"Трилогия желания", книга вторая
Вид материала | Книга |
- Александра Яковлевна Бруштейн. Врассветный час Дорога уходит в даль Трилогия книга, 3991.87kb.
- Ал. Панов школа сновидений книга вторая, 799.92kb.
- Книга первая, 3542.65kb.
- Каждый из нас хочет, чтобы желания исполнялись. За несколько последних тысячелетий, 129.38kb.
- Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
- Книга тома «Русская литература», 52.38kb.
- Александра Яковлевна Бруштейн. Дорога уходит в даль Трилогия книга, 3303.99kb.
- Исполнение желаний мистика или искусство системно мыслить?, 416.96kb.
- Изменение Земли и 2012 год (книга 2) Послания Основателей, 4405.79kb.
- Изменение Земли и 2012 год (книга 2) Послания Основателей, 4405.03kb.
поучительные беседы. План их в своем первоначальном виде был таков:
построить надземную дорогу на Южной стороне, к югу от места
предполагавшейся выставки, и, как только дорога эта приобретет
популярность среди населения, приняться, не спеша и заручившись
предварительно концессиями, за постройку новых надземных линий на
Западной, Южной и Северной сторонах и таким образом выжить постепенно
отовсюду вредоносного Каупервуда.
Каупервуд, однако, тоже не дремал; он вовсе не намеревался целый месяц
сидеть сложа руки и ждать, пока соберется новый муниципалитет, чтобы потом
дать противникам захватить себя врасплох. Призвав надежных соглядатаев -
поверенных и адвокатов компаний, - он услышал от них неприятное сообщение
о новом коварном замысле своих врагов. По-видимому, Хэнд и Шрайхарт решили
на этот раз взяться за дело всерьез. Не теряя ни минуты, Каупервуд
продиктовал письмо к мистеру Джилгену, в котором приглашал этого
джентльмена зайти к нему. Одновременно он потребовал от своих советников и
крючкотворов, чтобы они поспешили разузнать, какие средства должны быть
пущены в ход, чтобы произвести полный переворот в образе мыслей нового
мэра, достопочтенного Чэффи Зейера Сласса, и заставить его наложить свое
вето на предполагаемые концессии, если до этого дойдет дело.
Достопочтенный Чэффи Зейер Сласс, от позиции которого зависела, как мы
увидим вскоре, судьба этого сложного дела, был высок, статен, преисполнен
сознания собственной значимости и вдобавок имел самые возвышенные
представления о своей коммерческой и общественной деятельности. Вам
знаком, быть может, этот тип людей, выросших в атмосфере обывательского
благополучия и всевозможных мелких социальных предрассудков и претензий и
лишенных некоторых необходимых извилин в сером веществе головного мозга,
что мешает им видеть жизнь со всеми ее превратностями. Не познав нужды и
не имея никакого жизненного опыта, такие люди смотрят на самих себя с
величайшим благоговением и полагают, что само провидение печется о них и
руководит их поступками. Достопочтенный мистер Сласс гордился своими
предками, считая, что ему по наследству досталась безукоризненная
честность. Родители его сколотили небольшое состояние, ведя оптовую
торговлю шорными изделиями. Сам Чэффи в возрасте двадцати восьми лет
связал себя брачными узами с некоей миловидной, но весьма посредственной
молодой особой, отец которой довольно бойко торговал бакалеей. В тех
местах, откуда мистер Чэффи Сласс был родом, дочка бакалейщика считалась
"завидной партией". Свадьбу отпраздновали торжественно и пышно, как и
полагалось, после чего молодые отбыли в свадебное путешествие, сначала к
"Большому каньону", а потом в "Сад богов". По возвращении удачливый Чэффи
- любимец обоих породнившихся между собой семейств, завоевавший эту любовь
своим мудрым и неукротимым стремлением сделать карьеру, - вернулся к
повседневным занятиям, то есть в свою контору по продаже бумаги, и
принялся с величайшим усердием сколачивать себе состояние.
Здесь необходимо прежде всего сказать, что достопочтенный Чэффи Сласс
не имел почти никаких пороков, ибо нельзя же считать за таковые известную
долю чванства и самодовольства и несколько чрезмерную заботу о своей
выгоде и благополучии. Но все же одна маленькая слабость у него была, и
она доставляла ему, увы, довольно много хлопот и тревог ввиду непримиримо
пуританских воззрений его молодой супруги и суровой набожности его отца и
тестя. Мистер Сласс был большим поклонником женской красоты, причем особым
вниманием пользовались у него белокожие пышнотелые блондинки.
Задумчиво-восхищенный взор этого отца двух детей и законного супруга
добродетельнейшей из жен не раз украдкой следил за какой-нибудь лукавой
соблазнительницей - одной из тех, что время от времени возникают на пути
каждого мужчины, чтобы с помощью различных коварных уловок заманить его в
свои тенета. Однако следует отметить, что достопочтенный мистер Сласс
пустился по стопам веселого Лотарио лишь через несколько лет после
женитьбы, когда за ним уже прочно утвердилась репутация
высоконравственного человека. Два-три грехопадения с не слишком
бесстыдными и распутными уличными красотками, тайная интрижка с девушкой,
работавшей у него в конторе и имевшей некоторый опыт в такого рода делах,
- и начало было положено. По наивности мистер Сласс сперва вел себя
несколько опрометчиво: он пытался всякий раз уверять этих молодых и
просвещенных особ в своей искренней и неподдельной любви, что вызывало у
них довольно ядовитые замечания. Они не требовали столь возвышенных
чувств: некоторые материальные блага и развлечения были, по их мнению,
достаточной наградой. Впрочем, для того чтобы успокоить одну соблазненную
им особу, понадобилось ровным счетом пять тысяч долларов, причем мистер
Чэффи Сласс натерпелся за это время такого страха (грозный образ жены и
полные укоризны лица всех родичей и домочадцев неотступно стояли у него
перед глазами), что это, по-видимому, должно было навеки излечить его от
увлечений секретаршами и стенографистками. И действительно, довольно
долгое время после этого злосчастного случая мистер Сласс предпочитал
ограничиваться знакомствами, которые ему удавалось завязать через
различных агентов, маклеров и коммерсантов, имевших с ним дела и время от
времени приглашавших его принять участие в их холостых пирушках.
Шли годы, и жизненный опыт мистера Сласса значительно возрос, но с ним,
на беду, возросла и его пылкость. Мистер Сласс встречался с крупными
дельцами и политическими заправилами города; избирательный округ, к
которому он принадлежал, был одним из ведущих; все это понуждало его
выступать время от времени с публичными речами. И вот в результате такой
деятельности он начал понемногу усваивать некоторые новые для него
взгляды. Сущность их сводилась к тому, что человек живет затем, чтобы
удовлетворять свои первобытные инстинкты, а христианская религия, мораль и
прочие условности - всего лишь парадное одеяние, которое люди из века в
век то снимают, то снова надевают, в зависимости от того, что подскажет им
выгода, настроение или очередная причуда. Понять истинный смысл таких
воззрений было достопочтенному Чэффи Зейеру Слассу, разумеется, не под
силу. Для этой работы мозг его был недостаточно совершенен. "Люди ведут
двойственное существование - это ясно, чего уж там... - говорил он себе. -
Но ведь это скверно, очень скверно..." Его собственные грехи и заблуждения
были тому примером. По воскресеньям, направляясь под руку с женой в
приходскую церковь, мистер Чэффи Сласс всем своим существом ощущал великое
и очистительное значение религии. В коммерческих делах, правда, он
частенько натыкался на необходимость действовать вразрез со своими
убеждениями, когда ему случалось наживать деньги не совсем честным
способом или заключать фиктивные сделки и допускать прочие мелкие
отступления от буквы закона... Но, как бы там ни было, а без бога, как
говорится, не до порога, нравственность - превыше всего, и церковь
необходима человеку. Поддаваться своим страстям (к чему мистер Сласс
ощущал такую непреодолимую склонность) хотя и очень соблазнительно, но
дурно. Нужно быть образцом добродетели для своих ближних или хотя бы
казаться таковым.
Ну что можно было поделать с таким ханжой и морализирующим пустомелей?
Впрочем, невзирая на то, что мистер Сласс позволял себе частенько
уклоняться от пути истинного, - после чего всякий раз корчился от страха,
ожидая разоблачения, - дела его неуклонно шли в гору, и он начинал
приобретать некоторый вес и влияние в своем кругу. С годами он становился
все более распущенным, но вместе с тем все более снисходительным и
терпимым к чужим слабостям, пока не сделался в глазах многих человеком
вполне приемлемым. Он был верным республиканцем и преданным прихвостнем
Нори Симса и молодого Трумена Лесли Мак-Дональда. Тесть достопочтенного
Чэффи Сласса был богат и обладал кое-какими связями. В одну из выборных
кампаний мистер Чэффи Сласс особенно отличился, произнеся бесконечное
количество речей, и проявил себя ярым сторонником республиканской партии.
Все это вместе взятое и в первую очередь редкое уменье мистера Сласса
подлаживаться и приспосабливаться, а также незапятнанная пока что
репутация позволили ему попасть в список кандидатов республиканской партии
и быть благополучно избранным по этому списку на пост мэра города Чикаго.
Из отдельных замечаний и высказываний мистера Чэффи Сласса во время
последней предвыборной кампании Каупервуд мог заключить, что вновь
избранный мэр относится весьма неодобрительно к его деятельности.
Каупервуд даже беседовал об этом с одним из своих адвокатов,
достопочтенным Джоэлом Эвери, бывшим сенатором. Мистеру Эвери случалось
вести дела самых различных компаний, и потому он знал не хуже, чем свои
уставы и уложения, все ходы и выходы в местных судах, а также всех
адвокатов, судей и политических заправил. Это был тщедушный человечек с
красновато-желтыми, как шафран, волосами и бровями, хитрыми рысьими
глазками и отвисшей нижней губой, которая по временам, когда мистера Эвери
охватывало раздумье, норовила совсем прикрыть верхнюю. Мистер Эвери уже
немало пожил на свете и в конце концов кое-как научился улыбаться -
правда, очень странной и решительно ни на что не похожей улыбкой.
Уставившись в одну точку и выпятив нижнюю губу, он обычно не торопясь
изрекал свои мысли, облекая их в короткие, деловитые фразы. На сей раз
именно мистер Джоэл Эвери дал Каупервуду весьма и весьма дельный совет.
- По-моему, единственное, что мы можем сейчас предпринять, - сказал он
ему во время одного сугубо секретного разговора, - это поглубже вникнуть
в... ну, скажем - в сердечные дела достопочтенного Чэффи Зейера Сласса. -
Кошачьи глаза мистера Эвери насмешливо блеснули. - Либо я ровно ничего не
смыслю в людях, либо у такого человека непременно должна быть тайная
связишка с какой-нибудь дамочкой. А если нет, его нетрудно будет к этому
склонить. Тогда ему придется пойти на некоторые уступки, так как он,
вероятно, не захочет, чтобы все это выплыло наружу. Все мы люди, у всех
есть свои маленькие слабости... - Нижняя губа мистера Эвери поползла
наверх, совершенно закрыв верхнюю, потом снова вернулась в исходное
положение. - И не к лицу нам, знаете ли, разыгрывать из себя чересчур уж
суровых поборников нравственности. Мистер Сласс преисполнен, конечно,
самых благих намерений, но на мой взгляд он слишком сентиментален.
Мистер Эвери сделал паузу; Каупервуд смотрел на него с любопытством.
Внешность этого человека забавляла его не меньше, чем высказанные им
суждения.
- Неплохая мысль, - сказал он. - Хотя, по правде сказать, я не охотник
мешать любовные дела с политикой.
- Да, - с чувством заверил его мистер Эвери, - тут можно кое-чего
добиться. Я, конечно, не убежден... Но это не исключено.
В результате вышеупомянутого собеседования на некоего мистера Бэртона
Стимсона, теперь уже довольно преуспевающего поверенного, была возложена
задача - представить отчет о вкусах, склонностях и привычках
достопочтенного мистера Чэффи Зейера Сласса, а мистер Бэртон Стимсон в
свою очередь перепоручил это своему помощнику, мистеру Марчбэнксу. Дельце
было не совсем обычное, но тот, кто знает, сколь темными, извилистыми
путями осуществлялся финансовый и политический контроль со стороны
компаний в те незабвенные дни расцвета, едва ли придет в изумление, какие
бы глубины коварства, клоаки грязи и трясины несчастья ни открылись его
взгляду.
Тем временем из неприятельского лагеря на зов Каупервуда не замедлил
откликнуться Пэтрик Джилген. Каковы бы ни были его политические связи и
пристрастия, он не считал возможным пренебречь столь могущественным
человеком, как Каупервуд.
- Чем могу быть вам полезен, мистер Каупервуд? - осведомился он,
представ перед финансистом. Мистер Джилген после одержанной победы
выглядел очень бодро и уверенно и был одет с иголочки.
- Скажите, мистер Джилген, - напрямик спросил его Каупервуд, пристально
вглядываясь в лицо председателя окружного комитета республиканской партии
и задумчиво вертя большими пальцами переплетенных рук, - должен ли я
понять, что вы намерены позволить Общечикагской городской электрической
протащить через муниципалитет свой проект и не собираетесь препятствовать
выдаче разрешения на прокладку надземной железной дороги-на Южной стороне,
а мне не дадите даже возможности что-либо предпринять или хотя бы
высказать свое мнение?
Мистер Джилген был лишь одним из четверки, временно захватившей в свои
руки городское самоуправление, и Каупервуд, разумеется, прекрасно знал
это, но предпочел сделать вид, что для него мистер Джилген - человек,
которому принадлежит последнее слово, почти единоличная власть в городе,
вроде самодержца Мак-Кенти.
- Дорогой мой мистер Каупервуд! - с лукавой усмешкой воскликнул
Джилген. - Вы мне льстите! Право же, голоса членов городского
муниципалитета не лежат у меня в кармане. Я был руководителем округа, это
верно, и помог избрать кое-кого из этих людей, что тоже верно, но тем не
менее я ведь не купил их на веки вечные. Почему бы им не принять проект
Общечикагской городской электрической. Это вполне честное предложение,
насколько мне известно. Все газеты за него горой стоят. Что касается
концессии на надземную дорогу, то я здесь совершенно ни при чем. Не знаю
даже толком, в чем там дело, об этом надо спрашивать мистера Шрайхарта и
молодого Мак-Дональда.
Нельзя не отметить, что на этот раз почтенный мистер Джилген говорил
сущую правду. Не господа Джилген, Тирнен, Кэриген и Эдстром, а именно
молодой Мак-Дональд, начинавший постигать искусство политической интриги,
призван был вразумить непокорных олдерменов и научить их исполнять свой
долг, и один из его прихвостней, некий олдермен Клемм, был с этой целью
избран, если позволительно так выразиться, на пост фельдмаршала.
Джилгеновская четверка тогда еще не успела привести в действие свою
административную машину, хотя и прилагала к тому все усилия.
- Да, да, каждый из них избран с моей помощью, что верно, то верно, но
только это не значит, что я могу ими распоряжаться. Нет, пока до этого еще
далеко.
При этом "пока" по губам Каупервуда пробежала усмешка.
- Ну, как бы то ни было, мистер Джилген, - вкрадчиво проговорил он, -
но вы в настоящее время - всеми признанный руководитель этого затеянного
против меня похода, и, следовательно, с вами мне и надо договариваться в
первую очередь. Вы держите в руках все нынешнее республиканское
самоуправление и можете заставить его повернуть в любую сторону, стоит вам
только захотеть. Во всяком случае вы можете уговорить членов
муниципалитета не слишком торопиться с выдачей этих концессий, все зависит
только от вашей доброй воли, я в этом уверен. Не знаю, известно ли вам,
мистер Джилген, - впрочем, вероятно, известно, - что мои конкуренты
стремятся выжить меня из Чикаго, - вот ради чего и ведется вся эта травля.
Так позвольте мне спросить вас, как человека, наделенного здравым смыслом
и большим деловым опытом, - полагаете ли вы, что это справедливо?
Семнадцать лет назад я приехал сюда и вложил свои деньги в газовые
предприятия города. В то время возможность эта - провести газ в предместье
города, на Северной, Южной и Западной сторонах - была открыта для любого,
и я решил ею воспользоваться. Но стоило мне взяться за дело, как на меня
ополчились старые газовые компании, хотя я отнюдь не посягал на их права.
- Помню, помню, как же, - отозвался Джилген. - Я ведь тоже в числе
прочих помогал вам тогда получить хайдпарковскую концессию. Не будь меня,
вам бы не видать ее как своих ушей. А этот парень, Мак-Кибен, - прибавил
Джилген усмехаясь, - каков был красавчик, а? Такие мягко стелют, да жестко
спать. Он, верно, и сейчас работает с вами?
- Да, он служит в одном из моих предприятий; - надменно отвечал
Каупервуд. - Но вернемся к интересующему нас вопросу. За Общечикагской
электрической и той компанией, которая собирается прокладывать надземную
дорогу, стоят, в сущности, все те же лица из старых газовых компаний -
Блэкмен, Джулс, Бейкер, Шрайхарт и другие - и все они злы на меня, ибо я
позволил себе заняться тем, что они считали своей монополией, и в конце
концов принудил их от меня откупиться. Эти господа возненавидели меня еще
и потому, что я переоборудовал ваши допотопные конки и сделал их
доходными. Мэррил имеет против меня зуб за то, что я проложил петлю не
вокруг его магазина, а другие - за то, что я вообще ее проложил. Они все
ненавидят меня только потому, что я занялся тем же делом, что они, и
сделал то, что им давно надлежало сделать. Я явился сюда незваный - вот
вам и вся подоплека этой вражды. Я должен был привлечь муниципалитет на
свою сторону - без этого мне и шагу ступить не давали, но как только я
этого достиг, все мок недруги тотчас ударились в политику, чтобы атаковать
меня еще и с этой стороны. Мне очень хорошо известно, мистер Джилген, кто
стоял за вашей спиной во время последних выборов. Вы думаете, я не знаю,
кто снабжает вас деньгами? Вы хорошо поработали, и победа осталась за
вами. Я не питаю к вам никаких враждебных чувств, но хочу знать, намерены
ли вы и впредь помогать этим господам в их борьбе со мною, или вы дадите и
мне возможность померяться силами с их кликой? Через два года у нас будут
новые выборы. Политика - не ложе из роз, на котором можно покоиться до
скончания века, если уж вы улеглись на него однажды. Мои враги, с которыми
вы стакнулись, - это все, так сказать, сливки местного общества. Им, в
сущности, нет никакого дела до вас и до таких, как вы. Сейчас они с вами
заигрывают, потому что вы им нужны, они надеются с вашей помощью
прикончить меня. Ну, а потом, как вы полагаете, долго еще они будут в вас
нуждаться?
- Очень может быть, что и не долго, - просто и чуть-чуть меланхолично
отвечал Джилген. - Но так уж устроен мир, и ничего тут не поделаешь.
- Вы правы, - спокойно согласился Каупервуд, - но Чикаго - это Чикаго,
и уступать им поле боя я не собираюсь. Вы можете на каждом шагу вставлять
мне палки в колеса, можете строить надземные дороги, чтобы урезать мои
доходы, выдавать концессии конкурирующим со мной компаниям, но все равно
вы не выживете меня отсюда и даже не очень повредите мне. Я останусь
здесь, а вот политическая обстановка не вечно будет оставаться такой, как
сейчас. Вы, мистер Джилген, человек честолюбивый, в этом я не сомневаюсь,
и, разумеется, не для развлечения занимаетесь политикой. Скажите мне, к
чему вы стремитесь, и посмотрим, быть может, я сумею для вас сделать
больше, чем эти джентльмены, с которыми вы связались. Чем я могу быть вам
полезен? Я хочу доказать, что со мной не так уж плохо иметь дело. Я веду
честную игру в Чикаго. Я создал здесь превосходный городской транспорт и
вовсе не хочу, чтобы мои конкуренты поминутно совались в мои дела и
докучали мне. Прошу вас, скажите, что я должен сделать, чтобы уладить наши
отношения? Я уверен, что мы с вами можем договориться. К чему нам
враждовать и на каждом шагу строить друг другу козни? Быть может, вы могли
бы предложить какую-то программу действий, которой мы бы и стали
придерживаться впредь к обоюдному удовлетворению?
Каупервуд умолк, а Джилген погрузился в раздумье. Каупервуд прав - не
от нечего делать ввязался мистер Джилген в политику. Однако в настоящее
время обстоятельства складывались не особенно благоприятно для
осуществления той заманчивой программы, которую он некогда себе начертал.