принадлежащую языку [Плотников 1989: 134]. Н.М. Шанский подчеркивает, что исчезновение одних омонимов уравновешивается появлением других [Шанский 2009: 54]. Н.А. Павлова видит в омонимии проявление внутреннего развития (саморазвития) языка [Павлова 2008: 7]. Само явление омонимии неизменно и неизбежно присутствует в языке – меняется только состав омонимов.

Актуальность работы определяется интересом современной лингвистики к явлению омонимии на разных уровнях системы языка и в различных сферах его существования (литературном языке, диалектах), а также к изучению лексики в историческом аспекте.

Объектом изучения явились омогруппы и омокомплекты, извлеченные из «Словаря русского языка XI-XVII вв.», и факты речевой омонимии в памятниках деловой письменности.

Предметом изучения стали отдельные особенности этих языковых фактов: происхождение и исторические изменения омогрупп, грамматические характеристики омокомплектов, механизмы возникновения и прояснения речевой омонимии.

Научная новизна работы состоит в том, что в ней предпринимается попытка систематического анализа лексических омонимов, омоформ, омографов и фактов речевой омонимии, представленных в русском языке XI-XVII вв.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что предлагаемое в нем изучение материалов русского языка XI-XVII вв. по словарям и памятникам письменности позволяет выявить характерные для того времени типы омонимов и их исторические изменения, сделать выводы об основных тенденциях развития омонимии и проследить влияние омонимии на лексический состав и грамматику.

Практическая значимость работы определяется возможностью использования результатов исследования при анализе памятников письменности, в преподавании курса исторической грамматики русского языка, при создании исторического словаря омонимов.

Методологической основой диссертации послужили теоретические разработки В.В. Виноградова, А.Н. Тихонова, Л.А. Булаховского, Л.В. Малаховского, О.С. Ахмановой, П.А. Соболевой, О.А. Лаптевой, Н.П. Колесникова, посвященные явлению омонимии, а также труды по исторической грамматике русского языка В.И. Борковского и П.С. Кузнецова, В.В. Иванова, В.М. Маркова, В.В. Колесова, А.А. Зализняка, Т.П. Ломтева.

Положения, выносимые на защиту:

1. В русском языке XI-XVII вв. были распространены все основные типы омонимов: полные и неполные лексические омонимы, омоформы, омографы, функциональные омонимы, а также факты речевой омонимии.

2. Среди лексических омонимов преобладают омогруппы, возникшие в результате словообразовательных процессов; второе место занимают омонимы фонетического происхождения; на третьем месте стоят бывшие значения полисемичных слов; меньше всего омогрупп образовалось вследствие заимствования иноязычной лексики.

3. Большинство омогрупп разрушилось или исчезло из языка; немногочисленны примеры сохранения, расширения и сужения омогрупп, замены членов омогруппы, возникновения потенциальных омонимов.

4. Омоформы и омографы омоформного характера образовывали в русском языке XI-XVII вв. сложную систему, специфика которой состояла в значительной роли форм аориста и двойственного числа.

5. Речевая омонимия была представлена в памятниках деловой письменности разнообразными типами и прояснялась общим смыслом контекста; также устранению двусмысленности способствует сопоставление анализируемого документа с другими по содержанию или форме.

Материал исследования состоит из двух частей: 1) материал, иллюстрирующий системно-языковую омонимию; 2) материал, иллюстрирующий омонимию речевую. Первая часть материала извлекалась из «Словаря русского языка XI-XVII вв.» (выпуски 1-5) методом сплошной выборки. Для уточнения данных о времени функционирования слов и об их произношении были использованы другие исторические словари: «Словарь древнерусского языка XI-XIV вв.», «Словарь древнерусского языка» И.И. Срезневского, «Словарь русского языка XVIII в.», «Словарь живого великорусского языка» В.И. Даля. Вторую часть материала составляют памятники деловой письменности: «Закон Судный людем», «Повесть временных лет» по Лаврентьевской летописи 1377 г. с продолжением по Ипатьевской летописи, новгородские грамоты, акты Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в., писцовая книга Московского уезда XVI в., «Правда Русская», «Судебник Царя и Великого Князя Ивана Васильевича», таможенные книги Устюга, Сольвычегодска и Тотьмы за 1633-1636 гг.

Апробация работы. Основные положения диссертации были представлены в виде докладов на IV Международном конгрессе исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность» в МГУ в марте 2010 г., на Всероссийской научной конференции молодых исследователей, посвященной Дню славянской письменности и культуры, в МГОСГИ в мае 2010 г. и в мае 2011 г., на II Всероссийской научной конференции «Слово и текст в культурном сознании эпохи» в ВГПУ в сентябре 2010 г., на Международной научной конференции «Современная славистика и научное наследие С.Б. Бернштейна» в МГУ в марте 2011 г.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложения.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются актуальность и научная новизна диссертации, определяются цели, задачи, объект и предмет исследования, указываются источники материала, раскрывается теоретическая и практическая значимость работы.

Первая глава «Лексические омонимы в русском языке XI-XVII вв.» состоит из 5 разделов.

В первом разделе дается общая характеристика рассматриваемого материала. Из 5 выпусков «Словаря русского языка XI-XVII вв.» были извлечены 338 омогрупп. Среди них преобладают двучленные; 24 омогруппы содержат по 3 омонима и всего 6 омогрупп – по 4 омонима. С точки зрения частеречного статуса омонимов выделены 199 субстантивных омогрупп, 73 глагольные и 66 адъективных. Случаи неполной лексической омонимии немногочисленны: это существительные 2 скл. м. р. мягкого варианта и 4 скл. ж. р. (боль¹, ж. – 1) ʻболезньʼ; 2) ʻгоре, скорбьʼ; 3) ʻбеспокойство, заботаʼ и боль², м. ʻбольнойʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 284]) и глаголы с одинаковыми основами инфинитива, но разными основами наст. вр. (замерзати¹, замержу ʻостано-виться из-за замерзания рекʼ и замерзати², замерзаю ʻпокрываться льдом, за-мерзатьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 238]).

Во втором разделе обозначены основные проблемы изучения истории слов (неопределенность лексического значения, неустановленная или спорная этимология) и показаны пути формирования омогрупп.

155 из них имеют словообразовательное происхождение. Среди этих омогрупп выделены: а) случаи отраженной омонимии – 38 омогрупп: варитися¹ – страд. к варити¹ – 1) ʻбыть вначале, сделать что-л. до чего-л.; пред-варитьʼ; 2) ʻопередитьʼ; 3) ʻдождаться, подстеречь кого-л.ʼ и варитися² – страд. к варити² – 1) ʻварить (о пище, напитках)ʼ; 2) ʻкипятитьʼ; 3) ʻполучать, изготовлять что-л. посредством варки, кипячения, плавления (о предметах производства)ʼ; 4) ʻобжигать, делать что-л. путем обжигаʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 20-21]; б) омонимы, образованные на базе созвучных слов, основы которых совпали при словообразовании, – 21 омогруппа, например: затокъ¹, м. / затока, ж. ʻзалив; излучинаʼ (от затечи), затокъ² – действие по глаг. заточити¹ ʻсослатьʼ и затокъ³ ʻполоса материи с вытканным узором, служащая украшением одеждыʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 322] (от заткати); в) омогруппы из производных от бывших значений одного слова – 30 омогрупп, например: годный¹ – прил. к годъ – 1) ʻвремя, пораʼ; 2) ʻгодʼ; 3) ʻвозрастʼ и годный² ʻгодный, нужныйʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 57] (по мнению П.Я. Черных, эти слова восходят к общеславянскому *godъ, причем старшее значение слова годный – ʻподходящий по времени, своевременныйʼ [Черных 2: 199]); г) случаи словообразовательной омонимии – 49 омогрупп, например: главникъ¹ ʻубийцаʼ и главникъ² ʻоглавление; список, перечень чего-л.ʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 24]; д) пары случайно совпавших в написании и звучании слов, имею-щих разный морфемный состав, – 10 омогрупп, например: гривенный¹ – прил. к грива (грив- + -енн-) и гривенный² (гривьньный) – прил. к гривна – 1) ʻметаллическое украшение (или знак отличия), которое носилось на шееʼ; 2) ʻвесовая и денежная единицаʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 135] (гривен- + -н-).

73 омогруппы появились в результате различных фонетико-графи-ческих изменений в материальном облике слов: замены звуков (боровъ¹ – 1) ʻборовʼ; 2) ʻбаран; мелкий рогатый скотʼ; 3) ʻтушаʼ и боровъ² – то же, что буравъ ʻбуравʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 294]), выпадения звуков (веска¹ ʻдере-вушка, небольшое селениеʼ и веска² – то же, что вѣстка ʻизвестие, уведомлениеʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 113]), вставки звуков (голубецъ¹ ʻголубая краскаʼ и голубецъ² – 1) ʻларец для хранения священных предметов (ковчег)ʼ; 2) ʻчасть церковного помещения, служащая усыпальницейʼ; 3) ʻподземный резервуарʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 69] (второе из этих слов возникло в результате трансформации слова голбецъ – 1) ʻпристройка или ларь у русской печиʼ; 2) ʻпод-вальная часть церковного здания, использующаяся как помещение для хранения товаровʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 60]), усечения звуков в начале или конце слова (вертъ¹ – то же, что вертепъ в значениях ʻсклеп, гробницаʼ и ʻсадʼ и вертъ² ʻмелкая монетаʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 97]), отвердения согласных (закалати¹ ʻзакалывать, убиватьʼ и закалати² – то же, что закаляти – несов. к закалити ʻзакалитьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 208]), смягчения согласных (гусарь¹ – то же, что гусаръ ʻгусарʼ и гусарь² ʻтот, кто пасет гусейʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 160]), озвончения согласных (дубленый¹ ʻдубленыйʼ и дубленый² – то же, что дупленый – 1) ʻпустой внутри, полыйʼ; 2) ʻимеющий дупло (о дереве)ʼ; 3) ʻдолбленыйʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 369]), оглушения согласных (душка¹ – уменьш. к душа и душка² – то же, что дужка ʻрукоятка в форме дугиʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 391-392]) и т. д.

В значениях членов 38 омогрупп имеются общие семы, что позволяет говорить о возникновении этих омонимов в результате распада структуры полисемичных слов. В русском языке XI-XVII вв. были представлены различные типы образования новых значений, расходившихся далее до самостоятельных лексем: метафорический перенос (грабити¹ ʻграбитьʼ и грабити² ʻсгребать, собиратьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 113]), метонимический перенос (дернъ¹ ʻдернʼ и дернъ² ʻприсягаʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 229]: перенос названия М. Фасмер объясняет «обычаем класть кусок дерна на голову при принесении присяги» [Фасмер 1: 504], а П.Я. Черных – «обычаем возложения дерна на голову при передаче земли в вечное владение новому владельцу» [Черных 1: 244]), функциональный перенос (банникъ¹ – то же, что банщикъ ʻслужитель при бане; содержатель или хозяин баниʼ и банникъ² ʻспециальная щетка для чистки ствола пушекʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 70]).

14 омогрупп образовались в результате заимствования иноязычных слов, например: гранатъ¹ – 1) ʻгранат (дерево и плод)ʼ; 2) ʻдрагоценный камень, гранатʼ; 3) название сорта сукна и гранатъ², м. / граната, ж. – 1) ʻраз-рывной снарядʼ; 2) ʻартиллерийское орудие для стрельбы разрывными снарядамиʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 122] – слова заимствованы из латинского языка через немецкий [Фасмер 1: 452].

Описаны также омогруппы, возникшие комбинированными способами, спорные случаи и некоторые омонимы, заслуживающие особого упоминания.

В третьем разделе рассматриваются семантические и словообразовательные особенности лексикализованных форм мн. ч., находящихся в отношениях неполной лексической омонимии с существительными (вила ʻми-фическое существо в образе девы у славянских народовʼ и вилы ʻвилыʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 178]).

В четвертом разделе речь идет об исторической судьбе омогрупп, установленной по «Словарю современного русского литературного языка» и «Большому толковому словарю русского языка». Рассматриваются следующие явления: а) сохранение (все члены омогруппы сохранились без фонетико-графических изменений или претерпели одинаковые изменения) – 39 случаев, например: грохотъ¹ ʻшум, грохотʼ и грохотъ² ʻрешето, грохотʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 142]); б) замена (вместо исчезнувших членов омогруппы появились новые) – 6 случаев; возможны следующие разновидности замены: а) неполная замена – 4 случая, например: голь¹, ж. ʻголая ветка, сук (без листьев)ʼ и голь², м. ʻбедняк, нищийʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 71] (ср. совр. голь¹ – 1) ʻбедность, нищетаʼ; 2) ʻместность, лишенная растительностиʼ и голь² (устар.) ʻкитайская шелковая тканьʼ [ССРЛЯ 3: 248-249]); б) полная замена – 2 омогруппы, например: запускъ¹ ʻзаговеньеʼ и запускъ² ʻодин из способов бега лошадиʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 281] (ср. совр. запуск¹ – действие по глаг. запускать¹ ʻзаставлять подняться в воздухʼ и запуск² – действие по глаг. запускать² ʻоставлять без внимания, надзораʼ [ССРЛЯ 4: 821]); в) расширение (число членов омогруппы увеличилось: при полном сохранении добавились новые омонимы) – 3 случая (ср.: волчокъ¹ – уменьш. к волкъ ʻживотноеʼ и волчокъ² ʻюла (игрушка)ʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 14], в современном языке есть также слово волчок³ – уменьш. к волк² ʻмашина для приготовления торфяной подстилкиʼ [ССРЛЯ 2: 628]; г) сужение (некоторые из членов омогруппы исчезли из языка, а некоторые сохранились, оставшись омонимами) – 6 случаев, например: затопити¹ ʻразжечь топливо, затопитьʼ, затопити² – 1) ʻза-лить, покрыть водой, затопитьʼ; 2) ʻзаставить погрузиться в воду, потопитьʼ и затопити³ ʻзаваритьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 323]: в современном русском языке имеются лишь первые два омонима; д) разрушение (члены омогруппы перестали быть омонимами или исчезли все, кроме одного) – 156 случаев, например: достояние¹ – 1) ʻнаследие, наследственное имение; то, чем кто-л. владеетʼ; 2) ʻсостояние, положение, сан, достоинство, заслугиʼ и достояние² ʻстояниеʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 339] – в современном языке присутствует лишь первый член этой омогруппы; е) исчезновение (все члены омогруппы исчезли из языка) – 113 случаев, например: варовитый¹ ʻприготовленный на закваске из хмеляʼ и варовитый² ʻосмотрительный, благоразумныйʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 22]; ж) возникновение потенциальных омонимов (омонимы, имевшиеся в древнерусском языке, исчезли, а в современном русском языке присутствует слово, совпадающее с ними в фонетико-графическом оформлении, но обладающее совершенно иным значением, то есть способное при функционировании на одном историческом этапе быть их омонимом) – 7 случаев, например: блесна¹ – то же, что плесна – 1) ʻнижняя часть стопы, подошва, а также стопа вообщеʼ; 2) ʻследʼ и блесна² – название пищали [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 237], ср. совр. блесна ʻприманка в виде блестящего металлического овала или рыбы, применяемая при ловле крупной рыбы на крючокʼ [ССРЛЯ 1: 505].

В пятом разделе содержатся выводы.

Вторая глава «Другие типы омонимов в русском языке XI-XVII вв.» состоит из 7 разделов.

В первом разделе представлена внутрилексемная омоформия в парадигмах склонения существительных и прилагательных и спряжения глаголов. Показано, что омонимия форм у слов всех основных частей речи была распространена широко и в значительной мере связана с категорией двойственного числа.

Второй раздел посвящен описанию межлексемной омоформии в русском языке XI-XVII вв. Для удобства рассмотрения этого явления выделены два подтипа: омонимия аффиксов и конверсия. Омонимия аффиксов приводит к случайному совпадению форм, тогда как конверсия – переход слов из одной части речи в другую, следствием которого является изменение морфологической парадигмы. Таким образом, при широком понимании омоформии к ней следует отнести функциональные омонимы.

Проблема различения омонимии аффиксов и конверсии решается сопоставлением лексических значений слов: смысловая связь между значениями свидетельствует о конверсии, отсутствие же такой связи – о том, что совпадение вызвано омонимией аффиксов. Особый случай представляют собой названия букв (например, азъ¹ – название первой буквы славянского алфавита и азъ² ʻяʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 23] и т. д.): при таких совпадениях говорить о смысловых связях не приходится, так как названия букв не имеют лексических значений; тем не менее это особые случаи конверсии: названием буквы слово или словоформа становится потому, что начинается с нее.

Типы межлексемной омоформии были весьма разнообразны. В качестве основных следует назвать:

1) формы существительных, принадлежащих к разным типам склонения и имеющих омонимичные основы: елинъ ʻэллинʼ и елина ʻельʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 46];

2) омонимичные субстантивные и адъективные формы: существительное гнѣвъ и членная форма от гнѣвый ʻохваченный гневом, гневныйʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 41-43]; агатовъ¹ – Р. п. мн. ч. от агатъ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 20] и агатовъ² – прил. к агатъ;

3) формы аориста и повел. накл. 2 и 3 л. ед. ч. на -и, совпадающие:

а) с формами инфинитива: вымыти^1-4 – от вымытити ʻвзять в арендуʼ и вымыти⁵ – 1) ʻвымытьʼ; 2) ʻразмывая, подмывая, удалить, унестиʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 227];

б) с субстантивными формами на -и: богослови^1-4 – от богословити ʻпроповедовать учение церкви; славить Богаʼ, богослови⁵ – от богословъ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 266-267]; волгости^1-4 – от волгостити ʻувлажнятьʼ, волгости^5-12 – от волгость ʻвлажность, сыростьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 313];

в) с адъективными формами на -и: готови^1-4 – от готовити, гото- ви⁵ – от готовый [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 110-111];

4) формы аориста 2 и 3 л. ед. ч. на другие гласные, совпадающие:

а) с субстантивными формами на -а: вылома^1-2 – от выломати ʻвыло-матьʼ, вылома^3-5 – от выломъ ʻвывих, переломʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 219]; выдра^1-2 – от выдрати – 1) ʻс силой вырватьʼ; 2) ʻс трудом получитьʼ и выдра³ ʻвыдраʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 199];

б) с субстантивными формами на -ѣ: вдовѣ^1-2 – от вдовѣти и вдо- вѣ^3-6 – от вдова [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 37-38];

в) с формами 1 л. ед. ч. и субстантивными формами на -у: дерну^1-3 – от дернути, дерну^4-6 – от дернъ¹, дерну^7-9 – от дернъ² ʻприсягаʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 229];

г) с адъективными формами на -а: дарова^1-2 – от даровати, даро- ва^3-9 – от даровой – 1) ʻполученный даром, бесплатныйʼ; 2) ʻбесполезныйʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 173];

д) с адъективными формами на -у: грязну^1-3 – от грязнути – 1) ʻпо-гружаться; утопать, увязать в чем-л.ʼ; 2) ʻпогрязатьʼ, грязну^4-12 – от грязный – 1) ʻгрязный, покрытый грязьюʼ; 2) ʻиспачканный, нечистыйʼ; 3) ʻилистый, топкийʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 149-150];

е) с наречиями: довлѣ^1-2 – от довлѣти – 1) ʻхватить, быть достаточнымʼ; 2) ʻнадлежать, следоватьʼ, довлѣ ʻдовольно, достаточноʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 275-276];

5) формы аориста 1 л. ед. ч. и формы М. п. мн. ч. сущ. 2 скл.: глаголахъ¹ – от глаголати – 1) ʻговорить (произносить что-л. вслух)ʼ; 2) ʻназы-ватьʼ; 3) на кого ʻнаговаривать на кого-л.ʼ и глаголахъ² – от глаголъ ʻслово, речьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 25-26];

6) формы инфинитива, совпадавшие:

а) с субстантивными формами: гагати ʻкричать по-гусиному, гоготатьʼ и гагати – от гагатъ ʻчерный янтарь (особый вид каменного угля, богатого серой и водородом)ʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 5];

б) с адъективными формами: виновати¹ ʻбыть причиной чего-л.ʼ, виновати² – от виноватый – 1) ʻявляющийся причиной, источником чего-л.ʼ; 2) ʻвиновный в чем-л.; провинившийсяʼ; 3) ʻосужденный, признанный виновнымʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 183].

В большинстве случаев омонимичными оказывались формы однокоренных слов, случайные совпадения встречались значительно реже.

В русском языке рассматриваемого нами исторического периода были представлены различные виды конверсии:

1) субстантивация:

а) прилагательных: долгий – 1) ʻдлинныйʼ; 2) ʻпродолжительныйʼ; 3) ʻбольшой по размеруʼ, долгая – название денежной единицы и долгое ʻдли-наʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 296-298];

б) местоимений: етеръ¹ – 1) ʻнекий, некоторыйʼ; 2) ʻкто-то, кто-либоʼ и етеръ² ʻтоварищ, спутникʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 64];

в) причастий с суффиксом -л-: вѣяло¹ ʻлопатаʼ, вѣяло² от вѣяти – 1) ʻдуть (о ветре)ʼ; 2) ʻотделять на ветру зерно от мякины, веятьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 138];

г) форм повел. накл. глаголов: заворуй¹ ʻсмельчак, шалун, повеса; ловкий, хитрый человекʼ и заворуй^2-3 – от заворовати – 1) ʻнарушить обязательства по отношению к государю, господину; изменитьʼ; 2) ʻначать мятежные, противоправительственные действияʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 158-159];

д) некоторых других форм: есть^1-3 – форма 3 л. ед. ч. от быти, название буквы «Е» и существительное мужского рода есть ʻналичие, присутствие; то, что естьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 64];

2) адвербиализация:

а) субстантивных форм: досталь¹ ʻто, что осталось; последки, остатокʼ и досталь² – 1) ʻсовсемʼ; 2) ʻокончательноʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 333];

б) адъективных форм: вселично^1-2– от вселичный ʻразличный, всевозможныйʼ и вселично³ ʻвсемерно, всяческиʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 124];

в) форм числительных: девятью ʻдевять разʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 200]; десятью ʻдесятикратноʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 236];

3) предикативация и модализация адъективных форм на -о: досад- но^1-2 – от досадный – 1) ʻоскорбительный; вызывающий неудовольствие, досадуʼ; 2) ʻтягостныйʼ и досадно³, нареч. безл. в знач. сказ. ʻдосадноʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 327-328]; вѣстимо¹ – 1) безл. в знач. сказ. ʻизвестноʼ; 2) в знач. ввод. сл. ʻконечно, понятно, разумеетсяʼ, вѣстимо^2-3 – от вѣстимый ʻизвест-ныйʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 117];

4) переход различных самостоятельных частей речи в служебные: акъ¹, акый (ацый) – 1) относительное местоимение; 2) неопределенное местоимение (ср. совр. какой), акъ², союз ʻкакʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 25].

В третьем разделе прослеживается историческая судьба омоформ. Специфика ее описания обусловлена существенным различием между лексическими омонимами и омоформами: лексические омонимы имеют разные лексические значения (грамматические свойства у них чаще всего совпадают), главный же признак омоформ – разные грамматические характеристики (даже при одинаковом лексическом значении). Поэтому, говоря об исторической судьбе омоформ древнерусского языка, следует решить вопрос о сохранении в языке или исчезновении из него не слов, образовывавших омонимичные формы, а самих форм.

Современная система грамматических форм в русском языке отличается от описываемой нами не только составом грамматических категорий (например, в современном русском языке не представлены аорист и двойственное число, которые являлись едва ли не основными источниками омоформии в русском языке XI-XVII вв.), но и флексиями, которые служат средствами их выражения: например, формы императива не могут совпадать с формами И. п. мн. ч. сущ. 1 скл. м. р., так как субстантивное окончание -и сменилось бывшим окончанием винительного падежа -ы (др.-рус. вози¹ – вози², но совр. вози – возы).

Если большинство типов омоформии (преимущественно в сфере субстантивных и адъективных форм и наречий) сохранилось, то все типы, связанные с формами аориста, исчезли. Возможно также видоизменение типов омоформии: так как инфинитив в современном русском языке заканчивается чаще на -ь, чем на -и, он совпадает с начальной формой сущ. ж. р. с нулевым окончанием, а не с формами, имеющими окончание -и: знать – знать и т. п.

В четвертом разделе приводятся рассуждения об омографии. Для удобства описания омографы разделены на два типа: 1) омографы омонимного характера – слова одной части речи, у которых все формы совпадают в написании и различаются только местом ударения (зáмок – замóк, пáрить – парѝть; 2) омографы омоформного характера – случайно совпадающие на письме формы слов одной или разных частей речи (стрéлок – стрелóк, сó-рок – сорóк) [Шанский 1972: 42]. При выяснении места ударения в словах учитывались данные не только «Словаря современного русского языка» и «Большого толкового словаря русского языка», но и «Словаря русского языка XVIII в.» (выпуски 1-8), «Словаря живого великорусского языка» В.И. Даля (т. 1), «Акцентологического словаря XIV века» В.Е. Ушакова, «Словаря русских народных говоров» (выпуски 1-11). Одинаковые по написанию слова, которые могут быть идентифицированы либо как лексические омонимы, либо как омографы, обозначаются здесь термином гиперомографы, созданным по аналогии с терминами гиперфонема, гиперлексема и пр. В нашем исследовании омографами признавались лишь гиперомографы, однозначно идентифицируемые в качестве омографов, то есть слова, для которых можно с большой степенью точности установить, что ударение в них в эпоху создания исследуемых нами текстов стояло на разных слогах. Например, из членов омогруппы багоръ¹ – 1) ʻбагровый цветʼ; 2) ʻткань багрового цвета; одежда из этой тканиʼ; 3) ʻбагряница, порфираʼ и багоръ² – 1) ʻбагорʼ; 2) ʻметалличес-кий наконечник баграʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 63] первый восходит к старославянскому багръ (бáгоръ) ʻпурпур, пурпурная раковинаʼ [Фасмер 1: 103], ʻкрасная краскаʼ [Федорова, Щеглова 2007: 33], ʻтемно-красный цветʼ [Преображенский 1958: 11(49)], а второй дан не только в «Этимологическом словаре русского языка» М. Фасмера, но и в «Словаре русского языка XVIII в.» с ударением на втором слоге [Фасмер 1: 102], [СлРЯ XVIII в. 1: 125]. Если же весомых оснований для вывода об омографии не обнаруживалось или наблюдалась вариативность ударения, вопрос условно решался в пользу лексических омонимов.

В пятом разделе проводится анализ происхождения и исторической судьбы омографов омонимного характера. Из 5 томов словаря было извлечено 57 омогрупп: 30 глагольных, 22 субстантивных и 5 адъективных.

Большинство из них (39 из 57) возникло в результате словообразовательных процессов. В рамках этого явления выделяются следующие типы графических совпадений: однокоренные слова (25 случаев): вытягáти¹ ʻвы-тягиватьʼ и вытягати² ʻотсудить, отобрать судомʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 270]; слова, образованные от омонимичных корневых морфов (12 случаев): до-рожѝти – 1) ʻназначать высокую цену за что-л.ʼ; 2) чем ʻдорожить чем-л., относиться бережно, внимательноʼ (от дорогой) и дорóжити ʻделать желобки (на досках)ʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 325] (от дорога); слова, имеющие различное морфемное членение (3 случая): вóинство¹ – 1) ʻвоенные силы, войскоʼ; 2) ʻвоенные действияʼ (от вой¹ – 1) мн. ʻвоиныʼ; 2) ед. ʻвойскоʼ: (вой + + -инъ) + -ств-о) и воѝнство² ʻповторение; постоянствоʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 308] (от воину, въину ʻвечно, постоянноʼ: (во- + -ин-) + -ств-о). Среди однокоренных омографов преобладают глаголы (17 из 24 омогрупп), причем 5 из них представляют собой видовые пары: вырѣзати¹ – 1) ʻвынуть, отрезавʼ; 2) ʻсделать посредством резьбыʼ и вырѣзáти² – несов. к вырѣзати¹₂ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 242].

10 омогрупп возникли вследствие различных фонетических изменений в облике слов: бóлдырь¹ ʻчеловек, родители которого принадлежат к раз-ным национальностямʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 278] (Фасмер сравнивает это слово с калмыцким baldr ʻублюдок, незаконнорожденныйʼ [Фасмер 1: 187]) и болдырь² (булдырь) ʻплохо построенный и отдельно от других стоящий домʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 1: 323] (это слово Фасмер возводит к чувашскому peldδǝr ʻшалаш, летняя кухняʼ, pǝl ʻдеревянный дымоходʼ [Фасмер 1: 238]).

Происхождение остальных 7 омогрупп установить затруднительно, так как в их состав входят так называемые темные в этимологическом отношении слова.

Историческая судьба омографов омонимного характера описана при помощи тех же терминов, что и судьба лексических омонимов: сохранение (17 случаев): запастѝ¹ ʻзапасти, приготовитьʼ и запáсти² – 1) ʻлечь, спрятавшись, залечь (в укрытии)ʼ; 2) ʻобвалиться, рухнуть (о постройке)ʼ; 3) ʻбыть засыпанным, заваленным чем-л. падающимʼ; 4) ʻзайти, скрыться; погаснуть (о небесных светилах)ʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 260]; неполная замена (2 случая): зáпахъ¹ ʻзапахʼ и запáхъ² ʻзапашка, вспашкаʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 5: 260]: в современном языке омографом первого из данных слов является запáх ʻза-ход одной полы платья на другуюʼ [Большой толковый словарь русского язы-ка 2008: 336]; разрушение (26 случаев): доитѝ¹ – 1) ʻдойти, попасть куда-л.ʼ; 2) ʻприйти, наступить (о времени, сроке)ʼ; 3) ʻдостигнуть чего-л.ʼ; 4) безл. с отрицанием ʻпоступить в качестве доходаʼ; 5) безл. ʻприйтись, довестись, случитьсяʼ и доѝти² – 1) ʻкормить грудьюʼ; 2) ʻдоитьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 289-290]; исчезновение (9 случаев): завóдца¹, м. ʻтот, кто заводит, устраивает что-л.ʼ и зáводца², ж. – уменьш. к заводь – 1) ʻзаводьʼ; 2) ʻзаливʼ; 3) ʻрод рыболовного закола из кольев и плетняʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 155]; расширение (2 случая): выметáти¹ – 1) ʻотбрасывать, отметатьʼ; 2) ʻпреждевременно рожатьʼ и выметати² – 1) ʻвыбросить в несколько приемовʼ; 2) ʻотделить, выделитьʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 222]; в «Большом толковом словаре русского языка» под редакцией С.А. Кузнецова приведены слова выметать¹ – 1) ʻот-ложить икру для воспроизведения потомстваʼ; 2) ʻвыпустить наружу (побег, росток, соцветие и т. п.)ʼ и выметать² ʻобшить особым швом, отметитьʼ, а также выметáть – несов. к вымести ʻподметая, удалить, убрать; очистить от сора, мусораʼ [Большой толковый словарь русского языка 2008: 175]; появление потенциального омографа (1 случай): вылáзити¹ – несов. к вылѣз- ти – 1) ʻвыйтиʼ; 2) ʻсделать вылазкуʼ; 3) ʻприйти, явиться (о свидетелях)ʼ и вылазити² (мѣдъ, борть) ʻвырезать и выкрасть содержимое бортиʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 3: 216] (ср. современное вылазить ʻоблазить какое-л. место со всех сторонʼ [ССРЛЯ 2: 1090]; омографов в литературном языке данный глагол не имеет).

В шестом разделе описывается система омографов омоформного характера и определяются их исторические изменения.

Омографы омоформного характера были менее распространены в русском языке XI-XVII вв., чем омоформы, причем наборы грамматических форм часто совпадали. Появление омографов омоформного характера было обусловлено омонимией флексий. Первоначально упомянутые формы были омонимичными, а впоследствии стали произноситься с ударением на разных слогах (о повышении функциональной нагрузки ударения как о явлении, характерном для восточного типа акцентной эволюции, который лежит в основе современной литературной акцентуации, пишет А.А. Зализняк [Зализняк 1985: 371]). Омография омоформного характера – явление не столь древнее, как омонимия форм.

Порядок описания омографов омоформного характера в диссертационном исследовании аналогичен порядку описания омоформ.

В седьмом разделе формулируются выводы о явлениях, смежных с лексической омонимией. В системе омоформ были широко распространены многочленные омокомплекты, возникшие в результате омонимизации флексий. Основу омоформии в русском языке в рассматриваемый нами период составляли собственно древнерусские формы, прежде всего формы дв. ч. существительных, прилагательных и глаголов, а также глагольные формы аориста 2 и 3 л. ед. ч., совпадавшие с самыми разными словоформами (порой несколькими сразу).

В ходе развития русского языка трансформировались средства выражения количественных и временных отношений. Главные причины этой трансформации связаны с развитием представлений о прошедшем времени и множественности. Однако результаты нашего исследования дают основания предположить, что одной из причин исчезновения категорий аориста и двойственного числа из грамматической системы русского языка явилась омонимия (и омография) форм.

Омография была распространена в русском языке XI-XVII вв. меньше, чем лексическая омонимия и омоформия. Это может объясняться тем, что омография слов и форм – явление исторически более новое, чем лексическая омонимия и омоформия, и в рассматриваемый период оно только складывалось на базе омонимичных слов и форм.

Третья глава «Речевая омонимия в деловых памятниках» состоит из 10 разделов.

В первом разделе определяется понятие речевой омонимии и соотношение этого явления с омонимией системно-языковой. Под речевой омонимией понимается возможность двоякой интерпретации предложений (и более сложных отрезков текста). В современной лингвистике признано, что «примеры тождества обозначающих при различии обозначаемых обнаруживаются на всех уровнях языковой системы, начиная с... морфем и кончая предложениями» [Кобозева 2007: 35]. Однако общепринятого термина для обозначения двусмысленности предложений не существует.

Выделены следующие факторы омонимизации текста: а) омонимы разных типов: На столе лежит наряд – 1) ʻодеждаʼ, 2) ʻдокументʼ (лексические омонимы); Прекратилась публикация данных опросов общественного мнения [Лаптева 2003: 71] – 1) ʻинформации, собранной посредством опросовʼ, 2) ʻупомянутых опросовʼ (омоформы); б) местоимения с неясной отнесенностью: Хозяйка поставила чайник на самовар, наполнив его водой – 1) ʻнаполнив водой самоварʼ, 2) ʻнаполнив водой чайникʼ; в) двусмысленность синтаксических связей: Еще до вселения в квартиру Ивановой Петров поссорился с братом – 1) ʻИванова вселилась в квартируʼ, 2) ʻПетров все-лился в квартиру Ивановойʼ [Колесников 1981: 18], то есть словоформа Ивановой может быть отнесена как к форме (до) вселения, так и к форме (в) квар-тиру; г) непроясненность грамматического значения отдельных словоформ: Сейчас в Москве... проходит выставка художественной фотографии Литвы [Лаптева 2003: 272] – имеются в виду либо работы литовских фотографов, либо фотографические изображения Литвы; д) смысловая неясность высказывания в целом: Европа хочет дружить с Россией, но не открывать ей свой рынок [Лаптева 2003: 207] – 1) ʻдружить, а не открывать свой рынокʼ, 2) ʻдружить и при этом не открывать свой рынокʼ. Итак, системно-языковая омонимия не является единственным источником омонимии речевой.

Во втором разделе анализируется речевая омонимия, обусловленная особенностями орфографической и пунктуационной системы: Иродъ же, се слышавъ, посла, рекъ: «Избийте младенца сущая 2 лѣт» [Повесть временных лет 1996: 47]; Они же, шедше, избиша младенца [Повесть временных лет 1996: 47]. И общий смысл контекста, и форма мн. ч. сущая, согласующаяся с формой младенца, указывают на то, что речь идет об избиении не одного младенца, а многих. Совпадение же формы В. п. мн. ч. с формой В. п. ед. ч. может объясняться путаницей в написании окончания: в тексте стоит младенца (или младенця) вместо положенного младенцѣ.

В третьем разделе освещается омонимия, вызванная двусмысленностью прочтения слова и словоформы: Генваря в 20 день колмогорец Богдан Миронов Котельников приехал на лошаде... А недельную медь не продал, с тою медью и с рожью и с крупою весною сплыл к Колмогорам на Кириловских судах [Таможенные книги 1: 32] – может подразумеваться как весная крупа (вѣсный товаръ – ʻпродаваемый на весʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 2: 115]), так и отплытие весной, тем более что в записи говорится об уплате Богданом Котельниковым амбарного за 12 недель, а истечение этого срока, начинающегося с 20 января, приходится на 14 апреля.

Четвертый раздел содержит описание двусмысленности частей речи (омонимии категориального значения): Аще кто до клюцарѧ ласкавъ || и възметь что любо ѿ него [Закон Судный людем 1961: 38] – неразличение адъективной формы и частицы любо: 1) ʻвозьмет что-либо, что-нибудьʼ; 2) ʻвозьмет то, что ему понравитсяʼ.

В пятом разделе говорится о фактах двусмысленности лексического значения: отняли де есте у них пожни на реке на Шексне в Чюровских в Суд-бицах и покосили де вы есте сильно [АСВР 2: 184]; да ту, г(осподи)не, Качевинскую розсѣчь посѣял ѡвсом силно [АСВР 2: 193]; посекли у нас лѣс манастырьскои силно, да и р[о]жью посеяли [АСВР 2: 329] – в этих случаях мож-но предположить употребление наречия как в значении ʻсильно, очень, весьма, в большой степениʼ, так и в значении ʻсамоуправно, своевольно, незаконноʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 24: 142] (речь идет о самовольном распоряжении чужими угодьями). Там же приведены контексты, где возможна двоякая трактовка имен собственных: Пустошь Гриши Филина: пашни перелогомъ худые земли 30 четьи въ полѣ [Писцовыя книги XVI в. 1: 4]; Филинъ здесь – скорее фамильное прозвание, чем индивидуальное прозвище.

В шестом разделе рассказывается о двусмысленности отнесения местоимения (омонимии референциального значения): И гостиной сотни Калина Ревякин товар у него, Дмитрея, взял, а сказал, что это его товар. Платил пошлин с продажи и с купли по 8 д. с рубля, анбарного 7 д., приезду 8 ал. 2 д., и всего 4 р. 9 ал. 3 д. [Таможенные книги 1: 72]. Местоимение его может указывать как на Дмитрия Иванова, так и на Калину Ревякина. Если бы Калина Ревякин назвал товар своим, авторам таможенной книги не могло бы быть известно о принадлежности товара Дмитрию Иванову.

В седьмом разделе исследуется двусмысленность пространственной ориентации синтаксических элементов и связей: Аще кто | дасть другу сребро· или и|ное что скрыти· а оукраде|ть его кто изъ дому его [Закон Судный людем 1961: 41] – 1) ʻукрадет из его домаʼ, 2) ʻкто-нибудь из его домаʼ. Более вероятен первый вариант: важна не личность вора, а сам факт похищения вверенного имущества.

В восьмом разделе описаны случаи двусмысленности синтаксического значения словоформ: А дал есми Серку на той земли два рубля да пополнка овцю [АСВР 2: 19] – омонимия объектного и обстоятельственного значения: 1) ʻнаходясь на той землеʼ, 2) ʻза ту землюʼ. Разумеется, объект покупки имеет гораздо большее значение, чем место передачи денег.

В девятом разделе перечислены разновидности омонимии, не препятствующей пониманию смысла контекста: А ωт пути и ωт ямы и ωт елеи болотом кладены грани к Медвѣжью мху [АСВР 2: 208] – употреблена форма И. п. мн. ч. от гранъ или грань ʻзнак (владельческий, межевой, порубежный), высекаемый на какой-л. поверхностиʼ [CлРЯ XI-XVII вв. 4: 121-122], то есть от одного из морфологических вариантов.

В десятом разделе суммируются наблюдения над случаями речевой омонимии, представленными в памятниках деловой письменности.

В Заключении подводятся итоги исследования и намечаются перспективы дальнейшего изучения омонимии на историческом материале.

Приложение представляет собой указатель анализируемых слов.

Основные положения исследования отражены в публикациях:

1. Шелкова И.А. Системная омонимия в русском языке XI-XVII вв. // IV Международный конгресс исследователей русского языка «Русский язык: исторические судьбы и современность»: Труды и материалы. М., 2010. С. 338.

2. Шелкова И.А. Проблема разграничения омографов и лексических омонимов в русском языке XI-XVII вв. // Материалы Всероссийской научной конференции молодых исследователей, посвященной Дню славянской письменности и культуры. Коломна, 2010. С. 155-163.

3. Шелкова И.А. История омогруппы голубецъ^1-2 // Русский язык за рубежом. № 3 / 2010 (220). С. 83-91.

4. Шелкова И.А. История омогруппы еловецъ^1-2 // Слово и текст в культурном сознании эпохи: Сб. научных трудов. Часть 4. Вологда, 2010. С. 92-96.

5. Шелкова И.А. Омогруппа дѣль в русских диалектах // Современная славистика и научное наследие С.Б. Бернштейна. Сб. тезисов. М., 2011. С. 194-196.

6. Шелкова И.А. Лексико-семантическое словообразование в русском языке XI-XVII вв. // Материалы Третьей всероссийской научной конференции молодых исследователей, посвященной Дню славянской письменности и культуры. Коломна: МГОСГИ, 2011. С. 248-256.

7. Шелкова И.А. О трудностях восприятия древнерусских текстов // Русская речь. № 4 / 2011. С. 80-86.