I. Увещания к Феодору Падшему

Вид материалаДокументы
Книга о девстве.
Подобный материал:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   49

одно и тоже - не подавать телесной пищи и губить многие души. Те не обижали бедных;

но так как они не давали им своего и не избавляли их от бедности, то и потерпели это; а

ты и обидела, и отогнала (от чертога), и не только не оказала никакой пользы, но и

причинила величайший вред. Если же не принесшие пользы потерпели такое наказание, и

притом сохранив девство свое неповрежденным; то те, которые при бесполезности своей

причинили еще величайший вред и себе самим, и сожителям, и соблазнившимся, и,

важнее того, оскорбили имя Жениха, какому подвергнутся наказанию? Разве вы не знаете,

какое вы приняли на себя дело, на какой выступили подвиг, какую избрали часть борьбы,

какое наследовали место в воинстве? Вы стоите около самого военачальника, или лучше -

около самого Царя, и сражаетесь. Как на сражениях все войско занимает не одно место, но

одни помещаются на крыльях строя, другие в средине, иные позади, иные украшают

переднюю часть отряда, а иные везде, где является царь, вместе с ним появляются и

двигаются, так точно и сонм девственниц, когда он действительно составляет сонм дев,

занимает не другое какое-либо, а именно это последнее место. Не столько те, которые

носят золотые одежды и ездят на украшенных золотом конях, и носят золотые и

осыпанные камнями щиты, должны предвещать пришествие царя, сколько девственница -

пришествие Христово; ибо те появляются при царской колеснице царя; а она сама бывает,

если захочет, и царскою колесницею, как херувимы, и предстоит Ему, как серафимы.


7. Итак она, выходя на площадь, должна бы являться образцом всякого любомудрия и

изумлять всех, как бы ангел, ныне сошедший с неба; и если бы кто-нибудь из самих

херувимов явился на земле, то он привлек бы к себе всех людей; так и девственница

должна располагать всех, взирающих на нее, к изумлению и удивлению ее святости. Когда

она идет, то идет как бы по пустыне, в церкви сидит в глубочайшем молчании, не

обращает взоров ни на кого из проходящих, ни женщин, ни мужчин, а только - на своего

Жениха, как бы присутствующего и видимого; когда она пойдет домой, то опять беседует

с Ним в молитвах и слышит только Его голос чрез Писания; находясь же в доме, она

помышляет только о Нем, своем возлюбленном, оставаясь как бы странницею и

пришелицею и гостьею, и делает все так, как следует делать чуждой всего здешнего;


избегает не только взоров мужчин, но и общества мирских женщин, и о теле своем

заботится столько, сколько требует лишь необходимость, а все попечение свое обращает

на душу. Кто же не будет удивляться, кто не станет изумляться, видя в женщине

ангельский образ жизни? Кто осмелится приступить к ней? Кто из людей решится

коснуться столь пламенной души? Посему все волею и неволею станут отступать от нее,

все будут изумляться, видя как бы раскаленное и блистающее золото. Золото и по природе

своей имеет великий блеск; а когда оно получает еще блеск от огня, то зрелище бывает

еще величественнее и поразительнее, если так бывает с веществом, то, когда это

произойдет с золотою душою, тогда будет зрелище вожделенное не только для людей, но

и для ангелов. Для чего же ты украшаешь себя одеждами, имея украшение от этого

пламени? Одежды даны нам не для того, чтобы мы украшали себя, но чтобы прикрывали

стыд наготы, не для того, чтобы мы облекались в то, что может посрамить нас хуже

наготы. Посему и Бог одел Адама и жену его в кожаные одежды (Быт. 3:21), хотя Он мог

бы, если бы хотел, одеть их в прекрасные одежды; но Он издревле и чрез это внушает нам,

что теперь время не роскоши, а воздыхания и сокрушения. Если же самая нужда в одеянии

есть стыд и срам и происходит от греха, то для чего ты увеличиваешь этот знак

осуждения? Не достаточным ли доказательством нашего падения служит самая нужда в

одеянии? Для чего же ты делаешь это унижение еще большим? Для чего увеличиваешь

осуждение, умножая эту нужду? Следовало бы плакать и воздыхать, и изнурять самое

тело, по учению Павла (1 Кор. 9:27); а мы стараемся украшать покровы его, подобно тому,

как если бы кто, имея опухоль на глазу и быв поставлен в необходимость покрывать ее,

стал еще украшать эти покрывала. Посему Илия и Иоанн имели простое одеяние,

облекаясь в кожаные хитоны и волосяные одежды; ибо они старались и стремились

получить одежду нетления. А ты превосходишь и зрелищных женщин изысканностию

одежд, прельщая ими рассеянных юношей. Не такого украшения и убранства твоего

желает Жених, но Он заповедовал, чтобы все прославление Его было в душе твоей; а ты,

пренебрегая этим, разнообразно украшаешь грязь и пепел и привлекаешь невоздержных

любителей и, так сказать, делаешь прелюбодеями всех, взирающих на тебя. Что таким

образом ты обрекаешь себя великому пламени, этому и сама ты, я думаю, не станешь

противоречить; а что за тем следует и бесчестие, и осуждение, это я постараюсь показать,

обратив внимание на самих любителей. Когда украшающая свою душу имеет любителем

красоты ее Бога, а ты - людей, или лучше - не людей, а свиней и собак или какое-либо еще

худшее из бессловесных животных, то кто будет так безрассуден, чтобы считать тебя

украшенною лучше той, которая привлекает любовь Божию своим внутренним

благообразием? Итак, чем более ты увеличиваешь изысканность (в одежде), тем

становишься отвратительнее, удаляя от себя Бога и привлекая таких людей, и через это

оказываясь более постыдною и безобразною; ибо не безобразна ли та, которая не может

привлечь к себе Бога? Если же так неприятна украшающаяся, то представь, как

увеличивает свою отвратительность еще имеющая у себя сожителя.


8. Но, если угодно, мы не упомянем только о сожительстве, а раскроем его, чтобы оно

оказалось еще более постыдным. Так как они не боятся недремлющего Ока, а

остерегаются только людских взоров, то лишим их и этого утешения, выставив на вид то,

что скрывают и затеняют стены, и откроем двери для желающих видеть, прежде всего

подняв их с постели. Но лучше, если угодно, изложим наперед происходящее в их доме, и

положим, что сожительствующие разделяются стенами и спят в разных комнатах; ибо я не

думаю, чтобы кто-нибудь из них, хотя бы и склонный к великой непристойности, до такой

степени стал срамить себя, что и спал бы в одной комнате. Итак, пусть они разделены

стенами. И что же? Этого недостаточно для того, чтобы избавить их от подозрения;

впрочем, не станем теперь говорить о подозрении, хотя бы вместе с мужчиною жило

множество служанок; а изложим пока другого рода непристойность. Случается, что они,

проснувшись в одно и тоже время, не для всенощных бдений (ибо ничего благочестивого


от таких душ никогда не может быть), идут один к другому еще лежащему и

разговаривают между собою ночью; что может быть постыднее этого? Если же случится

сожительнице и заболеть внезапно, тогда уже и стены бесполезны; быстро встав прежде

других, так как служанки часто медлят, он входит к лежащей девственнице, оправдываясь

ее болезнию, садится около нее, и исполняет разные услуги, которые пристойно

исполнять иногда только женщинам, и она не стыдится, но еще утешается этим, и он не

только не совестится, но еще очень радуется, и тем более, чем постыднее то служение,

которое исправляет; тогда и оправдывается апостольское изречение: "слава их - в сраме"

(Флп. 3:19). Когда же встанут и служанки, то срам бывает еще хуже; они с непокрытою

головою, в одной нижней одежде и с обнаженными руками, как встревоженные и

пробужденные ночью, бегают в его присутствии, или лучше - он обращается и бегает

среди них, тогда как они исполняют все нужды; этого что может быть постыднее? Когда

прибудет и повивальная бабка, и тогда он не стыдится, а еще хвалится в присутствии даже

посторонних девиц; ибо имеет в виду только то одно, как бы оказать больной свои услуги,

не сознавая, что чем более он оказывает их, тем более срамит и ее и себя. И что

удивительного в том, если он не стыдится пришедшей? Часто и в полночь он не ленится

исполнять дело низких служанок, даже бежать к повивальной бабке; когда же та придет,

его то выгоняют против воли, если он слишком бесстыден, то позволяют ему войти и

сидеть; впрочем, кто мог бы, даже употребив много усилий для посрамления его,

изобразить его таким, каким он делает сам себя? Когда же наступит день и нужно будет

обоим вставать с постели, то начинаются предосторожности и опасения; ибо и она не

может безопасно выйти из своей комнаты, так как часто, входя, быть может, встречала

неодетого мужчину; и он опасаясь того же самого, иногда входит предвозвестив о себе, а

иногда - без предосторожности, за что подвергается великому осмеянию; но я не стану

говорить ничего более. Все это, хотя и маловажное, обыкновенно производит великий

огонь невоздержания. Это и еще больше того бывает в доме; когда же он, отправившись

на торжище, возвратится назад, то опять бывает большая непристойность. Входя в дом,

как в свой, и не считая нужным предупредить об этом, он, находя сидящих у ней женщин,

стыдит ее; и она часто испытывает тоже самое. Так у них женщина считает постыдным

принимать к себе женщин, и мужчина мужчин; а сами они не отказываются жить вместе

друг с другом, отказываясь принимать к себе людей одного с собою пола. Что может быть

хуже этого? Случалось, что его находили и сидящим около мотающей нитки в клубок или

держащей прялку. А кто может изобразить огорчения и ежедневные ссоры? Хотя бы

между ними была великая дружба, может случаться и это. Я слыхал о некоторых, что они

испытывают даже ревность; ибо, где нет духовной любви, там необходимо бывает и это.

Отсюда непрестанные падения, отсюда развращение, от этого девственницы делаются

неблагородными и бесстыдными и бывают, хотя не растленны телом, но растленны

нравами; потому что, когда она привыкает свободно разговаривать с мужчиною, и сидеть

вместе с ним, и смотреть на него, и смеяться в его присутствии, и делать многие другие

непристойности, нисколько не считая этого дурным, то срывается завеса девства и

попирается цвет его. Поэтому они ни от чего не устраняются и ни от чего не

отказываются, но бывают и свахами и зачинщицами брака, и исполнительницами других

дел, и многим женщинам, желающим остаться во вдовстве, препятствуют, думая найти в

этом оправдание своих пороков; поэтому они и презираются всеми; поэтому и сами

замужние женщины не стыдятся пред ними, как поступающие во всем лучше их.

Подлинно, гораздо лучше вступать в первый и во второй брак, нежели делать такие

непристойности и считаться у всех сводницами и бесстыдницами, лишаясь удовольствий

брака и возлагая на себя бремена брака; ибо что может быть тяжелее, как иметь у себя

мужчину и заботиться о его делах? Бог освободил тебя от этого бремени; от повеления: "к

мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою" (Быт. 3:16),

избавило тебя девство; для чего же ты опять навлекаешь на себя рабство? Христос сделал


тебя свободною, а ты сама себе умножаешь труды; Он сделал тебя чуждою забот, а ты

вымышляешь себе заботы.


9. Так как я упомянул о заботах, то благовременно мне, говорящему об этом,

припоминается апостольское изречение. Если бы самое сожительство женщин с

мужчинами и мужчин с женщинами освобождало от забот, то Павел, призывая к

воздержанию, не сказал бы: "я хочу, чтобы вы были без забот" (1 Кор. 7:32), как бы

желая и этим побудить нас к тому. Чего хотите вы, говорит он, - спокойствия и свободы?

А разве вы не видите, что от сожительства с мужчинами происходит противное, - рабство

и труды и многие беды? Поэтому многие, лишившись мужей, часто и не вступали снова в

брак, чтобы не быть опять под игом рабства. Вообще, хотя бы тебе пришлось жить в

бедности и оставаться без всяких покровителей, ты веди жизнь добродетельную и не имей

ничего общего с мужчиною, но входи в общение с женщинами, живущими

благопристойно, и не потеряешь венца своего и будешь наслаждаться полною

безопасностью. Если же это сообщение представляется тебе труднодостижимым, поищи

его тщательно, и несомненно найдешь, или лучше, и искать не нужно. Как все мы

прибегаем к свету, так и к тебе, если будут блистать лучи твоей жизни, прибегнут все

женщины, каждая с любовию предлагая тебе себя вместо служанки, и будут считать тебя

опорою своего дома, и украшением и венцем своей жизни, по слову Христову: "ищите",

говорит Он, "прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам" (Мф.

6:33). А теперь мы, нерадя о небесном, по собственной вине лишаемся и житейского.

Когда я говорю мы, то разумею не только мужчин, но и вас, женщин, и притом вас более,

нежели мужчин, так как и в начале жена получила тягчайшее наказание потому, что она

преимущественно содействовала обольщению; Бог и наказал обольстившую больше

обольщенного. То же самое будет и ныне, если вы не захотите исправиться и возвратить

свое благородство. Когда жена была обвиняема в том, что дала мужу от плода, она не

осмелилась сказать, что ему, как мужчине, следовало бы не соглашаться и не

обольщаться, но, умолчав об этом оправдании, как ничего не значущем, обратилась к

оправданию другому, хотя также слабому, однако имеющему значение больше того.

Отсюда видно, что скорее обольщенные могут слагать вину на обольстителей, нежели

последние на обольщенных. Блудница приглашает растлевающего ее тело и, переспав с

ним, потом отпускает его; а ты, пригласив повреждающего и растлевающего твою душу,

держишь его постоянно в своем доме и не позволяешь уйти, налагая на него тяжкие узы

ласкательством, угодливостью и другими действиями, и думая, что прославляешься,

посрамляешь саму себя. Разве ты не понимаешь, скажи мне, как кратка настоящая жизнь,

как подобна она сновидениям, увядающим цветам и скоропреходящей тени? Для чего же

ты хочешь, насладившись теперь в сновидении, тогда терпеть наказание в

действительности? Впрочем, в этом нет и наслаждения; ибо какое наслаждение там, где

осуждение, порицание, насмешки и соблазны? Даже если бы и было наслаждение, то что

значит малая капля воды в сравнении с беспредельным морем? "Слыши, дщерь, и

смотри, и приклони ухо твое, и забудь народ твой и дом отца твоего. И возжелает

Царь красоты твоей" (Пс. 44:11-12), взывал некогда Давид к вселенной, находящейся в

худом состоянии. Это и мы провозгласим тебе, изменив немного слова пророка, и скажем

вместе с пророком : "Слыши, дщерь, и смотри, и приклони ухо твое, и забудь" дурную

привычку свою и живущих с тобою ко вреду твоему, и "возжелает Царь красоты твоей".

Чего тебе больше этого? Что другое можем мы сказать равное тому, когда ты

приобретешь любовь Владыки небес и земли, ангелов и архангелов и высших сил,

освободившись от этих низких, подобных тебе рабов, посрамляющих твое благородство?

Поэтому здесь и прилично окончить речь; ибо мы не можем сказать ничего, равного этой

чести. Если имеющая женихом своим царя земного считает себя счастливее всех, то ты

(имея Женихом своим) не царя земного и не подобного себе раба, но Царя небесного,

превышающего всякое начальство и власть, и силу, и всякое именуемое название (Еф.


1:21), седящего выше херувимов, потрясающего землю, распростершего небо, страшного

для херувимов, неприступного для серафимов, и не только Женихом, но и любящим тебя,

и любящим сильнее всякого человека, как не оставишь все здешнее, хотя бы даже

надлежало отдать самую душу? Итак, если этого одного слова достаточно для того, чтобы

исправить человека, хотя бы он был грубее всякого свинца, и устремить его к горним

обителям, то мы, здесь оканчивая (свое слово), увещеваем тебя - воспевать это изречение,

как бы некоторую божественную песнь, и дома и на торжище, днем и ночью, на пути и в

горнице, голосом и мыслию, и непрестанно повторять душе: "Слыши", душа моя, и

смотри, и приклони ухо твое, и забудь" дурную привычку свою, и "возжелает Царь

красоты твоей"; и если ты будешь постоянно повторять эти слова, то сделаешь душу

чистейшею всякого золота, так как это изречение сильнее огня воспламеняет душевные

помыслы и очищает всякую нечистоту, во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава

во веки веков. Аминь.


[1] Это славянский перевод, в Синодальном это звучит так: "зайди, будем упиваться

нежностями до утра, насладимся любовью".


[2] Приводимые ниже места св. Писания, принадлежащие двум пророкам, св. Иоанн

приводит под именем одного пророка Михея.


[3] Так у Златоуста, в слав. тексте смысл другой: "не изыде живущая в Сеннааре,

плачитеся дому (сущаго) близ нея", т.е. она не смогла выйти, а вы плачьте над домом

близ нее. В Синодальном же переводе: "не убежит и живущая в Цаане; плач в селении

Ецель не даст вам остановиться в нем". – и.Н.


КНИГА О ДЕВСТВЕ.


Рассуждение о девстве принадлежит к ранним произведениям св. Иоанна Златоуста, но

достоверно неизвестно, тогда ли оно написано, когда он был диаконом или пресвитером

антиохийской церкви (380-398 г. по Р. Х.), или, когда еще подвизался в пустыне (374-380).

Несомненно, только то, что это произведение сделалось известным прежде Бесед его на 1-

е послание ап. Павла к Коринфянам, сказанных в Антиохии, так как в конце 19-й Беседы

на это послание сам святитель ссылается на свою книгу о девстве, в которой тщательно

изъясняется христианское учение о девстве и его отношение к учению о законном браке,

вопреки унижавшим брак еретикам, против которых в начале рассуждения святитель и

направляет свою вдохновенную речь.


КРАСОТУ девства иудеи презирают, и это нисколько не удивительно, если они не

почтили Самого Христа, родившегося от Девы; а язычники восхищаются и поражаются

ею; но ревнует о ней одна только Церковь Божья. Дев еретических я никогда не назову

девственницами, - во-первых, потому, что они нечисты, так как не обручены одному

мужу, как желает блаженный друг Жениха - Христа, когда говорит: "потому что я

обручил вас единому мужу, чтобы представить Христу чистою девою" (2 Кор. 11:2).

Хотя это сказано обо всей полноте Церкви, но под этими словами разумеются и

девственницы. Как же могут быть чистыми те, которые не питают любви к одному Мужу,

а присоединяют к Нему другого несуществующего бога? Итак, они не могут быть

девственницами, во-первых по этой причине; а во-вторых потому, что они, признав брак


бесчестным, стали воздерживаться от брака. Приняв же за правило считать брак

порочным делом, они заранее лишили себя наград, принадлежащих девству; ибо

справедливость требует, чтобы воздерживающиеся от злых дел не венцы получали, а

только не подвергались наказанию. И такое установление можно видеть не только в

наших, но и внешних (языческих) законах. Убийца, гласят (законы), пусть будет казнен

смертью: но не прибавляют: неубивающий пусть получит почести. Вор, гласят (законы),

пусть будет наказан; но не повелевают, чтобы удостаивался дара тот, кто не похищает

чужого; и, подвергая смерти прелюбодея, они не удостаивают никакой награды того, кто

не вредит чужим бракам. Это и весьма справедливо. Надобно воздавать похвалу и

удивляться тем, которые преуспевают в добре, а не тем, которые (только) избегают зла;

для последних довольно и той чести, если они не терпят ничего худого. Посему и Господь

наш угрожал геенною тому, кто без причины и напрасно будет гневаться на брата своего и

назовет его уродом (Матф. 5:22), но не обещал царствия небесного тем, которые не

гневаются напрасно и воздерживаются от злословия, а потребовал еще другого, большего

и важнейшего, сказав: "любите врагов ваших" (Матф. 5:44). И, желая показать, как

маловажно, незначительно и недостойно никакой чести, только воздерживаться от

ненависти к братьям, Он, заповедав нечто гораздо большее, т. е. любить их и быть в

дружестве с ними, сказал, что и этого недостаточно для того, чтобы нам удостоиться

какой-нибудь чести; ибо как это возможно, когда мы в этом отношении нисколько не