Влияние Немецкой Слободы на жизнь Москвы и русского общества в XVII-XVIII вв стр. 21 Заключение стр. 36 литература

Вид материалаЛитература
Западноевропейское покровительство Немецкой слободе
Влияние Немецкой Слободы на общественную жизнь Москвы и русского общества в XVII-XVIII вв.
Подобный материал:
1   2   3

Западноевропейское покровительство Немецкой слободе



На протяжении многовекового контакта России с Западной Европой в Россию идет почти постоянный наплыв ее граждан, в большинстве своем эмигрантов из Германии, лютеранского вероисповедания. Притоку и оседанию в России способствовала существовавшая в стране религиозная терпимость к протестантам, во многом связанная борьбой России с католической Польшей в период Смутного времени. Лютеране же в отличие от католиков не как не претендовали на перемену государственного православия и напрямую присягали русскому правительству, ибо «всякая власть от Б-га». Протестантам предоставлялась здесь религиозная свобода и право строить свои церкви. Путешествующий по России иностранец де ла Невилль отмечал, что «ни одно из вероисповеданий за исключением католического, не находит себе в Московии запрещения»

Жившие в России протестанты не могли не иметь контакт с той страной, выходцами которой они являлись. Благополучие граждан Западной Европы в России во многом зависело от их статуса на своей родине и расположения к ним тех или иных влиятельных людей. Почти у всех иностранных приходах России имелись свои западноевропейские покровители.

Исходя из состояния исследованности проблемы «Немцы в России» и ее научно-практической ценности, основной целью данной статья является изучение причины отношения к выходцам из стран Западной Европы русского правительства исходя из роли покровителей во взаимоотношениях иноземцев и правительства России, выявить основные периоды истории западноевропейского покровительства. Благодаря этому будет легче понять политику правительства к иноземцам и их роль в России.

Во второй половине XVI в. в Немецкой слободе уже имелось три иноземные церкви- две лютеранские и одна реформатская. Реформатская община называлась голландской и возглавлялась пастором И. Кравинкелем. Разрешение царя на постройку кирхи давалось в каждом отдельном случае и не могло быть возведено в правило. Как правило, это зависело от расположения к кирхе того или иного покровителя.

В 1652 г. Алексей Михайлович официально даровал право строительство кирхи кальвинистскому пастору Иоганну Кравилкину на Земляном валу. По ходатайству саксонского курфюрста Иоганна Георга I в Москве была образована самостоятельная саксонская община. Одна из лютеранский общин, руководимая пастором Фадемрехтом, носила название Старо-Немецкой общины или Купеческой, а позже св. Михаила. Вторая община в главе с пастором И. Якоби именовалась Новой или Ново-Немецкой или Офицерской, а впоследствии Св. Петра и Павла . В 1658 г. на средства полковника Н. Баумана, ставшего главой церковного совета Новой лютеранской офицерской общины в общину был приглашен пастор из Тюрингии Фокерот. По лютеранскому закону в общине или приходе управляющую роль играл ее руководитель, который имел право назначать пасторов. В дальнейшем расположение Н. Баумана к Фокероту изменилось, и на его место был призван бывший полковник Иоганн Готфрид Грегори. Грегори был выходцем из Марзебурга (Марбурга) из семьи врача, в молодости был сперва в шведской, а потом в польской военной службе. Благосклонное отношение царя Алексея Михайловича к протестантам привело в 1658 г. Грегори в Москву., где он устроился учителем в лютеранском приходе пастора Фадемрехта. Влиятельный в кругу московских протестантов , генерал Бауман сделался покровителем Грегори и настаивал на принятии им места пастора. Грегори по настоянию Баумана удалось получить разрешение на поездку в Саксонию с целью найма мастеров и военных для русского престола. Там, в Саксонии Грегори занялся и другой целью, а именно поиском покровителей для саксонской (Новой) общины в Москве, там же он был и ординирован в присутствии курфюрста Саксонии в Дрездане Иоганна Георга II. Таким образом, с мая 1668 г. И.Г. Грегори стал вторым пастором немецкой аугсбургско-евангелической офицерской общины в третьей лютеранской церкви Ново-Немецкой слободы. Ввиду распрей между Грегори и старыми пасторами, для него была устроена Бауманом особая кирха. При ней Грегори открыл училище как для детей лютеранского, так и православного вероисповедания, а в виде школьного подспорья создал домашний театр, на котором разыгрывались «мистерии» его сочинений. Об этих «мистериях» узнал А.С. Матвеев, мечтавший тогда об устройстве придворного театра, и благодаря этому ближнему боярину царь Алексей Михайлович «указал иноземцу, магистру Ягану Готфриду учинить комедию и на комедии действовать из Библии книгу Эсфирь и для того действа устроить хоромину»

Вскоре по доносу пастор был обвинен в том, что он якобы сбежал из солдатской роты в Саксонии и был приговорен по суду к лишению всех прав и привилегий. Центральным пунктом обвинения было то, что Грегори на одном из б-гослужений 31 мая 1668 г. произнес имя царя Алексея Михайловича после имен германских государей, а русских людей называл бесчестными варварами . Однако следствие оправдало пастора.

Покровители саксонской общины в Москве были найдены. Грегори добился поддержки Иоанна Георга II, герцога Эрнста Благочестивого и маркграфа Баденского Вильгельма I.

Постоянные и щедрые пособия московской саксонской об­щине предоставлял герцог Эрнст Благочестивый. На средст­ва, полученные из Саксонии, в Москве была основана школа для детей лютеран . К 1670 г. школа при Офицерской церкви, благодаря герцогу Эрнсту Благочестивому, школа бесплатно принимала детей без различия происхождения , сословия и вероисповедания.

Правители Саксонии — курфюрст Иоганн Георг II и герцог Христиан, позже саксонский герцог Эрнст, посылали в Моск­ву грамоты, ходатайствуя перед царем за лютеран, покрови­тельствовали единоверцам, которые жили в России.

Иноземцы выезжали на службу в Россию «государево имя», «на вечную службу», либо «на время» — на оговоренный срок. Однако, приехав в Московское государство, иноземец оказы­вался полностью во власти русского правительства. Условия заключенного с ним договора выполнялись ровно в той мере, в какой они соответствовали интересам властей. Наиболее яв­но это обнаруживается в вопросе о продолжительности служ­бы иноземцев государю московскому. Редкий иностранный путешественник, писавший о положе­нии «немцев» в России XVII века, не отмечал «коварства» рус­ских властей по отношению к служилым иноземцам. Пожалуй, красноречивей всех высказался на этот счет австриец Ав­густин Мейерберг: «Царь жестоко издевается над условиями, которыми они обеспечили себе увольнение на родину, после определенного срока службы, положившись на них, точно на Ариаднину нить: одного он останавливает щедростью, другого просьбами, третьего повышением, даже, если ему угодно, ссыл­кою в излучистые закоулки безвыходных трущоб; проповедает всем о неприличии увольнения от службы для военных людей в такое время, когда война в самом разгаре или когда ее опаса­ются». Въехавший служить царю на несколько лет иностра­нец, если «служба его государю годна», мог быть задержан в России на десятилетия, а то и пожизненно. Попытки иност­ранных монархов заступаться за своих подданных, как прави­ло, успеха не имели. Анонимный участник английского по­сольства 1663—64 гг. в своем сочинении приводил в пример служившего в России оружейного мастера Каспара Кальтгоффе (Кальтофа), который был вынужден остаться в Москве, несмотря на просьбы английского короля и вмешательство по­сла. Из дневника Гордона нам известно, что Кальтгоффе не был отпущен из России и в 1667 году вопреки неоднократным письменным ходатайствам за него Карла II Стюарта.

С требованием отпустить за рубеж генерала-поручика Ни­колая Баумана (выехал в Россию 1657 г.) к царю Алексею Ми­хайловичу дважды тщетно в 1663 и 1665 годах обращался дат­ский король Фридрих III. Бауман получил отставку и воз­можность покинуть Россию в 1671 году, уже при короле Христиане V, и лишь после того как уверил русские власти, что не в состоянии нести службу из-за старости и болезни.

В 1683 году генерал-лейтенант Патрик Гордон, имея при се­бе письмо от английского короля, обратился к В. В. Голицыну с просьбой об отставке, однако тут же был вынужден взять ее назад под угрозой опалы и разжалования в прапорщики. Хо­датайства иностранных монархов за своих подданных русские власти воспринимали с плохо скрываемым раздражением. Ан­глийский врач Самуил Коллинс приводит слова А. Л. Ордина-Нащокина: «Нам кажется странно, зачем часто присылаются особенные королевские письма с просьбами за частных лиц, как будто наш царь не довольно печется как об русских, так и об иностранцах. Редко другие государи обращаются к нам с такими просьбами, кроме датского, у которого они, как слыш­но, дешевы».

Иностранцы, въехавшие в Московское государство «на веч­ную службу или на государево имя», не могли быть уверены, что служба их действительно продлится «вечно» или не будет прервана раньше срока, если договор заключался «на время». В течении XVII века, в связи с окончанием боевых действий и заключением мира или с целью экономии средств, в России неоднократно проводились масштабные сокращения офицер­ского состава из иноземцев. В 1666 году с русской службы бы­ло уволено много «немецких» офицеров. Около сотни из них намеревались присоединиться к Патрику Гордону, направляв­шемуся в Англию. 27 марта 1682 года царь Федор Алексеевич издал указ о сокращении численности иноземных генералов и офицеров, которым выплачивалось государственное жалование, в связи с заключением мира с Крымским ханством. Иност­ранцам-военным был предоставлен выбор: жить в Москве «на своих проторех» либо ехать на родину. Иностранным ювели­рам дворцовых мастерских могло быть отказано от государе­вой службы «для того, что их мастерства людей в русской зем­ле умножилось». Иноземец мог быть уволен и вовсе без объяв­ления причин. Так в 1644 году иностранному медику Валентину Билсу было сказано, что «но государеву указу ему в докторах быть не велено», а сам он волен приискать себе иную службу или «ехать за море куда похочет».

Прибывшими в Московское государство иноземцами влас­ти располагали по своему произволу, мало считаясь« условия­ми, заключенными при въезде. Очевидно правительство не слишком опасалось, что таким образом отобьет у иноземцев желание служить в России. Западная Европа XVII века в из­бытке поставляла наемников, готовых предложить свои услуги московскому государю.

Оказавшийся в России иноземец мог быть потребован влас­тями «в службу» независимо от его желания. Государеву служ­бу могли попытаться навязать и проживавшим в России запад­ноевропейским купцам. В 1684 году части торговых инозем­цев, жившим в Архангельске и Холмогорах на своих дворах, было предложено «быть у великого государя в вечном холопст­ве и всякие службы служить как иноземцы гость Томас Келдерман и другие». Так начиналось влияние Немецкой слободы на общественную жизнь Москвы и русского общества в XVII-XVIII вв.


Влияние Немецкой Слободы на общественную жизнь Москвы и русского общества в XVII-XVIII вв.


Разные, а порой противоречивые оценки роли Немецкой слободы в судьбе Петра I и России давались и даются историками: от полного отрицания ее влияния до утверждения, что реформы Петра I — прямой результат деятельности иноземцев Не­мецкой слободы. Причем, с точки зрения одних историков, сближение России с Европой означало торжество прогресса, а с точки зрения других — оно считалось несчастьем для России, надругательством и разрушением русской самобыт­ности и культуры. Наверное, еще долго будет продолжаться спор о пользе или вреде европеизации России, но отрицать влияние Запада на развитие страны невозможно.

Действительно, конец XVII — первая четверть XVIII вв. были переломным моментом в истории Российского госу­дарства, периодом бурного перехода от средневековья к Новому времени. Основными чертами нового в российской жизни стали преобладание светских начал в характере го­сударственной власти, в различных областях культуры, расширение контактов России с Западной Европой, приобще­ние к западноевропейским научным знаниям и искусству. Проведение активной внешней политики и государственных реформ правительством Петра I завершилось созданием Рос­сийской империи. Реформаторская деятельность Петра 1 сопровождалась ломкой старых традиций, привлечением ино­странцев, что заставляет размышлять о характере реформ, об их влиянии на естественный ход исторического развития России, и в этой связи о месте и роли в этом процессе Немецкой слободы в Москве.

Появление в Московии иностранцев, как уже отмеча­лось, началось задолго до Петра I. Еще в XV в. при вели­ком князе Иване III в Москве работали итальянские зод­чие — Аристотель Фиорованти, Петр Антонио Солярио, Марко Руффо, Алевиз Новый, Бон Фрязин и др. В XVI в. у царя Ивана Грозного состоял на службе немец Генрих Штаден, исполнявший обязанности торгового агента и переводчика при царском дворе. Впоследствии он был приближен к го­сударю, удостоившему его милостью — включением в чис­ло избранных своих опричников. Иностранным медикам Иван Грозный доверял и свое здоровье.

На протяжении всего XVII столетия рос приток ино­странцев, приезжавших в Россию из Центральной, Запад­ной и Северной Европы, что объяснялось активизацией внешней торговли России, а также заинтересованностью царского двора в иноземных специалистах.

До конца XVII в. основным видом деятельности ино­странных специалистов в Московии являлась «государева служба», проходившая в царских полках, при различных приказах или дворцовых мастерских. За нее иностранцы получали хорошее вознаграждение, превышающее жалова­нье русских коллег. Привлекала в Москву иностранцев и возможность сохранить свою религию. Притесняемые в ря­де стран Западной Европы католики и протестанты полу­чали в России право на свободу вероисповедания. Здесь мирно сосуществовали католики, лютеране, кальвинисты, представители англиканской и реформаторской (или гол­ландской) церквей.

С середины XVII в., в царствование Алексея Михайло­вича, наблюдается усиление западного влияния в некоторых сферах жизни России. С помощью иностранных военнослу­жащих создавались новые полки «иноземного строя > и со­вершенствовалась артиллерия. В царских хоромах и в домах придворных, прозванных «западниками», появляется множе­ство «заморских диковин» — часов, украшений, зеркал, по­суды, мебели, гравюр, купленных у западноевропейских куп­цов. А любимец царя Алексея Михайловича — боярин Артамон Матвеев, женатый на шотландке Е. Гамильтон, вы­росшей в России и принявшей православие, содержал в сво­ем доме даже иноземных музыкантов. Из них был составлен придворный оркестр под управлением органиста, которого приглашали из Немецкой слободы.

Этот оркестр сопровождал и театральные представления, показанные для Алексея Михайловича в 1672 — 1675 гг. Рус­ским дворянам, воспитанным на потешных выходках скомо­рохов, на потасовках придворных карликов, звуках дудок, бубнов и сопелок, а также на церковных хоровых песнопени­ях, было непривычно и любопытно прислушиваться к новым мелодиям, смотреть на неведомые западноевропейские му­зыкальные инструменты и театральные постановки.

Первыми организаторами и исполнителями придворных театральных постановок стали жители Немецкой слободы. Во главе театрального дела был поставлен пастор Новой лютеранской кирхи Немецкой слободы — магистр и учи­тель Иоганн Готфрид Грегори, умевший, как сообщили боя­рину А. Матвееву, «представлять комедии». Грегори отре­дактировал тексты нескольких драматических «пьес» не­мецкого репертуара, отобранных Матвеевым, отрепетиро­вал их на русском языке с учениками своей лютеранской школы. Среди исполнителей главных ролей были, в частно­сти, сын царского доктора Л. Блюментроста и прапорщик Ф. Госсенс. Изготовлением реквизита руководил военный инженер Н. Лим. Декорации и эскизы к костюмам рисовал придворный живописец немец П. Инглис. Комедиальное платье шили портные мастера Немецкой слободы, до этого времени выполнявшие лишь заказы ее жителей.

Первое «комедиальное» представление состоялось в селе Преображенском на государевом дворе. Алексей Михайло­вич хотел доставить удовольствие своей молодой супруге Наталье Кирилловне Нарышкиной — воспитаннице бояри­на А. Матвеева. Чтобы соблюсти традиционные для цар­ского двора приличия, он велел отделить супругу и окру­жавших ее боярынь от зала, где сидели мужчины, деревян­ной перегородкой. Царь сам так увлекся историей любви прекрасной Эсфири и царя Артаксеркса, что смотрел пред­ставление «целых десять часов не вставая с места». О» щедро наградил главных исполнителей соболями и деньга-

132

ми. К следующим спектаклям, проходившим в Кремле, бы­ли подключены в качестве актеров русские юноши, дети приказных служителей. Но смерть Алексея Михайловича, последовавшая в январе 1676 г., положила конец этому новому царскому развлечению.

Подобное приобщение верхушки русского дворянства к западноевропейскому искусству, а также к предметам бы­та, продолжалось в период кратковременного правления Фе­дора Алексеевича (1676 — 1682) и даже в годы регентства царевны Софьи (1682 —1689), хотя она демонстративно при­держивалась старины. Однако «западничество» затронуло в XVII в. лишь незначительную часть русского общества в лице верхушки дворянства.

В XVII столетии круг русских людей, с которыми при­ходилось контактировать в России иностранным специали­стам, был невелик. Он ограничивался, главным образом, русскими коллегами, с которыми иноземцев связывали про­фессиональные обязанности (работа в стенах дворцовых мас­терских, на казенном Пушечном дворе, в Приказах и пала­тах). Коммерсанты общались с частью русских купцов и служителей таможен. Во время военных походов и учений иностранцы-медики оказывали помощь раненым и больным. Простые жители Москвы с иностранцами постоянных кон­тактов не имели. Начиная с 1680 г., жителям Немецкой слободы разрешили нанимать в свои дома в качестве двор­ников и работников русских людей, татар, украинцев, кал­мыков.

Отношение русского православного населения Москвы к иноверцам и к самой Немецкой слободе было разным: от простого любопытства и насмешки, с какой ее жителей на­зывали «кукуйцами», до враждебности, подогревая которую антизападная, антинарышкинская придворная группировка во время стрелецкого бунта 1682 г. смогла спровоцировать тол­пу на убийство иноземцев — царских медиков: доктора Д. фон Гадена и аптекаря И. Гутменша, несправедливо об­винив их в отравлении царя Федора Алексеевича.

Царский двор, а тем более царская семья, соприкаса­лись с придворными медиками: докторами, аптекарями и лекарями. И только наиболее именитые коммерсанты и высшие офицеры Немецкой слободы допускались на цар­ские приемы, связанные с государственными торжествами или встречей иностранных посланников. Таким образом, сфера непосредственного влияния жителей Немецкой сло­боды Москвы в XVII в. на москвичей оставалась весьма ограниченной.

Спустя годы интерес к иностранцам и ко всему ино­странному, но более глубокий и разноплановый, проявил сын Алексея Михайловича — Петр. Обращение Петра Алек­сеевича к помощи западноевропейских специалистов при создании регулярной армии, отечественного флота, для ус­коренного развития мануфактуры и ремесел стало естест­венным продолжением начал, заложенных в XVII столе­тии. Определенную роль в формировании взглядов цареви­ча Петра Алексеевича сыграло то обстоятельство, что он вырос среди родственников своей матери — царицы Ната­льи Кирилловны Нарышкиной, которая в свое время вос­питывалась в доме боярина-«западника» А. Матвеева. Че­рез своего «дядьку» (так называли в то время воспитателя царских детей) князя Бориса Голицына, также «западни­ка», юный Петр познакомился с жителями Немецкой сло­боды, соседствовавшей с царским селом Преображенским, где он тогда жил с матерью.

Среди жителей Немецкой слободы оказались иноземцы, ставшие учителями юного Петра в математике, фортифика­ции, астрономии, военном и морском деле: шотландец гене­рал П. Гордон, датчанин заводчик А. Бутенант и его сын, переводчик Посольского приказа — англичанин А. Крефт, голландский коммерсант Ф. Тиммерман, московский уроже­нец из шотландского дворянского рода — Брюс, а также швейцарский офицер — родственник П. Гордона — Ф. Ле­форт. В лице П. Гордона и Ф. Лефорта юный Петр I нашел верных сторонников в борьбе с царевной Софьей, они пер­выми привели свои полки под Троице-Сергиев монастырь для защиты царевича Петра во время событий стрелецкого бунта 1689 г.

С падением Софьи, после 1689 г., Петр I получил боль­шую свободу для общения с жителями Немецкой слободы. Ко времени этого знакомства слобода приобрела своеоб­разный внешний облик и походила, по словам самих совре­менников, на «немецкий город, большой и людный». Дома голландской и немецкой архитектуры, сады с фонтанами и беседками, цветниками и оранжереями, где цвели розы, тюльпаны, не могли не удивлять молодого государя. За­морскими «диковинами» были наполнены и дома ее жите­лей: затейливыми механическими часами, музыкальными шкатулками, книгами, гравюрами, альбомами с видами ев­ропейских городов, математическими и прочими инструментами

В Немецкой слободе среди ее пестрого национального населения, поддерживавшего связи со своими странами рез купцов-соотечественников, неизбежно находили события, происходившие в самой Западной Европе. Оба крупнейших европейских государств за испанское наследство, их взаимоотношения с Турцией и Швецией военные сухопутные и морские победы и поражения — это интересовало Петра познававшего в беседах со слободскими жителями и дипломатическими представителями европейских государств политику Запада. В Немецкой слободе селились также мастера, пригла­шенные на казенные Полотняные, Чулочный, Монетный, Печатный, Суконный, Пушечный, Кожевенный дворы (или мануфактуры), персонал первого московского госпиталя и служители двух казенных аптек.

Основным условием приема на «государеву службу» ино­странных мастеров, медиков и военных было и в XVII -XVIII вв. обучение своему «искусству» русских людей, что позволило со временем заменить иностранцев русскими спе­циалистами, освоившими новые профессии. При этом, как не раз отмечали сами иностранцы, русские люди оказыва­лись талантливыми и способными учениками, легко усваи­вавшими все новое. Например, золотые и серебряные рус­ские мастера со временем стали делать «серебряную с раз­ными украшениями посуду с таким искусством и изящест­вом, что не уступали в том нисколько немцам».

Благодаря иноземцам, русские казенные мастера научи­лись изготовлять обмундирование и амуницию для русской армии «немецкого образца». Иностранные мануфактурные мастера помогли реорганизовать и обновить печатное, мо­нетное, оружейное, пороховое, пушечное, суконное, полот­няное, кожевенное, бумажное производства, уже существо­вавшие в России, и завести новое чулочное и зеркальное дела, а также положить начало гравировальному и медаль­ерному искусствам. Они же участвовали в установлении в Москве нескольких башенных часов «с боем» и подготовке отечественных сухопутных и морских офицеров, инжене­ров, артиллеристов, лекарей и мастеров других профессий.

В своем быту жители Немецкой слободы встречались с некоторыми трудностями: аптекари и мануфактурные мас­тера, преподаватели Математико-Навигацкой школы, на­ходившейся в Сухаревой башне, учителя гимназии Глюка, устроенной на Покровской улице, музыканты актеры не­мецкой театральной труппы И. Куншта, для которой на Красной площади была построена специальная «театраль­ная хоромина», из Немецкой слободы и обратно добира­лись на казенных лошадях или нанимая русских извозчи­ков. Это приводило не только к лишней трате времени и денег, но также представляло определенную опасность под­вергнуться нападению «воровских людей». Жертвами та­ких нападений стали, в частности, жены актера И. Куншта и музыканта И. Гопта, ограбленные при возвращении из Москвы, и преподаватели Математико-Навигацкой шко­лы, один из которых, Р. Грейс, был убит разбойниками «до смерти».

Но жизнь в Москве имела для иноземцев и свои поло­жительные стороны. Материально обеспеченные жители Не­мецкой слободы могли нанимать для обучения своих детей домашних учителей за границей. С разрешения царского правительства они посылали своих сыновей, родившихся в России, в страны Западной Европы для получения там об­разования и профессии. Сами выезжали на родину для решения семейных и наследственных дел, приглашали мастеров и подмастерьев для своих предприятий и мастерских. Это позволяло населению Немецкой слободы поддерживать связи со своими деловыми партнерами и родствен­никами, жившими вне России, обмениваться с ними извес­тиями о русской и европейской жизни. Не теряя связи с родиной, часть иностранцев пускала в Москве свои корни, давая начало поколениям «московских немцев».

С развертыванием строительства новой столицы России Санкт-Петербурга в него была переведена в 1710-е гг. значи­тельная часть иностранных казенных мастеров и препода­вателей учебных заведений. Однако с их отъездом из Мо­сквы население Немецкой слободы не уменьшалось, а на­против, увеличивалось за счет приезда «вольных» мастеров ремесленных специальностей, что стало возможно благода­ря появлению царского Манифеста 1702 г. Этот Мани­фест, обращенный к населению Западной Европы, пригла­шал иностранцев в Россию для заведения частного ремес­ла, гарантировал им свободный въезд и выезд из страны, а также подтверждал сохранение за ними свободы вероиспо­ведания. Таким образом, Манифест 1702 г. предоставил юридическую основу для появления в Москве «вольных» иноземных мастеров. А обновление быта царского двора и русского дворянства вело к увеличению заказов для ино­земных ремесленников, у которых покупали и заказывали платья и камзолы, шляпы и парики, перчатки и украшения, башмаки и коляски, мебель и прочие вещи «иноземного образца» московские дворяне и часть горожан, согласно царскому указу обязанные носить европейское платье. И хотя иноземные ремесленники Немецкой слободы в несколь­ко раз уступали по своей численности русским мастерам Москвы, они в XVIII в. наряду с московскими заказчиками и покупателями. При этом большая часть русских учеников, обучавшихся у «воль­ных» ремесленников в Немецкой слободе, представляла со­бой «дворовых» или крепостных людей, принадлежавших московским дворянам. Последние таким образом пополня­ли свою дворню мастерами, освоившими новые иноземные

ремесла.

Из частных видов деятельности, к которым обращались жители Немецкой слободы XVIII в., следует назвать заве­дение небольших мануфактурных предприятий, выпускав­ших игральные карты, курительные трубки, хлопчатобумаж­ные ткани. Эти мануфактуры действовали в самой Москве. Иноземцы строили также стекольные, пороховые и желе­зоделательные заводы, находившиеся вне Москвы.

Новым для Москвы начала XVIII в. стало открытие частных аптек. На протяжении всего XVIII столетия их владельцами являлись исключительно иностранцы, поскольку жалованная грамота на заведение аптеки выдавалась толь­ко тому лицу, которое имело свидетельство или патент об обучении аптекарскому.делу в Западной Европе. Владель­цами частных (или «партикулярных») аптек, открытых на Покровской, Тверской, Сретенской и других улицах Мо­сквы, были иностранцы разных национальностей. А осно­вателем первой частной аптеки в самой Немецкой слободе в 1701 г. стал уроженец Москвы, сын уже упоминавшего­ся выше немецкого пастора и магистра И.Г. Грегори —Иоганн Готфрид Грегори. Он был сначала учеником при Аптекарском приказе, затем продолжил обучение за грани­цей, откуда вернулся с патентом аптекаря. До сих пор о местонахождении этой первой аптеки Немецкой слободы напоминает Аптекарский переулок, примыкающий к быв­шей Большой Немецкой улице (ныне Бауманской).

В первые годы царствования Петра I, когда в Москве еще не были открыты Навигацкая и другие светские шко­лы, петровское правительство обратилось к помощи учите­лей церковно-приходских школ Немецкой слободы. Эти шко­лы находились при церквах и принадлежали той или иной религиозной общине, на средства которой и содержались, Учились в них дети членов общины, мальчики и девочки разного возраста. Их обучали письму, счету, а также про-Ездили с ними уроки закона Божьего (пасторами соответ­ствующих церквей), музыки и пения, служившие религиоз­ному, нравственному и художественному воспитанию. Под руководством наставников учащиеся принимали участие в постановках небольших театральных представлений.

В конце 1690-х гг. Петр I направил несколько дворян­ских юношей в католическую школу Немецкой слободы, обустроенную тогда лучше других. В 1698 — 1704 гг. сыно­вья князей Голицына, Долгорукова и других жили при школе в специально построенных для них помещениях на положе­нии интернов. Пастор И. Бируля обучал их латинскому и немецкому языкам, а другой наставник преподавал матема-тику. Успехи учеников были похвальными, а их любозна­тельность заставила иноземных учителей раздвинуть рамки обычной школьной программы, добавив к ней сведения по геометрии и физике. В 1699—1701 гг. шестеро сыновей русских служителей Посольского приказа были направле­ны к ректору одной из лютеранских школ Немецкой слобо­ды - Н. Швиммеру для обучения шведскому, латинскому, немецкому и голландскому языкам. За это Н. Швиммеру платили казенное жалованье. Через три года эти же учени­ки были переданы другому учителю — лютеранскому пастору Э. Глюку, так как тот «умел многим школьным и математиче­ским, и философским наукам на разных языках» обучать. В 1705 г. ему было позволено открыть в самой Москве для дворянских юношей гимназию, просуществовавшую до 1711 г. В 1718 г., когда потребовалось обучить латинскому и немецкому языкам нескольких русских юношей, то снова обратились к помощи учителей католической школы Не­мецкой слободы. Таким образом, школы слободы и ее пре­подаватели давали образование не только детям москов­ских иноземцев, но и сыграли определенную роль в обуче­нии русских дворян и детей приказных служителей, кото­рые применили полученные ими знания в дальнейшей своей деятельности на благо России.

Вместе с тем, петровское время было отмечено не только направлением русских юношей в школы Немецкой слобо­ды, но и появлением учителей-иноземцев в домах москов­ских дворян, что свидетельствовало об изменениях, проис­ходивших в отношении к иноверцам со стороны русского населения Москвы и прежде всего дворян. У московской знати с помощью домашних иностранных учителей должны были утверждаться новые представления о чести и досто­инстве «истинного дворянина», в которых важное место

отводилось образованности, знанию европейских языков и «политеса». Примером являлось воспитание царевича Алек­сея Петровича и последующих наследников престола. В за­висимости от материальных возможностей и кругозора хо­зяина дома «мадамы» и гувернеры нанимались за грани­цей, подыскивались среди жителей Немецкой слободы или «пленных», попавших в Москву в ходе Северной войны. Уровень знаний и педагогических навыков таких «учите­лей» был, конечно, разным, как и результаты их стараний, Однако именно в петровское время появляются гувернеры — профессионалы своего дела, подобные мосье Г. Пирару, которых нанимали в дома петровских вельмож на весьма выгодных для них условиях. Позднее иностранцы занима­ют важное место в воспитании и образовании москвичей, Они входят в штат преподавателей Московского универси­тета, его гимназии и пансионы московского Воспитательно­го дома и других учебных заведений Москвы.

В петровское время появилось и выдержало несколько изданий «Юности честное зерцало, или Показания к жи­тейскому обхождению», адресованное юношеству. В нем излагались примеры поведения в обществе, заимствован­ные ил французских и немецких подобных «Зерцал». Сле­дуя им, можно было самостоятельно усвоить правила хоро­шего тона. В них говорилось, например, что если «в беседе или в компании случается в кругу стоять или между собой разговаривать, или с кем танцуя, — то не надлежит никому неприличным образом в круг плевать, но на сторону... им в платок». За обеденным столом рекомендовалось «не чав­кать, как свинья и головы не чесать». В общении с дамами проявлять учтивость и уважение, а потому во время танцевальных вечеров или ассамблей шпор не надевать, «дабы не драть оными юбки у женского полу».

Основываясь на наблюдениях жизни Немецкой слободы и Западной Европы, Петр I ввел заметные изменения в положение русских женщин, прежде всего, относящихся к дворянскому кругу. Он запретил родителям выдавать доче­рей замуж без их согласия, тем самым нарушив одну из основ Домостроя. Смена же домостроевских традиций на­чалась с царского двора. Участие женщин и девиц наравне с мужчинами в придворных торжествах и увеселениях, вве­дение ассамблей сменили прежнее затворничество русских дворянок. Теперь они могли вести более открытый и само­стоятельный образ жизни дома и при царском дворе. Впер­вые русские затворницы теремов приняли участие в ас­самблее, организованной в центральном зале Лефортова дворца. К своим племянницам и дочерям Петр I приставил гувернанток из иноземок, французских и немецких учите­лей для обучения их танцам, иностранным языкам и «поли­тесу», т.е. умению держать себя в обществе. Это было подхвачено дворянами и вельможами, обратившими внима­ние на новое воспитание своих дочерей. В назидание тем, кто «прошлые времена предпочитал настоящим», в Лефор­товом дворце, как уже отмечалось выше, была устроена сатира на старые обычаи — свадьба шута и смехотворца Феофилакта Шанского. В 1702 г. здесь же в большой зале устроили выступление русских артистов. Премьера рос­сийского спектакля имела большой успех.

Изменения в положении женщин придворного круга, на­чатые при Петре I, а также провозглашение своей супруги Екатерины Алексеевны императрицей — формировало но­вое отношение к женщине, ее роли в среде дворянства, при царском дворе, в вопросе престолонаследия и в управлении государством. Неудивительно поэтому, что именно XVIII столетие в истории России стало «веком царства женщин», когда на престоле, сменяя друг друга, правили четыре им­ператрицы: Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Пет­ровна и Екатерина II.

Петровский двор внес новую струю и в жизнь самой Немецкой слободы, втягивая московских жителей в качест­ве зрителей или участников в триумфальные и карнаваль­ные шествия, маршруты которых обязательно проходили через нее. Государь не раз навещал со своей свитой свадь­бы и похороны жителей Немецкой слободы. Гостил у своих «знакомцев»: англичанина А. Стейльса, голландцев И. Любса и Р. Мейера, немца И.Г. Грегори и др.

Именитые жители Немецкой слободы в лице медиков Ы. Бидлоо, Л. и И. Блюментростов, заводчиков Меллеров, а также дипломатические представители западноевро­пейских государств, поселенные в слободе, подражая цар­скому двору, стали устраивать «слободские ассамблеи» и музыкальные вечера. Они превосходили своим размахом и пышностью прежние, более скромные семейные и празд­ничные увеселения слободских жителей.

Новым явлением в истории России с петровского време­ни стало включение иноземцев в штат придворных служи­телей и слуг, а также появление иностранцев среди царских вельмож. Так, уроженцы московской Немецкой слободы: органиста и учителя лютеранской кирхи П.И. Ягужинский, сыновья шотландского офицера Яков и Роман Брю­сы, братья Балк, дети виноторговца Монса — Анна, Мадлена и Вилим Монсы — вошли в ближайшее окружение самого Петра I, сделав блестящую придворную карьеру. Более того, сам Петр I женился вторым браком на инозем­ке Марте Скавронской, принявшей при крещении в право­славии имя Екатерины Алексеевны. Сына — царевича Алек­сея, наследника престола, Петр I женил на немецкой прин­цессе. А его старшая дочь и племянницы стали женами титулованных иноземцев — герцогов Голштинии, Мекленбурга и Курляндии.

Перемены, происходившие в первые два десятилетия XVIII столетия в жизни русских дворян, стали давать свои первые плоды уже к концу царствования Петра Алексееви­ча. Иностранцы, наблюдавшие петербургский двор в 1722 — 1726 гг., с удивлением отмечали, что его трудно отличить от французского или английского как по красоте царских дворцов и домов вельмож, так и по обхождению и владе­нию европейскими языками, а также по роскоши одежд придворных русских дам и кавалеров, сшитых по последней западноевропейской моде. Но это была лишь внешняя сто­рона западного влияния, которая не затронула глубин рус­ской души. И дворяне XVIII в., легко следовавшие запад­ноевропейской моде в одежде и бытовых удобствах, сохра­няли в своем мировоззрении и мышлении черты, свойст­венные лишь россиянину. Реформы и нововведения Петра I заставили русское дворянство усвоить не только блеск за­падных нарядов и обстановки, но и оценить значение обра­зования, позволили им по-новому осознать свое служение Государю и Отечеству.

Роль Немецкой слободы в Москве и ее жителей со вре­мени ее основания и до конца XVIII в. в истории России претерпевала изменения, сохраняя при этом две важные грани. Во-первых, ее жители пополняли Москву, а позже и Санкт-Петербург новыми специалистами, способствовавши­ми развитию экономики и культуры России. Во-вторых, кон­такты слободских жителей с заграницей создавали своеоб­разный «мост» между двумя мирами — Россией и Западом,

Что же Касается Лефортово, то оно оставило свой собст­венный заметный след в русской культуре. Начиная с Петра I, Лефортово, по словам известного искусствоведа О.С. Еван­гуловой, «представляло собой не только значительное явле­ние художественное, но и своеобразную творческую лабора­торию, где вырабатывались многие архитектурные формы». Для конца XVII - начала XVIII вв. таковыми были Ле­фортовский дворец Немецкой слободы и усадьба Ф.А. Го­ловина, воздвигнутая на левом (Лефортовском) берегу Яузы. Они являли собой архитектуру, стоявшую на пороге Но­вого времени. Ее формы впоследствии получили свое развитие при строительстве Санкт-Петербурга.