Швед Бенгт Даниельссон открывает Гогена-журналиста. Автор Елена Овчаренко интервью

Вид материала

Интервью

Подобный материал:

• Вдетстве Астрид Линдгрен была окружена фольклором, и многие шутки, сказки, истории,, 207.96kb.
• Интервью Бездомная эпоха Музея кино Елена Фанайлова, автор и ведущая программы "Свобода, 246.1kb.
• Памятка по проведению интервью с ветеранами Великой Отечественной войны 1941-1945 гг., 93.4kb.
• Автор: Елена Ходак, 403.68kb.
• Элективный курс школа юного журналиста, 179.99kb.
• Итоги конкурса памяти пермского журналиста Валерия Дементьева 2011, 167.97kb.
• Международное гуманитарное право и сми, 82.02kb.
• Наличие авторского начала один из важнейших признаков любого жанра публицистики, 539.67kb.
• Астропсихолог Елена Мережникова о событиях грядущей недели Новое гадание на крутящихся, 619.02kb.
• Актуальное интервью, 82.46kb.

Лето в «прирученной» деревне

Деревенские называют Татьяну – «дачницей». Деревня эта, как шутят ее жители, совсем уже приручена городом, почти что садоводческое товарищество, а как же иначе, когда до Москвы всего-то 40 километров и вокруг сплошные дачи. И все же прозвище приклеилось к Татьяне накрепко, хотя она родилась и всю свою жизнь прожила в этой подмосковной деревне.

Почти все взрослое население ездит на работу в город, а молодежь вообще старается приезжать только на один летний месяц. Такой современный жизненный уклад не мешает местным жителям из года в год, по сложившейся еще прадедами традиции, сажать овощи, держать коров, коз, кур и прочую живность.

А у Татьяны ничего подобного нет. Зато есть цветы, высаженные «в тон»: бордовая астильба переходит плавно в красную, следом – розовая, затем кипельно-белая. Рыжие лилии незаметно сменяют желтые, иногда их неожиданно и насмешливо перебивают алые маки. Красота! Не успевали одни цветы у Татьяны отцвести, как тут же зацветали другие. Все это было ею лично спланировано заранее и происходило под неустанным наблюдением. Из «серьезного» - смех один: крошечная грядочка петрушки и еще более крошечная – с чесноком, в котором 2-3 дольки, сорт такой, удобно – долго чистить не надо. Все остальное, необходимое для обеда, Танин муж, - а он, хоть и вышел на пенсию, продолжает работать на авиационном заводе в Москве, - возит из города. Это к тому, чтобы вся деревня не уставала над Татьяной с ее цветочками потешаться. Но, в общем, ее любят, и она любит всех.

Мне нынешним летом довелось погостить месяцок в той самой деревне в доме как раз напротив Таниной хибарки. Симпатичной, густого хорошего зеленого цвета и всегда чистенькой, даже если дождь шел неделю подряд и всё, даже деревья были в мокрой липкой грязи. Таня обожала, положив локти поверх калитки, ввязаться со мной в длинный и всегда странный разговор. Говорила неторопливо, но, не переставая, ее губы, даже ранним утром, намазанные ярко-розовой помадой, непременно окрашивали также и верхние зубы. Опять же всегда и в любое время суток ее идеально уложенные волосы не мог стронуть с места ни сильный ветер, ни яростный дождь.

Поговаривали, что она постоянно носит корсет, но вот для чего – чтобы казаться стройнее, или из-за каких-то неполадок с позвоночником, не знаю. Ходила она прямо и верхняя часть ее тела была статична и малоподвижна. Меня неотвязно преследовала мысль, что и сама Татьяна, со своей причудливой прической и малиновыми губами-зубами похожа на красочный цветок в керамическом горшке.

Она была просто помешана на своих клумбах и все лето пересаживала цветы с места на место: ей постоянно казалось, что они не сочетаются по оттенкам и тонам. Розовый получился почти что красным, а белый – цвета слоновой кости. Надо ли говорить, что и разговоры этой цветочной женщины всегда, или почти всегда крутились вокруг ее зелени.

- Я суеверная, только если это растений касается. Они мне всю жизнь что-то говорят и о чем-то предупреждают. Вот, помню, зимой, лет 10 назад вдруг и сразу зацвели все фиалки у меня на подоконнике. Поверишь, за одну ночь хилые стебли покрылись бутонами и... я просто ахнула, когда проснулась. Стояли настоящие бархатные шапки в горшках, цветущие и сочные, красоты необыкновенной. А у меня много фиалок было, не помню, но точно больше 15: зимой я дома цветы развожу. Я смотрела на эту красоту и мне тревожно как-то было. С чего бы вдруг? И точно. Буквально через пару дней на работе меня так оклеветали, что я свалилась с инфарктом и едва Богу душу не отдала. Как только в себя пришла, все фиалки выбросила, даже никому предлагать не стала. Подумала, что они меня предупреждали, конечно, но как-то... слишком радостно, что ли... Такая пышность ни к чему была в том случае. Или вот еще. Мои родители, да будет им земля пухом, как-то приобрели дерево жизни. Ты не помнишь, конечно, но в то время все им очень увлекались, модно, вроде как... Оно у них красивое было, родители и ухаживали за ним как за ребенком. Вдруг чахнуть начало ни с того ни с сего. Чего они только не делали, каких удобрений в него не впихивали, погибает и все тут. Уже один ствол и остался. И что ты думаешь? Тут и начинается самое странное. Неожиданно умирает мой отец, вечером уснул, утром не проснулся. После этого дерево на глазах оживает, силу набирает, причем на удивление быстро. Тут уж моя матушка, царство ей небесное, быстренько его кому-то отдала. Вот, говорит, еще чего не хватало, теперь оно и мою смерть предскажет! Такие дела...

Татьяна постоянно затаскивала меня в свой ботанический сад и просто вынуждала восхищаться, умиляться и обнюхивать ее цветник, что, впрочем, было совсем не трудно: с красотой поспорить невозможно. Приходилось, конечно, выслушивать очередные цветочные истории.

- У нас тут на краю деревни старик живет одинокий, не видала? Горбатый? Ну и ладно, увидишь еще. Так вот, они несколько лет назад со своей старухой, царство ей небесное, где-то разжились луковицами голубых гладиолусов, представляешь? Это что-то! Это так красиво и так необычно! Говорят, им дочь из-за границы привезла, но точно не знаю, врать не буду. И вот старики вокруг этих гладиолусов только что хороводы не водили, так за ними ухаживали, что у меня просто слеза набегала. Вся деревня приходила смотреть, а старики такие гордые стояли! Дачники сбегались со всей округи, где еще такое увидишь – голубые гладиолусы. И тут пришлось старикам уехать всего на одну ночь. Вернулись – гладиолусов нет, луковицы по всей земле раскиданы, и земля рыхлая, словно Мамай прошел. Схулиганил кто-то, да Бог ему судья. Старуха как упала, так больше и не поднялась, инсульт ее разбил. Старик за ней год ухаживал, потом она отдала Богу душу. И никогда больше я таких гладиолусов не видала, а они мне радость дарили. Такие дела...

Татьяна снимает локти с калитки, вздыхает, потревожив душу такими печальными воспоминаниями, а вот что ее больше взволновало, судьба старухи или загубленные луковицы – не знаю. Но Татьяна оглядывается на свой цветник «в тон» и лицо ее озаряется самой счастливой из всех виденных мною улыбок. Мне кажется, да нет, я просто уверена, что Татьяна существует только с весны по осень, вместе со своими цветами. А зимой ее просто нет. Впрочем, глупости конечно. Дачница... Цветочная женщина... Счастливый человек, между прочим!


Соседка справа, старая Люся, отличается плохим характером. Это ее характеристика и за это ее в деревне, как ни странно, уважают. Я сама видела, как мужики приходят к ней советоваться насчет того, где лучше ставить гараж и как утеплять сарай. Она охотно объясняет, бурно жестикулируя и голос у нее низкий и словно прокуренный, хотя, я уверена, Люся никогда не курила. Старость и сварливость запрятали ее глаза глубоко в складки кожи, их практически не видно, зато с возрастом хорошо обозначилась линия рта – уголки всегда опущены, губы поджаты. Плохой характер налагает свои обязательства и щедро платит одиночеством. Люся одинока. Она вдова, дочь есть, но предпочитает откупаться деньгами и заскакивает к матери на собственной машине не больше чем на 15 минут раз в месяц, хотя живет в Москве и могла бы погостить подольше. Внуки бабушку не жалуют, в деревне шепчутся, что их и в глаза-то никто не видел.

Люся успела по сто раз пересобачиться со всей деревней. Кто-то машину не там поставил, у кого-то пес по ночам бегает и пугает ее, Люсиных, кошек. Кто-то музыку громко включает, из-за этого Люсины козы мало молока дают, ну и все в таком же духе. Местные, желающие сдать на лето комнаты дачникам, до смерти боятся, что потенциальных съемщиков перехватит Люся. Потому что она обязательно скажет о том, что дом, в котором им предложено поселиться, холодный, что в подполе мыши и что хозяйка страшная жадина и будет гнобить жильцов за каждый съеденный на ее участке огурец и подглядывать в окна. Пока еще ни один из тех, кто попался на Люсином пути, не снял на лето ни метра местной площади. Кстати, свои метры она никогда и не думала сдавать, так что дело не в конкуренции.

Мне кажется, что проблема не только в знаменитом Люсином плохом характере, но и в ее страсти к общению. Люся, увы, ненавидит одиночество и ходит по деревне в поисках собеседника. Не ее вина, что вместо собеседника ей все время попадается какой-нибудь непорядок: машина, собака, музыка... Вот и отыгрывается на невинных горожанах, мечтающих о глотке чистого деревенского воздуха. Они, по крайней мере, слушают.

На безымянном пальце ее правой руки блестит обручальное кольцо, хотя ему уже лет 20 как надо бы перебраться на левую, Люся вдовствует давно. Но это тоже своего рода протест – я не одинока! И принцип: мой муж со мной, я как ни крути, его жена навеки, смерть не может разлучить любящие души, а он любил меня. В отличие от всех вас. Это кольцо – укор тем, кто не хочет стать ее собеседником и быстренько ныряет в дом, издали завидев Люсю, идущую тяжелой мужской походкой по главной улице деревни. Это кольцо – достойный ответ всему миру (читай – всей деревне): я не одинока!

На своем доме около входной двери Люся как-то хитро приспособила вазочку, разрезав ее вдоль и приклеив. В ней искуственные цветы, рядом прибита блестящая металлическая табличка, от которой при ярком солнце режет глаза: «Дом Вишняковых». Есть что-то до неприятности схожее с хорошо прибранной могилой, но на самом деле, - память о родителях, которые построили этот дом и были весьма добры к дочери, любили ее. Именно этого ей сейчас так недостает, ведь старики так же нуждаются в любви, как и дети.

В Люсином прошлом не было ни одной тайны, зато сейчас у нее есть хобби. Каждое лето старуха нанимает рабочих и что-то постоянно строит и пристраивает к своему добротному дому. На деньги дочери, разумеется. Весь год дочкины отступные бережно складываются в жестяную коробку из-под печенья (дочка подарила) и на что не тратятся. Ждут лета. Уже в мае у Люси начинается работа: она ищет гастербайтеров. Ищет придирчиво и подозрительно, долго и «по науке»: изучает характеры, привычки, склонности. Благо строительного народа много в соседних дачных кооперативах. Вот уж кто всегда отличный собеседник – гастербайтер! Вот уж кто не избегает Люсю, а сам идет ей навстречу. Май целиком и половина июня у нее уходит на поиски рабочих и те очень стараются ей понравиться. Старуха хорошо платит и не прибедняется.

А уж за что платит: за модернизацию и уютизацию своего дома, или за то, что с ней все лето будут живые люди – какое нам дело! Злые языки, впрочем, поговаривают, что все дело в живых людях, тех самых пресловутых собеседниках. Но как бы там ни было, целое лето у Люси кипит работа, строители живут у нее в доме, она их кормит, отчитывает, хвалит, учит жизни и частенько сидит вместе с ними на бревне во время их перекуров. Излагает факты из собственной жизни и ее довольный бас разносится по всей деревне. Строители не слишком спешат, уж больно хороши Люсины харчи, а Люся их и не торопит. Говорят, что в прошлом году маленькая веранда возводилась заезжими молдованами с середины июня до середины сентября. Я в это верю, потому что сама все лето наблюдала, как четверо вежливых таджиков делали ей новый забор. Тоже три месяца, хотите верьте, хотите нет. И еще: нынешним летом в гости к ней заехал один из прошлогодних молдован. Просто навестить приехал, поведал, что женился на хорошей женщине из Подмосковья и вполне счастлив. А как счастлива была старая Люся! Не столько его житейским новостям, сколько тому, что ее помнят, а значит, и немножко любят... Старость довольствуется малым, хотя и претендует на большое, разве не так?