"Трилогия желания", книга вторая

Вид материалаКнига
49. Совет олимпийцев
Подобный материал:
1   ...   43   44   45   46   47   48   49   50   ...   61

его Стэкпол, укладывая в саквояж свои никому не нужные бумаги.

Каупервуд был необычайно любезен - он вызвал стенографистку, велел ей

узнать для мистера Стэкпола домашние адреса Бэйли и Кафрата, которые,

конечно, прекрасно знал, и, услужливо сообщив их посетителю, пожелал ему

на прощание всяческого успеха. Озабоченный маклер решил тотчас наведаться

не только к Бэйли и Кафрату, но и к Видера; однако, не успел Стэкпол

доехать до конторы Бэйли, как туда уже позвонил Каупервуд.

- Это вы, Бэйли? Я вот по какому поводу, - сказал он, когда в трубке

раздался голос лесопромышленника. - Тут у меня только что был Бенони

Стэкпол, знаете - банкирская контора "Хэлл и Стэкпол"?

- Да, да.

- Принес пятнадцать тысяч акций "Американской спички", номинальная

стоимость их - сто долларов, курс на сегодня - двести двадцать.

- Так.

- Он хочет заложить все или часть по сто пятьдесят.

- Так, так.

- Вы, вероятно, знаете, как обстоит дело с "Американской спичкой"?

- Нет, знаю только, что они здорово лезли вверх, кто-то усиленно играл

на повышение.

- Ну так слушайте. Скоро они покатятся вниз. "Американская спичка"

должна лопнуть.

- Так!

- Я хочу, чтобы вы дали этому господину ссуду в пятьсот тысяч долларов,

не больше чем по сто двадцать за акцию, а то и меньше; с остальными

посоветуйте ему обратиться к Кафрату или Видера.

- Да, но у меня сейчас нет таких денег. Шутка сказать, - полмиллиона! К

тому же вы говорите, что "Американская спичка" вот-вот лопнет.

- Я знаю, что у вас нет. Выпишете чек на Чикагское кредитное общество,

Эддисон уплатит. А бумаги пришлите ко мне и забудьте об этом деле. Об

остальном я позабочусь сам. Только ни в коем случае не упоминайте моего

имени и не показывайте виду, что вы заинтересованы в сделке. Давайте не

больше, чем по сто двадцать, слышите? А то и меньше. Вы узнаете мой голос?

- Конечно.

- Если у вас будет время, заезжайте потом ко мне, я бы хотел знать, чем

кончится ваш разговор.

- Хорошо, - коротко отвечал Бэйли.

Затем Каупервуд позвонил Кафрату и Видера, с которыми у него состоялась

примерно такая же беседа; не прошло и получаса, как все уже было

подготовлено к приему мистера Бенони Стэкпола. Ссуду ему дадут под все его

акции по сто двадцать долларов за штуку и ниже. Чеки будут выписаны сразу

и при этом на различные банки, а не только на Чикагское кредитное

общество. Он, Каупервуд, сам проследит за тем, чтобы по чекам уплатили без

задержки, вне зависимости от того, есть ли у Бэйли, Кафрата или Видера

деньги на текущем счету. Все заложенные акции он распорядился тотчас же

прислать к нему в контору. Затем, позаботившись о том, чтобы нигде не

произошло заминки, и уведомив банки, на которые должны были быть выписаны

чеки, что они гарантируются им самим или еще кем-нибудь, Каупервуд стал

спокойно дожидаться, когда его подручные принесут акции, которые он запрет

в свой личный сейф.


48. ПАНИКА


Четвертого августа тысяча восемьсот девяносто шестого года Чикаго, а за

ним и весь финансовый мир были ошеломлены известием о крахе Американского

спичечного треста, акции которого считались одной из самых устойчивых

ценностей на бирже, и банкротстве его учредителей - господ Хэлла и

Стэкпола: дефицит их исчислялся в двадцать миллионов долларов. Уже

накануне, в одиннадцать часов утра чикагские банкиры и маклеры почуяли

недоброе. Высокий курс, на котором искусственно поддерживались акции

"Американской спички", и нужда в наличных деньгах побуждали держателей

пачками выбрасывать эти бумаги на рынок в надежде реализовать их до того,

как они покатятся вниз. У серого, похожего на крепость здания биржи,

угрюмо возвышавшегося в конце Ла-Саль-стрит, царило лихорадочное

возбуждение - словно кто-то растревожил гигантский муравейник. Взад и

вперед с озабоченным видом сновали клерки, непонятно куда и зачем

торопились посыльные. Маклеры, распродавшие накануне весь имевшийся у них

запас "Американской спички", явились задолго до открытия биржи и

одновременно с ударом гонга вновь качали наперебой предлагать внушительные

партии по четыреста-пятьсот акций. Агенты Хэлла и Стэкпола, затертые в

самую гущу теснившейся, орущей толпы, покупали все, что предлагалось, по

курсу, который они надеялись поддержать. Сами Хэлл и Стэкпол беспрерывно

сносились по телефону и телеграфу не только с наиболее видными дельцами,

которых они втянули в эту спекуляцию, но также со своими клерками и

агентами на бирже. Естественно, что при создавшемся положении оба были

настроены весьма мрачно. Игра шла уже не плавно и гладко, как во времена

высокой конъюнктуры, и обоим джентльменам пришлось заниматься

всевозможными малоприятными и мелкими делами. Ибо здесь, как, впрочем,

всегда в жизни, широкий поток событий, попав в теснину обстоятельств,

бурлил и мельчал. Где раздобыть пятьдесят тысяч, чтобы уплатить за

свалившуюся на них очередную партию "Американской спички"? Это было все

равно, что пытаться голыми руками заделать непрестанно разрастающуюся

брешь в плотине, за которой бушуют разъяренные волны.

В одиннадцать часов мистер Финеас Хэлл встал из-за большого письменного

стола красного дерева и подошел к своему компаньону.

- Боюсь, Бен, - сказал он, - что нам не справиться. Мы стольким людям

здесь в Чикаго заложили наши акции, что теперь не узнаешь, кто выбросил их

на рынок. Но только руку даю на отсечение, что кто-то, не знаю только кто,

намеренно разоряет нас. Ты не думаешь, что это Каупервуд или кто-нибудь из

тех, кого он нам присватал?

Стэкпол, измученный тревогами последних недель, с трудом сдерживал

раздражение.

- Откуда мне знать, Финеас? - буркнул он и насупился размышляя. - Не

думаю. Мне казалось, что они не играют на бирже. А деньги мне так или

иначе надо было доставать. Сейчас ведь любой акционер может испугаться,

пустить свои акции в продажу, и тогда - пиши пропало. Да, дело дрянь!

И Стэкпол, уже в который раз за это утро, провел пальцем под тесным

воротничком и засучил рукава рубашки; стояла удушливая жара, и он, придя с

улицы, скинул сюртук и жилетку. В это мгновенье зазвонил телефон на столе

у Хэлла, соединенный с кабинкой агента фирмы на бирже. Хэлл подскочил к

аппарату и схватил трубку.

- Ну что у вас там? - спросил он сердито.

- Две тысячи акций "Американской" по двести двадцать. Брать?

Человек, который звонил Хэллу, в случае надобности подавал знак другому

служащему фирмы, стоявшему на галерее, которая опоясывала "шахту", или

главный зал фондовой биржи, а тот в свою очередь сигнализировал агенту

внизу. Таким образом, утвердительный или отрицательный ответ мистера Хэлла

почти мгновенно претворялся в биржевую сделку.

- Как быть? - спросил Хэлл у Стэкпола, прикрывая рукой трубку и еще

более зловеще, чем обычно, сощуривая правый глаз. - Еще две тысячи. И

откуда они только берутся?

- Это конец, - с трудом выдавил из себя Стэкпол. - Выше головы не

прыгнешь. Я вот что скажу: будем поддерживать курс двести двадцать до трех

часов дня. Потом подсчитаем наши ресурсы и долги. А тогда я постараюсь

что-нибудь придумать. Если банки нам не помогут и Арнил со всей своей

компанией захочет увильнуть, мы обанкротимся, вот и все. Но, не

попытавшись спасти свою шкуру, я не сдамся, черт побери! Пусть они не

помогают нам, но...

Мистер Стэкпол не знал, что, собственно, можно придумать, если Хэнд,

Шрайхарт, Мэррил и Арнил не пожелают еще раз рискнуть крупной суммой, но

выходил из себя при мысли, что эти господа даже пальцем не пошевельнут,

если они с Хэллом пойдут ко дну. Он опять переговорил с Кафратом, Видера и

Бэйли, но те остались непреклонны. Удрученный Стэкпол нахлобучил свою

широкополую соломенную шляпу и вышел на улицу. В тени было девяносто шесть

градусов по Фаренгейту. От асфальта мостовой и тротуаров шел сухой жар,

как в турецкой бане. Ни дуновенья ветерка. Белесо-голубое небо словно

выгорело от зноя, и залитые солнцем стены высоких зданий слепили глаза.

Мистер Хэнд в своей конторе, занимавшей чуть ли не весь седьмой этаж в

Рукери-билдинг, изнемогал от жары и тягостных мыслей. Человек отнюдь не

такой уж скупой или скаредный, он тем не менее из всех земных бед

болезненнее всего переживал свои финансовые неудачи. Слишком часто

приходилось ему видеть, как сильных и неглупых людей из-за какой-нибудь

случайности или просчета, словно ненужный хлам, выбрасывали на свалку.

После измены жены Хэнд почти ничем не интересовался, кроме умножения

своего капитала, состоявшего из акций и облигаций полусотни всевозможных

компаний. И все эти компании должны были давать, давать, давать непрерывно

возрастающий доход, - все до единой. Даже мысль, что какая-нибудь из них

может потерпеть крах или ввести его в убыток, вызывала в Хэнде почти

физическое чувство беспокойства и неудовлетворенности, нечто похожее на

душевную и нравственную тошноту, которую он испытывал до тех пор, пока

трудность не была, наконец, преодолена. Хэнд не умел мириться с неудачами.

Между тем положение с "Американской спичкой" становилось настолько

угрожающим, что могло хоть кого привести в отчаяние. Не говоря уже о

пятнадцати тысячах акций, которые господа Хэлл и Стэкпол в самом начале

отложили для себя, Хэнд, Арнил, Шрайхарт и Мэррил приобрели каждый по пяти

тысяч акций из расчета сорок долларов за штуку, затем для поддержания

курса вынуждены были купить еще примерно столько же по цене уже от ста

двадцати до двухсот двадцати долларов, причем большая часть была куплена

по двести двадцать. Сам Хэнд попался почти на полтора миллиона, и

немудрено, что у него на сердце скребли кошки. В пятьдесят семь лет

человек, привыкший к постоянному успеху в делах и славящийся своим

безошибочным коммерческим нюхом, поневоле начинает бояться неудач или

ударов судьбы. Всякий промах может вызвать нежелательные толки о

притуплении способностей, об отсутствии прежней хватки. Итак, в этот

жаркий августовский день Хэнд, укрывшись у себя в кабинете, сидел в

глубоком резном кресле красного дерева и предавался невеселым

размышлениям. Еще сегодня утром, предвидя неминуемое падение курса, он

готов был выбросить свои акции на биржу, но тут ему позвонили Арнил и

Шрайхарт, которые предложили собраться и обсудить положение, прежде чем

что-либо предпринимать. Нет, завтра при любых условиях, если только

Стэкпол и Хэлл не придумают способа поддержать курс без его участия, он

выйдет из игры и покончит со всей этой историей. Хэнд обдумывал, как лучше

это устроить, когда явился Стэкпол - бледный, расстроенный, потный.

- Ну, мистер Хэнд, - проговорил он устало, - я сделал все, что в моих

силах. До сих пор Хэлл и я поддерживали курс. Вы ведь знаете, что

произошло сегодня утром на бирже между десятью и одиннадцатью. Наша

песенка спета. Мы отдали последний доллар и заложили последнюю акцию. И

мое состояние и состояние Хэлла ушло на это все без остатка. Кто-то из

неизвестных нам акционеров, а может быть и целая группа, выбивает почву у

нас из-под ног. Четырнадцать тысяч акций с десяти утра! Что тут можно

добавить? Мы ничего больше сделать не в состоянии, если только вы, мистер

Арнил, и другие не согласитесь пойти на большие жертвы, чем шли до сих

пор. Если бы вы могли между собой договориться и взять еще пятнадцать

тысяч акций...

Стэкпол замолчал, ибо мистер Хэнд внушительно поднял толстый

указательный палец.

- Хватит, - произнес он строго. - Всему есть предел. Я лично не рискну

больше ни одним долларом. Лучше выброшу все свои акции на рынок и возьму

за них что дадут. Я уверен, что и Арнил и другие думают совершенно так же.

Предпочитая действовать наверняка, Хэнд заложил почти все свои акции в

различных банках, чтобы освободить деньги для других операций, и никогда

бы не посмел выбросить их разом на рынок, хотя бы уже потому, что должен

был оплатить банкам ту сумму, по которой бумаги были приняты в заклад. Но

припугнуть Стэкпола не мешало.

Стэкпол тупо уставился на мистера Хэнда.

- Что ж, - сказал он, - тогда мне остается только вывесить на дверях

конторы объявление. Мы купили четырнадцать тысяч акций, поддержали курс,

но платить за них нам нечем. Если банки или какой-нибудь маклер нас не

выручат, мы прогорели.

Хэнд сразу понял, что если Стэкпол выполнит свое намерение, он потеряет

свои полтора миллиона, и заколебался.

- Вы были во всех банках? - осведомился он. - Что вам сказал Лоренс из

"Прери-Нейшнл"?

- Все они в таком же положении, как и вы, - с ожесточением отвечал

Стэкпол. - Не хотят и не могут ничего больше взять. Во всем виновата эта

проклятая агитация за свободную чеканку серебра. Бумаги вполне надежные.

Через несколько месяцев они себя оправдают. Это несомненно.

- Вы так полагаете? - кисло заметил мистер Хэнд. - Все зависит от того,

что будет в ноябре (он имел в виду предстоящие президентские выборы).

- Да, я знаю, - вздохнул мистер Стэкпол, убеждаясь, что ему

противостоит не теория, а весьма конкретное обстоятельство. И, сжав

здоровенный кулачище, воскликнул: - Черт бы побрал этого проходимца!

(Стэкпол подразумевал "апостола серебра".) Все это из-за него! Ну, раз

ничего нельзя сделать, так я, пожалуй, пойду. Попытаюсь все-таки заложить

кому-нибудь акции, которые мы сегодня купили. Если мы получим за них по

сто двадцать долларов, это все-таки хоть что-то.

- Совершенно справедливо, - отвечал Хэнд. - Желаю вам успеха. Но я

лично бросаться деньгами больше не могу. Почему бы вам не сходить к

Шрайхарту или Арнилу? Я с ними говорил, положение у них примерно такое же,

как у меня, но если они согласны обсудить вопрос, то и я не прочь. Сейчас

я, правда, не вижу еще никакого выхода, но, может быть, все вместе мы и

найдем способ предотвратить завтрашнее избиение. Не знаю. Если, конечно,

курс не упадет катастрофически.

Мистер Хэнд думал о том, что, быть может, удастся заставить Хэлла и

Стэкпола отдать все оставшиеся у них акции по пятидесяти или даже по

сорока центов за доллар. Тогда, если банки примут в заклад эти бумаги у

него, Шрайхарта и Арнила и продержат какое-то время, пока не представится

возможность более или менее выгодно продать их, они возместят хоть часть

своих убытков. Надо думать, что местные банки все же побоятся ослушаться

приказа "могущественной четверки" и уж как-нибудь поднатужатся и изыщут

средства. Но как все это устроить? Вот вопрос.


Шрайхарт так упорно и настойчиво расспрашивал Стэкпола, когда тот

явился к нему, что в конце концов выпытал у него правду относительно его

визита к Каупервуду. У Шрайхарта самого рыльце было в пушку, ибо в этот

самый день, тайком от своих компаньонов, он сбыл на бирже две тысячи акций

"Американской спички". Вполне естественно, что ему хотелось узнать,

подозревают ли об этом Стэкпол и другие участники соглашения. Потому-то он

и подверг Стэкпола самому тщательному допросу, а тот, лишь бы достичь

своей цели, охотно во всем покаялся. По его мнению, то обстоятельство, что

ни один из "четверки" палец о палец не ударил, чтобы его выручить, служило

ему достаточным оправданием.

- Почему же вы пошли к нему? - воскликнул Шрайхарт, изображая на лице

изумление и досаду, которые он если и чувствовал, то совсем по другому

поводу. - Ведь мы с самого начала договорились: Каупервуда ни при каких

условиях к этому делу не привлекать. С таким же успехом вы могли

обратиться за помощью к дьяволу. - В то же время он думал про себя: "Как

это кстати!" Поступок Стэкпола мог служить не только ширмой для его,

Шрайхарта, хитроумной сегодняшней махинации, но, если на то будет воля

"четверки", и превосходным предлогом, чтобы развязаться с попавшими в беду

господами Хэллом и Стэкполом.

- Дело в том, что в прошлый четверг у меня было на руках пятнадцать

тысяч акций и надо было достать под них деньги, - несколько смущенно и

вместе с тем вызывающе отвечал Стэкпол. - Ни вы, ни Хэнд, ни Арнил не

пожелали эти акции взять. О банках и говорить нечего. Я на всякий случай

позвонил Рэмбо, и он направил меня к Каупервуду.

В действительности Стэкпол отправился к Каупервуду по собственному

почину, но сейчас это маленькое отклонение от истины представлялось ему

необходимым.

- Рэмбо! - фыркнул Шрайхарт. - Приспешник Каупервуда, как и все

остальные. Вот уж нашли к кому обратиться. Ну, теперь я прекрасно понимаю,

откуда взялись эти акции. Каупервуд или его приятели предали нас. Этого

следовало ожидать. Он нас ненавидит. Так вы говорите, что исчерпали все

возможности? И ничего больше не можете придумать?

- Ничего, - уныло отвечал Стэкпол.

- Плохо. Вы, конечно, поступили весьма опрометчиво, обратившись к

Каупервуду. Но посмотрим, нельзя ли еще как-нибудь помочь делу.

У Шрайхарта, как и у Хэнда, был план: заставить Хэлла и Стэкпола отдать

за бесценок все свои акции банкам. Тогда, с помощью некоторого нажима,

можно будет убедить банки продержать бумаги, которые он сам, Хэнд и другие

заложили у них, до тех пор, пока трест не будет реорганизован на новых,

более доходных началах. В то же время Шрайхарт злился, что Каупервуд,

благодаря счастливому стечению обстоятельств, опять, по-видимому, сорвал

огромный куш. В том, что произошло сегодня на бирже, несомненно замешан

этот тип. Как только Стэкпол ушел, Шрайхарт позвонил Хэнду и Арнилу и

предложил встретиться, а через час все трое вместе с Мэррилом уже сидели в

кабинете Арнила, обсуждая неприятную новость. К концу дня этих

джентльменов стало все больше и больше одолевать беспокойство. Не то чтобы

убытки, связанные с крахом "Американской спички", грозили кому-нибудь из

них разорением, но неблагоприятное впечатление от такого грандиозного

банкротства - в двадцать миллионов долларов, тень, которую оно могло

набросить на их доброе имя и славу Чикаго как финансового центра, - вот

что их пугало и заставляло призадуматься. И вдобавок, на этом еще нажился

Каупервуд. Хэнд и Арнил выругались сквозь зубы, узнав о трюке Каупервуда,

а Мэррил, как всегда, подивился его ловкости. Он поневоле любовался этим

человеком.

Кто не гордится родным городом! Среди членов всякой преуспевающей

общины мало найдется людей, в груди которых не теплилось бы это чувство, и

чаще всего оно проявляется именно в трудную минуту. Четверо собравшихся

джентльменов не составляли в этом смысле исключения. Шрайхарт, Хэнд, Арнил

и Мэррил принимали близко к сердцу и добрую славу Чикаго и свою репутацию

солидных дельцов в глазах финансистов Восточных штатов. Самолюбие их

страдало при мысли, что созданный ими крупнейший трест, не уступающий по

размаху тем гигантам, что возникали в Нью-Йорке и некоторых других

городах, постигнет безвременная кончина. Финансовый мир Чикаго должен быть

по возможности избавлен от такого позора. Поэтому, когда явился

разгоряченный и взволнованный Шрайхарт и подробно рассказал все, что узнал

от Стэкпола, его выслушали с напряженным вниманием.

Был шестой час, солнце еще палило вовсю, но стены зданий на

противоположной стороне улицы уже окрасились в прохладный серый цвет, а

местами на них легли черные пятна тени. В комнату врывался городской шум:

пронзительные голоса мальчишек-газетчиков, продававших экстренный выпуск,

шаги спешивших домой пешеходов, резкие звонки трамваев - трамваев

Каупервуда.

- Вот что я вам скажу, - произнес в заключение Шрайхарт. - Мы слишком

долго терпели этого негодяя и его вмешательство в ваши дела. Разумеется,

ни Хэлл, ни Стэкпол не имели никакого права к нему обращаться. Они и себя

и нас поставили под удар, который и не замедлил на нас обрушиться. -

Мистер Шрайхарт в своем праведном гневе был язвителен, холоден, неумолим.

- Но всякий состоятельный человек нашего круга, - продолжал он, - конечно,

счел бы своим долгом предварительно переговорить с нами, предоставив нам

или по крайней мере нашим банкам возможность выкупить эти бумаги. Нам

пошли бы навстречу, щадя доброе имя Чикаго. При теперешнем положении дел

Каупервуд не имел морального права выбрасывать эти акции на рынок. Он

прекрасно знал, что повлечет за собой крах "Американской спички".

Пострадает чуть ли не весь город, но какое до этого дело Каупервуду.

Мистер Стэкпол уверяет, что у него была твердая договоренность с

Каупервудом, или, вернее, с теми лицами, которые действовали по его

поручению, что ни одна акция "Американской спички" из этой партии не

попадет на рынок. А я беру на себя смелость утверждать, что в настоящую

минуту в сейфах этих господ не осталось ни одной акции. Я в какой-то мере

готов еще извинить беднягу Стэкпола, он действительно находился в очень

затруднительном положении. Но для мошеннической проделки Каупервуда нет и

не может быть никаких оправданий. Это грабитель с большой дороги, как я с

самого начала и говорил. И нам следует подумать о том, чтобы положить

конец его карьере здесь, в Чикаго.

Мистер Шрайхарт вытянул толстые ноги, поправил мягкий отложной

воротничок и провел рукой по коротким, жестким усам, в которых уже

пробивалась седина. В его черных глазах горела непримиримая ненависть к

Каупервуду.

И тут Арнил, казалось бы без всякой связи с предыдущим, спросил:

- А знает ли кто-нибудь из вас, каково финансовое положение Каупервуда

в настоящее время? Всем нам известно о его Северо-Западной надземной

дороге и дороге на Лейк-стрит. Кроме того, я слышал, что он строит себе

дом в Нью-Йорке, - это тоже должно стоить ему немало. Чикагский

центральный банк предоставлял ему в разное время ссуды общей сложностью

тысяч на четыреста. Но кому он еще должен?

- Он должен "Прери-Нейшнл" двести тысяч, - поспешил сообщить Шрайхарт.

- Я слышал и о других займах, но не помню сейчас, кто его кредитовал.

Мистер Мэррил, большой дипломат, изысканный и щеголеватый, словно

парижанин, беспокойно заерзал в кресле и поглядел на своих собеседников

хитрым, но отнюдь не свидетельствовавшим о воинственных намерениях

взглядом. Хотя у него тоже имелся зуб против Каупервуда - тот в свое время

отказался провести свою дорогу мимо магазина Мэррила, - он с интересом

наблюдал за успехами этого дельца, и ему претила мысль участвовать в

каком-то заговоре против него. Однако, поскольку он уже присутствовал на

этом совещании, отмалчиваться было неловко.

- Мой финансовый агент, мистер Хилл, не так давно ссудил мистеру

Каупервуду несколько сот тысяч, - произнес он, наконец, довольно

нерешительно. - Вероятно, у него есть немало и других долгов.

Мистер Хэнд нетерпеливо пошевелился.

- Каупервуд и Третьему национальному и "Лейк-Сити" должен столько же,

если не больше, - сказал он. - Я знаю, где он взял еще полмиллиона

долларов, о которых здесь никто не упоминал: у полковника Баллингера

двести тысяч и столько же у Энтони Иуэра. Потом в

Торгово-скотопромышленном банке никак не меньше ста пятидесяти тысяч.

Арнил тут же прикинул в уме, что Каупервуд, таким образом, задолжал по

онкольным ссудам примерно три миллиона.

- Это еще не все данные, - сказал он веско и неторопливо. - Нам следует

переговорить сегодня вечером с председателями правлений наших банков и

дополнить картину. Я не хочу проявлять жестокость по отношению к кому бы

то ни было, но наше собственное положение очень серьезно. Если мы не

примем неотложных мер, "Хэлл и Стэкпол" завтра обанкротятся. Все мы,

конечно, в долгу у наших банков, и наша святая обязанность по мере сил

помочь им. В какой-то степени здесь затронута честь Чикаго и его репутация

крупного финансового центра. Как я уже говорил мистеру Стэкполу и мистеру

Хэллу, я лично в это дело больше ничего вложить не могу. Вероятно, и вы

находитесь в таком же положении. В настоящих условиях мы можем только

рассчитывать на банки, а они, по-видимому, выдали так много ссуд под

ценные бумаги, что теперь сами испытывают финансовые затруднения. Во

всяком случае так обстоит дело с "Лейк-Сити-Нейшнл" и кредитным обществом

"Дуглас".

- Так обстоит дело почти со всеми банками, - вставил Хэнд.

Шрайхарт и Мэррил кивнули, подтверждая его слова.

- Насколько я знаю, у нас нет никаких обязательств в отношении мистера

Каупервуда, - продолжал Арнил после краткой, но многозначительной паузы. -

Как справедливо указал сегодня мистер Шрайхарт, он пользуется любым

случаем, чтобы навредить нам. По-видимому, он еще не сумел вернуть банкам

ссуды, о которых здесь упоминалось. Почему бы не востребовать их сейчас?

Это укрепит местные банки, и тогда они, вероятно, смогут прийти нам на

помощь. Впрочем, Каупервуд в настоящее время вряд ли в состоянии погасить

свою задолженность.

Мистер Арнил лично не чувствовал к Каупервуду особой неприязни. Но

Хэнд, Мэррил и Шрайхарт были его друзьями и видели в нем главу финансовых

кругов города. Возвышение Каупервуда, его наполеоновские замашки ставили

под угрозу престиж Арнила. Он говорил, ни на кого не глядя, и усиленно

барабанил пальцами по столу. Остальные трое, не сводя с него глаз,

напряженно слушали, прекрасно понимая, куда он клонит.

- Блестящая, поистине блестящая мысль! - воскликнул Шрайхарт. - Я за

любое предложение, которое позволит нам избавиться от этого субъекта. Как

говорится, нет худа без добра. Если бы не создавшаяся теперь обстановка,

неизвестно, сколько бы нам еще пришлось его терпеть. И во всяком случае

требование о возврате ссуд поможет нам справиться с затруднениями.

- Я считаю эту меру правильной, - заметил Хэнд. - На таких условиях я

готов поддержать "Хэлла и Стэкпола".

- Я тоже не возражаю, - сказал Мэррил. - Мне только кажется, - добавил

он, - что любое наше решение должно быть предано широкой гласности.

- Что ж, давайте пригласим сюда банкиров, - предложил Шрайхарт, -

узнаем точно, сколько и кому должен Каупервуд и какие потребуются суммы на

то, чтобы поддержать "Хэлла и Стэкпола". Вот тогда мы и поставим

Каупервуда обо всем в известность.

Хэнд утвердительно кивнул и поглядел на свои большие, безвкусно

гравированные золотые часы.

- Я думаю, - сказал он, - что мы, наконец, нашли выход из положения.

Предлагаю также вызвать Кандиша и Крамера (он имел в виду председателя и

секретаря фондовой биржи), а также Симса из кредитного общества "Дуглас",

тогда мы быстро выясним положение.

Решено было собраться в библиотеке Арнила. Зазвонили телефоны, полетели

телеграммы, во все стороны помчались рассыльные. Сателлиты четырех

финансовых светил и сторожевые псы местных казначейств созывались, чтобы

приложить руку к этому принятому втайне решению, ибо никто не сомневался,

что они не посмеют ослушаться.


49. СОВЕТ ОЛИМПИЙЦЕВ


В восемь часов вечера, когда должно было состояться совещание, весь

финансовый мир Чикаго пришел в великое волнение. Шутка ли - сами господа

Хэнд, Шрайхарт, Мэррил и Арнил забили тревогу! Ровно в половине восьмого

зацокали подковы, и элегантные, нарядные экипажи, звеня упряжью, стали

подъезжать к солидным особнякам, чтобы доставить оттуда к дому мистера

Арнила председателя или по меньшей мере члена правления того или иного

банка, спешащих на зов могущественной четверки. Такие видные горожане, как

Сэмюэл Блэкмен, бывший председатель правления старой Чикагской газовой, а

ныне член правления банка "Прери-Нейшнл"; Хадсон Бейкер, бывший

председатель Западной газовой компании, ныне член правления Чикагского

центрального банка; Ормонд Рикетс, издатель "Кроникл" и член правления

кредитного общества "Дуглас"; Уолтер Райзем Коттон, когда-то крупный

комиссионер, ныне директор многочисленных и разнообразных предприятий, -

все направлялись к вышеозначенной резиденции. То была внушительная

процессия серьезных, торжественных, глубокомысленных и спесивых

джентльменов, чрезвычайно озабоченных тем, какое впечатление произведет их

появление и вид на всех прочих. Надо признаться, что никто так не кичится

внешними проявлениями богатства, как тот, кто недавно это богатство

приобрел. Новоявленные богачи, олицетворяющие собой силу капитала и

почитающие себя столпами общества, прилагают все усилия к тому, чтобы

внушить к себе почтение хотя бы своими манерами и осанкой, если они не

располагают для этого никакими другими средствами. Итак, душным летним

вечером все вышепоименованные лица и многие другие, числом до тридцати, с

важным видом подкатили в своих экипажах к большому комфортабельному

особняку мистера Тимоти Арнила. Сам хозяин еще не прибыл и не мог

встретить гостей; точно так же не появлялись еще господа Шрайхарт, Хэнд и

Мэррил. Столь могущественным особам, быть может, и не подобало в подобных

случаях лично приветствовать своих подданных. В это время каждый из них

еще находился у себя в конторе и продумывал заключительные детали

совместно разработанного плана, который надлежало преподнести собравшимся

как некое внезапное озарение. Пока что гости были предоставлены сами себе.

К их услугам имелись вина и разные прохладительные напитки, но им, по

правде говоря, было не до того. Вешалка для шляп пустовала; собравшиеся

почему-то предпочитали держать свои головные уборы при себе. Вся эта

компания, рассевшаяся на покрытых чехлами стульях, расставленных вдоль

обшитых деревянными панелями стен, представляла собой довольно пестрое и

небезынтересное зрелище. Стэкпол и Хэлл, для гальванизации чьих трупов и

было созвано это высокоторжественное собрание, не присутствовали в зале

заседания, но находились в другой части дома, откуда их в любую минуту

можно было вызвать, если бы потребовался их совет или разъяснения. Надутые

и важные, похожие на старых сов, сидели здесь те, что почитались самыми

блестящими финансовыми умами города, сидели в тревожном предчувствии

надвигавшегося на них краха. До появления мистера Арнила слышался лишь

сдержанный гул голосов - шел обмен последними слухами.

- Да не может быть!

- Неужели даже до того дошло?

- Я знал, что дела у них пошатнулись, но чтобы до такой степени! Кто бы

мог подумать?

- Какая удача, что мы не держали их акций! (Это можно было услышать из

уст весьма немногих счастливцев.)

- Да, положение серьезно.

- Что и говорить!

- Ну и дела!

И ни слова осуждения по адресу господ Хэнда и Шрайхарта или Арнила и

Мэррила, хотя всем и каждому было известно, какую роль они во всем этом

сыграли. Тем не менее почему-то считалось, что эти джентльмены -

благодетели, созвавшие совещание не для того, чтобы спасти свои карманы, а

с единственной целью помочь ближним в тяжелую минуту. То и дело слышалось:

- Мистер Хэнд? О, это замечательный человек, замечательный!

Или:

- Мистер Шрайхарт? О, это голова, да, да, это голова!

Или:

- Уж будьте спокойны, эти люди не допустят никаких серьезных финансовых

потрясений в нашем городе.

И тут же один шептал на ухо другому, что по наущению кое-кого из этой

четверки многие банки стоят сейчас перед угрозой потери очень крупных сумм

наличными или в бумагах. Впрочем, слух о том, что Каупервуд со своей

шайкой пытается извлечь какую-то выгоду из создавшегося положения и что он

вообще причастен к этому делу, еще не достиг ничьих ушей. Пока еще нет.

Ровно в половине девятого, с видом крайне непринужденным и

неофициальным, в зале появился мистер Арнил, а вслед за ним, по очереди, -

Хэнд, Шрайхарт и Мэррил. Один потирал руки, другой прикладывал ко лбу

платок, но все четверо старались в этих щекотливых обстоятельствах придать

себе как можно более уверенный и беспечный вид. Среди присутствующих

нашлось немало добрых друзей и знакомых, с которыми надо было обменяться

приветствиями, справиться о здоровье жены и детей. Мистер Арнил с

пальмовым листом вместо веера в руке, в чесучовом костюме и белой шелковой

сорочке в бледно-лиловую полоску, был вполне свеж и бодр. В его массивной

шее и мощном торсе было что-то отечески-успокоительное, что-то надежное и

патриархальное. На круглой блестящей лысине мелкими бисеринками серебрился

пот. Мистер Шрайхарт, напротив, несмотря на жару, был сух, прям, тверд и

словно вытесан из большого куска какого-то темного сучковатого дерева.

Мистер Хэнд, дородностью и телосложением весьма напоминавший мистера

Арнила, но еще более грузный и еще более внушительный, облекся ради такого

случая в синий саржевый пиджак и клетчатые брюки кричащей, почти

легкомысленной расцветки. Его багровое, апоплектическое лицо было серьезно

и вместе с тем сияло воодушевлением, словно он хотел сказать: "Мои дорогие

чада! Вам предстоит тяжкое испытание, но мы сделаем все, что в наших

силах, дабы его облегчить". Мистер Мэррил хранил надменный и

лениво-скучающий вид - в той мере, в какой это допустимо для столь

крупного коммерсанта. Двое-трое из присутствующих удостоились легкого

пожатия его бледной, прохладной руки, остальным пришлось удовольствоваться

молчаливым кивком или улыбкой. На долю мистера Арнила, как самого видного

и богатого из граждан Чикаго, выпала честь (со всеобщего единодушного

согласия) занять монументальное председательское кресло, стоявшее во главе

стола.

По залу пробежал шепот, когда мистер Арнил, после настоятельного

приглашения со стороны мистера Шрайхарта, прошел вперед и занял

вышеупомянутое кресло. Все прочие великие мужи тоже расселись по местам.

- Итак, джентльмены, - начал мистер Арнил сухо и деловито (голос у него

был очень густой и хриплый), - я буду краток. Обстоятельства, которые

заставили нас собраться сегодня здесь, весьма необычны. Всем вам, я

полагаю, известно, что произошло с мистером Хэллом и мистером Стэкполом.

"Американской спичке" грозит крах - и не позже как завтра утром, если

сегодня же не будут приняты какие-то экстренные меры. Это совещание

созвано по инициативе правлений некоторых банков и отдельных

предпринимателей.

Мистер Арнил говорил негромко и держался неофициального тона -

казалось, будто он, развалясь в кресле-качалке, ведет интимную беседу с

кем-то из своих друзей.

- Крах "Американской спички", - заявил мистер Арнил, - если нам не

удастся его предотвратить, поставит в чрезвычайно затруднительное

положение как некоторые банки, так и отдельных держателей акций, и мы, я

полагаю, должны принять все меры к тому, чтобы этого избежать. Основными

кредиторами "Американской спички" являются местные банки и кое-кто из

наших коммерсантов, предоставлявших этой фирме денежные ссуды под залог ее

акций. У меня имеется точный список этих банков и частных лиц, с указанием

выданных ими ссуд - всего на сумму около десяти миллионов долларов.

Мистер Арнил даже не потрудился объяснить, где он мог раздобыть такой

список; с бессознательным высокомерием богача и местного воротилы он

спокойно полез в карман, извлек оттуда какую-то бумажонку и положил ее

перед собой. Все были заинтригованы: чьи имена стоят в списке? Какие

суммы? Намеревается ли мистер Арнил огласить список?

- Теперь, - солидно и важно продолжал мистер Арнил, - я хочу сообщить

собравшимся, что мистер Шрайхарт, мистер Мэррил, мистер Хэнд и я сам имеем

кой-какие вклады в этом предприятии и до сегодняшнего вечера считали своим

долгом - не столько в наших личных интересах, сколько в интересах банков,

принимавших акции "Американской спички" в качестве обеспечения, а также и

в интересах города в целом, - всеми возможными средствами поддерживать

курс. Мы верили в мистера Хэлла и мистера Стэкпола. Мы могли бы

действовать так и впредь, будь у нас хоть малейшая надежда, что остальные

держатели смогут сохранить у себя акции, не понеся при этом большого

урона, однако последние события убедили нас, что им это вряд ли удастся.

Если раньше мистер Хэлл и мистер Стэкпол, так же как и представители

некоторых банков, имели основание подозревать, что некое лицо, играя на

понижение, старается выбить у них почву из-под ног, то теперь это

окончательно подтвердилось. Мы сочли необходимым созвать сегодняшнее

совещание, ибо только наши объединенные усилия могут в нынешних условиях

спасти город от весьма тяжелых финансовых потрясений. Акции будут

по-прежнему выбрасываться на рынок. Возможно, что Хэллу и Стэкполу

придется частично ликвидировать свое предприятие. Одно несомненно: если к

утру не будет собрана весьма солидная сумма для покрытия тех платежей,

которые предстоят завтра Хэллу и Стэкполу, их ждет банкротство.

"Серебряная агитация" косвенным образом сыграла здесь, конечно, свою роль,

но основную причину всех затруднений "Американской спички" и тяжелого

финансового положения, в котором все мы оказались, следует искать в

раскрытых нами недавно жульнических проделках одного лица. Я не считаю

нужным что-либо замалчивать. Все это - дело рук одного человека,

Каупервуда. "Американская спичка" справилась бы со своими затруднениями и

городу не угрожало бы сейчас никакой опасности, если бы господа Хэлл и

Стэкпол не совершили роковой ошибки, обратившись за поддержкой к этому

субъекту.

Мистер Арнил сделал паузу, и мистер Нори Симс, наиболее экспансивный из

всех, негодующе воскликнул:

- Ах, мерзавец!

Возмущенный ропот прозвучал как аккомпанемент к его словам, и все

взволнованно заерзали на стульях.

- Как только мистер Каупервуд получил акции упомянутой компании в виде

обеспечения под выданную им ссуду, - раздельно произнес мистер Арнил, - он

тотчас начал крупными партиями выбрасывать их на рынок, невзирая на

принятое на себя обязательство не продавать ни единой акции. Вот чем

объясняется тот ажиотаж, который наблюдался на бирже вчера и сегодня.

Свыше пятнадцати тысяч акций "Американской спички" были выброшены на

рынок, и есть все основания предполагать, что продает их одно лицо, а в

результате "Американская спичка" и господа Хэлл и Стэкпол стоят на краю

банкротства.

- Негодяй! - снова воскликнул мистер Нори Симс, несколько даже привстав

с места. Кредитное общество "Дуглас" имело немало причин тревожиться за

судьбу "Американской спички".

- Какое бесстыдство! - завопил мистер Лоуренс из банка "Прери-Нейшнл",

которому падение курса грозило потерей трехсот тысяч долларов на одних

только принятых в заклад акциях. Этому банку Каупервуд, кстати сказать,

был должен не меньше трехсот тысяч долларов по онкольным ссудам.

- Да уж будьте уверены, без его сатанинских происков тут дело не

обошлось, - заявил мистер Джордан Джулс, которому никак не удавалось хоть

сколько-нибудь преуспеть в своей борьбе против Каупервуда в муниципалитете

и хоть немного продвинуть там дела Общечикагской городской. Чикагский

центральный, во главе которого он в настоящее время стоял, тоже был одним

из тех банков, чьими услугами Каупервуд пользовался весьма широко для

получения ссуд.

- Жаль, что ему все еще позволяют заниматься своими грязными делами в

нашем городе, - заметил мистер Сандерленд Слэд сидевшему с ним рядом

мистеру Дьюэйну Кингсленду - члену правления банка, возглавляемого

мистером Хэндом.

Последний, равно как и мистер Шрайхарт, с удовлетворением отмечал про

себя впечатление, произведенное на присутствующих речью мистера Арнила.

Мистер Арнил тем временем снова порылся в кармане и извлек оттуда еще

один лист бумаги, который он тоже положил перед собой на стол.

- В такую минуту, как сейчас, - торжественно произнес он, - мы должны

разговаривать начистоту, если хотим чего-нибудь добиться, а я полагаю, что

далеко не все потеряно. Я хочу предложить вашему вниманию еще один список

- здесь перечислены ссуды, полученные мистером Каупервудом от некоторых

банков и до нынешнего дня им не погашенные. Я хотел бы выяснить, - если вы

найдете возможным предать это гласности, - не получало ли вышеозначенное

лицо еще каких-либо ссуд, о которых нам пока неизвестно?

И мистер Арнил обвел всех торжественно-вопрошающим взглядом.

Тотчас мистер Коттон и мистер Осгуд сообщили о некоторых займах

Каупервуда, не попавших в список мистера Арнила. Теперь уже каждому

становилось ясно, к чему все это клонится.

- Должен вам сообщить, джентльмены, - продолжал мистер Арнил, - что я

беседовал с некоторыми нашими видными дельцами, прежде чем созывать это

совещание, Они целиком разделяют мое мнение: поскольку банки остро

нуждаются сейчас в наличных средствах и поскольку никто не обязан охранять

интересы мистера Каупервуда, все еще не погашенные им ссуды должны быть

немедленно востребованы и полученные таким образом деньги обращены на

поддержку тех банков и тех лиц, которые заинтересованы в судьбе мистера

Хэлла и мистера Стэкпола. Сам я не питаю никаких враждебных чувств к

мистеру Каупервуду, то есть, я хочу сказать, что мне лично он никогда не

делал зла, но, само собой разумеется, я не могу одобрить его образ

действий. Добавлю: если не удастся собрать необходимую сумму, чтобы дать

вам, джентльмены, возможность обернуться, последует еще ряд банкротств.

Многим банкам предстоит выдержать огромный наплыв требований о возвращении

вкладов. При таком положении, как сейчас, главное - это выиграть время, но

мы, к сожалению, уже лишены этой возможности.

Мистер Арнил умолк и снова обвел взглядом собрание. Ответом ему

послужил гул голосов - возмущенные, негодующие восклицания по адресу

Каупервуда.

- Правильно, так и надо, пускай теперь расплачивается, - заявил мистер

Блэкмен мистеру Слэду. - Ему слишком долго сходили с рук все его

мошенничества. Пора уж положить этому предел.

- Что ж, похоже, что сегодня это будет, наконец, сделано, - отвечал

мистер Слэд.

Слово взял мистер Шрайхарт.

- Я считаю, - сказал он, - что мистеру Арнилу, как председателю,

следует предложить всем присутствующим высказаться, дабы собрание могло

прийти к какому-то решению.

Тут поднялся мистер Кингсленд, высокий, тощий, с длинными усами, и

пожелал узнать - как же все-таки это произошло? Каким образом акции

"Американской спички" оказались в руках Каупервуда, и вполне ли

присутствующие уверены в том, что именно Каупервуд и его клика, а никто

другой, выбрасывают эти акции на рынок?

- Мне бы не хотелось, - сказал он в заключение, - совершать

несправедливость по отношению к кому бы то ни было.

Тогда мистер Шрайхарт попросил председателя предоставить слово мистеру

Стэкполу, дабы он мог рассеять сомнения. Часть акций была опознана с

полной достоверностью. Стэкпол рассказал всю историю своих взаимоотношений

с Каупервудом, и рассказ этот потряс собрание и еще сильнее восстановил

всех против Каупервуда.

- Просто диву даешься, как это таким людям позволяют у нас творить что

угодно, и держат они себя при этом так, точно их коммерческая репутация

чиста, как стеклышко, - произнес мистер Васто, председатель правления

Третьего национального, обращаясь к своему соседу.

- Я полагаю, что сегодня мы без труда придем к единодушному решению, -

заявил мистер Лоуренс, председатель правления "Прери-Нейшнл", считавший

себя обязанным Хэнду за различные одолжения в прошлом и в настоящем.

- Это тот случай, - вставил мистер Шрайхарт, все время выжидавший

удобной минуты, чтобы высказать свои затаенные мысли, - когда

непредвиденное изменение политической ситуации порождает непредвиденный

кризис, а субъект, о котором идет речь, использовал этот кризис в

своекорыстных целях и в ущерб всем остальным финансистам. На

благосостояние города ему наплевать. На финансовое равновесие тех самых

банков, которые ссужают его деньгами, ему тоже наплевать. Это отщепенец,

авантюрист, и если мы не используем представившуюся нам возможность

показать наше отношение к нему и к его махинациям, мы окажем очень плохую

услугу и городу и самим себе.

- Джентльмены, - произнес мистер Арнил после того как все долги

Каупервуда были тщательно занесены в список, - не считаете ли вы

целесообразным послать за мистером Каупервудом и объявить ему как о

принятом нами решении, так и о том, что побудило нас его принять? Я

полагаю, все присутствующие согласятся с моим предложением. Мистер

Каупервуд должен быть поставлен в известность.

- Да, да, разумеется, - подтвердил мистер Мэррил, который за этими

благожелательными словами ясно видел увесистую дубинку, занесенную над

головой Каупервуда.

Хэнд и Шрайхарт переглянулись и тут же перевели взгляд на Арнила; они

помолчали, учтиво выжидая, не пожелает ли кто-либо высказаться, но,

поскольку охотников не нашлось, Хэнд, считавший, что Каупервуду готовится

неотразимый и сокрушительный удар, злорадно произнес:

- Ну что ж, можно его известить, конечно... если мы сумеем его найти.

Позвоним ему - этого будет вполне достаточно. Пусть знает, что таково

единодушное решение всех крупных финансистов Чикаго.

- Правильно, - одобрил мистер Шрайхарт. - Пора ему узнать, что думают о

нем и о его мошеннических проделках все порядочные и состоятельные люди.

Шепот одобрения пробежал среди собравшихся.

- Прекрасно, - сказал мистер Арнил. - Энсон, вы как будто бы ближе

других знакомы с ним. Может быть, вы позвоните ему по телефону и

предложите приехать сюда? Скажите ему, что у нас экстренное совещание.

- Мне кажется, что внушительнее будет, если вы сами позвоните ему,

Тимоти, - возразил мистер Мэррил.

Арнил, не любивший попусту тратить время, тотчас встал и направился к

телефону, установленному на том же этаже, в небольшом уединенном кабинете

неподалеку от зала, где происходило совещание; здесь никто не мог

подслушать его разговор с Каупервудом.


В тот вечер, сидя у себя в библиотеке и просматривая новые

художественные каталоги, Каупервуд против воли не раз возвращался мыслями

к "Американской спичке", которой, как он понимал, наутро грозило

банкротство. Через своих маклеров и агентов он был осведомлен о совещании,

происходившем в это самое время в доме мистера Арнила. Днем у него уже

перебывало немало банкиров и маклеров, встревоженных возможным падением

акций, под которые они выдавали ссуды, а вечером камердинер то и дело

докладывал, что мистера Каупервуда вызывают к телефону. Звонили - Эддисон,

Кафрат, маклер Проссер, нынешний агент Каупервуда на фондовой бирже,

заместивший на этом посту Лафлина, а также, что нельзя не отметить,

кое-кто из служащих тех банков, руководители которых находились в этот

момент на небезызвестном совещании. Если высшие должностные лица этих

финансовых предприятий ненавидели Каупервуда, боялись его и ему не

доверяли, то подчиненные отнюдь не разделяли этих чувств и старались путем

различных мелких услуг снискать его расположение, рассчитывая впоследствии

извлечь из этого немалую для себя выгоду. Раздумывая над тем, как ловко

провел он своих врагов и какой нанес им удар, Каупервуд испытывал глубокое

удовлетворение и внутренне усмехался. В то время как они ломали себе

голову, изыскивая способы предотвратить грозящие им наутро тяжелые потери,

ему оставалось только подсчитывать барыши. Когда все будет кончено, он

положит в карман около миллиона чистой прибыли. Каупервуд не задумывался

над тем, как жестоко поступил он с Хэллом и Стэкполом. Они все равно зашли

в тупик. Он их разорил, конечно, но, не воспользуйся он этой возможностью,

мистер Шрайхарт или мистер Арнил не преминули бы сделать то же самое.

Мысли о предстоящей победе на финансовом поприще перемежались у него с

мыслями о Беренис. Увы, даже мозг титана не свободен от некоторых

слабостей и причуд. Каупервуд думал о Беренис днем и ночью. А как-то раз

даже видел ее во сне! Порой он смеялся над собой - так запутаться в сетях

какой-то девочки, почти ребенка, в шелковистой паутине ее шафрановых

волос! В эти дни, когда дела не позволяли ему отлучиться из Чикаго, он

думал о ней беспрестанно: что она делает, у кого будет гостить там, на

Востоке? О, как он был бы счастлив, если бы они были сейчас вместе -

соединенные брачными узами.

На беду, летом, в Наррагансете, Беренис стала не на шутку увлекаться

обществом некоего Лоуренса Брэксмара, лейтенанта морского флота,

прибывшего с Портсмутской военно-морской базы в отпуск в Наррагансет.

Каупервуд, приехав туда же на несколько дней, чтобы лишний раз взглянуть

на своего кумира, очень встревожился, когда ему представили лейтенанта

Брэксмара, и поневоле задумался о последствиях, к которым может привести

знакомство Беренис с этим молодым человеком. До сих пор мысли о том, что у

Беренис могут появиться молодые поклонники, как-то не беспокоили его. Без

памяти влюбленный, он не хотел думать ни о чем, что могло бы стать на пути

к исполнению его мечты. Беренис должна принадлежать ему. Солнечный луч,

воплотившийся в облике юной, прекрасной девушки, должен осветить и согреть

его жизнь. Но Беренис была так молода и так неустойчива в своих

настроениях, что порой на Каупервуда нападало раздумье. Как приблизиться к

ней? Как себя держать? Какие найти слова? Беренис отнюдь не была ослеплена

ни его громкой известностью, ни богатством. Она проводила время среди

людей, занимавших более высокое положение в свете, чем Каупервуд, даже и

не подозревая, в какой мере обязана этим его щедротам. Приглядываясь к

Брэксмару во время своей первой встречи с ним, Каупервуд вынужден был

признать, что молодой лейтенант недурен собой, ловок и неглуп, а

следовательно, его необходимо удалить от Беренис. Наблюдая за Беренис и

Брэксмаром, когда они гуляли бок о бок по залитой солнцем веранде на

берегу моря, Каупервуд невольно вздыхал, охваченный чувством одиночества.

Неопределенность отношений с Беренис порой становилась просто невыносимой.

О, как ему хотелось снова быть молодым и свободным!

Вот какие тревожные мысли смутно бродили в его мозгу, когда в половине

одиннадцатого опять зазвонил телефон и чей-то густой, неторопливый бас

произнес:

- Мистер Каупервуд? Говорит мистер Арнил.

- Я слушаю вас.

- Здесь, у меня собрались все крупнейшие финансовые деятели нашего

города. Мы обсуждаем вопрос о мерах, необходимых для предотвращения

биржевой паники. Как вам, вероятно, известно, Хэлл и Стэкпол оказались в

тяжелом положении. Если сегодня им не будет оказана поддержка, завтра они

обанкротятся на двадцать миллионов долларов. Все мы крайне обеспокоены -

разумеется, не столько предстоящим крахом этой фирмы, сколько тем, как он

отразится на состоянии банков и биржи. Все это, как я понимаю, имеет

прямое касательство к ссудам, полученным вами из различных банков. Лица,

здесь присутствующие, уполномочили меня просить вас, если вам будет

угодно, прибыть на наше совещание, дабы мы могли решить сообща, что сейчас

следует предпринять. Какие-то весьма радикальные меры должны быть приняты

до наступления утра.

Пока мистер Арнил говорил, мозг Каупервуда работал, как хорошо

налаженный механизм.

- А при чем здесь полученные мною ссуды? - спросил он. Голос его звучал

вкрадчиво. - Какое имеют они ко всему этому отношение? Я не должен Хэллу и

Стэкполу ни полцента.

- Нам это известно. Но очень многие банки обременены вашими

обязательствами. Существует мнение, что часть ваших ссуд, значительная