В. П. Эфроимсон генетика этики и эстетики введение предлагаемый труд не должен рассматриваться как целостное изложение
| Вид материала | Изложение |
| 7. Войны и естественный отбор 7.1. Распространение генов победителей |
- Введение в ос linux, 5431.64kb.
- Тема Предмет эстетики, 424.66kb.
- Темы лекций: І. Модуль. Этика и Эстетика. Введение в дисциплину «История мировой цивилизации»., 24.83kb.
- А. Ф. Лосев история античной эстетики софисты. Сократ. Платон история античной эстетики,, 11197.2kb.
- А. Ф. Лосев история античной эстетики ранний эллинизм история античной эстетики, том, 12985.13kb.
- А. И. Герцена факультет философии человека кафедра этики и эстетики программа, 131.88kb.
- Программа для студентов специальности 030302 «Клиническая психология» Ставрополь 2009, 1898.31kb.
- Введение. Генетика, 15.7kb.
- Генетика Генетика, 18.18kb.
- Технология педагог8ических мастерских, 931.88kb.
7. ВОЙНЫ И ЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР
Высочайшее счастье для человека и его величайшая радость — разбить и уничтожить врага, стереть его с земли, забрать все, что он имел, заставить плакать его жен, скакать на его лучших и любимых лошадях и обладать его красивыми женщинами.
Чингизхан
Все моря мы кормим уж тысячу лет.
И нет еще конца.
Хоть они и любой своей волной
Омыли мертвеца.
Мы лежим под водой и кормим собой
Акул и подводных змей.
Коль кровь — цена владычеству,
То мы не жалели своей.
Р. Киплинг . Песня мертвых
7.1. Распространение генов победителей
Поражение в войне рода, орды, племени, народности, народа в доисторические времена, в древности и даже в средние века влекло за собой для него драматические последствия, лишь в малой мере определяемые долей воинов, погибших в сражениях. Генетический сдвиг, вероятно, в гораздо большей мере определялся гибелью части детей еще на воле, а главное, в рабстве, и тем, что девочки, девушки, женщины становились добычей победителей. Как рабыни, наложницы, гаремные жены, они рожали детей от победителей, и сколько бы их ни приходилось на одного владельца, все равно дети этих женщин несли половину генов победителя и только половину — побежденного. Сколько бы победитель ни потерял генов в боях, захват чужих женщин с лихвой окупал эту утрату генов рода, племени, народности, народа-победителя.
Это обстоятельство особо подчеркнул в книге «Воины рассвета» Р. Байджлоу (Bigelow R., 1969), пожалуй, наиболее яркий социал-дарвинист последнего времени, видящий в войнах основной фактор естественного отбора. Нужно достаточно полно привести его соображения, чтобы показать их ошибочность.
Действительно, война — очень древнее занятие, и крепостная стена одного селения недалеко от Иерихона имеет давность 9000 лет. И именно в войнах Байджлоу видит основной источник благодетельного естественного отбора среди человечества.
«Везде, где группа с голубой кровью столкнется с группой имбецилов, пользующейся плодами маленького Эдема, можно уверенно предсказать, что Эдем будет захвачен... Воины-победители обретут еще большие гаремы... в браках со своими женщинами быстро восполнят утрату генов своих павших товарищей и, кроме того, передадут свои гены детям побежденных наложниц» (с. 135).
«Большие гаремы обычно были привилегией вождей и королей. Говорят, что угандский король Мтесса имел около семи тысяч жен. Его лучшие воины не стали бы рисковать своей шкурой без права на долю добычи, и его племя как целое, вероятно, рождало больше детей, чем племена, поставляющие женщин. Не все лучшие воины гибнут в победном сражении, и некоторые из уцелевших охотно берут на себя выполнение генетического долга своих павших товарищей» (с. 110).
«Победоносные армии всегда были очень щедрыми по части своих генов». «Действительно, полигамия с жестокой борьбой за господство в стаде, роде длилась сотни тысяч лет, и уже на ранних стадиях варварства лучше обеспеченные и вышестоящие король или вождь становятся в общине отцом множества детей, и в этих условиях интеллект должен был расти быстрее, чем при моногамии».
«Дикари не подчиняются ласковым уговорам слабых философов, и армии рабов под кнутом не сражаются с достойной берсеркеров свирепостью гуннов или викингов» (с. 138).
«По скифским обычаям, каждый солдат пьет кровь первого человека, убитого им. Головы всех врагов, убитых в бою, относят королю. Голова — что-то вроде разрешения на долю в добыче; нет головы, нет и добычи (Геродот). Обычай сдирать скальпы с голов врагов и пришивать их к сбруе коня, или шить одежды из людской кожи наводил ужас. Антискифская активность была весьма непопулярна в степях того времени. Даже Дарий сократил свой визит сюда» (Bige-lowR., 1969, с. 161).
Но особенно любопытны соображения Р. Байджлоу по поводу монголов и скандинавов (с. 139—182).
«По Филлипсу, в V веке до нашей эры номады Гоби были еще пешими и их легко побеждали с помощью колесниц. Но к 300-му году до нашей эры они уже были превосходными кавалеристами. Когда народы Центральной Азии сели на коней, они понеслись во все стороны и тучи стрел стали сметать те комбинации генов, которые не смогли удовлетворить безжалостным требованиям общественного сотрудничества. Неудачные комбинации генов стали устраняться с необычайной скоростью».
«Война за войной проносились из степей Азии, создавая ряд цивилизаций в Китае, Индии, на Ближнем Востоке и в Европе. От предков-номадов произошло немало правящих элит. Степные просторы лучше использовались путем перегонки стад на большие расстояния, из-за чего в степях и не появились города. Но люди, выжившие на этих просторах, добровольно повиновались своим вождям с таким энтузиазмом, от которого стыла кровь бесчисленных миллионов горожан» (с. 139).
«Пока ужасающая ударная сила конницы кочевников растрачивалась в тысячах мелких межклановых и межплеменных войн, оседлые цивилизации могли предаваться иллюзии, что степная угроза развеяна. Можно было забыть о необозримых просторах внутренней Азии»... «Китай, Индия и Европа могли снова дремать», «но во время таких промежутков родился Чингизхан. При жизни он был символом единства для миллионов кочевников и бичом Божиим для всех остальных» (с. 149). «Общественное сотрудничество было для Чингизхана ключом к власти, и в этом его главная человеческая особенность. Общественное сотрудничество в континентальном масштабе невозможно, если нет многих тысяч очень сложных и способных мозгов. Орды свирепых, неграмотных кочевников нелегко организовать даже с помощью письменных приказов, при существовании постоянных городов, штабов, судов и тюрем. Поразительна эффективность мозгов, способных без всего этого организовать единую социальную систему на территории от Китая до Польши.- Победители в храброй борьбе уничтожали врагов-мужчин и оплодотворяли своим семенем побежденных женщин» (с. 163).
«Жестокости монголов были столь же потрясающими, как и жестокости нашего века, но они не только резали и грабили». «Они требовали повиновения с безжалостной дикостью, но они установили закон и порядок на большей части Евразии. Они оставили также в наследство умы, способные обучиться мышлению о глобальном единстве…»- «Две из наиболее организованных наций истории возникли на развалинах империи Чингизхана...».
А. Джувейни (Juvaini A. D)., 1958) пишет, что в Мерве монголы перебили больше 1300 тыс. человек, не считая спрятавшихся и убитых позднее отрядами, нарочно оставленными в засаде, когда главные силы двинулись дальше. «Жителей Мерва разделили между солдатами и союзниками, и каждому пришлось перебить триста-четыреста человек». И в следующих строках Байджлоу раскрывает перед нами психологическую причину обожания тиранов их жертвами. «После столь убедительной демонстрации, во что обходится нелюбовь к Хану, не удивительно, что многие ухитрились найти в своих сердцах и раздуть искру любви к нему. Для окруженных и управляемых монголами чисто внешние декларации о своем обожании были небезопасны. Жители Балка напрасно пытались этим ограничиться. Бесхитростная маска, прикрывающая антипатию к монголам, оказывалась картонной ширмой против меча, "Справедливого и Милосердного". Случайное слово или взгляд могли мгновенно раскрыть внутреннее чувство бдительному монголу. Гораздо безопаснее было верить до глубины сердца, что Хан — источник всей благодати, любви, щедрости и справедливости. Подлинная вера совершенно необходима, как щит и укрытие. Если в Европе в эти же столетия предпочитали веровать, чем попадать в котел с кипящим маслом, то в империи ханов куда безопаснее было искренне обожать их, чем просто лицемерить».
О том, что монгольские завоевания вызвали очень существенный генетический сдвиг, свидетельствует градиент частоты «восточной», монгольской группы крови В. Но на одном обстоятельстве надо остановиться подробнее.
«У Чингизхана больше десяти тысяч детей и внуков, каждый из них занимает положение, владеет юртой, армией и снаряжением», — сообщает Джувейни. Действительно, с генетической точки зрения существенно, что ближайшее потомство Чингизхана, отчасти благодаря его законам и заветам, жило в дружбе между собой и благодаря этому его гены сохранились куда лучше, чем гены большинства Других завоевателей, сыновья которых после смерти отца, а иногда и не дожидаясь ее, начинали истреблять друг друга и своих племянников с последовательностью Атридов, Ауренгзеба, Меровингов, персидских падишахов, турецких султанов и многих других обладателей престола или претендентов на него.
В этих рассуждениях есть доля истины. Покажем эту долю, а затем покажем ложность концепции в целом. Вот что пишет Марко Поло (1940, с. 111) о царстве Кублай Хана (Хубилая):
«Иные могут удивляться тому, откуда берется достаточное количество людей для выполнения этих обязанностей и как эти люди живут. Ответ заключается в том, что каждый язычник, а также и сарацин, берет себе шесть, восемь или десять жен, в зависимости от того, сколько он в состоянии содержать, и он имеет от них огромное число детей. Так, приходится встречать многих, имеющих более тридцати сыновей, всех вооруженных и сопровождающих своих отцов. Это происходит благодаря наличию большого числа жен.
Мы же имеем только по одной жене, и если она бесплодна, мужчина кончает свои дни вместе с нею, не получив ни одного сына; поэтому у нас меньше детей, чем у них».
Откуда же бралось столько жен? Ясно, что это были большей частью пленницы или потомки пленниц-невольниц. Высокая рождаемость поставляла повсюду достаточный контингент девочек, девушек и женщин для увода в плен, в наложницы или в жены. Скудные пустыни и степи Монголии, где всадник сращивался с лошадью, порождали особую военную тактику, по сути непобедимую. Почти всегда она разряжалась в монголо-татарских внутренних междоусобицах. Но когда разросшаяся благодаря поглотительным бракам масса гуннов, монгол, татар объединялась под властью талантливого начальника, начинались взрывы победоносных походов на юг и на юго-восток, на запад. Аттила не дошел до Атлантического океана каких-то 200 км, но на другой год оказался под Римом. Сразу после его смерти царство распалось. Чингизхан и Чингизиды дошли до границ Кореи и Аннама, Тимуриды — до Бенгальского залива. Устрашающе жестокие завоевания сменялись правильно организованной системой обирания побежденных налогами. Создавалась социальная преемственность — традиции работать на победителя, традиция абсолютной покорности. Иногда поражает, как, например, после победы при Калке была на время (1223—1230) оставлена в покое беззащитная страна — Русь. Очевидно, добычи хватало и без нее.
Байджлоу детально останавливается и на викингах. «Подобно монголам, скандинавы имели за собою долгие столетия резни, мелких войн, естественного отбора стойких, сильных людей, способных выживать в диких условиях гор и фьордов. Постепенно создавались все новые типы кораблей, способных плавать в бурных северных морях, и моряков, достаточно искусных, чтобы водить их. И монгольская конница, и экипажи эскадр викингов были немногочисленны, но когда эти продукты социального и естественного отбора сформировались, когда междоусобные войны доказали наглядно преимущества единства и дисциплины — Европа на столетия оказалась под властью этих восточных и северных дикарей».
«Европейцы происходят от длинного ряда воинственных предков, ни за последние тысячелетия убивали друг друга сотнями миллионов и если войны истребляли бы тех, кто рискует своей жизнью, то уцелевшие после всей этой резни должны были бы стать осторожными и менее воинственными. Вместо этого они создали больше ядерного оружия, чем все не-европейцы вместе взятые и теперь держат друг друга под прицелом. Но создание атомного оружия требует интеллекта и кооперации, а если грозить друг другу такими штуками, — дело не слишком умное, то все же для таких угроз требуется готовность рисковать жизнью». «За последние три столетия численность европейцев возросла примерно в дюжину раз, а азиатов — только в пять» (Bigelow R., 1969, с. 107).
«...В племени Курелу не все мужчины должны воевать в равной мере. Некоторые из них, идя на войну, старательно остаются сзади. В перерывах между схватками им позволяют быть среди храбрейших и даже сидеть рядом с ними, однако к ним относятся презрительно и их общественное положение достаточно низко. Их называют "кепу", что значит "не убивший мужчина". По Матиессену, их не дразнят и не гонят в бой, но у них разрешается отнимать жен и свиней; жену кепу может насиловать другой человек, а кепу, который станет этому противиться, по закону можно убить или изгнать. Великие воины, "каины" или вожди имеют по нескольку жен, и ранг мужчины определяется числом его жен и свиней» (там же, с. 111). Вопреки всем усилиям цивилизации кое-что из этой точки зрения сохраняется и поныне.
Байджлоу вовсе не приходит к печальному прогнозу. Наоборот: «Если мы действительно отродье победителей в миллионах лет войны, то это вовсе не свидетельствует о нашей обреченности. Войны невозможны без сотрудничества, и если наши предки выжили, научившись сотрудничеству ради самообороны, то мы могли унаследовать от них и мозги, нужные для овладения этим сотрудничеством в глобальном масштабе». «Мы можем сдержать агрессивные порывы сознательным усилием, и такая сдержанность поднята до вершин на кровавых полях битв. Если нам угрожают, мы можем подавить наше глубочайшее стремление к миру. Именно эта способность взвешивать, предвидеть и сдерживаться развилась на свирепой арене плейстоцена. Группы, слепо и тупо дравшиеся в неподходящее время, были уничтожены. Группы, слепо поддавшиеся мирным стремлениям, погибли от голода или холода в пустынях или на горных вершинах. Мы — дети победителей. Если бы наши предки принимали неверные решения, то мы бы не появились на свет. Несмотря на ужасы наших войн, в двадцатом веке, по-видимому, больше людей провели больше времени в мире друг с другом, чем в любом другом веке».
К монголам и викингам, о которых пишет Байджлоу, можно добавить арабов. В Аравии кочующие роды пустыни издревле вели непрерывные войны из-за скудных пастбищ. Мужчины, собственно только войной и занимались. Воевали наездники. Боевой опыт навыки, мастерство при этом развивались и передавались в не меньшей мере, чем у монголов и викингов. Как и там, арабам недоставало одного — единства. Когда его создал Магомет, арабская конница под начальством Омара за одно десятилетие (634—644) показала себя. В 635 г. был взят Дамаск, в 636 г. она нанесла страшное поражение византийским войскам на р. Ярмук, в 638 г. взятием Иерусалима и Антиохии завершилось завоевание Сирии. В 637 г. победа над персами при Нихавинде доставила арабам Месопотамию, в 640 г. была завоевана вся западная Персия, причем уже в 639 г. началось завоевание Египта, в 642 г. была взята Александрия, в 643 г. — Триполи. Приказ Омара строить в завоеванных странах города и поселяться в них привел к возникновению Басры, Куфы, Моссула и Каира. Быстрота завоеваний, обильная добыча, узаконенное многоженство привели к мощным «поглотительным» бракам, употребляя зоотехническую терминологию для упрощения ситуации.
Но есть ли основания считать арабов высшей расой? Ни монголы, ни норвежцы и датчане на это не претендуют. По-видимому, не претендуют на роль высшей расы и арабы.
Байджлоу, развивая идею, согласно которой прогресс и порядок порождаются насилием, резней, истреблением, а двигателем эволюции оказываются войны, достаточно тактично воздерживается от выводов, предоставляя сделать это своим читателям. Читатель самостоятельно додумается до того, что следовало бы создать золотой век ценой хотя бы гибели половины человечества, разумеется, генетически худшей. Но от такого питекантропского мировоззрения можно легко перейти и на синантропское, а также и на многие другие варианты социал-дарвинизма, зародившегося, вероятно, задолго до Неандерталя.
Расчеты Байджлоу хорошо отражают воззрения некоторых социал-дарвинистически настроенных ученых. Однако нетрудно показать их ошибочность.