Идрис Шах. Сказки дервишей

Вид материалаДокументы
Человек, который ходил по воде
Муравей и стрекоза
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   41

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ХОДИЛ ПО ВОДЕ




Один ограниченный дервиш из религиозно-аскетической школы прогуливался

по берегу реки, размышляя над моральными и схоластическими проблемами, ибо в

школе, к которой он принадле-жал, суфийские учения применялись именно в

таком духе. Сентиментальную религию дервиш принимал за поиски конечной

истины.

Вдруг чей-то громкий голос, донесшийся с реки, прервал его размышления.

Он прислушался и услышал дервишский призыв. "Этот человек занимается

бесполезным занятием, -- сказал он себе, -- потому, что неправильно

произносит формулу. Вместо того, чтобы произносить "йа ха", он произносит "а

йа ха".

Подумав немного, дервиш решил, что как более внимательный и прилежный

ученик, он обязан научить этого несчастного, который, хотя и лишен

возможности получать правильные указания [от постоянного Учителя], все же

изо всех сил, по-видимому, старается привести себя в созвучие с силой в этих

звуках.

Итак, он нанял лодку и поплыл к острову, с которого доносился голос.

На острове в каменной хижине он увидел человека в дер-вишской одежде,

время от времени громко повторяющего все так же неправильно посвятительную

формулу.

-- Мой друг, -- обратился к нему первый дервиш,-- ты неправильно

произносишь священную фразу. Мой долг сказать тебе об этом, ибо приобретает

заслугу как тот, кто дает совет, так и тот, кто следует совету. -- И он

рассказал ему, как надо произносить призыв.

-- Благодарю тебя, -- смиренно ответил второй дервиш.

Первый дервиш сел в лодку и отправился в обратный путь, радуясь, что

совершил доброе дело. Ведь кроме всего прочего он слышал, что человек,

правильно повторяющий священную формулу, может даже ходить по воде. Такого

чуда он ни разу в своей жизни не видел, но почему-то верил, что оно вполне

возможно.

Некоторое время из тростниковой хижины не доносилось ни звука, но

дервиш был уверен, что его усилия не пропали зря.

И вдруг до него донеслось нерешительное "а йа..." второго дервиша,

который опять по-старому начинал произносить звуки призыва.

Дервиш начал было размышлять над тем, до чего же все-таки упрямы люди,

как они закоснели в своих заблуждениях, и вдруг замер от изумления: к нему

прямо по воде, как посуху, бежал второй дервиш. Первый дервиш перестал

грести и, как завороженный, не мог оторвать от него взгляда.

Подбежав к лодке, второй дервиш сказал:

-- Брат, прости, что я задерживаю тебя, но не мог бы ты снова

разъяснить мне, как должна по всем правилам произноситься формула? Я ничего

не запомнил.


Мы можем передать лишь одно из многих значений этой сказки, потому что

в арабских текстах обычно используются омонимы -- слова, одинаковые по

звучанию, но имеющие разный смысл. Такое свойство языка свидетельствует о

том, что он пришел к нам от более древних культур и предназначен для того,

чтобы глубже описать сознание, а также нечто, связанное с внешней моралью.

Помимо того, что это сказание представлено в популярной литературе на

Востоке, находящейся в обращении, оно встречается в дервишских манускриптах,

иногда очень древнего происхождения.

Настоящая версия принадлежит ордену Ассасинийа ("Сущностный",

"Первоначальный"), существующему на Ближнем и Среднем Востоке.


МУРАВЕЙ И СТРЕКОЗА




Благоразумный и упорный муравей смотрел на цветочный нектар, как вдруг

на цветок ринулась стрекоза, попробовала нектара и отлетела, потом снова

подлетела и присосалась к цветку.

-- И как только ты живешь без работы и без всякого плана? -- сказал

муравей. -- Если у тебя нет ни реальной, ни относительной цели, какова же

особенность твоей жизни и каким будет ее конец?

Стрекоза ответила:

-- Я счастлива и больше всего люблю удовольствия. Это и есть моя жизнь

и моя цель. Моя цель -- не иметь никаких целей. Ты можешь строить для себя

какие угодно планы; но ты не смо-жешь убедить меня в том, что я несчастлива.

Тебе -- твой план, а мне -- мой.

Муравей ничего не ответил, но подумал: "То, что для меня очевидно, от

нее скрыто. Она ведь не знает, каков удел муравьев. Я же знаю, каков удел

стрекоз. Ей -- ее план, мне -- мой".

И муравей пополз своей дорогой, ибо сделал все, что было в его силах,

чтобы предостеречь стрекозу.

Прошло много времени, и их дороги опять сошлись.

Муравей заполз в мясную лавку и, примостившись под чурбаком, на котором

мясники рубили мясо, стал благоразумно ожидать своей доли. Вдруг в воздухе

появилась стрекоза. Увидев красное мясо, она стала плавно снижаться на

чурбан. Только она уселась, огромный топор мясника резко опустился на мясо и

разрубил стрекозу надвое.

Половинка ее тела скатилась вниз, прямо под ноги муравью. Подхватив

добычу, муравей поволок ее в свое жилище, бормоча себе под нос: "Твой план

закончился, а мой продолжается. "Тебе -- твой план" больше не существует, а

"мне -- мой" начинает новый цикл. Наслаждение казалось тебе важным, но оно

мимолетно. Ты жила ради того, чтобы поесть и в конце концов самой быть

съеденной. Когда я тебя предостерегал, ты решила, что я брюзга и отравляю

тебе удовольствие".


Почти такая же притча встречается в "Божественной книге" Аттара, хотя

там она имеет несколько иное значение. В настоящем варианте история была

рассказана одним бухарским дервишем возле гробницы аль-шаха Бахааддина

Накшбанда семь столетий назад. Она взята из суфийской записной книжки,

сохранившейся в Великой мечети Джелалабада.