Борисъ зайцевъ преподобный сергїй Радонежскій
| Вид материала | Документы |
| Чудотворецъ и наставникъ. |
- Преподобный Никодим Святогорец Эортодромион или толкование на песенные каноны Господских, 195.4kb.
- Преподобный игумен Соловецкий Филипп, впоследствии, 1935.92kb.
- Грицай Сергій Михайлович заступник голови Сумської обласної державної адміністрації., 204.12kb.
- Преподобный Паисий Величковский сочинение, 416.34kb.
- Преподобный Иустин (Попович) Достоевский о Европе и славянстве содержание, 3664.38kb.
- Священник Алексий Мороз, Т. А. Берсенева урок, 84.85kb.
- Преподобный Сергий Радонежский», «Путешествие Глеба» 21. Андреев Л. рассказ, 21.64kb.
- Преподобный Серафим Саровский Радость моя, 1137.81kb.
- Преподобный Нил Синайский, 4986.09kb.
- Позивач: Орлов Сергій Володимирович, який проживає за адресою: вул. Бабушкина, буд., 28.52kb.
20
кромѣ избранничества, благодати, здѣсь культура, дисциплина. Видимо, даже натуры, какъ у Сергія, ранѣе подготовленныя, не такъ скоро входятъ въ русло, и испытываютъ потрясенія глубокія. Ихъ называютъ искушеніями.
Если человѣкъ такъ остро напрягается вверхъ, такъ подчиняетъ пестроту свою линіи Бога, онъ подверженъ и отливамъ, и упадку, утомленію. Богъ есть сила, дьяволъ — слабость. Богъ — выпуклое, дьяволъ — вогнутое. У аскетовъ, не нашедшихъ еще мѣры, за высокими подъемами идутъ паденія, тоска, отчаяніе. Ослабшее воображеніе впадаетъ въ вогнутость. Простое, жизненно-пріятное кажется обольстительнымъ. Духовный идеалъ — непостижимымъ. Борьба безнадежной. Міръ, богатство, слава, женщина… — и для усталаго миражи возникаютъ.
Отшельники прошли чрезъ это всѣ. Св. Василій Великій, вождь монашества, оставилъ наставленіе пустынникамъ въ борьбѣ со слабостями. Это — непрерывное тренированье духа, — чтеніе слова Божія и житій святыхъ, ежевечернее размышленіе о своихъ мысляхъ и желаніяхъ за день (examen de conscience католиковъ), мысли о смерти, постъ, молитва, воспитаніе въ себѣ чувства, что Богъ непрерывно за тобою смотритъ, и т. д.
Св. Сергій зналъ и пользовался наставленіями кесарійскаго епископа, но все-же подвергался страшнымъ и мучительнымъ видѣніямъ. Жизнеописатель говоритъ объ этомъ. Возникали предъ нимъ образы звѣрей и мерзкихъ гадовъ. Бросались
21
на него со свистомъ, скрежетомъ зубовъ. Однажды ночью, по разсказу Преподобнаго, когда въ «церквицѣ» своей онъ «пѣлъ утреню», чрезъ стѣну вдругъ вошелъ самъ сатана, съ нимъ цѣлый «полкъ бѣсовскій». Бѣсы были всѣ въ остроконечныхъ шапкахъ, на манеръ литовцевъ (9). Они гнали его прочь, грозили, наступали. Онъ молился. («Да воскреснетъ Богъ, и да расточатся враги Его»). Бѣсы исчезли.
Въ другой разъ келія наполнилась змѣями, — даже полъ онѣ закрыли. Снаружи раздался шумъ, и «бѣсовскія полчища» какъ будто пронеслись по лѣсу. Онъ услышалъ крики: «Уходи-же, прочь! Зачѣмъ пришелъ ты въ эту глушь лѣсную, что хочешь найти тутъ? Нѣтъ, не надѣйся долѣе здѣсь жить: тебѣ и часа тутъ не провести; видишь, мѣсто пустое и непроходимое; какъ не боишься умереть здѣсь съ голоду, или погибнуть отъ рукъ душегубцевъ-разбойниковъ?»
Видимо, болѣе всего подвергался Сергій искушенію страхомъ, на древнемъ, мило-наивномъ языкѣ: «страхованіямъ». Будто слабость, куда онъ впадалъ, брошенный братомъ, была: сомнѣнія и неувѣренность, чувство тоски и одиночества. Выдержитъ-ли, въ грозномъ лѣсу, въ убогой келіи? Страшны, навѣрно, были осени и зимнія метели на его Маковицѣ! Вѣдь Стефанъ не выдержалъ-же. Но не таковъ Сергій. Онъ упоренъ, терпѣливъ, и онъ «боголюбивъ». Прохладный, и прозрачный духъ. И съ нимъ Божественная помощь, какъ отзывъ на тяготѣнье. Онъ одолѣваетъ.
22
Другія искушенія пустынниковъ какъ будто миновали его вовсе. Св. Антоній въ Өиваидѣ мучился томленьемъ сладострастія, соблазномъ «явствъ и питій». Александрія, роскошь, зной Египта и кровь юга мало общаго имѣютъ съ Өиваидой сѣверной. Сергій былъ всегда умѣренъ, простъ и сдержанъ, не видалъ роскоши, распущенности, «прелести міра». Святитель-плотникъ радонежскій огражденъ отъ многаго — суровою своей страной, и чиннымъ дѣтствомъ. Надо думать, что вообще пустынный искусъ былъ для него легче, чѣмъ давался онъ другимъ. Быть можетъ, защищало и природное спокойствіе, не-надломленность, не-экстатичность. Въ немъ рѣшительно ничего нѣтъ болѣзненнаго. Полный духъ Св. Троицы велъ его суховатымъ, одиноко-чистымъ путемъ среди благоуханія сосенъ и елей Радонежа.
Такъ прожилъ онъ, въ полномъ одиночествѣ, нѣкоторое время. Епифаній не ручается за точность. Просто, и прелестно говоритъ онъ: «пребывшу ему въ пустыни единому единствовавшу или двѣ лѣтѣ, или болѣ или меньши, Богъ вѣсть». Внѣшнихъ событій никакихъ. Духовный ростъ и созрѣваніе, новый закалъ предъ новою, не менѣе святой, но усложненной жизнію главы монастыря и дальше — старца, къ голосу котораго будетъ прислушиваться Русь. Быть можетъ, посѣщенья рѣдкія и литургіи въ «церквицѣ». Молитвы, трудъ надъ грядкою капусты, и жизнь лѣса вокругъ: онъ не проповѣдывалъ, какъ Францискъ, птицамъ, и не обращалъ волка изъ
23
Губбіо, но, по Никоновской лѣтописи, былъ у него другъ лѣсной. Сергій увидѣлъ разъ у келіи огромнаго медвѣдя, слабаго отъ голода. И пожалѣлъ. Принесъ изъ келіи краюшку хлѣба, подалъ — съ дѣтскихъ вѣдь лѣтъ былъ, какъ родители, «страннопріименъ». Мохнатый странникъ мирно съѣлъ. Потомъ сталъ навѣщать его. Сергій подавалъ всегда. И медвѣдь сдѣлался ручнымъ.
Но сколь ни одинокъ былъ Преподобный въ это время, слухи о его пустынничествѣ шли. И вотъ, стали являться люди, прося взять къ себѣ, спасаться вмѣстѣ. Сергій отговаривалъ. Указывалъ на трудность жизни, на лишенія, съ ней связанныя. Живъ еще былъ для него примѣръ Стефана. Всетаки — уступилъ. И принялъ нѣсколькихъ: немолодого, съ верховьевъ рѣки Дубны Василія Сухого. Земледѣльца Якова, братія назвала его Якута; онъ служилъ въ родѣ разсыльнаго. Впрочемъ, посылали его рѣдко, въ крайности: старались обходиться во всемъ сами. Упоминаются еще: Онисимъ, дьяконъ, и Елисей, отецъ и сынъ, земляки Сергія, изъ Ростовской земли. Сильвестръ Обнорскій, Меѳодій Пѣшношскій, Андроникъ.
Построили двѣнадцать келій. Обнесли ихъ тыномъ, для защиты отъ звѣрей. Онисима, чья келья находилась у воротъ, Сергій поставилъ вратаремъ. Келіи стояли подъ огромными соснами, елями. Торчали пни только что срубленныхъ деревьевъ. Между ними разводила братія свой скромный огородъ.
24
Жили тихо, и сурово. Сергій подавалъ во всемъ примѣръ. Самъ рубилъ келіи, таскалъ бревна, носилъ воду въ двухъ водоносахъ въ гору, мололъ ручными жерновами, пекъ хлѣбы, варилъ пищу, кроилъ и шилъ одежду, обувь, былъ, по Епифанію, для всѣхъ «какъ купленный рабъ». И навѣрно, плотничалъ теперь уже отлично. Лѣтомъ и зимой ходилъ въ той-же одеждѣ, ни морозъ его не бралъ, ни зной. Тѣлесно, не смотря на скудную пищу (хлѣбъ и вода), былъ очень крѣпокъ, «имѣлъ силу противу двухъ человѣкъ».
Былъ первымъ и на службахъ. Службы начинались въ полночь (полунощница), затѣмъ шли утреня, третій, шестой и девятый часъ. Вечеромъ — вечерня. Въ промежуткахъ частыя «молебныя пѣнія» и молитва въ келіяхъ, работы въ огородахъ, шитье одежды, переписыванье книгъ и даже иконописаніе. Литургію служить приглашали священника изъ сосѣдняго села, приходилъ и Митрофанъ, постригшій въ свое время Сергія. Позже онъ тоже вошелъ въ составъ ратіи — былъ первымъ игуменомъ. Но прожилъ недолго, вскорѣ умеръ.
Такъ изъ уединеннаго пустынника, молитвенника, созерцателя вырасталъ въ Сергіи и дѣятель. Игуменомъ онъ еще не былъ, и священства не имѣлъ. Но это уже настоятель малой общины, апостольской по числу келій, апостольской по духу первохристіанской простоты и бѣдности, и по роли исторической, какую надлежало ей сыграть въ распространеніи монашества.
25
ИГУМЕНЪ.
Такъ шли года. Община жила неоспоримо подъ началомъ Сергія. Онъ велъ линію ясную, хоть и не такъ суровую, и менѣе формалистическую, чѣмъ напр. Ѳеодосій Кіево-Печерскій, ставившій подчиненіе себѣ основой. Ѳеодосій требовалъ точнѣйшаго исполненія приказаній. Но Өеодосій, не снимавшій власяницы, выставлявшій себя на съѣденье комарамъ и мошкамъ, былъ и въ аскетическомъ подвигѣ страстнѣе — это опять иной обликъ. Жизненное-же, и устроительное дѣло Сергія дѣлалось почти само собой, безъ видимаго напора. Иногда-же, какъ въ исторіи съ игуменствомъ, какъ будто даже противъ его воли.
Монастырь росъ, сложнѣлъ, и долженъ былъ оформиться. Братія желала, чтобы Сергій сталъ игуменомъ. А онъ отказывался.
— Желаніе игуменства, говорилъ, есть начало и корень властолюбія.
Но братія настаивала. Нѣсколько разъ «приступали» къ нему старцы, уговаривали, убѣждали.
26
Сергій самъ вѣдь основалъ пустынь, самъ постороилъ церковь; кому-жъ и быть игуменомъ, совершать литургію.
(До сихъ поръ приходилось приглашать священника со стороны. А въ древнихъ монастыряхъ обычно игуменъ былъ и священникомъ).
Настоянія переходили чуть ли не въ угрозы: братія заставляла, что если не будетъ игумена, всѣ разойдутся. Тогда Сергій, проводя обычное свое чувство мѣры, уступилъ, но тоже относительно.
— Желаю, сказалъ: лучше учиться, нежели учить; лучше повиноваться, нежели начальствовать; но боюсь суда Божія; не знаю, что угодно Богу; святая воля Господа да будетъ!
И онъ рѣшилъ не прекословить — перенести дѣло на усмотрѣніе церковной власти.
Митрополита Алексія въ то время не было въ Москвѣ. Сергій съ двумя старѣйшими изъ братіи пѣшкомъ отправился къ его замѣстителю, епископу Аѳанасію, въ Переяславль-Залѣсскій (10).
Явился онъ къ святителю рано утромъ, передъ литургіей, палъ на колѣна и просилъ благословенія. Въ вѣкъ, когда святые ходили пѣшкомъ, и когда къ Лаврѣ врядъ-ли и проѣзжая была дорога, когда къ епископу, навѣрно, обращались безъ доклада, мало удивляетъ, что епископъ спросилъ скромнаго монаха, запыленнаго, въ грязи, кто онъ.
Все-же имя Сергія было ему извѣстно. Онъ безъ колебаній повелѣлъ принять игуменство. Сергій ужъ не могъ отказываться. Все произошло
27
просто, въ духѣ того времени. Аѳанасій со своими священнослужителями тотчасъ пошелъ въ церковь, облачился, велѣлъ Сергію вслухъ произнести Символъ вѣры, и осѣнивъ крестомъ, поставилъ въ иподіакона. За Литургіей Сергій былъ возведенъ въ іеродіакона. Священство получилъ на другой день. И еще на слѣдующій — самъ служилъ Литургію, первый разъ въ жизни. Когда она окончилась, епископъ Аѳанасій произнесъ надъ нимъ молитвы, полагающія во игумена. Затѣмъ, послѣ бесѣды въ келіи, отпустилъ.
И Сергій возвратился, съ яснымъ порученіемъ отъ Церкви — воспитывать, вести пустынную свою семью. Онъ этимъ занялся. Но собственную жизнь, въ игуменствѣ, не измѣнилъ нисколько: такъ-же продолжалъ быть «купленымъ рабомъ» для братіи. Самъ свѣчи скатывалъ, варилъ кутью, готовилъ просфоры, размалывалъ для нихъ пшеницу.
Въ пятидесятыхъ годахъ къ нему пришелъ архимандритъ Симонъ изъ смоленской области, прослышавъ о его святой жизни. Симонъ — первый принесъ въ монастырь и средства. Онѣ позволили построить новую, болѣе обширную, церковь Св. Троицы.
Съ этихъ поръ стало расти число послушниковъ. Келіи принялись ставить въ нѣкоторомъ порядкѣ. Дѣятельность Сергія ширилась. Былъ введенъ богослужебный уставъ Өеодора Студита, тотъ-же, что и нѣкогда въ Кіево-Печерской Лаврѣ.
28
Сергій постригалъ не сразу. Наблюдалъ, изучалъ пристально душевное развитіе прибывшаго. «Прикажетъ», говоритъ Епифаній, «одѣть пришельца въ длинную свитку изъ грубаго, чернаго сукна, и велитъ проходить какое-нибудь послушаніе, вмѣстѣ съ прочими братіями, пока тотъ не навыкнетъ всему уставу монастырскому; потомъ облечетъ его въ одежду монашескую; и только послѣ испытанія пострижетъ уже въ мантію и дастъ клобукъ. А когда видѣлъ, что который-либо инокъ опытенъ уже въ духовномъ подвигѣ, того удостоивалъ и св. схимы».
Не смотря на постройку новой церкви, на увеличеніе числа монаховъ, монастырь все строгъ и бѣденъ. Типъ его еще — «особножитный». Каждый существуетъ собственными силами, нѣтъ общей трапезы, кладовыхъ, амбаровъ. Несомнѣнно, кое-что изъ собственности появилось — напр., у арх. Симона, у Пересвѣта и др. До времени Сергій не запрещалъ этого. Но за духовной жизнью братіи наблюдалъ пристально, и велъ ее. Вопервыхъ, былъ духовникомъ — ему исповѣдывались. Онъ опредѣлялъ мѣру послушанія, сообразно силамъ и способностямъ каждаго. Это — внутреннее его общеніе. Но слѣдилъ и за внѣшней дисциплиной. Было положено, что у себя въ келіи инокъ проводитъ время или за молитвой, или за размышленіемъ о своихъ грѣхахъ, провѣркой поведенія, или за чтеніемъ св. книгъ, переписываніемъ ихъ, иконописью — но никакъ не въ разговорахъ.
По вечерамъ, иногда даже ночью, окончивъ
29
свои молитвы, Преподобный обходилъ келіи и заглядывалъ въ «волоковыя» (11) оконца. Если заставалъ монаховъ вмѣстѣ, то стучалъ имъ палкою въ окошко, а на утро звалъ къ себѣ, «увѣщевалъ». Дѣйствовалъ спокойно, и не задѣвая, болѣе всего стараясь убѣдить. Но иногда налагалъ и епитиміи. Вообще-же, видимо, обладалъ даромъ поддерживать благообразный и высокій духъ просто обаяніемъ облика. Вѣроятно, какъ игуменъ, онъ внушалъ не страхъ, а то чувство поклоненія, внутренняго уваженія, при которомъ тяжело сознавать себя неправымъ рядомъ съ праведникомъ.
Трудолюбіе мальчика и юноши Варѳоломея оставалось неизмѣннымъ и въ игуменѣ. По извѣстному завѣту ап. Павла, онъ требовалъ отъ иноковъ труда, и запрещалъ имъ выходить за подаяніемъ. Въ этомъ рѣзкое отличіе отъ св. Франциска. Блаженный изъ Ассизи не чувствовалъ подъ собой земли. Всю недлинную свою жизнь онъ летѣлъ, въ свѣтломъ экстазѣ, надъ землей, но летѣлъ «въ люди», съ проповѣдью апостольской и Христовой, ближе всѣхъ подходя къ образу самого Христа. Поэтому и не могъ, въ сущности, ничего на землѣ учредить (учредили за него, другіе). И трудъ, то трудолюбіе, которое есть корень прикрѣпленія, для него не существенны.
Напротивъ, Сергій не былъ проповѣдникомъ, ни онъ, и ни ученики его не странствовали по великорусской Умбріи съ пламенною рѣчью и съ кружкою для подаяній. Пятьдесятъ лѣтъ онъ
30
спокойно провелъ въ глубинѣ лѣсовъ, уча самимъ собою, «тихимъ дѣланіемъ», но не прямымъ миссіонерствомъ. И въ этомъ «дѣланіи» — наряду съ дисциплиною душевной огромную роль игралъ тотъ черный трудъ, безъ котораго погибъ бы онъ и самъ, и монастырь его. Св. Сергій, православный глубочайшимъ образомъ, насаждалъ въ нѣкоторомъ смыслѣ западную культуру (трудъ, порядокъ, дисциплину) въ радонежскихъ лѣсахъ, а св. Францискъ, родившись въ странѣ преизбыточной культуры, какъ-бы на нее возсталъ.
Итакъ, Сергіева обитель продолжала быть бѣднѣйшей. Часто не хватало и необходимаго: вина для совершенія Литургіи, воска для свѣчей, масла лампаднаго для переписыванія книгъ, не только что пергамента, но и просто харатьи (12). Литургію иногда откладывали. Вмѣсто свѣчей — лучины. Образъ сѣверный, бытъ древній, но почти до насъ дошедшій: русская изба съ лучиной съ дѣтства намъ знакома, и въ тяжелые недавніе года вновь ожила. Но въ Сергіевой пустыни при трескѣ, копоти лучинъ читали, пѣли книги высшей святости, въ окруженіи той святой бѣдности, что не отринулъ бы и самъ Францискъ. Книги переписывали на берестѣхъ — этого, конечно, ужъ не зналъ никто въ Италіи блаженно-свѣтлой. Въ Лаврѣ сохранились до сихъ поръ бѣдные деревянные чаша и дискосъ, служившіе при Литургіи, и фелонь Преподобнаго — изъ грубой крашенины съ синими крестами.
Питались очень дурно. Нерѣдко не было ни
31
горсти муки, ни хлѣба, ни соли, не говоря уже о приправахъ — маслѣ и т. п.
Слѣдующіе два разсказа изображаютъ матеріальное положеніе монастыря и роль игумена — вѣрно, немыслимую для запада.
Въ одну изъ затруднительныхъ полосъ, Пр. Сергій, проголодавъ три дня, взялъ топор и пошелъ въ келію къ нѣкоему Даніилу.
— Старче, я слышалъ, что ты хочешь пристроить себѣ сѣни къ келіи. Поручи мнѣ эту работу, чтобы руки мои не были безъ дѣла.
— Правда, отвѣчалъ Даніилъ, мнѣ очень-бы хотѣлось построить ихъ; у меня все уже и для работы заготовлено, и вотъ поджидаю плотника изъ деревни. А тебѣ какъ поручить это дѣло? Пожалуй, запросишь съ меня дорого.
— Эта работа не дорого тебѣ обойдется, сказалъ ему Сергій: мнѣ вотъ хочется гнилого хлѣба, а онъ у тебя есть; больше этого съ тебя не потребую. Развѣ ты не знаешь, что я умѣю работать не хуже плотника? Зачѣмъ-же тебѣ звать другого плотника?
Тогда Даніилъ вынесъ ему рѣшето съ кусками гнилого хлѣба («изнесе ему рѣшето хлѣбовъ гнилыхъ посмаговъ») (13), котораго самъ не могъ ѣсть, и сказалъ: вотъ, если хочешь, возьми все, что тутъ есть, а больше не взыщи.
— Хорошо, этого довольно для меня; побереги-же до девятаго часа: я не беру платы прежде работы.
И крѣпко подтянувъ себя поясомъ, принялся за работу. До поздняго вечера пилилъ, тесалъ,
32
долбилъ столбы и окончилъ постройку. Старецъ Даніилъ снова вынесъ ему гнилые куски хлѣба, какъ условленную плату за трудъ цѣлаго дня. Только тогда Сергій поѣлъ.
Итакъ, игуменъ, духовникъ и водитель душъ въ личномъ своемъ дѣлѣ оказывается послѣднимъ, чуть-что, дѣйствительно, не «купленымъ рабомъ». Старецъ Даніилъ начинаетъ съ того, что опасается, какъ-бы Пр. Сергій не «взялъ слишкомъ дорого». Почему онъ рѣшилъ, что Сергій возьметъ дорого? Почему допустилъ, чтобы игуменъ трудился на него цѣлый день? Почему просто не подѣлился своимъ хлѣбомъ? (Даже не «подѣлился»: сказано, что самъ онъ этого хлѣба не могъ ѣсть). Не указываетъ-ли это, что сквозь воспитаніе и воздѣйствіе Преподобнаго въ отдѣльныхъ инокахъ прорывалось самое обычное, житейское, до черствости и разсчета? Старецъ, приходившій къ Сергію на исповѣдь, за душой и благочестіемъ котораго тотъ слѣдилъ, считаетъ правильнымъ заплатить ему за трудъ цѣлаго дня негоднымъ хлѣбомъ — плотникъ изъ села къ нему и не притронулся-бы. А Сергій, очевидно, выдѣляетъ дѣятельность духовную, водительную, отъ житейскихъ отношеній. Скромность — качество его всегдашнее. Здѣсь блистательное проявленіе его.
Другой разсказъ связанъ тоже съ бѣдностью монастыря, силой вѣры, терпѣніемъ, сдержанностью самого Сергія рядомъ съ большей слабостью нѣкоторыхъ иъ братіи.
Въ одинъ изъ приступовъ нужды въ обители
33
нашлись невольные. Поголодали два дня — зароптали.
— Вотъ, сказалъ Преподобному инокъ, отъ лица всѣхъ: мы смотрѣли на тебя, и слушались, а теперь приходится умирать съ голоду, потому что ты запрещаешь намъ выходить въ міръ просить милостыни. Потерпимъ еще сутки, а завтра всѣ уйдемъ отсюда, и больше не возвратимся: мы не въ силахъ выносить такую скудость, столь гнилые хлѣбы.
Сергій обратился къ братіи съ увѣщеваніемъ. Но не успѣлъ онъ его кончить, какъ послышался стукъ въ монастырскія ворота; привратникъ увидалъ въ окошечко, что привезли много хлѣба. Онъ самъ былъ очень голоденъ, но все-же побѣжалъ къ Сергію.
— Отче, привезли много хлѣбовъ, благослови принять. Вотъ, по твоимъ святымъ молитвамъ они у воротъ.
Сергій благословилъ, и въ монастырскія ворота въѣхало нѣсколько повозокъ, нагруженныхъ испеченнымъ хлѣбомъ, рыбою, и разной снѣдью. Сергій порадовался, сказалъ:
— Ну, вотъ, вы, алчущіе, накормите кормильцевъ нашихъ, позовите ихъ раздѣлить съ нами общую трапезу.
Приказалъ ударить въ било, всѣмъ идти въ церковь, отслужить благодарственный молебенъ. И лишь послѣ молебна благословилъ сѣсть за трапезу. Хлѣбы оказались теплы, мягки, точно только что изъ печки.
— Гдѣ-же тотъ братъ, что ропталъ на заплеснѣвѣвшіе
34
хлѣбы? — спросилъ Преподобный за трапезою. — Пусть войдетъ, и попробуетъ, какую пищу послалъ намъ Господь.
Спросилъ и о томъ, гдѣ-же привезшіе. Ему отвѣтили: по словамъ возчиковъ, это — даръ неизвѣстнаго жертвователя. А возчики должны ѣхать дальше, не имѣютъ времени остаться. И они уже уѣхали.
Случай съ хлѣбами, прибывшими такъ во время, остался въ памяти у братіи и перешелъ въ житіе, какъ проявленіе Промысла, поддержавшаго Преподобнаго въ тяжелую минуту. Насъ-же онъ подводитъ ужъ вплотную къ чудесамъ его.
35
СВ. СЕРГІЙ
ЧУДОТВОРЕЦЪ И НАСТАВНИКЪ.
Можно разсуждать такъ: Богъ тѣмъ болѣе поддерживаетъ, окрыляетъ и заступается за человѣка, чѣмъ больше устремленъ къ нему человѣкъ, любитъ, чтитъ и пламенѣетъ, чѣмъ выше его духопроводность. Ощущать дѣйствіе этого Промысла можетъ и просто вѣрующій, не святой. Чудо-же, нарушеніе «естественнаго порядка» (внѣшней, тонкой пленки, гдѣ все совершается по правиламъ и подъ которой, глубже, кипитъ царство силъ духовныхъ) — чудо «просто смертному» не дано (какъ не дано ему и истинныхъ видѣній). Чудо есть праздникъ, зажигающій будни, отвѣтъ на любовь. Чудо — побѣда сверхъ-алгебры, сверхъ-геометріи надъ алгеброй и геометріею школы. Вхожденіе чудеснаго въ будни наши не говоритъ о томъ, что законы буденъ ложны. Они лишь — не единственны. То, что называемъ мы «чудеснымъ» — совершенно «естественно» для міра высшаго, чудесно-же лишь для насъ, живущихъ въ будняхъ
36
и считающихъ, что кромѣ буденъ ничего и нѣтъ. Для моллюска чудомъ было-бы услышать музыку Бетховена, для человѣка въ нѣкоторомъ смыслѣ чудо — капелька воды подъ микроскопомъ (простымъ глазомъ не видать!), видѣніе будущаго и физически невидимаго, и, главное чудо, наименѣе пріемлемое — мгновенная отмѣна нашего маленькаго закона: воскресеніе по смерти. Это, конечно, величайшая буря любви, врывающаяся оттуда, на призывъ любовный, что идетъ отсюда.
Даже Преп. Сергій, въ ранней полосѣ подвижничества, не имѣлъ видѣній, не творилъ чудесъ. Лишь долгій, трудный путь самовоспитанія, аскезы, самопросвѣтлѣнія приводитъ его къ чудесамъ, и къ тѣмъ свѣтлымъ видѣніямъ, которыми озарена зрѣлость. (Замѣчательно, что пугающихъ видѣній, ужаса, потрясавшаго юные годы отшельничества — нѣтъ въ старости Сергія, когда духъ его пріобрѣлъ абсолютную гармоничность и просвѣтленность). Въ этомъ отношеніи, какъ и въ другихъ, жизнь Сергія даетъ образъ постепеннаго, яснаго, внутренно-здороваго движенія. Это непрерывное, недраматическое восхожденіе. Святость растетъ въ немъ органично. Путь Савла, вдругъ почувствовавшаго себя Павломъ — не его путь.
Спокойно, внутренно дозрѣвъ, онъ совершаетъ чудо съ источникомъ. Оно связано съ обычными, житейскими дѣлами. Пока Преподобный жилъ одинъ на своей Маковицѣ, вопросъ о водѣ не смущалъ его. Былъ-ли около монастыря маленькій
37
родникъ, недостаточный для многихъ? Или родникъ