Александр трапезников похождения проклятых

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   25

— Всего одна? — презрительно спросила Маша. — Тогда пошли теперь в итальянский ресторан. Может быть, будут две. Но на Гамлета ты все равно явно не тянешь. Тот был человеком не только мысли, но и действия, а ты сам как ракушка под соусом.

— Скажи ей, чтобы она перестала меня третировать, — пожаловался я Алексею. — А то я не могу правильно проанализировать ситуацию. Но в общих чертах мне уже ясно, где искать Ольгу Ухтомскую.

— Где? — они оба наклонились ко мне. Теперь мы походили на членов мафиозной «якудзи», да еще говорили шепотом.

— Первый вариант: суровый старик с фотографии. Второй — другой снимок, где Ольга заснята со своей подругой. Раз она носила эти фотки с собой, значит, они ей чем-то дороги. Есть еще третья фотография, где Ольга с детьми, там их пять или шесть, но я сомневаюсь, чтобы это были именно ее дети, скорее всего, она просто подрабатывает воспитательницей.

— Эка сообразил! — недовольно фыркнула Маша. — Да это и ежу понятно, что надо искать старика или подругу. А где? Нет, зря мы тебя кормили кальмарами и осьминогами. Надо было ограничиться одним бамбуком.

— Спокойно, Маша! — возразил я. — Вертаемся обратно, я вам изложу свой план.

По дороге я купил с дюжину различных газет, а когда мы пришли в квартиру, разложил их на три стопки. Включив сюда и утреннее «Бульварное кольцо» с гнусной заметкой М. Треплевой.

— Ну, и что дальше? — насмешливо поинтересовалась Маша.

— Дело в том, — произнес я, — что Ольга Ухтомская оставила в гостинице свою сумочку с драгоценным крестом. Логичнее всего то, что она может предположить, что сумочка досталась тебе, то есть другой паломнице из этой гостиницы. А что делает человек, когда теряет какую-то вещь? Правильно, помещает объявление в газету. Так что, дамы и господа, принимайтесь за работу. Внимательно штудируйте все объявления в газетах, любого свойства. Возможно, мы натолкнемся на истину. Я почти на сто процентов уверен, что Ольга Ухтомская также ищет нас, как и мы ее. Вернее, ей нужен крест.

— Ну что же, попробуем, — вздохнула Маша. — Хотя все это очень зыбко.

— А мне кажется, в этом есть смысл, — отозвался Алексей, уважительно взглянув на меня. За что я ему был весьма признателен.

Сам я вновь стал перелистывать записную книжку Ухтомской. Телефонов в ней было много, но ни одного имени. Не было рядом с ними даже буквенных обозначений. Очевидно, Ольга обладала феноменальной памятью и не нуждалась в «дешифровке» телефонных номеров. Такие люди встречаются. Стоит им взглянуть на какую-нибудь цифру или значок, и за ним возникает лицо искомого человека. Ей бы самой в спецслужбах работать, этой Ольге Денисовне. А может, и работает? Я припомнил, что мне говорила «волшебница» Настя о ее «контуре». Больные бронхи, предрасположенность к туберкулезу, значит, наверняка сухой кашель. Не тот ли, который звучал в темноте, в больнице, в палате номер шесть? Почему нет? Сначала она убирает свою «тетушку», затем — старика Скатова. Чтобы замести, подчистить за собой следы? Мысли мои крутились в самых различных направлениях. Но такой уж я человек, привыкший ничего не принимать на веру. Как Фома. И как историк я знал, что нет лучших губительниц мужчин и светлых идей, чем женщины. Взять хотя бы красавицу еврейку Эсфирь, в честь которой празднуется древний Пурим, а Клара Цеткин навязала нам всем на голову 8 Марта. Будучи наложницей персидского царя Артаксеркса, Эсфирь добилась от него казни 75 000 его подданных, заподозренных в антисемитизме, причем вместе с женами и детьми, без долгих и лишних разговоров. Ничего себе праздничек на крови! А наши-то русские дураки еще и отмечают это 8 Марта да радуются, как бараны. Уж если на то пошло, встречали бы день жен-мироносец или святых Петра и Февроньи, так нет, Пурим им подавай с ядовито-змеиной улыбкой Эсфири... Словом, мне сейчас очень хотелось встретиться с Ольгой Ухтомской, с этой загадочной «племянницей». И я даже чувствовал ее присутствие где-то рядом, будто она стояла за моим плечом.

Алексей уже пересмотрел свою стопку газет и взялся за мою. Маша читала медленнее, морща лоб и шевеля губами. Я отложил бесполезную записную книжку. Не звонить же по всем телефонам подряд?

— Нашла! — воскликнула вдруг Маша. — Вот она. Какой же ты, Сашка, оказывается, молодец!

И она положила на стол все то же «Бульварное кольцо». Можно было и не тратиться на остальные газеты. Но мне сейчас больше всего было приятно от ее слов, хотя я и не подал вида. Маша обвела красным карандашом объявление, набранное мелким петитом в разделе «Разные мелочи». Всего несколько строчек. Но знали бы сотрудники газеты и читатели, что это «за мелочи»!

Там было напечатано: «Нашедшему женскую сумочку с документами на имя О.Д. Ухтомской предлагается равноценный обмен. Возможны варианты. Тел. 467-26-56». Маша от избытка чувств даже поцеловала меня в щеку.

— Судя по номеру телефона, это где-то рядом, — сказал я. — Сто пудов, что там живет та самая подруга с фотографии. Будем звонить?

Алексей уже доставал телефонный аппарат из многоуважаемого шкафа.

— Пусть это сделает Маша, — предложил он. — Двум девушкам будет легче договориться.

— А что сказать? — спросила она.

— Импровизируй, — посоветовал я. — Играй, как Бекхэм в лучшие годы его жизни. Но держи мяч у своих ног.

— Попробую...

Маша набрала номер, а я нажал на кнопку громкой связи. После долгих длинных гудков трубку наконец сняли.

— Алло? Кремль на проводе, излагайте, — услышали мы мужской голос, с подкашливанием. Если это «подруга», то у нее явно что-то не в порядке с гормонами. Да и с головой тоже. А «голос» продолжил: — Ваш звонок зафиксирован и определен. У вас есть три минуты. Время пошло.

Маша растерялась. Мяч у нее был отобран сразу же. Пришлось мне завладеть трубкой и вступить в диалог.

— Алло, Кремль, это Смольный. Нам нужна Ольга Денисовна Ухтомская. Есть такая?

— Ну, допустим.

— Я по объявлению. Можно с ней переговорить?

— Нельзя. Разговаривайте со мной.

— А вы кто?

— Конь в пальто. Какая тебе разница? Я ее представитель в Лиге Наций. А у тебя остается полторы минуты.

Разговор становился все более интересным. Мужчина, видимо, был большим забавником, но вот его сухой кашель вновь живо напомнил мне вчерашнее посещение больницы в поселке Правда, от которого у меня осталась шишка на темени и хромая нога.

— Коли вы ее представитель, — начал я, — то это вы должны быть во мне заинтересованы, а не я в вас. Сумочка-то с документами у меня. Вот возьму сейчас и положу трубку. А она тебя за это уволит из Лиги Наций. Пойдешь привратником в МагатЭ.

— Слушай, Смольный, не тебе меня учить. Раз позвонил, то тебе самому многого надо. Но много я тебе не дам, не рассчитывай.

— Полминуты осталось, — напомнил, в свою очередь, я. — У вас в Кремле все такие тупые? Позови кого-нибудь повыше. Президента, что ли.

— Ладно, — сдался мужчина. — Приезжай, потолкуем. Пиши адрес: Уральская 7, кв. 129. Жду.

И он повесил трубку. Уложились мы ровно в три минуты. Крепкий орешек, ничего не скажешь.

— Странно все это как-то... — произнес Алексей. — Чудно.

— Может быть, этот человек просто пьян? — предположила Маша.

— Все может быть, — пожал я плечами. — Но надо ехать. Иного выхода нет. Даже если это ловушка. Хотя вряд ли. Уж слишком грубо заманивают. Тут что-то другое. Не пойму пока.

— Всем вместе ехать нельзя, — сказал Алексей. — Маше лучше остаться здесь.

— Маше лучше вообще передислоцироваться в другое место, — заметил я. — У нас теперь появился семейный номер в общежитии на Бауманской. Она знает, где это. Вот туда пусть и отправляется, а здесь становится опасно. Только герань захвати.

— Нет, я с вами, — последовал твердый ответ.

Как там говорил Яков? Когда красивая женщина выходит на охоту, она становится похожа на пантеру и угадать ее прыжок невозможно.

3

От 9 й Парковой до Уральской улицы было рукой подать. Снег вокруг стремительно таял, поскольку температура подскочила до плюс двадцати градусов. А в воздухе как-то тяжело парило, дышать было не только трудно, но почти невозможно, будто гигантский пылесос над Москвой отсасывал из нее весь кислород. Причуды природы сказывались и на поведении людей. Прохожие брели с какими-то зачумленными глазами, беспричинно толкались и огрызались. Иные бормотали что-то себе под нос, другие разговаривали сами с собой громко. И почти у каждого то и дело пиликал мобильный телефон, словно подавал сигналы бедствия или указывал направление пути. Я заметил, что даже у одного сенбернара, которого вел на поводке хозяин, к ошейнику был прицеплен сотовый. И лохматый пес что-то отрывисто лаял в него. Очень может быть, что общался со своей подругой-сукой.

Когда мы подошли к искомому дому, то буквально взмокли от духоты. Дверь в подъезд была открыта, кодовый замок выломан.

— Так не годится, — сказал я, останавливаясь. — Если это западня, то нечего лезть в нее всем троим. Давайте я пойду первым. А вы подождите на лестнице. Коли все будет в порядке, то я вам свистну.

— Первым пойду я, — решительно возразил Алексей. — В конце концов, это моя инициатива, я начал все дело. Мне и рисковать. Мудрость гласит: ты не сможешь идти по пути, сам не став этим путем.

— Но я уже тоже часть «этой дороги», — заспорил я. — Тропинка. Пока мы препирались на лестнице, все решилось иначе. Маша проскользнула мимо нас и, не оборачиваясь, бросила:

— Мальчики, дорогие, вы уж определитесь, кто из вас колея, а кто автобан, а я — на разведку.

И она горной серной взлетела на несколько лест­ничных пролетов. Когда мы поднялись на шестой этаж, площадка перед квартирой 129 была уже пуста. За дверью слышались голоса: Машин и мужской, с подкашливанием. Разговаривали вроде бы спокойно. Но на всякий случай я покрепче сжал палку, доставшуюся мне «в наследство» от Василия Пантелеевича. Прошло минут пять... Наконец дверь открылась и Маша с порога произнесла:

— Юноши, заходите, — повысив нас в возрасте.

В коридоре в инвалидном кресле на колесиках сидел суровый старикан — тот самый, с еще одной фотографии Ольги Ухтомской.

— Знакомьтесь, — представила его Маша: — Матвей Иванович Кремль. Фамилия такая. А это — Новоторжский и Тризников.

— Так это ты мне звонил? — сразу определил старик, ткнув в меня пальцем. — Я с тобой разговаривать не буду, ты мне не нравишься. Сядь где-нибудь в уголке и молчи. А с вами побеседую.

Он развернул кресло и покатил в комнату. Мы пошли следом. Помещение было просторное, без лишней мебели, с остатками пищи на столе и телефоном на тумбочке. Ощущалось отсутствие женщины, хозяйки. Поскольку лишнего стула не нашлось, я, чтобы не раздражать старика, присел на корточках в углу, выполняя его требование. Судя во всему, Матвей Иванович был человеком действительно суровым, хотя и не без чувства юмора. К тому же довольно разговорчивым, как и все одинокие люди.

Уже через полчаса беседы мы знали, что ему восемьдесят пять лет, что ноги у него отнялись полтора года назад, что Ольга Ухтомская является его правнучкой и что это она дала такое объявление с его телефоном, поскольку потеряла где-то свою сумочку с документами. А вот где сама Ольга, он не знает, наверное, в Опалихе. Она приезжает по средам, убирается тут, готовит пищу. В прошлый раз была какая-то сама не своя, просила — если позвонят по объявлению — отблагодарить нашедших сумочку. Оставила вон тысячу рублей на тумбочке.

— Но этого для вас много будет, — добавил господин Кремль. — Перебьетесь. Двухсот рублей с гаком хватит, и не просите. А этому, — он вновь ткнул в мою сторону пальцем, — я бы вообще ничего не дал. Рожа больно хитрая. Никак продавцом на рынке работает.

— Не надо денег, — сказал Алексей, достал сумочку и положил на стол: — Вот она. Все вещи и документы на месте. Почти. Но нам необходимо с ней повидаться.

— Сегодня понедельник, — добавил я, не утерпев. — А домик ее в Опалихе сгорел, до среды ждать долго, где она еще может быть?

— А ты, рожа, откуда знаешь про дом? — насупил брови старик.

— Да мы адрес по читательскому билету определили, — вмешалась Маша. — Дедушка, а правда, где Ольга может теперь находиться?

— Пусть этот с рынка больше не вякает! — сурово отозвался Матвей Иванович. Потом, глядя на Машу, чуточку подобрел: — Как ты, милая, на мою любавушку похожа, ну такая же красавица была! Гляжу на тебя — и о ней думаю. О невесте моей утерянной.

— Она умерла? — вежливо спросила Маша.

— Ну зачем умерла! Жива, слава Богу. Только не смогли мы соединиться, не судьба, видно. А где Ольга может быть? У подруги своей, больше не у кого. Она ведь девушка замкнутая, скромница, к тому же сама болезненная. Хилое сейчас молодое поколение пошло, из воска. Вся глина божеская на прежних людей ушла. Вот замес был! Ты-то, милая, сама здорова? Не кашляешь?

— Здорова она, — вякнул я. — Кровь с молоком, хоть сейчас на выставку достижений народного хозяйства.

— Нет, ну он меня уже совсем достал! — обиженно произнес старик и покатил ко мне на своем инвалидном кресле с явно дурными намерениями. Пришлось мне ретироваться в коридор и выглядывать уже оттуда.

— Матвей Иванович, вы случайно не знаете, как зовут ее подругу? — спросил Алексей.

— Как не знать. Они иногда вместе сюда приходят. Света Ажисантова, вот как.

— Она тоже студентка Православно-духовного университета?

— Вот этого я сказать не могу. Очень может быть. Хотя... Света эта уж больно вертлявая какая-то. Таких вертихвосток там не держат. Ума не приложу, какая между ними может быть дружба? А вот ты, видно, девушка серьезная, — он вновь стал любоваться Машей, — вдумчивая, скромная, чистый бриллиант, как моя Агафьюшка.

— В двадцать пять каратов, — негромко добавил я из коридора. — Только что в кимберлитовой трубке нашли. Не знаем, кому загнать.

— Агафья Максимовна Сафонова? — спросил Алексей. И угадал.

— Да-а, — удивился старик. — Откуда ее знаешь?

— Я занимаюсь историей Свято-Данилова монастыря. И... поисками святых мощей благоверного князя Даниила Московского.

— А разве они не в монастырском ковчеге?

— Есть основания полагать, что они укрыты в ином месте. Всегда, в самые трагические для православия времена, русский народ принимал в свои любящие и надежные руки духовные сокровища... Чтобы в назначенное время они снова появились на свет перед людьми.

— Вот как? — старик Кремль буквально сверлил Алексея своими жгучими глазами. В нем чувствовалась какая-то сильная внутренняя энергия. И вообще выглядел он моложе своих восьмидесяти пяти лет. Я бы дал ему на десяток меньше. И если бы не парализованные ноги, его вполне можно было бы представить бегающим по лесу трусцой и окунающимся зимой в прорубь. Действительно, замес у людей этого поколения был покруче, не на крысином помете, как нынче.

— Я встречался с Агафьей Максимовной, — продолжил Алексей. — Она тоже уверена, что святые мощи Даниила Московского сохраняет кто-то из бывших насельников монастыря. Или простых мирян. Или даже раскаявшихся чекистов. Но о вас она мне ничего не рассказывала.

— Ну, это понятно, — отозвался Матвей Иванович. — Тут личное, чего зря языком трепать? Удивляюсь, почему она вообще пустилась с тобой в откровенность. Девушка она была очень молчаливая. Молитвенная. Про таких говорят: отмеченная Богом... А ты парень не простой, обстоятельный, — добавил он и кивнул в мою сторону: — Не то что этот. Сквалыга.

И чего он ко мне привязался? Как репей к ослиному хвосту.

— Вы сами еще застали то время, — сказал Алексей. — Может быть, бывали в Свято-Даниловом монастыре перед его закрытием. Ведь так?

— Не бывал, — ответил старик, «пережевывая» слова. Он выдержал паузу. — Я там вообще жил. Денно и нощно. Служил послушником, готовился принять постриг. Если бы стал монахом, то меня бы расстреляли, как и других, вместе с настоятелем. А так просто избили до полусмерти и выкинули за ворота. Не знаю уж, с какой такой целью Господь уберег меня от гибели? Наверное, недостоин оказался мученического конца. Его ведь тоже заслужить надо. Лежал я тогда в канаве под проливным дождем и подыхал, между небом и землей, а Агафьюшка меня подобрала, как ветошь какую, перетащила к себе и выходила. Как донесла только на своих худых плечах? Я же тогда, по молодости, тяжелым был. Здоровый, крепкий телом, а умом глуп. И духом слаб. Какой бы из меня монах вышел? Да никакой. Вот я и отошел постепенно от церкви, когда выздоровел... Потом на Балтфлоте служил. Но это уже другая история, для юных пионеров-следопытов, если такие еще остались.

— А Агафья Максимовна? — спросила Маша. — Как с ней ваша жизнь складывалась?

— А никак! — нахмурился старик. — Церковь нас и развела. Вернее, отношение к вере. К Богу, если сказать правильно. Ты, милая, пойми, что мы тогда пережили. Какая смута в головах царила. Кто устоял, а кто и поломался, как сухой тростник. И все, не хочу больше на эту тему разговаривать.

Он поджал губы, словно закрыл их на замок. Видимо, ему и в самом деле было тяжело вспоминать.

— А святые мощи... — начал было Алексей, но Матвей Иванович резко ответил:

— Не знаю ничего. Я в беспамятстве был. А то, что само кладбище разорили, так это всем известно. Часть могил, правда, перезахоронили на Новодевичьем и в Донском монастыре. Но я же говорю: отошел от церкви. Меня уже мир прельстил, его радости и соблазны.

— А вы не сталкивались с таким человеком — Василием Пантелеевичем Скатовым?

— Нет, — коротко ответил старик. — Первый раз слышу.

И еще глубже ушел в себя. Стал недоступен, как другой Кремль, с президентом за его стенами. До­стучаться теперь было попросту невозможно. Надо было уходить, это стало ясно нам всем. Маша написала на бумажке номер своего мобильного телефона и протянула Матвею Ивановичу.

— Если Ольга вдруг объявится до среды, пусть позвонит мне, — сказала она. — Это очень важно.

— Угу, — ответил старик, даже не взглянув на бумажку. Он небрежно бросил ее на стол, прямо в тарелку с остатками картофельного пюре. «Как бы не съел ненароком», — подумалось мне.

Когда мы уже стояли в коридоре, неожиданно за­звонил телефон. Матвей Иванович подъехал на своем кресле к тумбочке, снял трубку.

— Алло, Кремль на проводе! — привычно сказал он. — Излагайте, у вас есть всего три минуты. Что? Не морочьте мне голову! Какая еще сумочка? Нашлась уже сто раз. А другой не было. Вы кто?

Старик усмехнулся и растерянно посмотрел на нас:

— Ответили: конь в пальто. И повесили трубку. А может, она еще одну сумочку потеряла? Что-то часто их стали находить...

— Странно, — произнес Алексей. — Но мой вам совет: не открывайте больше дверь незнакомым людям. Ни сегодня ни завтра.

— А в среду мы придем вас навестить, — добавила Маша.

— Приходи, милая, приходи, — улыбнулся Матвей Иванович. — Только без этого! — и он опять ткнул в меня крючковатым пальцем.

4

— Скверный старикашка! — мстительно произнес я, когда мы очутились на улице. — И все-то он врет. Знает он Василия. Пантелеевича, голову даю на отсечение — я это по его глазам понял. И что это за фамилия такая — Кремль? Наверняка, жидо- масон какой-нибудь.

— Ты полегче, — урезонила меня Маша. — Старик дельный, только запутанный, как мне показалось. Несчастный, одним словом. От большой любви и безверия.

— Меня сейчас больше всего интересует, кто мог ему только что звонить? — сказал Алексей. — Если просто телефонные хулиганы — это одно дело. Но скорее всего те, которые тоже ищут Ольгу Ухтомскую. И умеют внимательно читать газеты с объявлениями.

— Брателлы читать не умеют, — отозвался я. — А вот «путинцы», как профессиональные шпионюги, знают, откуда можно почерпнуть нужную информацию. Через полчаса они будут здесь и вытрясут из Кремля все, что нужно. Может, и горло перережут, напоследок.

— И что делать? — спросила Маша.

— Нужно постараться разыскать Ольгу Ухтомскую до среды, — ответил Алексей. — Прежде всего попробовать найти ее подругу, Свету Ажисантову. Не такая уж распространенная фамилия, старинная дворянская. Полковник Ажисантов был одним из руководителей русской эмиграции в Шанхае.

— Едем в Китай? — предложил я.

— Едем к Агафье Максимовне Сафоновой, — сказал Алексей. — Поскольку она еще не все мне рассказала. Это рядом с психбольницей.

— Заодно и подлечимся, — заключил я. — Поскольку лично у меня начинает все больше и больше сквозить в голове. Кажется, вот сейчас мы свернем за угол и столкнемся с... опричниками Ивана Грозного, потому что я уже не знаю, в каком времени живу: все перепуталось. Снег идет в сентябре, змеи окружают столицу, птичий грипп на подступах к Москве, Кремль парализован, но все еще «на проводе», а за всем маячит высоченная фигура старика с длинной бородой и в черной шляпе. Он приснился мне сегодня ночью. Резался в карты с Львом Толстым, а возле них стояла девочка с блюдечком сочной земляники. Они играли на эти ягоды с переменным успехом. Пока на блюдечке не осталась всего одна, последняя.

— А дальше? — спросила Маша. Мы шли дворами, к метро «Щелковская». Алексей от нас немного отстал, он думал о чем-то своем.

— Дальше... Я силился проснуться, потому что это был дурной сон. Я знал, что последнюю ягоду нельзя брать, это конец. Блюдечко опустеет и тогда девочка умрет. Надо было остановить дьявольскую игру. Но что я мог сделать? Я даже не мог закричать, потому что сам был парализован, как Кремль. И тогда... тогда вдруг появился он.

— Кто?

— Не знаю. Мне кажется, это был Даниил Московский. И он...

Мы свернули за угол, я не успел договорить. Потому что столкнулись, как я и предсказывал, с двумя «опричниками» в лице сержантов милиции.