Книга о боевом пути во второй чеченской кампании 84-го отдельного орденов Александра Невского и Красной Звезды разведывательного батальона 3-й Висленской мотострелковой дивизии.
Вид материала | Книга |
- План мероприятий, посвященных празднованию 75-летия Алтайского края и 70-летия 35-й, 332.54kb.
- Дорогами Александра Невского. Государственные Ордена в честь Александра Невского., 66.14kb.
- I. Александр Невский в истории России, 60.79kb.
- Анализ деятельности Александра Невского в период раннего средневековья Руси, 558.07kb.
- Романчин Владимир Петрович, 50.38kb.
- С равноапостольной Марией Магдалиной, 26.99kb.
- Урок по теме: «Борьба русских земель с агрессией немецких и шведских феодалов», 35.73kb.
- «Семья в современном мире», 150.35kb.
- Орден Александра Невского, 19.45kb.
- Ссобытиями какого века связано имя Александра Невского, 103.85kb.
Самашкинский лес
Законы Мэрфи о войне:
- Если противник в пределе досягаемости, то и вы тоже.
- Радар сломается именно в тот момент, когда вам нужны будут точные координаты.
- Что бы ты ни делал, это привлечёт на тебя огонь противника, даже если ты ничего не делаешь.
- Пули не осведомлены, что «старший по званию имеет привилегии».
- Нет ничего более приятного, чем когда кто-то стреляет в вас и промахивается.
- Если сержант вас увидел, то, значит, это может сделать и неприятель.
«Куда уходил Басаев — никто не знал…»
Александр Соловьёв, командир взвода, старший лейтенант:
— Я тогда только с другого задании вернулся, с гор спустился. Вызывает меня майор Паков, зам. комбата: «Несколько групп Басаева всё же прорвались, просочились мелкими группами. Бери, сколько можешь, боеприпасов, продуктов, но знай, что если попадёшь в неприятность, тебе помочь будет некому. Ты идёшь в наши тылы, а все войска брошены в оцепление Грозного». Там ещё прочесывали квартал за кварталом. А куда уходил Басаев — никто не знал.
Я отрабатывал одно из направлений его возможного прорыва. Знал, что по этой теме тогда работали много подразделений из разных силовых структур. Мне дали район ведения разведки — Самашкинский лес и две близлежащие деревни. По карте — пятнадцать на семь с половиной километров — сплошной лес.
Всего нас в группе с водителями было 16 человек, плюс приданные связисты с радиостанцией Р-142, для дальней связи, и корректировщик, лейтенант, только что с училища. У меня в группе были бойцы, которые и в прошлую войну гоняли здесь бандитов. Загрузились боеприпасами из расчёта на две недели и — четвертого февраля, на двух БРДМ и БТР-70 — вперёд.
Дмитрий Сергеев, пулемётчик разведдесантной роты:
— Вскоре поступил приказ отправляться в Самашкинский лес для отлова прорвавшихся из Грозного. Мы расположились на краю деревни, неподалеку от блокпоста внутренних войск, изображая из себя пехоту и оттуда делали вылазки в лес. Хотя нохчей на такой мякине не проведешь, воевать они умеют, и чтобы понять, что мы из разведки, достаточно было одного взгляда на нашу одежду и вооружение. А чтобы вычислить район, где мы будем действовать и состав группы — одного наблюдателя из местных.
«Чувствовал: в лесу кто-то есть…»
Александр Соловьёв:
— В исходном для поиска районе забазировал группу и начал работать. Сначала провёл рекогносцировку. По двум сторонам села, по очертаниям этого леса идут две реки. Самая маленькая высота оврага три метра, самая большая — двенадцать. Лёд был по краям реки, глубина её — до 2—3 метров. Я как-то пытался раньше в тот лес сунуться — там ещё с прошлой войны минами все засыпано, и нашими, и не нашими. Это был полностью партизанский лес.
Первые сутки — только рекогносцировка. Я чувствовал, что в этом лесу точно кто-то есть. Мне Паков говорил, что в моём направлении ушло до 300 бандитов. Мне надо было найти их базу, или несколько баз, точно их там обнаружить. Подготовил несколько вариантов своего выхода из леса, свалили несколько деревьев на переправе на случай отхода, обозначил проходы. Сделал переправы, заминировал.
«Мне была нужна только база…»
— На второй день начал плотно работать — вести поиск. Одну половину леса отработал, у меня уже была хорошая информация, которую я сообщил своему куратору-подполковнику. Нашёл места, где останавливались бандиты, небольшой схрон боеприпасов. Сделали они это очень грамотно, знали, что их будут гонять и чтоб на себе не таскать боеприпасы. Спрыгнул за деревце — там у него заряженные магазины, отстрелял и побежал налегке, попробуй, догони — на нашем пехотинце 30 кг груза.
На вторые сутки составил схему по той информации, что у меня появилась. Догадывался, где они могут скрываться — по рельефу местности. У меня было правило: хочешь поймать бандитов — ставь себя на их место. В этом поиске пришлось изучать и запахи в лесу. У бандитов были конные патрули, важно было определить места их прохождения. И эти патрули я видел, хотел взять одного, но мне собаки помешали. Конный патруль в лесу или горах — это серьёзная сила. На лошадь можно пулемёт загрузить и лент с патронами, не меньше, чем на БМП. И впереди такого патруля — собаки. Вот и попробуй их взять. Собаки мне и помешали взять пленного из конного патруля — залаяли, не смог я их обмануть. Находил в этом лесу следы собачьи, конные, свежие пачки из-под сигарет «Мальборо», фантики от шоколада. Нашёл свежие шкуры двух кабанов, значит, едят их мусульмане, когда жрать захочешь. Или это были наёмники, не мусульмане? Много было в лесу информации, и чувствовалось, что присутствие человека организованное, серьёзное.
В предрассветных сумерках над нами низко, прямо по макушкам деревьев, пролетел вертолёт, и этот конный патруль, за которым мы охотились, его обстрелял из пулемётов. Хорошо было видно, как трассеры прошивали борта вертолёта, как бумагу, входили и выходили, только искры летели. Но вертолёт не упал, а пошёл на второй заход на этих конных духов. Но они ускакали вглубь леса. А стреляли бандиты по вертолёту всего метрах в ста от нас. И вот этот вертолёт возвращается и идёт прямо на нас… Как представил его залп из НУРСов, (неуправляемый ракетный снаряд — авт.) по 40 ракет с каждой стороны… Что делать? Если дам зелёную ракету — себя обозначу, и «духи» меня, значит, увидят, всё, что наработал — насмарку. Не дам ракету — он даст залп и всё, нас никого нет. — «Быстро закапывайтесь в снег!» — дал команду. Бойцы, как кроты — давай закапываться. Вертолёт прошёл над нами и ушёл, за ним лёгкий дымок струился, я ещё подумал, что сейчас упадет и этим тоже всё испортит: придётся его идти искать, и «духи» туда тоже пойдут. А мне была нужна только база, ни на что нельзя было отвлекаться.
«Должно быть что-то свежее!»
— На исходе этого поиска открываю свою карту, 1974-го года выпуска. Карта была старше меня на год. Горы стоят, лес растёт. Лермонтов воевал, мы воюем, ничего не изменилось. Земля такая же, абсолютно. На карте отмечена водокачка — я бы на месте боевиков там наблюдателя поставил, но базу здесь ставить глупо, потому что на поляне водокачка — уйти невозможно. Я бы на этой водокачке поставил наблюдателя или центр связи, ретранслятор. Люди устали, надо бы вернуться, отчёт сдавать, а я подошёл к такому месту, где должно быть что-то свежее. Сунулся туда, а следы сходятся в одно место, и всё больше. Чувствую, что для наблюдательного пункта эта водокачка — слишком затоптанное место. И, что удивило — следы, в мужских туфельках, на тонкой коже, летние туфельки. Значит, это мирные жители из близлежащих деревень. Ночью вышли, колонну подожгли и — домой. Но видны и следы армейских ботинок — это прорвались арабы из Грозного. По следам можно было подсчитать, сколько здесь побывало местных и сколько пришлых из прорыва. Можно определить, какого габарита человек, гружёный ли, как он шёл, уставший ли. И можно даже в плен не брать — ноги расскажут.
До водокачки было ещё метров двести, увидел перед ней забор — сетка натянута, колючка. За забором вокруг этого объекта — тропа и собачьи следы. Потом идёт ещё один забор колючей проволоки. В итоге, значит, двойное ограждение объекта, и посредине охрана. А дальше стоят три-четыре пятиэтажных дома и какие-то подсобки, типа электроподстанции. Я крутил-вертел эту карту — как я мог заблудиться? На карте вокруг леса овраги — я не мог их пройти! На карте обозначена только водокачка, домов рядом нет.
До сих пор я всё здесь делал абсолютно грамотно, и поэтому «духи» меня не засекли. По рации я никому не докладывал, что делаю и где нахожусь, работал молча полностью. Собирал информацию, приходил на базу группы — она была недалеко от милицейского блокпоста, и оттуда информация шла сразу в разведотдел группировки. Стал подходить к водокачке, идём вдоль забора. Слышно, как работает бензиновая электростанция, бойцы из дозорной группы доложили, что видят антенны. Ретранслятор, наверное, здесь и стоит. На карте только водокачка, а на самом деле здесь целый городок! Наши вертолёты летают, самолёты, неужели они ничего не видят? Подошли к стогу сена — видно, что из него недавно пучки вырвали. Нашпиговал это сено «эфками» без колец, для приправы, и пошли по конным следам.
«Позавидовал бы любой глухарь…»
Дмитрий Сергеев, пулемётчик разведдесантной роты:
— Долго бродили по лесу, пока не наткнулись на пересечение нахоженных троп. Александр Соловьёв указал на два клочка материи на одном из деревьев и пояснил что это обозначение не минированной дороги, по которой мы и пошли. По левому траверзу прошёл федеральный вертолёт, который был тут же обстрелян с земли, после чего он заложил разворот и стал заходить на нас. Ситуация, скажу вам, не самая веселая. Им сверху всё едино. Поэтому Соловьёв дал команду ховаться. Было пасмурно и тенью от деревьев для маскировки воспользоваться было нельзя. Тому, как я зарылся под кустом в сугроб, позавидовал бы любой глухарь. Но Аллах велик — пронесло.
После того как вертолёт удалился, мы двинулись в направлении тамошних «ворошиловских стрелков» и вскоре набрели на поляну с прошлогодним сеном, где чуть ли не нос к носу столкнулись с выехавшим из лесу чеченцем. Тот сообразил быстрее нас и, прикрывшись лошадью, с завидным проворством умчался обратно. Натолкав в стога гранат, быстро покинули это место. Затем обнаружили и их стойбище, обнесённое по периметру валом из валежника. Оставив меня одного прикрыть это направление, ребята ушли пройтись вдоль вала. Не прошло 15 минут, как заметил двоих боевиков, которые осторожно продвигались в моем направлении. Пока соображал, что с ними делать, сзади послышались шаги приближающейся группы людей. К счастью, это оказались наши, правда сразу убавили энтузиазма, сообщив, что нас ловят и надо быстро уносить задницы.
«Моментально понял: опасность!»
Александр Соловьёв:
— Впереди шёл головной дозор. Первым шёл один парень, русский, но родился в Чечне, нос у него был длинный, и сам грязный и с бородой, как у моджахеда. Одеты мы все были — кто во что горазд. У одного резиновые сапоги, у другого кроссовки, у третьего ботинки. Один в камуфляже, другой в «горке» (спецодежда для работы в горах — авт.), но она была топливом облита, не поймёшь какого цвета. И разгрузки у всех разные. Словом — все грязные, зачуханные, обросшие, уставшие, и главное — очень похожие на тех, кто прорвался с Басаевым из Грозного. Это нас и спасло.
Слышу — первый из дозорной группы с кем-то разговаривает на чеченском языке, стоят друг от друга метрах в десяти, лоб в лоб, и базарят. Я догадываюсь, что чеченец говорит: «Здравствуй брат, салам, заходи, дорогой». По зачуханному внешнему виду моего бойца этот чеченец подумал, что кто-то ещё из Грозного выходит. А после головного дозора иду я, потом радист, корректировщик, дальше группа замыкания. Второй боец из головного дозора шёл с пулемётом, оружие всегда заряжено, и он пулемёт-то не опускает, смотрю — рука напрягается вниз, доворачивает. Я сразу моментально понял: опасность! Третий боец из головного дозора сразу отскакивает, он стоял за бетонным забором, и автомат — раз! и опускает вниз, дал мне знать. Это был сигнал на готовность оружия к бою. У нас была отработана система сигналов в таких ситуациях. Если приклад опускается вниз — мелкая группа противника — один или двое. Если трое — мы не нападем. Если идут двое, а нас шестеро — это мои «клиенты». Если их трое или четверо — боже упаси связываться. Формула — один к трём. Стреляющий разведчик — это мёртвый разведчик. Если я в тылу врага хоть раз выстрелил — пиши пропало, ко мне никто не придёт на помощь. Если один раненый появится — надо четверых, чтобы его нести, и живым вынести. А если идёт преследование и у меня раненый — я не смогу идти. Потому что ещё появятся раненые, и все в итоге могут погибнуть. А если нетранспортабельный раненый — я его никак не брошу. Я должен забирать и живых, и мертвых. Всех, даже покойников нести. Я практически обречён, если за мной погоня. Через каждые пять минут мои шансы уменьшаются вдвое, в геометрической прогрессии.
«Очень глупо мы попали…»
— Боец мне показывает: «Мелкая группа», я сразу даю сигнал: «Группа — к бою!». Снайпер сразу занял позицию, гранатомётчик ко мне — заряжает осколочным. Первый мой боец, который разговаривал с чеченцем, стал руками махать. А третий боец из головного дозора выглянул из-за бетонного забора и стал махать вверх прикладом. Я понял, что это не наблюдательный пункт, не ретранслятор, здесь база. — «Я не один», — говорит мой первый боец этому чеченцу, — «Да я вижу, вылезай, не бойся, иди». Вижу — люди здесь явно одеты «с нуля», ботинки — как со склада, оружие блестит, кокарды, эмблемы с волками. В Грозном добивают остатки банд, а эти ходят в наших тылах! Лошади стоят, кормятся, дизель работает. Вижу ангар во дворе, здоровый — самолёт можно заталкивать. Антенны спутниковые. А мы на них с одним пулемётом…
Мой боец из головного дозора опять поднял приклад кверху. У меня уже подствольник заряжен, рядом гранатомётчик с осколочной гранатой. Ну, мы бы тех бандитов, кто был в это время во дворе, всех бы уложили, а сколько их ещё в этих ангарах, пятиэтажных домах…. И куда мне потом бежать, как спасаться… Очень глупо мы попали. Оттуда, где мы стояли, никак не отойти тихо.
Лежу в авиационной воронке и слышу голос моего первого бойца: «Я их сейчас всех позову!». Пробегает мимо меня, я спрашиваю: «Что?» — «Духи»!». Второй бежит, спрашиваю: «Сколько?» — «Много!». Какое там стрелять, куда! Хотя бы один выстрел — и всё, нам конец. Даю сигнал на отход. У нас закон: по своим следам не уходить. Уходить вдоль бетонного забора? Опасно! И я повёл группу по дороге, где конные ходят, и как дал стрекача! Сказал своим: «Кто отстанет — голову отрежут. Уходим! Связист ко мне! Артиллерию на этот квадрат!» — у меня была кодированная сетка. Я уж не помню, но как-то так — «Квадрат Б!». — «Понял!» — «Гром», «Гром»! Я «Ромашка»! Приём!». — «На приёме». — «Квадрат «рысь», по улитке — «пять». На карте обозначена только водокачка, а реально здесь оказался целый жилой квартал. Засекли охрану, вышки, проволоку, конюшню, сенохранилище, подземный ангар для самолётов с защитой от бомбометания. И самое главное — ретранслятор со спутниковыми антеннами.
Такая удача, артиллерия — огонь! У меня на связи была батарея САУ, готовая с получением моего сигнала моментально открыть огонь. Три минуты и — летят снаряды. Раньше бывало, что иногда не хватало времени, чтобы убежать — снаряды летят над головой, ветки сбивают, режут макушки деревьев, ложатся за сто метров. Вот что значит, когда корректировщику жить охота!
«Русский хочет бегать?»
— Командую: «Квадрат «рысь» по улитке «пять» — огонь!». — «Пристрелочный надо?». А мы бежали — задыхались уже, я по дороге оторвался, потом резко ушёл в сторону по кустам. Ухнуло — пристрелочный прилетел. Артиллерист спрашивает по рации: «Сколько? Залпом либо беглым?». — «Беглым, сколько есть!». Слышу лай собак. А когда пристрелочный пошёл — «духи», видимо, поняли, что я где-то недалеко стою и навожу артиллерию. Первый пристрелочный, второй, а потом наши как начали пулять! Но и «духи» уже догоняют! Мы от дороги отбежали, они рядом ищут, вижу фонарик, пробежали или проехали на лошадях. Дал по рации команду артиллеристам: «Сколько есть снарядов — бей по этому квадрату!», и сам давай, как заяц, отсюда быстро уходить.
Я предполагал, что «духи» уже знают место забазирования моей группы и выслали отряд на отсечение меня от базы. Меня можно было поймать, как цыплёнка. Тем более на карте лес то и дело отмечен минными полями, сильно-то и не побегаешь, и не попрячешься. «Духи» у себя дома, им карта не нужна, это я каждые пять минут на карту смотрю. Я понял, что обнаружен противником и меня преследуют. Артиллерия наша работает — как дали, снаряды летят над головами, только ветки с деревьев сыпятся. Я ещё испугался, что взрыватель за ветку заденет и тогда всем нам здесь хана, потому что разлёт осколков — до 200 метров. А снаряды — свистят. И бьют так, что после разрыва дышать трудно — такая идёт взрывная волна. Чувствую, что бить по одному квадрату тоже не резон, надо здания колбасить. Спрашиваю артиллериста-наводчика: «Можешь вызвать сюда авиацию?» — «Легко!».
А мы бежим! Вдруг радист догоняет, бледный: «Командир, вас на связь!». Взял наушник и слышу: «Русский хочет бегать? Ты сильно-то не старайся, вот встретимся, поговорим». Три раза переходил на запасные частоты — чеченец все равно смеётся и говорит: «Дай мне командира!». Я сразу выключил рацию. Радист мой стоит бледный, руки трясутся: «Я уже три раза частоты менял!». — «Ну-ка дай связь!», говорю. Выругал я того чеченца матом и выключил рацию. Было ясно, что все мои радиочастоты полностью блокированы и пользоваться рацией просто опасно.
Радист спрашивает: «Что делать?» — «Снимай радиостанцию!». Он сбил частоты, батарею выкинул в реку, радиостанцию закопали в снегу, таскать её с собой не было смысла, да и батарея сдохла. Подумал ещё: «Может быть, потом заберем».
Я понял, что попал. Надо было немедленно уходить. Я понимал, что если вступлю в бой, мне уже никто не поможет. Двадцать минут боя и — меня нет. В шести километрах отсюда стоял наш блокпост МВД, но мне там мужики, когда ещё шёл на задание, сразу сказали: «Если ты встрянешь, мы тебе не поможем: хотим живыми домой приехать».
«Улюлюкают, как индейцы…»
— Несколько часов бегали всей группой по лесу. «Духи» — то справа, то — слева. Гнались за нами на лошадях с пулемётами, а это как маленькая БМП, да ещё собаки бегут, лают. Хорошо они меня погоняли… Играли в этом лесу друг с другом, как в кошки-мышки. И так грамотно они нас преследовали — идут параллельно, справа и слева. Я мины ставил, ловушки — ни одного взрыва не было. А они идут сзади и улюлюкают, как индейцы, хохочут. Просто охотятся за нами, как зверя гонят.
«Духи» поняли, что у меня людей немного, что никто меня отсюда не вытаскивает, никто меня не поддержит, и связи у меня нет. Они уже просто глумились над нами. Мальчишки у меня, конечно, труханули, и сам я с жизнью попрощался. Ну, всё, думаю. Никуда теперь не денешься, и те места, которые я приготовил для выхода, давно отрезаны.
Я петлял, петлял по лесу, и тупо, нарушая все законы разведки, пошёл по своим следам. «Духи» знали, что я ставлю за собой мины. Поэтому и сопровождали параллельно. Я этим воспользовался и ушёл через свои ловушки.
Дмитрий Сергеев:
— Набегался я тогда по этому лесу на всю оставшуюся жизнь. Мы кружили, как лисы, пытаясь оторваться. Да ещё в нашем направлении кто-то пулял осветительными и сигнальными ракетами. Впоследствии оказалось что, потеряв с нами связь, подполковник загнал в лес две единицы бронетехники с десантом в составе одного Артура Феничева, который своими ракетами расшугал всех местных боевиков вместе с нами.
«Куда нам деваться? Что делать?»
Александр Соловьёв:
— Скоро вышел на наш комендантский взвод и попал под их огонь. Мои ребята этой пехоте рожи набили, за то, что нас обстреляли, прямо в их же окопах, хотя мы им кричали, что свои и сигнальную ракету дали. Связи у этого взвода ни с кем не было. Все они были срочники, сказали, что был какой-то подполковник с разведчиками, кого-то ждали, съездили в лес, вернулись и уехали. А ведь я с ним договорился, что он меня будет встречать на перекрёстке !
Мальчишки плачут: «Нас тогда бросили, нас сейчас бросили… Куда нам деваться? Что делать?». Или их забыли, или не дошла команда. Они сидели в окопах и стреляли, куда попало, закопались и палят. Элементарно могли нас перестрелять.
Из расспросов солдат понял, что этот взвод прислали на перекресток дорог. Боеприпасов у них было — море. А обстреляли нас потому, что перед нашим приходом у них был бой, потом «чеховский» снайпер сержанта и командира подстрелил, а во взводе одни срочники.
«Эй, вы где? Выходите!»
— В заранее условленном месте, на этом перекрестке, в семнадцать часов, нас должна была ждать наша бронегруппа под командованием моего так называемого куратора . Стоит немного рассказать про этого куратора… Незадолго до операции вызвал меня комбат, и сказал, что к нам назначен подполковник, и он будет вас курировать. Первым делом этот куратор на месте забазирования построил группу и начал мне при моих солдатах объяснять, как надо вести группу, что надо выставлять наблюдателей справа и слева. Я слушаю и думаю: «А ты случайно не преподаватель училища? А я не курсант ли второго или третьего курса?». Слушал-слушал и понимаю, что он просто грубит. И, не дослушав его нравоучений, я повернул группу: «Кругом! Вольно, разойдись!». Бойцы сразу закурили и пошли. Подполковник: «Я не понял! Я никого не отпускал!». — «Товарищ подполковник, пойдёмте поговорим. Вас зачем сюда прислали?» — спрашиваю, — «Определять», — отвечает. — «Ну и ставьте задачу, а выполнять её буду я. Шесть месяцев по горам прыгаю, как заяц, а вы сейчас будете объяснять, как мне наблюдателей ставить». — «Да. Ну, я все понял».
И вот, когда этот подполковник не дождался группы, броню приказал загнать в лес, и давай орать: «Эй, вы где? Выходите!». Стало темнеть, он начал пускать осветительные ракеты. Его счастье, что я в это время вместе с бандитами, которые меня гоняли, был на другом конце леса. Я видел ракеты, но думал, что это «духи» резервы подтягивают, тогда мне хана. Кое-как ушёл оттуда. И этот мой куратор бросил взвод мальчишек, подумал, что раз связи с ними нет, сами придут, собрался и уехал.
«Даже рука к пистолету потянулась…»
— Я забрал у них больных, взял МТЛБ, чтобы сделать рывок до своей базы, к тому времени в группе было двое раненых, и им нужна была срочная эвакуация. Пришлось отправлять через село. Старшим отправил старшего лейтенанта Гену Бернацкого. Сказал ему, чтобы он валил отсюда со своей дырявой рукой и прихватил Седого в госпиталь. А обратно чтобы за группой прислал мою броню. Приезжает броня, а с неё Гена прыгает: «Я уколов боюсь!». Доехали до базы. А там мой куратор — чай пьёт! Я был в шоке. Даже рука к пистолету потянулась!
И тут часовой сообщает, что со стороны леса едет машина. Оказалось, что как только мы уехали оттуда, «духи» тот взвод атаковали, они бросили всё и побежали. А у них оружия и боеприпасов было — все машины забиты. И всё оружие побросали. Собрал их, построил, они плачут: «Вот вы только уехали, они полезли!». — «А что у вас там осталось?». Они как начали перечислять, что оставили, сколько винтовок снайперских, пулемётов, ящиков с минами. — «А почему не заминировали? «Монки» же у вас были!». — «А мы не знаем как!». — «А зачем тогда их брали?». — «А нам дали!». Ужас! Просто детей отдали на растерзание. И ни одного контрактника с ними.
«Завывали, как собака Баскервилей…»
Дмитрий Сергеев, пулемётчик разведдесантной роты:
— Наконец, потемну, выбрались к позициям нашей пехоты, с которого были незамедлительно обстреляны. Мне опять повезло, успел упасть, а вот бежавшему рядом товарищу чуть не отстрелили репродуктивные органы. Лежавшие впереди товарищи, помянув всех вплоть до гвоздя, на котором висит их семейный портрет, убедили пехоту, что пришли свои. После чего смогли вызвать броню, отправить раненых и отправиться на заслуженный отдых.
Не успели раздеться, как со стороны блокпоста полетели ракеты, а вскоре показались и пехотинцы, атакованные теми, кто охотился на нас. Пришлось собираться и ехать на выручку. Особого сопротивления мы не встретили. «Духи» быстренько рассосались по окрестным канавам и оттуда давили на психику, завывая, как собака Баскервилей.
«Патронов мы не пожалели…»
Александр Соловьёв:
— Пришлось опять штурмом брать эти окопы с пацанами. Собрал эту бригаду, попросил на блокпосту МВД пару БМП, мне дулю: — «Куда ты на ночь глядя прёшь! Наша задача — дорогу защищать!» — «Да кому нужна ваша дорога! Кто по трассе будет ночью ехать?» — «Нет, у нас приказ». Так мне машин на блокпосту и не дали. Взял свои БРДМ, БТР и пехотную «мотолыгу», на подходе дали залп осветительных ракет, а потом и из всех машин. Патронов мы не пожалели. Все стволы собрали из окопов, гранатомёты, боеприпасы. «Контрабасы» мои хорошо работали, понимали с полуслова. Вытащили технику, подобрали оружие, ящики, что «духи» уже для погрузки приготовили. Загрузили раненого солдата-пехотинца, и пару трупов убитых «духов» для отчётности. Надо было быстро уходить, потому что «духи» могли контратаковать. А связи здесь не было никакой.
Когда наконец-то добрался до базы своей группы, меня всего трясло. На броне стояла радиостанция Р-142, её-то «духи» заглушить не смогут. Вышел в эфир, запросил авиацию в квадрат, где обнаружил базу бандитов. Корректировщик спрашивает: «Какие бомбы использовать? — «Вакуумные!» — «Какие конкретно вакуумные?» — «А какие есть?» — «Двухсотки и пятисотки». — «Давай пятисотки!». (500-килограммовые авиабомбы — авт.)
Часов в шесть-семь утра вижу — бомбардировщик летит, сбросил бомбу, я ещё залез на броню посмотреть. Взрыв было видно километров за пять. Связался и с артиллерией — «Град» туда начал лупить. А жмуриков на пристрелку стрелкового оружия повесили, для молодых бойцов пехоты, чтобы не боялись больше.
«Не было мысли, что нас достанут…»
Роман Царьков, гранатомётчик:
— Мы тогда остались живы, с руками и ногами, благодаря командиру нашей группы старшему лейтенанту Соловьёву. Да, помню улюлюканье, но особенно опасно было, когда мы лоб в лоб вышли на боевиков, каких-то 50—70 метров, на «черных волков», спецназ Басаева. Вышли к своим тогда без единого выстрела. И задачу выполнили — обнаружили ретранслятор и базу боевиков. Ощущения, что ещё немного и нас возьмут — не было. Не было мысли, что нас достанут. Знал, что у меня впереди командир, дозорная группа.
Самые важные задачи были — у дозорной и тыловой группы. Замыкающими шли пулемётчики, Сашка — «Маленький танк», и Димка Сергеев. Темнота тогда была в лесу — зги не видно, самим бы не потеряться, мы шли, положив руку на плечо впереди идущему товарищу, гуськом.
От случайности в разведке никто не застрахован. А если идти и бояться — зачем вообще идти в разведку? Мы все были с нормальной психикой, учились, чтобы не растеряться в опасной ситуации, не паниковать.
«А ты что здесь?» — «Домой вернулся!»
Геннадий Бернацкий, командир взвода, старший лейтенант:
— В Самашкинский лес пятого февраля ходил вместе с Соловьёвым. Мне кисть руки осколком пробило, а одному сержанту-контрактнику пулей — ногу. Привезли в Керла-Юрт, в госпиталь, а там банда Бараева только что побывала, всё село разбито. Оттуда вертолётом во Владикавказ, в госпиталь. Рану обработали, и в пять утра я оттуда сбежал, и на вертушку. Борт этот оказался генерала Шаманова, пилот не хотел брать: «Иди в госпиталь! Нехрена тебе там делать, в Чечне! Иди, лечись!». Еле уговорил взять с собой. Добрался в батальон — Соловьёва встретил: «А ты что здесь?» — «Домой вернулся!».
Из наградных листов:
…Старший лейтенант Геннадий Бернацкий, командир взвода разведдесантной роты. 5 февраля его группа вела разведку в лесу в районе села Самашки и попала в засаду. Будучи раненым, шквальным огнём, умелым руководством и решительными действиями обеспечил и прикрыл отход своей группы. Представлен к ордену Мужества (по совокупности с декабрем).