Beyond enlightenment
| Вид материала | Реферат |
ДЕСЯТЬ HE-ЗАПОВЕДЕЙ
25 октября 1986 г., Бомбей
Возлюбленный Бхагаван,
сегодня после годичного перерыва, я снова вижу Вас, я снова с Вами. С самого утра я чувствую, что мое сердце бьется сильнее и быстрее, чем обычно, и я испытываю в животе какое-то пугающее чувство пустоты, как актер перед выходом на сцену. Слезы застилают мои глаза, хотя я не испытываю никакой печали. С одной стороны, я воспринимаю это как страх, нервозность. С другой стороны, это возбуждение, предвкушение; а с еще одной стороны, это энергия, чистая и простая — жизнь, пульсация.
Возлюбленный друг, мне определенно это не кажется проблемой, но не могли бы Вы рассказать о феномене приближения ученика к физическому телу учителя?
В жизни человека бывает очень мало моментов более магических, чем чувство любви и доверия, которое ученик испытывает к учителю.
Эта связь не от мира сего, ибо она — лестница к запредельному.
Приближение к учителю определенно придает новую пульсацию твоей жизненной энергии, твоей восприимчивости, твоей открытости. Это заставляет тебя танцевать, твое сердце начинает петь песню. Это момент ликования.
Это такой же момент, как тот, когда река, танцуя, впадает в океан, чтобы исчезнуть в нем, — но это исчезновение только для тех, кто стоит на берегу. Для самой же реки исчезнуть в океане — значит стать больше, стать самим океаном.
Приблизиться к учителю — значит в каком-то смысле стать учителем... а что может быть более радостным, более захватывающим?
Есть много видов любви, но та любовь, которая существует между учителем и учеником, является самой чистой: она не загрязнена ожиданиями, требованиями, условиями. Учитель принимает тебя таким, каков ты есть, без всякого желания сделать из тебя что-то другое. А ты любишь учителя потому, что он впервые за всю твою жизнь дает тебе свободу быть самим собой — без страха, без чувства вины.
Твое переживание естественно.
Оно случается с каждым учеником, это — космическое переживание.
Но оно не может случиться, если ты просто студент. Если ты пришел сюда только для того, чтобы о чем-то узнать, накопить знаний, тогда такое чудо невозможно.
Если же ты пришел сюда для того, чтобы расширить свое сознание, сделать свое существо более цельным, тогда ты пришел не для увеличения знаний, а для перерождения. Ты пришел, чтобы снова стать ребенком: ты пришел, чтобы вернуть себе чистоту, аромат, красоту твоей невинности.
Я не преподаватель, а это не то место, где знания имеют значение. Я просто присутствие, которое должно пробудить то, что спит в тебе, и позволить тебе познать самого себя.
Я здесь не для того, чтобы навязать тебе какую-то религию. Я здесь для того, чтобы сделать тебя совершенно невесомым: никакой религии, никакой идеологии... только проникновенная тишина, безмятежность, глубина, звездная высь.
Это — место, где обитает учитель... и функция этого места — магия... но не обычная магия, а магия, которая творит Гаутам Будд.
И, естественно, когда ты выходишь из твоей тьмы к свету становления Гаутамой Буддой, невозможно не быть в восторге, не быть в экстазе, не быть захваченным танцем.
Если ты жив, то из тебя будут рождаться звезды, в тебе будут распускаться цветы. Но если ты мертв, как большинство людей на земле, тогда с тобой ничего не случится — с мертвыми ничего не случается.
В жизни Махавиры случилась одна прекрасная история.
Однажды Махавира пришел в Васали, один из великих городов того времени. В Васали жил великий вор. У вора был единственный сын, которого он обучал своему искусству. Он сказал ему: «Ты свободен делать все, что угодно, но не приближайся к этому человеку, не подходи близко к Махави-ре. Я вор-мастер, но я тоже избегаю его, ибо этот человек опасен. Его окружает нечто магическое — и если ты попадешься, то выбраться будет невозможно. Так что запомни: ты можешь ходить повсюду, но избегай того места, где остановился Махавира».
Сын был послушным юношей. Много дней он избегал Махавиры, но искушение было таким сильным: «Вот человек, которого отец так боится, что даже приближение к нему считает опасным... На него стоит посмотреть».
И однажды он приблизился к роще, в которой остановился Махавира с десятью тысячами учеников — он даже не вошел в рощу, а остановился на краю. И он услышал только одну фразу. Махавира говорил, что в раю ангелы и небесные девы потрясающе прекрасны, но у них есть один недостаток: их ноги обращены носками назад. Ангелы хотят идти в одну сторону, а их ноги в противоположную сторону.
Боясь, как бы отец не узнал, что он нарушил его запрет, юноша убежал. Но он подумал: «Там нет никакой опасности, а Махавира просто рассказывает какие-то небылицы».
Но в ту же ночь его вместе с отцом поймали на месте преступления. Получить какие-либо сведения от отца было невозможно, поэтому царь сказал: «Не тратьте время на отца, сосредоточьтесь на сыне. Может быть, от него мы сможем получить все необходимые сведения».
И вот что они придумали: юноше дали наркотик, и он проспал несколько часов в полном беспамятстве. Его перенесли в самую красивую комнату дворца и приставили к нему прекрасных девушек, которые должны были прислуживать ему. Когда к нему вернулось сознание, он подумал: «Боже мой, я умер. Я в раю. Это рай, который описывал Махавира. А девы действительно прекрасны. Все просто великолепно!»
Но затем он посмотрел им на ноги и сразу же понял, что что-то тут не так: «Это не рай, ведь у девушек ноги такие же, как и у обычных людей».
Девушки всеми способами пытались убедить его, что он умер и находится в раю. Они говорили: «Это только приемный покой. Прежде чем войти в настоящий рай, ты должен рассказать все о своей жизни — таково правило. Все будет записано, зарегистрировано, и только тогда ты войдешь в настоящий рай».
Они хотели, чтобы он сознался во всех преступлениях, которые он совершил вместе с отцом, — во всех кражах и убийствах, в которых их не смогли уличить. Но он только улыбался.
Он сказал: «Прекратите это. Я слышал слова самого Махавиры. Ваши ноги выдали вас. Это не рай, а царский дворец. Это все обман. Передайте вашему царю, чтобы он попробовал одурачить кого-нибудь другого. Я — ученик Маха-виры».
Они сказали: «Странно. Когда же ты стал учеником Махавиры?»
Юноша сказал: «Проходя мимо рощи, в которой остановился Махавира, я услышал одну фразу, и сегодня эта фраза спасла меня».
И поскольку никаких доказательств не было, их в конце концов отпустили.
Юноша сказал своему отцу: «Я больше не буду слушать тебя. Если бы я не ослушался тебя и не услышал слов Махавиры, нас бы обоих повесили. Нас спасла одна-единственная его фраза. Я иду к этому человеку. Я попал в сети его магии».
И он стал великим учеником Махавиры.
Он сказал Махавире: «Ты спас меня. Теперь дай мне новую жизнь, ибо я не хочу быть спасенным для того, чтобы продолжать быть вором и убийцей. Хорошо, что меня поймали: случился разрыв. Начни мою жизнь сызнова, прими меня как дитя».
К учителю приходят в поисках утраченной невинности, утраченного детства, самобытности... в поисках индивидуальности, в поисках свободы.
Возлюбленный Бхагаван,
однажды — в пятницу, когда правоверные иудеи готовятся к субботе, — одному человеку, который не любил евреев, попался на улице ортодоксальный раввин. Желая поиздеваться над ним, он потребовал от раввина, чтобы тот, стоя на одной ноге, изложил всю философию иудаизма.
Раввин стал на одну ногу и сказал: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы другие поступали с тобой. Таков закон, а все остальное — комментарии».
Если бы меня поймал такой мучитель и потребовал, чтобы я, стоя на одной ноге, объяснил в одной фразе Ваше учение, то было бы правильным сказать, что это свобода от подавления?
Это будет не так-то легко.
Во-первых, ты не знаешь имени того раввина. Его звали Хиллель. Он — самый знаменитый иудейский философ, и он, Несомненно, сконденсировал всю философию иудаизма в одной сентенции.
Все так и было в действительности. От него потребовали, чтобы он, стоя на одной ноге, изложил суть иудаизма. И то, что он сказал, прекрасно, но не без изъяна. Он сказал: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы другие поступали с тобой. Это суть иудаизма, а все остальное — комментарии». Все священные писания иудеев: Тора, Талмуд... — все это лишь комментарии к одному небольшому утверждению, которое подобно семени... «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы другие поступали с тобой».
Что касается иудаизма, то ни один иудейский философ не усомнился в этом. И ни один неиудейский философ не поставил это под сомнение.
Но меня больше интересует человеческая реальность, а не философские аргументы.
А если посмотреть на человеческую реальность, то это утверждение неправильно — ибо то, что нравится мне, может не понравиться тебе.
Это утверждение может быть правильным только в том случае, если всем нравится одно и то же. А это не так.
Например, кто-то — мазохист, ему нравится, когда его бьют, ему нравится, когда его мучают. Ну и как он должен поступать с тобой — мучить? В соответствии с этим принципом, он должен бить тебя, он должен истязать тебя, ведь это — то, что он хочет, чтобы ты делал с ним.
Может быть, Хиллель и другие иудейские философы не осознавали, что есть люди, которые любят, чтобы их мучили, и есть люди, которые любят мучить других.
Последнее открытие современной психологии заключается в том, что есть садисты, которые любят мучить других, и есть мазохисты, которые любят, чтобы их мучили, и поэтому наилучшая супружеская пара получится, если садист женится на мазохистке. Они будут жить в раю, ибо ему нравится мучить, а ей нравится, чтобы ее мучили. Оба будут наслаждаться.
Но это очень трудно. Астрологи не думают об этом, родители не думают об этом. На самом деле, когда люди думают о браке, совершенно не принимается во внимание вопрос о том, является ли кто-то садистом или мазохистом. Прежде чем влюбиться, не забудь выяснить основной вопрос: если ты садист, ищи себе мазохистку, а если ты мазохист, тогда ищи себе садистку.
Лучшее место для поиска таких людей — приемная психоаналитика. Надо просто посидеть там, и ты найдешь всевозможные типы людей.
Но принцип, о котором говорит Хиллель, не применим во всех случаях.
И ты хочешь знать, что ты должен сказать, если кто-то потребует от тебя изложить мою философскую точку зрения... Это будет не так уж легко, ибо я вижу человека как многомерное существо. Ты сможешь изложить это, стоя на одной ноге, — но нет необходимости в каких-то сентенциях, тебе надо будет просто изложить десять не-заповедей.
Первая: свобода.
Вторая: уникальность индивидуальности.
Третья: любовь.
Четвертая: медитация.
Пятая: несерьезность.
Шестая: игривость.
Седьмая: творчество.
Восьмая: чувствительность.
Девятая: благодарность.
Десятая: чувство таинственного.
Эти десять не-заповедей выражают мое основное отношение к реальности, к свободе человека от всех видов духовного рабства.
Возлюбленный Бхагаван,
в 1983 году в Раджнишпураме нечто от запредельного вошло в меня. С тех пор я уже не тот человек, каким был раньше. Мои прежние цели и желания растаяли. Вещи, которые раньше для меня были полны смысла, утратили свое значение.
Но когда я говорю с людьми о медитации, о безмолвии и о том, что не дает нам погрузиться в него, во мне начинает возникать огромная новая энергия и ясность. Оживает каждая клетка моего тела. Я сам становлюсь слушателем того, что говорится через меня, и испытываю благодарность и любовь к людям, с которыми я могу разделить это.
Возлюбленный Учитель, стал ли я флейтой, инструментом для запредельного? Или это мое эго играет со мной злую шутку? Пожалуйста, объясните.
Это определенно изменило твою жизнь. Ты стал флейтой для божественного — ибо, если бы это было проекцией эго, то эго не позволило бы тебе задать этот вопрос.
И эго никогда не становится проводником, посредником, флейтой. Эго — не полый бамбук.
Эго очень плотное, оно не позволяет высшим силам использовать себя. Оно может существовать только в очень приземленном мире.
Отдаться высшим силам — значит войти в священное, выйти за пределы мирского. Эго не может выйти за пределы мирского. И в самой структуре эго заключена необходимость восхвалять себя, хвастаться даже тогда, когда для этого нет никаких оснований.
Например, на тебя нисходит вдохновение в поэзии, но эго хватается за него и заявляет на весь мир: «Это написано мной».
Ни одно великое поэтическое творение не было написано эго, из него не может выйти ничего великого. Великое появляется только тогда, когда эго уходит с пути, когда оно не мешает, когда оно отсутствует, когда оно в отпуске.
О Рабиндранате рассказывают, что когда он писал стихи, он запирал дверь и приказывал домашним ни в коем случае не беспокоить его, пока он сам не выйдет из комнаты.
Это была большая семья. Дед Рабиндраната получил от британского правительства титул раджи, хотя он был не царского рода, — но он владел таким количеством земли и был таким богатым, что мог бы купить нескольких магараджей. Семья была очень большая, во дворце жило около ста человек.
И это была весьма необычная семья.
В своих мемуарах Рабиндранат пишет: «К нам являлись в гости какие-то незнакомые люди и оставались навсегда. А мой дед был таким человеком, что говорил: «Ладно. Должно быть, он нам какой-то дальний родственник. Может быть, мы забыли об этом родстве, он забыл, но судьба свела нас вместе. Пусть живет здесь».
Так что семья росла. Кто угодно мог прийти и сказать: «Я ваш родственник, дальний, очень дальний». И его принимали не просто как гостя... раз уж он попал в дом, то было бы некультурно спрашивать его: «Когда ты уйдешь?» Его и не спрашивали.
Но не такова культура в Бомбее. В Бомбее люди первым делом спрашивают: «Когда вы собираетесь уезжать?» Вы еще даже в кресле не успели усесться, ваш багаж еще в такси, а у вас уже спрашивают, когда вы собираетесь уезжать, — ведь надо заранее заказать билеты.
То были другие времена, другие люди. И никто ни у кого не спрашивал, когда он собирается уйти. Зачем вообще уходить? Ведь можно жить в царском дворце, где ни в чем нет нужды.
Итак, по всему дворцу ходил слуга и звонил в колокольчик, предупреждая, что никто не должен беспокоить Рабин-драната. И все его братья, его отец и мать, его дед и все остальные домочадцы очень беспокоились, пока он находился в своей комнате, — а иногда он запирался на три-четыре дня, даже не принимая пищи.
Они спрашивали его: «В чем дело? Ты же можешь выйти и поесть, а потом вернуться в свою комнату. Никто не будет тебе мешать, никто не будет задавать тебе вопросы».
Он отвечал: «Выйти из комнаты для меня не проблема. Но дело в том, что когда на меня нечто находит, то стоит мне выйти из комнаты, чтобы принять душ или просто выпить чашку чаю, как тут же. этот процесс останавливается. И не в моих силах вновь его начать. Тогда я не знаю, когда он начнется снова... нечто нисходит на меня, проходит через меня. Я просто проход. Я хочу, чтобы мне никто не мешал, потому что я не хочу мешать этому процессу».
Каждый великий поэт, художник, певец, танцор осознает тот факт, что он бывает великим только тогда, когда его нет. Это не противоречие.
Величайшим танцором этого века был Нижинский. Он сошел с ума, потому что родился на Западе; на Востоке он стал бы Гаутамой Буддой. На Западе не было соответствующей подготовки, чтобы объяснить ему, что с ним происходит, а у него бывали необычные переживания.
Когда он танцевал... он временами полностью забывал о себе, его так захватывал танец, что был только танец и не было танцора, — он совершал такие высокие прыжки, что это противоречило закону всемирного тяготения.
Ни один ученый не мог найти этому объяснение. Человек не может прыгать так высоко, это просто невозможно! И это еще не все.
Когда он опускался... любое тело в падении испытывает сильное притяжение земли. Но когда опускался Нижинский, он опускался так плавно... как сухой лист, падающий с дерева, или как перо. Это было еще труднее объяснить.
И когда люди спрашивали его: «Как вы это делаете?», он отвечал: «Когда я пытаюсь делать это, у меня ничего не получается. В конце концов я прекращаю попытки, и тогда в один прекрасный день это внезапно случается, — но это случается только тогда, когда меня нет, когда я не деятель. Это нечто из запредельного».
Так что не беспокойся.
Если ты чувствуешь тишину, покой, любовь... это не пути для эго. Эго не может чувствовать тишину, эго не может чувствовать покой, эго не может чувствовать любовь.
Твоя медитация достигла зрелости.
Ты созрел.
Радуйся и будь благодарен.
Существование очень сострадательно. Если мы готовы открыть наши сердца, ничего не утаивая, тогда нам становятся доступными огромные сокровища.
Вначале могут возникнуть сомнения: «Может быть, это проделки эго?» Не оставляй места таким сомнениям.
Запомни: эго может порождать страдание, эго может порождать тоску, эго может порождать зависть. Но эго никогда не может стать проводником божественного, эго никогда не может стать проходом для запредельного.
Возлюбленный Бхагаван,
почему я всегда иду на компромисс?
Человек идет на компромисс, потому что он не уверен в своей правоте, он не уверен в своем собственном опыте.
Стоит тебе действительно пережить нечто, как идти на компромисс уже невозможно. Такой возможности нет. Ты идешь на компромисс только потому, что твоя идея — это всего лишь нечто умственное, нечто заимствованное. Ты не знаешь, правильная она или неправильная, поэтому если она окажется наполовину правильной, то это не такая уж плохая сделка.
В Египте есть одна древняя история. К царю на суд пришли две женщины, обе претендовали на одного ребенка. Каждая из них утверждала: «Ребенок мой».
Царю надо было принять решение, но это было очень трудно — как тут решить? У обеих женщин мужья погибли на войне, служа царю.
В конце концов он позвал на помощь своего учителя, старого мудреца. Учитель сказал: «Это очень просто. Дайте мне ребенка». Ему дали ребенка, и он сказал царю: «Ребенка надо разрубить пополам и отдать каждой женщине по половине. В чем проблема? Обе заявляют о своем праве на ребенка, и поскольку нет никаких доказательств, никаких свидетелей, то справедливость требует разделить этого ребенка между ними, разрубив его пополам».
Царь был потрясен. Он сказал: «Что ты такое говоришь?»
Но прежде чем царь успел сказал что-то еще, учитель выхватил у царя меч из ножен. И одна из женщин выбежала вперед и закричала: «Нет! Отдайте ребенка той женщине, он не мой».
И учитель отдал ребенка этой женщине. Царь сказал: «Что происходит? Я не понимаю! Она же говорит, что ребенок не ее».
Учитель сказал: «Мать не может допустить, чтобы ее ребенка разрубили пополам. А другая женщина спокойно отнеслась к моему решению: разрубит так разрубит — ничего страшного, ведь это же не ее ребенок. Она готова пойти на компромисс, даже если ей достанется половина мертвого ребенка. А эта женщина не согласна идти на компромисс — ей нужен целый ребенок или не нужно никакого ребенка».
Когда ты обладаешь некой истиной, ты подобен матери — у тебя родилось некое переживание. Ты хочешь иметь его полностью или вообще его не иметь. Но ты не согласишься разрубить его пополам, ибо любое живое переживание, когда его рассекают пополам, становится мертвым.
Все компромиссы мертвы.
За всю историю человечества ни один человек, познавший истину, не шел на компромисс, а скорее был готов умереть за нее.
Так случилось с Мансуром аль-Халладжем. Его учитель, Джунайд, очень сильно любил его — а он был достоин любви - и многие годы пытался его убедить: «У себя в комнате ты можешь кричать: «Анал хак, я — Бог!» — но не делай этого на Улицах. Ты же знаешь, что эти люди — фанатики. И мне тоже Известен тот факт, что я — Бог».
Но аль-Халладж говорил: «Ты только знаешь этот факт, а я переживаю его. Ты пошел на компромисс с обществом. Ты - уважаемый учитель. А мне не нужно уважения. Я не буду скрывать мою истину. Истина подобна огню, ее нельзя спрятать. Я просто не могу не возвещать о ней с кровель!»
В мусульманской стране, где фанатизм является правилом, а не исключением, его, конечно же, схватили и привели к халифу, и тот сказал: «Это против нашей религии. Есть только один Бог, и он пребывает на небесах. Ты же простой смертный. Даже сам Мухаммед не говорил: "Я — Бог!" Он просто говорил: "Я — посланец Бога". Ты что, с ума сошел? Либо прекрати это, либо единственным наказанием будет смерть».
Аль-Халладж сказал: «Я готов умереть, но я не могу пойти на компромисс в этом вопросе. Таково мое переживание: я есть бог. И я говорю, что ты тоже бог, — но твой бог спит, а мой проснулся».
Джунайд пришел в тюрьму, чтобы его переубедить: «Это же глупо. Ты такой одаренный молодой человек, перед тобой открыто великое будущее. Ты можешь стать великим учителем. Я знаю, что то, что ты говоришь, верно, но неужели ты не можешь пойти на компромисс?»
Аль-Халладж сказал: «Со всем уважением я хочу сказать тебе, что ты не знаешь. Вот поэтому ты и пошел на компромисс. Ты слышал — я вижу. Ты читал — я есть. Смерть не имеет значения, но о компромиссе не может быть и речи».
И в тот день, когда его распяли, тысячи людей пришли, чтобы бросать в него камни, оскорблять его. Джунайд тоже пришел, он любил его, он был его учителем и знал, что у него есть огромные возможности для роста. И он прекрасно понимал, что сам он только знал о истине, а аль-Халладж переживал ее.
Но именно так работает компромисс.
Все бросали камни в аль-Халладжа... не бросить в него камень было опасно, ведь люди могли бы подумать: «Этот человек — сторонник аль-Халлджа». И Джунайд принес с собой розу, чтобы посреди толпы, бросающей камни в аль-Халладжа, бросить ее в него — ведь люди увидят, что он что-то бросил, а что именно никто не разберет. Таков ум человека, идущего на компромисс... никто не должен заподозрить его в том, что он не бросил камень.
И он идет на компромисс по двум причинам: с одной стороны, он уступает толпе, делая вид, что бросает камень, а с другой — идет на компромисс и с аль-Халлдажем. Ведь аль-Халлдаж, несомненно, высматривает Джунайда в толпе, чтобы увидеть, хватило ему мужества прийти или нет, и не прийти было бы большой трусостью.
Аль-Халладж улыбался, когда камни градом сыпались на него, наносили ему раны и кровь струилась по всему его телу.
Но когда в него попала роза, брошенная Джунайдом, он заплакал. В его глазах появились слезы.
Кто-то спросил: «Что случилось? В тебя попало так много камней, но ты продолжал улыбаться; а когда кто-то бросил в тебя розой, у тебя в глазах появились слезы».
Аль-Халладж сказал: «Да потому, что люди, которые бросают в меня камни, не знают меня. А человек, который бросил в меня розу, знает меня, знает мою истину. Но он — трус, и мне стыдно, что я был учеником этого человека. Камни -ерунда. А вот цветок розы нанес мне тяжелый удар!»
Когда ты идешь на компромисс, это означает, что у тебя нет твердой почвы под ногами.
Вместо того, чтобы идти на компромисс, лучше найди эту почву, корни, индивидуальность. Обрети искренность чувства, поддержку своего сердца. Тогда не имеет значения, какими будут последствия.
Человек, который познал истину, прекрасно знает, что ему невозможно причинить вред. Его можно убить, но ему нельзя причинить вред.
А человек, который не познал истину, всегда дрожит, всегда беспокоится. В этом беспокойстве и трепете, в этой тревоге, он продолжает идти на компромисс с кем угодно — лишь бы быть в безопасности, лишь бы ему не причинили вреда.
Но что ты пытаешься спасти? Тебе нечего спасать. Те, кому есть что спасать, не идут на компромисс.
Сократу судьи предоставили возможность... если бы он согласился покинуть Афины, он мог бы жить где-то в другом месте и избежать смертного приговора. Любой бы посоветовал ему: «Ведь это простой компромисс: ты можешь жить прямо за городской чертой», — так как в то время в Греции были только города-государства, каждый город был государством. Выйдя из городских ворот, человек уже находился за пределами государства. Он мог бы жить почти в пригороде.
Но люди, подобные Сократу, просто невыносимы.
Он сказал: «Я скорее умру, чем уйду в изгнание. И кроме того, я стар. Сколько мне осталось жить? И если самый культурный город нашего времени не может терпеть меня, то кто же будет меня терпеть? Лучше умереть в Афинах, чем где-то еще — по крайней мере у меня будет утешение, что меня убил самый культурный город».
Судьи действительно изо всех сил старались спасти его, ведь он не совершил никакого преступления. Просто толпа хотела его смерти — он развращал молодежь.
Любого, кто приносит в мир новые мысли, можно обвинить в том, что он развращает молодежь, — ведь он обязательно выступает против старых идей, он обязательно борется со старым. Это можно назвать развращением молодежи: «Он подрывает наши устои, нашу религию, нашу культуру».
Судьи сказали: «У нас есть еще одно предложение: ты можешь жить в Афинах, но прекрати разговоры об истине».
Сократ сказал: «Вы требуете от меня невозможного. До самого последнего вздоха я буду говорить об истине — и только об истине. Вы что, хотите, чтобы я начал лгать? Вы что, хотите, чтобы я вообще молчал? Но это тоже будет ложью, ведь знать истину и не говорить о ней — значит лгать, и ложь будет распространяться в людских умах. Нет, я останусь здесь и буду провозглашать истину. Вам решать — вы можете убить меня. Но никаких компромиссов!»
Попытайся обрести свою индивидуальность, свою цельность и старайся не идти на компромисс. Ибо чем больше ты идешь на компромисс, тем меньше ты индивидуальность. Ты всего лишь спица в колесе, просто часть большого механизма, просто небольшая часть толпы, — а не индивид в своей собственной красоте, в своем собственном праве.
Я абсолютно против компромиссов. Уж лучше смерть, чем жизнь полная компромиссов.
Возлюбленный Бхагаван,
вот шутка для моего любимого учителя:
Много веков людей очень интересует вопрос, был ли Иисус евреем. Недавно ученые сделали значительный шаг на пути к ответу на этот вопрос. Результаты их исследований были опубликованы несколько месяцев назад.
Иисус был евреем по трем веским причинам:
1. Он жил с матерью всю свою жизнь.
2. Его мать всегда называла его «самым лучшим».
3. Получив в подарок всего лишь два деревянных бруса, он умудрился основать международную корпорацию...
Евреи так и не смогли простить себе то, что они распяли Иисуса, по той простой причине, что он оказался у них самым лучшим мальчиком.
Они представить себе не могли, что он создаст самую большую и самую богатую международную корпорацию. Почти половину населения мира составляют христиане.
И он действительно основал все это большое шоу из двух кусков дерева — именно из этих двух кусков дерева был сделан крест. Я никогда не называю христианство «христианством» — я называю его «крестианством», ибо оно на самом деле основано на кресте. Результаты исследований, о которых ты говоришь, совершенно верны. И он основал такую корпорацию, которая продержалась две тысячи лет и все еще растет.
А товар, который она производит, невидим.
Что касается умения торговать, то Иисус — самый лучший торговец. Его товар не представляет собой ничего особенного. Христианство отнюдь не великая религия, оно весьма примитивно, третий сорт. Но он ухитрился продать свой товар почти половине мира. А поскольку товар невидим, то очень трудно определить его качество.
Я слышал, что в одном из магазинов Нью-Йорка продавались заколки-невидимки для женщин и женщины просто сошли с ума — заколки-невидимки! И цена была очень высокая. Одна женщина открыла коробку... а заколку-невидимку, конечно же, нельзя увидеть — и она спросила у продавца: «Вы уверены, что в коробке есть заколка-невидимка?»
Продавец сказал: «Не беспокойтесь. Мы распродали весь их запас еще три месяца назад, но люди продолжают покупать коробки — и мы перестали заказывать их на фабрике, ведь в этом нет смысла. Это же невидимки — мы не можем видеть их, вы не можете видеть их, никто не может видеть их. А люди продолжают покупать их, выстаивая в очереди».
Бог — это невидимый товар, который нельзя увидеть. И запасы этого товара истощились не несколько месяцев, а целую вечность тому назад. Рай и ад — это все невидимые вещи... И Иисус ухитрился построить жульническую религию на таких вещах, как бог, рай и ад.
В этом нет никакой религии.
Можно спорить с Гаутамой Буддой. В его учении по крайней мере что-то есть — с ним можно соглашаться, можно не соглашаться.
Но в христианстве ничего нет — тут даже спорить не с чем, оно просто лишено всякого основания. Это сплошное лицемерие. Папа римский, архиепископы, епископы, кардиналы и священники — ни у одного из них не было никаких религиозных переживаний, они даже не говорят, что переживают нечто. И их миллионы, и они обращают других в свою веру.
Они ничего не знают о том, что такое религия.
Может быть, поэтому они и обладают такой привлекательностью для всех идиотов. Посредственный ум не хочет никаких переживаний, он даже не хочет никаких разумных доводов. Он просто хочет верить... а вера — самая дешевая вещь в мире.
Христианство дает веру. Уверуйте, и вы спасены. А кто же эти спасители?
На днях Нилам рассказала мне об одном монастыре в Европе. Это старый монастырь, а сейчас он разделился на две части. Половина монахов заявила о том, что они гомосексуалисты, — поэтому они отделились и заняли половину монастырских помещений и половину церкви.
И не надо думать, что другая половина придерживается целибата, обета безбрачия; вероятнее всего, им просто недостает мужества признаться в том, в чем признались другие братья.
Когда я был в Америке, власти штата Техас приняли закон против гомосексуализма. Теперь Техас — самый отсталый штат в Америке: гомосексуализм запрещен, он стал преступлением... и миллионы человек выступили с протестом против этого закона. Если в Техасе один миллион гомосексуалистов, то что же говорить о Калифорнии?
В парламенте Нидерландов обсуждался вопрос, почему мне был запрещен въезд в эту страну. И министр, в ведении которого находятся такие дела, говорил странные вещи... но никто из парламентариев не спросил у него: «Что за чушь вы несете? »
Можно понять... Он сказал, что мне было отказано в праве на въезд потому, что я высказываюсь против папы римского. Высказываться против папы римского — это не преступление... ни в одной стране конституция не запрещает высказываться против папы римского. Но это еще можно понять.
Во-вторых, он сказал, что я высказываюсь против Матери Терезы.
Но разве это преступление?
И в-третьих, — самое важное — я высказываюсь против гомосексуализма. Неужели вся Голландия стала гомосексуальной? Тогда надо изменить название страны с Голландия на « Гомосексоландия» — и ведь никто в парламенте не возмутился: «Это бред, ведь мы же не гомосексуалисты!» Они могут быть католиками, они могут верить в папу римского...
Христианство проповедует целибат, а целибат — это нечто противоестественное. Он порождает гомосексуалистов, лесбиянок.
И в конечном итоге он привел к СПИДу, что означает смерть — ибо от СПИДа нет лекарства, медицина бессильна.
Предыдущий папа римский был всемирно известным гомосексуалистом. Прежде чем стать папой, он был архиепископом Милана, и весь Милан смеялся, потому что он повсюду появлялся со своим дружком. Когда он стал папой, он взял своего дружка с собой в Ватикан и сделал его своим секретарем. И все знали — весь Милан знал, весь Ватикан знал, но никто не поднимал шума.
Похоже, что христианство породило самых невежественных людей в мире.
Я слышал такую историю: мужчина и женщина занимались в постели любовью — и вдруг раздался шум подъезжающей машины. Женщина сказала мужчине: «Вставай! Мой муж вернулся, это его машина. Прячься в шкаф!» Мужчина спрятался в шкафу.
Вошел муж, он заехал домой только на полчаса, так как у него были еще другие дела в городе.
И вдруг человек, спрятавшийся в шкафу, услышал тихий голос... кто-то сказал: «Как здесь темно!»
Человек сказал: «Боже мой, кто здесь? Пожалуйста, молчи!»
Голос сказал: «Дай мне что-нибудь». И человек дал ему пятнадцать долларов.
Голос сказал: «Мне хочется кричать от страха!»
Человек сказал: «Ты очень странный тип», — и дал ему еще пятнадцать долларов.
Голос сказал: «Нет! Здесь так темно!» И человек отдал ему все, что у него было, — пятьдесят долларов. Он сказал: «Это все, что у меня есть. А теперь делай что хочешь — темно здесь или нет, будешь ты кричать или нет, у меня больше нет денег».
На следующий день к женщине обратился ее маленький сын: «Я хочу купить себе велосипед».
Она сказала: «Велосипед? Но велосипед стоит не меньше пятидесяти долларов».
Мальчик сказал: «Не беспокойся, у меня есть деньги».
Мать спросила: «Откуда у тебя эти деньги?»
Но об этом мальчик не захотел рассказать.
Мать сказала: «Ты должен сказать мне, где ты взял эти деньги. Ты украл их?»
Он сказал: «Нет, я их не украл. И я не скажу, от кого я их получил. Но можешь быть уверена в том, что я их не украл; я получил их абсолютно моральным способом».
Мать сказала: «Тогда иди в церковь и исповедуйся перед священником. Если ты не можешь сказать мне, скажи священнику, где ты взял деньги».
Итак, мальчик пошел в церковь и зашел в исповедальню, а затем в нее вошел священник. Мальчик сказал: «Как здесь темно!»
И священник сказал: «Ах ты, сукин сын! Опять ты за свое!»