А. А. Батнер государственный обвинитель

Вид материалаДокументы
Рыков. Однажды я пришел на квартиру к Бухарину, у него сидел неизвестный мне человек, который после моего прихода ушел. Вышински
Рыков. Да. Вышинский.
Рыков. Я не в курсе этого дела, но, по-видимому, знал. Вышинский.
Рыков. Да. Вышинский
Рыков. Повторяю, я не могу ручаться за абсолютную точность моей памяти. Но я эпизод помню буквально так, что... Вышинский.
Рыков. Это значит, что наибольшая одиозность с точки зрения политической заключается в том, что мы хотели чужими руками сделать.
Рыков. Я уже сказал, что для меня теоретического террора не существует. Вышинский.
Бухарин Вышинский
Комендант суда.
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   63

Вышинский. О терроре, да?

Рыков. По вопросу о терроре тоже трудно установить такую совершенно точную грань, скажем 5 числа такого-то месяца и такого-то года. Нарастание террористических настроений началось еще до 1930 года, насколько мне известно. Они имели отражение на Радина, который был близок ко мне. Приблизительно в 1932 году оформилось наше положительное отношение к применению террора, как метода борьбы за власть, причем это нашло свое выражение и на практике. Я не представляю себе теоретического террора. Когда люди говорят о терроре, то это чисто практическая вещь. Нельзя заниматься теорией • террора без практики. Как только были приняты установки, сейчас же начались соответствующие организационные и практические выводы из этого, то есть создался целый ряд террористических групп. Я лично давал целый ряд террористических директив, кроме людей близких мне, как Нестеров, Радин, целому ряду других. Я передавал эти директивы и националистическим организациям, говорил по вопросу о терроре с участниками пан-тюркистской и белорусской националистической организации, и скоро террористические установки с соответствующими выводами были широко приняты. У меня кроме этих разговоров по этому поводу были и другие. Нестеров затем сообщил, что на Урале, в Свердловске была по моим указаниям создана организация.

В позднейшее время, в 1935 году, я имел разговор террористического характера с Котовым, руководящим членом московской организации правых. Приблизительно в 1934 году я дал указание своей бывшей секретарше Артеменко о наблюдении за прохождением правительственных машин.

Предприняты были и другими членами нашей контрреволюционной организации аналогичные же меры. Но мы не выносили решения ни одного раза о том, что должен быть убит тот или иной член правительства. Такого решения центра организации правых не было вынесено, но работа заключалась в том, чтобы подготовить такое отношение к террору и такое состояние террористических кадров, что когда центр такое решение вынесет, чтобы это решение было бы приведено в исполнение.

В этот же период по вопросу о терроре была установлена связь с эсером Семеновым через Бухарина. Я лично Семенова не знал. Бухарин сказал, что через Семенова он готовит покушение на Сталина. Потом мы, насколько помню, обсуждали вопрос о связи с эсерами по этой линии, и связь эта была установлена через Бухарина, который имел наиболее прочные связи. Я имел разговор такого же террористического характера и с Белобородовым при поездке на курорт на Северный Кавказ. Это было приблизительно в 1934 году.

Вышинский (обращается к суду). Разрешите остановиться на роли Семенова.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Подсудимый Рыков, откуда вам известно о связи Бухарина с этим эсером-террористом Семеновым?

Рыков. Со слов Бухарина, который говорил, что он был связан с Семеновым со времени эсеровского процесса, в связи с покушением на Ленина; на этом процессе, как известно, Бухарин выступил защитником Семенова.

Вышинский. Бухарин выступил защитником Семенова?

Рыков. Да.

Вышинский. А вы не имели случая видеть Семенова у Бухарина?

Рыков. Однажды я пришел на квартиру к Бухарину, у него сидел неизвестный мне человек, который после моего прихода ушел.

Вышинский. Когда вы говорили об этом, вы как раз имели в виду Семенова?

Рыков. Да.

Вышинский. Бухарин вам говорил, что это тот Семенов, который организовывал покушение на Сталина?

Рыков. Он ли организовывал, не могу сказать.

Вышинский. Вы были в курсе организации этого покушения?

Рыков. Я не в курсе этого дела, но, по-видимому, знал.

Вышинский. На предварительном следствии вы говорили, почему я вас об этом и спрашиваю, что “в 1932 или в начале 1933 года я, придя к Бухарину, застал у него неизвестного человека, который вскоре ушел. После его ухода Бухарин сообщил мне. что это тот Семенов, которого он знает со времени процесса эсеров, которого он защищал (то, что вы сейчас показали) — и далее он сообщил, что эсеры готовят покушение на Сталина и Кагановича. Я и Бухарин с удовлетворением приняли это сообщение, так как исполнение его облегчило бы контрреволюционную деятельность правых”. Этот эпизод вы подтверждаете?

Рыков. Да.

Вышинский (обращаясь к суду). Позвольте спросить обвиняемого Бухарина.

Обвиняемый Бухарин, вы это подтверждаете?

Бухарин. В основном подтверждаю, но тут есть целый ряд...

Вышинский. Разрешите по порядку.

Бухарин. Но я хотел уточнить...

Вышинский. Подсудимый Бухарин, я хочу вам объяснить, что вы будете иметь время уточнять и давать объяснения во время вашего допроса. Теперь я вас спрашиваю по вопросу, который связан с другим обвиняемым. Правильно ли говорит подсудимый Рыков, что в 1932—1933 годах он застал у вас человека, которого вы назвали Семеновым?

Бухарин. Возможно. Точно не помню, видел ли он Семенова и произошла ли эта сцена...

Вышинский. Но вы с Семеновым были связаны?

Бухарин. Да, я был связан. В курсе этой связи был и Рыков с моих собственных слов. Было ли это в той форме...

Вышинский. Это не важно. Мне сейчас важно установить, у вас была связь с эсеровским террористом Семеновым?

Бухарин. Правильно, но Семенов был член партии.

Вышинский. Вы тоже были членом партии.

Бухарин. Я Семенова...

Вышинский. Вы его защищали?

Бухарин. Да.

Вышинский. Вы, будучи не только членом Коммунистической партии. но членом ЦК, организовывали террористические акты против руководителей партии?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Поэтому то, что Семенов формально был членом Коммунистической партии, ничего не меняет. Вы с ним были связаны как с коммунистом или как с эсером?

Бухарин. Я с ним был связан, не думаю, как с эсером, а как с террористом, который сочувствует правым.

Вышинский. Поэтому нечего возвращаться к тому, что он был членом Коммунистической партии.

Бухарин. Я не хотел уменьшить своей вины, а хотел отяготить свою вину.

Вышинский. Я не хочу отягощать вины, я говорю о фактах. У вас была связь с Семеновым—эсером-боевиком, связь по террористической линии?

Бухарин. Началось не по террористической линии.

Вышинский. Я не говорю о том, с чего началось, а говорю—в это время.

Бухарин. А в это время была по террористической линии.

Вышинский. Вы тогда знали от Семенова, что готовится покушение на товарищей Сталина и Кагановича?

Бухарин. Нет, Рыков не точно передает. Тут дело обстояло так. Семенов сообщил: у него есть связь с различными эсеровскими террористическими группами, и так как он знает о настроениях среди правых контрреволюционных организаций по линии террора, то он предложил использовать эти связи.

Вышинский. Для чего?

Бухарин. Для террористической работы.

Вышинский. Для какой?

Бухарин. Для террористической работы против руководства партии.

Вышинский. То есть?

Бухарин. Там был назван ряд членов Политбюро.

Вышинский. В том числе?

Бухарин. В том числе Сталин и Каганович.

Вышинский. Значит, у вас с Семеновым были в 1932 году разговоры о том, что следует организовать покушение на товарища?

Бухарин. Я не говорил, что следует, я говорю, что было.

Вышинский. Я говорю, что в 1932 году у вас был разговор о том, что готовилось покушение на товарища Сталина и товарища Кагановича.

Бухарин. Если такую формулировку давать, то это придает совершенно конкретный характер.

Вышинский. Очень конкретный.

Бухарин. Тогда шла речь относительно террористических актов против руководящих деятелей партии.

Вышинский. Теоретический был разговор?

Бухарин. Нет, организация групп есть не теоретический разговор.

Вышинский. О чем же был разговор?

Бухарин. Разговор был о террористических планах, об организации подготовки и реализации этого плана против членов Политбюро.

Вышинский. В том числе?

Бухарин. В том числе против Сталина и Кагановича.

Вышинский. Это же вполне конкретно.

Бухарин. Вполне конкретно. Я хотел расшифровать и сказать так, как это соответствует точно действительности.

Вышинский. Я прошу суд разрешить мне огласить показания подсудимого Бухарина на предварительном следствии.

Председательствующий. Пожалуйста.

Вышинский. Лист дела 105—106. При допросе вас, подсудимый Бухарин, Прокурором Союза 1 декабря вы показывали: “Я хочу показать правду и заявляю, что предложение это (раньше шла речь о предложении Семенова) было мною доложено на совещании центра, и мы решили поручить Семенову организацию террористических групп”.

Бухарин. Да.

Вышинский. Это правильно?

Бухарин. Правильно.

Вышинский. Это как раз относится к 1932 году?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Значит, в 1932 году вы Семенову поручали по решению центра правых организацию террористической группы. Так это или нет?

Бухарин. Так.

Вышинский. Для чего вы ему поручили организовать террористическую группу?

Бухарин. Для совершения террористических актов.

Вышинский. Против кого?

Бухарин. Против членов Политбюро.

Вышинский. В том числе?

Бухарин. В том числе и против Сталина.

Вышинский. Следовательно, можно сказать, что центр правых решил в 1932 году осуществить террористические акты против членов Политбюро, в том числе против товарища Сталина и товарища Кагановича, и поручил это осуществить Семенову? Это так?

Бухарин. В смысле линии это так.

Вышинский. Да или нет?

Бухарин. Но это не значит, что вся машина была поставлена и был дан сигнал.

Вышинский. Мы знаем, как машины эти ставятся и как они действуют.

Бухарин. В целях уточнения я это говорю.

Вышинский. Вот мы сейчас и уточнили. Садитесь. Продолжайте, подсудимый Рыков.

Рыков. Повторяю, я не могу ручаться за абсолютную точность моей памяти. Но я эпизод помню буквально так, что...

Вышинский. Что вы приняли с удовлетворением это сообщение Бухарина Семенову, или Семенова Бухарину, или и Семенова, и Бухарина?

Рыков. Это значит, что наибольшая одиозность с точки зрения политической заключается в том, что мы хотели чужими руками сделать...

Вышинский. Что сделать?

Рыков. Произвести террористические акты.

Вышинский. Это конкретно было или только теоретически?

Рыков. Я уже сказал, что для меня теоретического террора не существует.

Вышинский. Я тоже так понимаю.

Рыков. Но решения, чтобы в таком-то году убить того или другого члена Политбюро или правительства—такого решения центр не принимал. Он принял такие меры, которые в случае вынесения такого решения давали бы возможность...

Вышинский. В том и другом случае дело шло об использовании эсеровских террористов для покушения на товарища Сталина и товарища Кагановича?

Рыков. Да, я понял дело так. И тут у меня оказывается разногласие с Бухариным. Я думал, что Семенов, состоя в другой организации, это организует. Тот же вариант, который изложен Бухариным, что я поручал Семенову создать какую-то специальную террористическую организацию, я в первый раз слышу.

Бухарин. Это очень просто...

Вышинский. Очень просто.

Бухарин. Это весьма понятно. Понятность заключается в том, что я говорю: я не опровергаю Рыкова, когда он говорит, что он встретил у меня Семенова. Он мог встретить. Но ведь не в этом существо дела. Мог Семенов ему сказать, мог я ему сказать, мог сперва Семенов ему сказать, а потом я, мы могли это оба сказать. Факт заключается в том, что Семенов сделал предложение, это предложение стало известно не только мне, но и другим тогдашним моим единомышленникам по преступным действиям, и они согласились. Я совершенно согласен с Рыковым, что тут есть элемент еще более одиозный — чтобы чужими эсеровскими руками сделать, — это совершенно понятно. Но я говорю, что была налицо, конечно, несомненная попытка использования эсеровских террористических сил для преступно-изменнической борьбы против руководства партии. Так как я был связан с Семеновым, то в данном случае, несомненно, инициатива принадлежала мне. Я этой моей инициативности в данном казусе ни в коем случае ни ослабить, ни в той или другой форме обелить, уменьшить — не могу.

Вышинский. Значит, инициатива была ваша?

Бухарин. Кажется, Семенов мне предложил, но по отношению к правым моим единомышленникам...

Вышинский. По отношению к Томскому и Рыкову?

Бухарин. Да, здесь я проявил инициативу.

Вышинский. А с Семеновым чья была инициатива?

Бухарин. Я не помню, может быть, моя. Я во всяком случае этого не отрицаю.

Вышинский. Так, может быть, в этом была ваша, подсудимый Бухарин, инициатива организации террористического акта против товарища Сталина?

Бухарин. Это я признал. Но суть дела заключается в том, и я хочу подчеркнуть этот момент, что моя эта инициатива не исключает того, что в данном случае Семенов получил согласие моих двух единомышленников. Я еще раз подчеркиваю, что это не исключает моей инициативной роли в этом деле, а наоборот...

Вышинский. Позвольте мне констатировать, что у вас, у Бухарина, как члена центра правой подпольной организации была подпольная конспиративная связь с эсеровским террористом, который вместе с вами подготовлял организацию покушения на товарища Сталина и других членов Политбюро, причем эта подготовка террористических актов шла с ведома и одобрения центра правых, в том числе Томского и Рыкова.

Бухарин

Вышинский (обращаясь к Рыкову). Рыков с этим согласен?

Рыков. Да.

Вышинский. Значит, здесь никаких разногласий нет?

Бухарин. Я хотел бы подчеркнуть, что инициатива этого дела лежит на моих плечах.

Вышинский. Инициатива ваша перед Рыковым и Томским?

Бухарин. Совершенно верно.

Вышинский. Значит, здесь сошлись линии — эсеровская и бухаринская?

Бухарин. Возможно и это.

Вышинский. Вопросов у меня пока нет.

Председательствующий. Объявляется перерыв на 20 минут.

***

Комендант суда. Суд идет, прошу встать.

Председательствующий. Садитесь. Продолжаем допрос подсудимого Рыкова.

Товарищ Прокурор, у вас есть еще вопросы?

Вышинский. Да, конечно (обращаясь к Рыкову). Мы разобрали часть ваших преступлений. Закончили мы, примерно, 1933 годом.

Рыков. Конец этого периода совпадает с ликвидацией кулачества. В связи с этим правые потеряли свою последнюю социальную базу — кулачество. И последующий период характеризуется созданием исключительно заговорщического типа организаций и применением самых острых методов борьбы против партии и правительства. Сюда, в частности, относится одна из попыток, которая была сделана, — это подготовка “дворцового переворота”.

Вышинский. К какому времени это относится?

Рыков. Этот план ставил себе целью арест членов правительства в связи с насильственным переворотом, произведенным заговорщической организацией при помощи специальной организации, созданной для осуществления этого переворота. Эта мысль, поскольку я помню, среди правых возникла в 1933—1934 годах, когда она начала носить более или менее оформленный характер. Но также как по отношению к террору, когда отдельные террористические высказывания были до того, как террор был принят центром правой организации, — точно так же по вопросу о “дворцовом перевороте” отдельные члены правой организации высказывались в пользу такого метода заговорщической деятельности до того, как центр правых оформил эту мысль и пытался ее осуществить. Это имело место, в частности, в отношении ко мне, когда ко мне в 1930 году пришел один из членов организации правых с уже готовым, разработанным планом “дворцового переворота”, с планом ареста правительства при помощи небольшой подготовленной вооруженной силы. В тот период я еще не говорил об этом ни с Томским, ни с Бухариным. Этот вопрос встал в 1933 году. Опорой для осуществления этого контрреволюционного плана явился Енукидзе, который вступил в качестве активного члена в организацию правых в 1933 году. Большую роль играл Ягода, который возглавлял ГПУ. Вот эти исходные линии, которые давали возможность приступить к организации плана переворота. Вернее, впоследствии правый центр вместе с Енукидзе и Томским от времени к времени информировал меня о ходе подготовки и осуществления этого. Неважно, в каком месяце это было, я помню, первая информация была о группе кремлевских работников и особенно тут фигурировали Ягода, Петерсон, Горбачев, Егоров; я имею в виду не начальника штаба, не знаю, что он теперь делает, а Егорова — начальника кремлевской военной школы. Эти три фамилии, которые играли большую роль в внутрикремлевской жизни, которые командовали школой и всем хозяйством в Кремле. Несколько раз Томский мне сообщал о привлечении через этих лиц — Енукидзе и Егорова — группы военных работников во главе с Тухачевским, которые тоже были подготовлены к этому плану и ведут в этом направлении работу. Он называл фамилии: Уборевича, был назван Корк. Вот основа отношений, которые давали возможность осуществления или, во всяком случае, попытки осуществления плана с точки зрения нанесения действительного вреда, внутреннего вреда, кроме сношения с заграницей. Реальная попытка не удалась, но она могла нанести очень серьезную рану социалистической свободе.

Я не могу сказать о деталях этой работы, это была очень конспиративная работа. Была создана группа с участием очень влиятельных людей — военная группа. Эта группа, с точки зрения подпольной, работала независимо от остальных подпольных группировок, она была единственной.

Стал вопрос, как согласовать силы контрреволюции для осуществления “дворцового переворота”. Был создан центр для этой задачи с привлечением туда троцкистов и зиновьевцев: Каменева, Пятакова, затем Енукидзе, туда вошли также я, Бухарин и Томский. Мы должны были скомпактовать все силы вокруг этого центра. Причем с этим центром была связана военная группа Тухачевского и группа Ягоды.

В 1934 году уже обсуждалась возможность тактического использования этой организации в связи с предстоящим XVII партсъездом. Я не помню точно, по указанию ли Томского или, может быть, по указанию Енукидзе, был поставлен вопрос, чтобы осуществить этот переворот во время XVII партсъезда, когда соберутся все ответственные работники и одновременно с виднейшими членами правительства можно будет подвергнуть аресту тех виднейших работников республик и областей, которые могли бы сопротивляться перевороту. Но этот план был отвергнут. Мне кажется, кроме Томского, едва ли нашелся еще сторонник этого плана. Что побудило отвергнуть? Ясно, что главнейшей причиной тут являлось то, что положение в стране не делало ни в какой степени вероятным какой-нибудь успех. Сплоченность партии, популярность правительства, отсутствие какого-нибудь недовольства в стране, конечно, делали такого рода попытки совершенно авантюристскими, совершенно никчемными, и это послужило причиной отвержения этого плана. А организация сама по себе осталась. Это предложение в свое время обсуждалось, хотя, повторяю, всеми, в том числе и мною, было отвергнуто. За него был только Томский. Это подтверждение обвинительного акта, в частности тех статей, которые говорят об этом, как об одном из крупнейших контрреволюционных мероприятий. В связи с этим же необходимо перейти к первому абзацу обвинительного акта — ставка на поражение и помощь международной буржуазии. Это все относится, во всяком случае, в главнейшей своей части, к периоду, последующему за 1933 г., в соответствии с тем идеологическим, политическим и деловым направлением, которое могло только объясняться потерей последнего базиса в стране. Люди, которые упорствуют в своей контрреволюционной борьбе, прибегают к тем мерам, к тем способам, к тем союзникам, которые в последующий уже за 1933 годом период у нас были. Это — о сношениях “центра” с немецкими фашистами. Естественно, что в этом вопросе мы, и лично я, старались несколько смягчить свои показания, потому что это очень скверная вещь.

Мы изобразили дело так, что мы не обсуждали предварительно в центре эти сношения. Фактически дело обстояло так — инициатива была у Томского. Узнали я и Бухарин об этом после. Но все это формальные моменты, потому что все мы, я и Бухарин, мы ни на минуту не колебались по вопросу о том, что Томский сделал правильно; если бы он спросил, мы бы сказали: так нужно. Во всяком случае, без малейшего упрека к нему мы приступили к обсуждению результатов этого зондажа, как мы называли эти фактически изменнические переговоры, которые имели место. Что характерно в этих переговорах? Характерно то, что Карахан сообщил, что немецкие фашисты отнеслись, конечно, с полным благожелательством к возможности прихода власти правых и всячески будут это приветствовать... И в отношении своих военных действий против Союза, что они соглашаются на сотрудничество, мирное сожительство при определенных уступках хозяйственного порядка в виде концессий, льгот по внешней торговле и так далее, то есть то, что в свое время предлагал Бухарин, что с немцами можно сговориться с такого рода уступками без территориальных уступок. Он говорил, что немцы настаивают на том, чтобы национальным республикам было предоставлено право свободного выделения из системы Союза.