«Эндемик», 2006 К. В. Успенский

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4

День четвертый

Утро начинается как обычно. Как всегда ругаются Вася, Паша и Андрей, выбираясь из палатки. Андрей обвинил Пашу в том, что тот куда-то с вечера закинул его кепку. Вася стонет от того, что у него разрядился мобильник и теперь он не может позвонить любимой девушке. Утешаю его тем, что мы, скорей всего, находимся вне всяких зон действия мобильных систем связи.

Дальше всё идет по плану. Я всё-таки сбегал с утра пораньше искупаться, но охотников сопровождать меня на этот раз не нашлось. Разводим костер, готовим завтрак. Затем пакуем рюкзаки и собираем палатки. Вася, как всегда, опаздывает. Сергей готов уже выпустить из себя накопившееся раздражение, но друзья своевременно приходят Васе на помощь, помогая переложить неудачно запакованные вещи. Наконец, выступаем.

На улицах Осиковки встречаем незабвенного Виталия Дмитриевича. Он раскрывает объятия и радушно приветствует нас так, словно мы давние друзья и при этом не виделись уже много лет. Наклоняясь доверительно ко мне, шепчет: "Я с утра уже того ... джокнул!" Я молча оцениваю его откровенность и спрашиваю, где тут можно набрать воды на дорогу.

Виталий Дмитриевич остается верен себе. Грозно кричит на сына, только появившегося из ворот гаража: "Поди принеси ребятам воды!" На появившегося следом за Андреем Сережу Виталий Дмитриевич грозно цыкает: "А ты пошел отсюда, ты - пьяный!"

Наконец, проходим Осиковку, не обнаружив в ней каких-либо достойных внимания достопримечательностей, кроме памятника какой-то комсомольской активистке, проводившей здесь во время гражданской войны продразверстку и застреленной "белобандитами" в 1921 году.

Дальше наш путь лежит на восток через хутор Криничный. Дорога ведет через холмистую, пересеченную довольно глубокими балками равнину. С обеих сторон возвышаются довольно внушительные курганы. Растительность представляет собой степные залежи примерно десяти - пятнадцатилетнего возраста. В верхней части балок видны довольно значительные массивы ковыля.

Бабочек кругом немного, но Константин Юрьевич (вполне оправившийся от болезни) замечает суворовку. Выхватив из рюкзака сачок, он бросается в погоню. Погоня оказывается удачной. Константин Юрьевич с торжеством демонстрирует нам свою добычу.

Изменилось и птичье население окрестностей. Вместо коршунов и болотных луней в небе парят канюки, трепещет крыльями мелкий соколок пустельга. А возле самой Осиковки нас некоторое время сопровождал летящий параллельным курсом, выточенный, словно мальтийский крест, силуэт перепелятника - грозы всех мелких птичек.

На дороге студенты нашли труп самого мелкого нашего зверька с характерным длинным носом - землеройки. Эти животные обладают неприятным мускусным запахом и потому, схваченные хищниками, часто потом бросаются. Вот почему их трупы попадаются чаще, чем трупы мышей, крыс и полевок.

Повсюду нас сопровождает свист сурков-байбаков. Этот замечательный вид заслуживает более внимательного рассмотрения. Сурок-байбак наряду с дрофой, перепелом, степным орлом является одним из символов русских степей. Бесчисленные холмики вокруг сурчиных нор создавали совершенно особый колорит русских степей.

Идя по степи, мы часто сначала слышали пронзительный свист сурков, а уж потом видели вскинувшихся столбиками и внимательно оглядывающих окрестности зверей. Частота тревожного свиста зависела от расстояния до опасного объекта. При этом некоторые наиболее нервные особи продолжают кричать и тогда, когда опасность миновала, и другие члены семьи уже не обращают на нас внимания.

В то же время сурок-байбак - довольно забавное животное с богатой для грызунов мимикой, отражающей разные чувства, охватывающие сурка. В бинокль можно видеть, как гнев, раздражение, порыв к активной защите, желание прогнать назойливого двуногого пришельца сменяются выражением внезапно налетевшей робости и страха. Если продолжать приближаться, крики сурка усиливаются, явно выражая все возрастающее волнение. Через несколько секунд зверёк опускается на передние лапки, делая движение к норе. Ещё секунда, и, взмахнув на прощание хвостом, с последним отрывистым криком он скрывается в своем подземном убежище. Но если лечь рядом с норой и прислушаться, то можно узнать, что сурок не ушел глубоко, а сидит где-то в самом начале норы, издавая недовольное похрюкивание.

В XVIII веке по всей Воронежской губернии отмечалось обилие сурков-байбаков. Замечательный натуралист Гмелин отмечал "превеликое множество" байбаков по всей Воронежской губернии. В Богучарском уезде очень много байбаков отмечалось и в начале XIX века.

К началу XX века в связи с хозяйственным освоением края на территории Воронежской губернии численность сурка-байбака заметно снизилась. К середине XX века нарушение условий на распаханных землях, почти полностью вытеснивших степи привело к почти полному исчезновению сурков под Воронежем. Сохранилась лишь небольшая колония в Каменной степи.

Начало шестидесятых годов двадцатого века характеризовалось сокращением пахотных земель вследствие проводимой политики укрупнения колхозов. На выведенных из оборота участках образовывались залежи, постепенно переходящие в стадии разнотравных и злаковых степей. Это способствовало "внезапному" росту численности сурка-байбака. Наиболее многочисленными стали колонии на территории Богучарского, Кантемировского, Подгоренского и Россошанского районов. Охранные меры и искусственное расселение позволили создать колонии-основатели на территории Верхнемамонского, Острогожского и Таловского районов. Был наконец-то создан, пусть пока ещё ненадежный, но все же задел для восстановления численности сурка-байбака в Центральном Черноземье.

Гром средь ясного неба разразился в 1999 году, когда сурок-байбак, наряду с ещё несколькими видами, выводится из Красной книги России. Неизвестно, в каком чиновничьем кабинете, но явно не на трезвую голову, родилась эта безумная идея. Поводом для неё послужили имеющие место жалобы колхозников на потраву сурками люцерны, подсолнечника, проса, некоторых других культур. При этом, правда, оговаривалось, что разрешается только охота скрадыванием с применением огнестрельного оружия. Казалось бы, особого повода для беспокойства нет.

Все это было бы так, если бы не особенности психологии населения сельских районов. Сельские жители имели зуб на сурка давно. Поводом послужили уже упоминавшиеся потравы. Случаи браконьерской охоты имелись всегда, но до последнего года имели скорее единичный характер. Сказывался "запрет" на охоту, а также то, что сурок, "как-никак, в Красной книге". Когда же до местного населения дошел слух, что сурки из Красной книги выведены, все "запреты" оказались сняты.

Ну кто там, скажите, будет разбираться, что охота разрешена только в трех районах и только в тех местах, где определена потрава сурками сельскохозяйственных культур? Что разрешена только ружейная охота при помощи скрадывания, требующая незаурядного умения и меткости стрельбы? О сроках охоты вообще никто не задумывался! В ход идет всё: капканы, петли, прорывающие толстую кожу до крови, заточенные электроды, распарывающие несчастному зверьку брюхо.

Последствия не замедлили сказаться. Три известные автору крупные колонии на территории Верхнемамонского района (на территории которого, кстати, охота на сурков по-прежнему запрещена) были уничтожены за одно лето. При этом использовалось только мясо сурка (можно подумать, местные жители страдают от дефицита протеинов), а шкурка и жир выбрасывались.

При таких темпах истребления как бы вновь не пришлось заносить сурка-байбака в красную Книгу и не по V категории (восстановленный вид), по которой он числился до недавнего времени, а по I (вид, находящийся под угрозой исчезновения). Да и то уже может быть поздно.

Дорога перевалила через седловину между двумя курганами, позади которой открылся вид на живописную долину. Посреди долины располагался хутор Криничный, представляющий собой группу из десятка домов, утопающую в зелени окружающих садов. Хутор очаровал нас с первого взгляда.

- Выйду на пенсию, поселюсь здесь - мечтательно проговорил Сергей.

- Да, но здесь речки нет - заметил настроенный более критически Саша - капитан факультетской команды "Клуба Весёлых и Находчивых".

Как всегда первым вопросом, возникающим при вступлении нашего отряда в любой населенный пункт, является наличие воды. Хутор Криничный в этом отношении быстро оправдал своё название. На околице мы нашли настоящий деревенский колодец с "журавлем", что последнее время можно увидеть далеко не в каждой деревне. Вы уже напились удивительно вкусной холодной воды, как вдруг выяснилось, что все наши емкости, в которых мы носили воду, либо пришли в негодность, либо благополучно потеряны. Чертыхаясь и обвиняя друг друга в ротозействе, студенты направились по дворам, рассчитывая выпросить у хозяев хоть несколько пластмассовых "баклажек".

Осмотр первых трех-четырех домов результата не принес. "Вымерли они тут все, что ли?" - недоумевали студенты. Наконец на крыльце пятого дома в ответ на стук в калитку мелькнуло симпатичное девичье личико в обрамлении ярких, словно пламя, волос абсолютно естественной окраски. Личико на мгновение показалось и исчезло. Тут мы обнаружили, что совершенно напрасно ломимся в калитку. С противоположной стороны забор у этого дома вообще отсутствует.

Обойдя дом, мы увидели местную Дульсинею, с сосредоточенным видом развешивающую во дворе стираное белье. "Здравствуйте!" - первым открыл рот Вася, придавший своему лицу выражение закоренелого Альфонса. Сеньорита посмотрела на нашего Казанову с таким видом, что казалось бедняжку сейчас вывернет наизнанку. Презрительно фыркнув, очаровательная аборигенка взяла одной рукой таз и, подбоченясь и эффектно покачивая бедрами, удалилась в дом.

Сергей, наблюдая сцену, выругался. Испепелив Васю взглядом василиска, он кинулся следом за Дульсинеей хутора Криничного. Мы не видели, что там вначале произошло, но через несколько минут Дульсинея появилась на крыльце с горой баклажек под мышкой. Более того и крышки были на месте. Ещё несколько минут ушло на то, чтобы Сергей при помощи Веры (так на самом деле звали нашу новую знакомую), которая помогала обращаться с "журавлем" и даже держала в руках каждую очередную крышку, пока Сергей закручивал предыдущую, заполнил все баклажки. На прощание он что-то сказал Вере, от чего та зарделась и счастливо засмеялась.

В Криничном дорога закончилась и дальше нам предстояло идти по целине. Обойдя хутор, мы неожиданно уперлись в симпатичную луговину, покрытую изумрудно-зеленой травой. Но едва наш авангард вступил на эту травку, как под ногами у него захлюпала вода. Семь бед - один ответ! Ноги все равно уже мокрые, и мы, не раздумывая, устремились вперед. На преодоление водной преграды ушло с четверть часа. За это время Константин Юрьевич умудрился даже поймать несколько бабочек.

Пойманные бабочки оказались голубянками. На мой взгляд, это самые удивительные бабочки из встречающихся в наших краях. Это мелкие бабочки с размахом крыльев обычно не больше трех сантиметров. Окраска крыльев не обязательно голубая (может быть и синяя, зеленая, оранжево-красная, бурая), но обязательно яркая. Эти бабочки чем-то наводят на мысль о миниэльфах, порхающих в траве и пьющих росу и нектар. Кажется, голубянки созданы для того, чтобы всю жизнь порхать по цветущим лугам.

Гусеницы голубянок прибегают в весьма необычным ухищрениям, чтобы выжить в условиях жестокой борьбы за существование. По форме они напоминают голотурий. Гусеницы некоторых тропических видов голубянок ведут хищный образ жизни, поедая тлей, червецов, личинок муравьев. Гусеница голубянки аргус перед окукливанием прячется в муравейнике, ища защиты у тех, с кем другим гусеницам лучше не встречаться. При этом в виде платы за защиту она выделяет сладковатый секрет, охотно поедаемый муравьями. Некоторые виды голубянок способны изменять окраску в зависимости от времени года.

Преодолев затопленную луговину, начинаем подниматься по довольно крутому склону. Сурков здесь столько, что от их свиста трудно разговаривать. Мы насчитали не менее ста нор. Одна из нор привлекла наше внимание несколько меньшим диаметром и необычным для сурчины видом. Против устья норы была расположена узкая дорожка, вдоль которой насыпан длинный узкий валик вырытой земли. Через вход в нору был заметен коридор, уходящий глубоко в землю под косым углом. Нашего опыта натуралистов хватило, чтобы определить хозяина норы. Им был большой тушканчик, или земляной заяц.

Большой тушканчик из-за своего скрытного образа жизни вряд ли знаком воочию большинству читателей. Это небольшой рыжевато-серый зверек размером с крысу, но напоминающий внешним видом кенгуру - с длинными задними ногами, длинным хвостом, заканчивающимся черно-белой кисточкой - "знаменем", большими глазами и с длинными, как у зайца ушами.

Свое второе название "земляной заяц" зверек оправдывает не только внешним сходством, но и стремительным бегом. Он способен бежать со скоростью сорок-пятьдесят километров в час, делая прыжки длиной два-три метра. При этом тушканчик бежит не по прямой, а зигзагами, а хвост служит для "дезинформации" преследующего хищника. Когда зверек резко меняет направление, хвостовое "знамя" по инерции продолжает лететь в другую сторону - преследователь бросается за белым, хорошо видным в темноте пятном, теряет драгоценные секунды - и тушканчик получает дополнительные шансы скрыться.

Земляной заяц - хороший землекоп. На своем участке он обычно выкапывает несколько постоянных и временных нор. Основное орудие - тонкие и острые резцы. В постоянной норе на разной глубине тушканчик делает гнездовые камеры, в которых выводит потомство и зимует. Временные норы служат для единовременного ночлега и для спасения от хищников.

Об эффективности и скорости работы тушканчиков можно судить по одному случаю, произошедшему в казахстанской степи. Двух пойманных тушканчиков за неимением другого места посадили между двумя оконными рамами. Наутро хозяева были крайне удивлены, не обнаружив зверьков на прежнем месте. Тушканчики пробили в кирпичной стене нору глубиной около полуметра и преспокойно устроились в ней спать.

Когда мы прошли сурчиную колонию, нам стали неоднократно попадаться многочисленные порои слепышей, или, как их называют местные жители, слепцов. Это напрочь лишенные глаз зверьки размером чуть больше крысы. "Визитной карточкой" слепца является круглая голова с длинными резцами, которые являются, как и у тушканчика, главным "землеройным аппаратом". Зверек буквально вгрызается в землю на несколько сантиметров, после чего отбрасывает её под собой назад сначала передними, а потом задними лапами. Затем слепыш проталкивает землю в боковой отнорок, а уже оттуда, подцепив землю головой, как отвалом бульдозера, выталкивает через вертикальную шахту на поверхность.

За полчаса активного рытья слепыш может вынести из норы до пяти килограммов грунта. Ещё больше впечатляет его физическая сила: будучи весом всего 300 граммов слепыш способен "толкнуть" головой груз весом четыре килограмма, то есть в десять раз больше собственного веса - куда там нашим штангистам!

Ещё одной особенностью слепыша является тот факт, что кожа на его теле почти не скреплена с мышцами. Зверек словно ходит в балахоне. Вследствие этого брать слепыша в руки следует весьма осторожно. Он может дотянуться своими острыми, как бритвы, резцами до любой точки на поверхности своего тела.

Чуть в стороне от основных пороев замечаем небольшую горку вырытой земли правильной конусовидной формы с кратерообразным углублением на вершине. Своим внешним видом а также расположением на отшибе она невольно привлекает наше внимание. Студенты вопросительно смотрят на нас. В моей голове начинают проноситься давние воспоминания. Так и есть! Подобные выбросы я нередко встречал в лесах и на лугах Подмосковья. Хозяином этих сооружений является крот - маленький зверек размером в полтора раза меньше крысы.

Крот, как и слепыш - исключительно подземное животное, практически лишенное глаз и ушей, но зато обладающее совершенным чутьем. Его тело окрашено в исключительно черный цвет. Для шерстного покрова кротов характерно полное отсутствие ворса, что позволяет их плюшевому меху легко заглаживаться как назад, так и вперед, что позволяет им быстро передвигаться под землей как вперед, так и задним ходом. Основным "землеройным аппаратом" крота являются передние лапы, снабженные широкими лопатообразными кистями, вывернутыми в стороны. Помимо мощных когтей на больших пальцах кротов есть дополнительная косточка - "шестой палец". Когда-то крот интенсивно добывался из-за своего меха, идущего на дамские манто. Сейчас спрос на меха, в том числе и на кротовый, упал, и промысел практически прекратился.

Основной корм крота: медведки, дождевые черви, личинки хрущей, щелкунов и другая почвенная живность. В день крот съедает столько же, сколько весит сам. При этом, благодаря своему чудесному обонянию, зверек может учуять добычу сквозь толщу почвы за несколько десятков сантиметров.

В Подмосковье следы деятельности кротов можно наблюдать чуть ли не ежедневно, но здесь в сухих степях встреченная нами кротовина была единственной на всем пути. Более того, я бы не удивился, если бы этот крот (или несколько кротов, кто их знает?) оказались бы единственными в радиусе трехсот - четырехсот километров. Каким ветром занесло их сюда? Или эта кротовина - остаток (ученые говорят "реликт") некогда сплошного ареала кротов, тянущегося вдоль Дона вместе с массивами давно вырубленных дубрав.

Наконец мы достигли вершины склона и разместились на привал в тени очередной чахлой тополевой посадки. Ребята усиленно опустошают фляжки. Подъём и новые впечатления изрядно утомили всех. Но наиболее неутомимым и любопытным не сидится. Сергей и Павел, отойдя на несколько метров, вдруг начинают интенсивно махать руками, зовя нас с Константином Юрьевичем. Что там их заинтересовало?

Превозмогая усталость, поднимаемся и подходим к ребятам. На этот раз внимание наблюдательных студентов привлек интересный шмель своеобразной окраски, представляющей собой сочетание широких темных и грязновато-желтовато-зеленоватых полос. Не стоило труда определить в нем шмеля скифского, занесенного в Красную книгу России. Здесь необходимо ещё раз сделать объяснение.

В книжке, бывшей нашим путеводителем, степным шмелям была посвящена отдельная глава. При этом авторы сообщают: "Фауна шмелей обследованных нами участков носит на себе печать степной зоны". Направляясь в экспедицию, мы с нетерпением ждали встречи со степными шмелями, которые по внешнему виду и биологии сильно отличаются от тех обычных шмелей, которых мы в немалом числе наблюдаем под Воронежем. Но, увы, нас ждало разочарование! Встреченный нами скифский шмель был единственным за всю экспедицию. Другие степные шмели (глинистый, исполинский, пластинчатозубый), неоднократно отмечаемые нашими предшественниками, нам так и не встретились.

В то же время обычные под Воронежем земляной, каменный, городской шмели и здесь сопровождали нас на всем протяжении экспедиции. Попадались нам также довольно редкие конский, спорадический и изменчивый шмели. Но эти шмели больше характерны для лесной и лесостепной зон. Типично степных шмелей мы так и не встретили.

По сравнению с видами других природных зон шмели степей в наибольшей степени пострадали от деятельности человека. Это выразилось прежде всего в уничтожении мест обитания вследствие интенсивной распашки, пожаров, перевыпаса скота.

В наше время, когда площадь пахотных земель и количество домашнего скота заметно уменьшились, можно было бы ожидать восстановления численности степных шмелей. Но этого не произошло. Бывшие пашни и пастбища стали интенсивно зарастать сорняками, которые затем сменились луговой растительностью. Вдобавок человек изменил климат степей, насажав лесополос между полями, создав пруды и водохранилища и закрепив пески сосновыми культурами. Создавшиеся условия оказались подходящими для лесных и луговых шмелей, быстро заселивших новые угодья, а для степных их собратьев места не осталось. Освоить расположенную южнее зону полупустынь шмели не могут, так как там мало подходящих для них растений и цветут они недолго.

Так что ярко окрашенными экзотическими степными шмелями нам ещё долго не придется любоваться. Дай Бог им вообще сохраниться на нашей планете! Боюсь, что человек им уже помочь ничем не может.

После привала дорога ведет через пятнадцати - двадцатилетние, судя по растительности, залежи, перемежающиеся всё теми же чахлыми тополевыми лесополосами. По краям бывших полей летают всё те же уже набившие оскомину галатеи и голубянки. Пару раз Константин Юрьевич успешно ловил суворовок.

Мы идем почти по прямой. Залежи постепенно сменяются лугами. Посреди лугов мы отмечаем растущие группы или отдельные деревья ив. В тени одного дерева замечаем довольно колоритную картину. За вышитым позолоченными нитками дастарханом сидел одетый в живописную тюбетейку и в не менее живописный (хотя явно давно нуждающийся в стирке) халат аксакал. По правую руку от него сидел смуглый мальчуган лет семи в не менее грязной рубахе и неопределенного цвета штанах. Перед аксакалом и мальчуганом на такого же неопределенного цвета дастархане была разложена нехитрая среднерусская снедь: вареные яйца, лук, хлеб и что-то ещё.

Увиденная картина произвела на нас столь оглушающее впечатление, что некоторые из студентов, как завороженные, сделали несколько шагов по направлению к обнаруженной живописной группе, достойной кисти народного художника Таджикской ССР Хабибулаева. Передние оказались от неё буквально в нескольких шагах. Просто так стоять и смотреть было неудобно, тем более, что люди стали проявлять явное беспокойство. Шедший впереди Дима, дабы разрядить обстановку, спросил дорогу на Лебединку. Облегченно вздохнув, подросток на ломаном русском языке объяснил, как идти, а затем, явно по молчаливой подсказке деда, протянул Диме два вареных яйца. Дима растерянно взял подарок и несколько поспешно отошел к общей группе. Расспросить о том, что они делают одни посреди бескрайних лугов, мы так и не решились.

Картина, которая была бы более характерна для Средней Азии, чем для средней полосы России, явно произвела впечатление на студентов. Некоторое время мы шли в полном молчании. Затем началось бурное обсуждение увиденного.

- Это ж надо, и много их тут!?

- Прямо как по Средней Азии идем!!

- Заметьте, русских мы ещё не видели.

- Тут в селах надо поосторожнее быть. А то прирежут в чертовой матери!

За разговорами мы постепенно дошли до окраины села Лебединка. Первое, что мы увидели, был скотомогильник, сразу сообщивший о своем присутствии эффектным запахом. На шесте перед скотомогильником красовался живописный коровий череп. Мы тут же решили сфотографироваться на его фоне.

Проходя окраинами этого довольно большого села, замечаю, что студенты с повышенным вниманием всматриваются в лица людей, сидевших в попадавшихся нам машинах и тракторах. Результаты, похоже, оказались неутешительными. "Одни турки или цыгане!" - резюмировал Дима.

В селе нас встретила ещё более удручающая картина. Мы долго не могли увидеть ни одного славянского лица. Только возле какой-то мастерской нам попалась группа русских мужичков, среди которых оказался и председатель местного колхоза. Он моментально показал нам место, подходящее для лагеря. Этим местом оказался довольно симпатичный лесок, расположенный прямо над прудом.

Путь к этому леску лежал мимо довольно большого пруда, в котором плескались десятка два подростков обоего пола и по возрасту ровесники или чуть постарше того, что попался нам с дедом среди лугов. Подростки шумно плескались и не менее шумно матерились, употребляя выражения, поднимавшие брови даже у видавших виды студентов факультета физической культуры.

Странная вещь - русский мат! На строительной площадке или в колхозной мастерской он кажется вполне логичным и нисколько не режет слух. Я знал нескольких виртуозных матершинниц (все они были женщинами и среди даже один академик), чьи эскапады буквально ласкали слух и звучали чуть ли не музыкой. Если верить мемуарной литературе виртуозными матерщинницами были великие Фаина Раневская и Татьяна Пельтцер. Но в устах плескавшихся в пруду сопляков мат вызывал лишь брезгливость. Кто-то из наиболее решительных студентов предложил даже пойти к пруду и "навалять по шее" этим недоноскам. Однако с ходу наводить свои порядки в чужом монастыре мы всё-таки посчитали неудобным.

Между прудом и скотным двором нам попалась довольно крупная сурчиная колония, члены которой приветствовали нас бодрым свистом. На окраине колонии наше внимание привлек зверек размером с белку, окрашенный в рыжеватый цвет, по которому были разбросаны мелкие беловатые крапинки. Случай свел нас с крапчатым сусликом - зверьком, несколько десятилетий назад считавшийся бичом наших степей.

В конце XVIII века, когда Российская империя окончательно утвердила своё господство на Черном море, в бескрайние степи бывшего Дикого Поля хлынул поток переселенцев. Основным занятием первых поселенцев было животноводство. Тысячные овечьи отары, конские табуны и стада "черкасских" бычков приносили своим хозяевам огромные прибыли, и они, не считаясь с возможностями природы, всеми силами увеличивали поголовье.

В результате высокотравные ковыльные степи превратились в пастбищные сбои, покрытые однолетними растениями: лебедой, спорышем, мятликом. Пастбища уже весной давали обильный корм скоту, а летом превращались в вытоптанные и выбитые скотом полупустыни, оживляемые лишь горькой полынью, лебедой да чертополохом.

Эти опустыненные степи заселялись саранчой, тушканчиками, сусликами. В подземных норах сусликов прятались микробы страшной болезни - чумы, периодически из них выползающей и распространяющейся по селам, хуторам и станицам в виде зловещих эпидемий. Кроме того, суслики считались опаснейшими вредителями сельского хозяйства, с которыми необходимо вести беспощадную борьбу.

Низкотравные мятликовые пастбища стали для сусликов оптимальными местообитаниями. Здесь они имели сочный, питательный, богатый витаминами корм. Кроме того, низкие травы обеспечивали зверькам хороший обзор, позволявший вовремя заметить опасность.

Когда в середине XIX века в степях начался пшеничный бум, пастбища стали распахиваться под посевы зерновых, суслики стали бичом земледелия. Селясь по окраинам полей, они активно осваивали посевы, ставшие для них ещё более ценным кормом, чем мятлик.

Сусликам в России была объявлена беспощадная война. Их ловили капканами, заливали водой в норах, травили ядовитым газом. Специально для них химиками был придуман целый ряд ядов. В борьбе с ними применялась даже авиация. Кое-где в колхозах была введена "суслиная повинность", согласно которой колхозник для получения трудодня должен был сдать в правление определенное количество лапок уничтоженных ими сусликов.

Численность сусликов удалось несколько снизить к 70-м гг. XX века. А в конце XX века процесс вымирания сусликов явно ускорился. Причиной тому стало сокращение поголовья скота, повышение влажности климата, способствующее восстановлению степей и постепенному зарастанию их ковылем и высоким разнотравьем, малопригодным для сусликов. Одно время поселения сусликов сохранялись на посевах многолетних трав, но, когда и эти последние были заброшены, сусликам вообще не осталось места. Встреченная нами нора на окраине сурчиной колонии оказалась единственной на весь поход.

Вот такие порой чудеса приносит природа. Сначала человек своей деятельностью спровоцировал интенсивное размножение сусликов и увеличение приносимого ими вреда. Затем стал интенсивно (и чаще всего безуспешно) бороться с ними. А теперь, когда суслики сами стали вымирать вследствие развала нашего сельского хозяйства, ученые ломают головы, как сохранить последние поселения этого вида, ещё в недавнем прошлом не вызывавшем ни у кого добрых чувств.

В небольшом леске рядом с сурчиной колонией мы облюбовали довольно симпатичную полянку, где довольно быстро, уже привычными движениями, установили палатки и развели костер. На сегодня приходилась ровно половина нашего похода, и мы решили отметить это событие специфическим напитком "йофти" - горячий чай с добавленным в него спиртом (из расчета одна чайная ложка спирта на кружку чая).

Мы мирно сидели у костра, когда до наших ушей донесся странный гул, напоминающий отдаленный звук реактивного самолета. Гул прервался так же внезапно, как и начался, но буквально через несколько секунд раздался с другой стороны. Через минуту гулом была наполнена вся поляна. Казалось, на неё собирается высадиться какой-то таинственный десант.

Кто-то из студентов сбегал за фонариком и посветил им вверх. Увиденное заставило нас издать восхищенные восклицания. Над поляной летало не меньше десятка жуков-оленей, каждый размером в два спичечных коробка. Когда нам удалось сачком сбить ближайшего к нам великана царства насекомых, то вблизи он напомнил какое-то инопланетное существо, решившее почтить визитом нашу грешную Землю. Полированные надкрылья, массивная голова и, главное, зазубренные, изогнутые навстречу друг другу рога невольно вызывали уважение к их обладателю.

Впечатление усилилось после того, как первый же жук, неосторожно взятый в руки, легко прокусил кожу на пальце. Отброшенный в сторону, гигант жучиного племени невозмутимо поднялся на какую-то лежащую поблизости корягу, развернул надкрылья и, издав победное жужжание, неожиданно легко для его комплекции взмыл в воздух.

Эти жуки - самые крупные в Европе. Личинки жука-оленя живут несколько лет в трухлявых пнях или стволах, где растут довольно медленно. Взрослый жук живет от силы месяц. Его основным кормом является древесный сок, который он поглощает из ран, нанесенных дубам, кленам, тополям дятлами.

С 70-х годов XX века численность этих прекрасных жуков в наших лесах стала быстро сокращаться. Причинами тому называли применение ядохимикатов для борьбы с вредителями леса, а также рубку старых дубов, что лишало личинок жуков-оленей пищи и укрытия. За последние двадцать лет после прекращения применения ядохимикатов и уменьшения объемов рубок численность жука-оленя во многих местах восстановилась. Так что есть надежда, что наши потомки смогут любоваться этим прекрасным насекомым, не без основания называемым некоторыми писателями-натуралистами "царем жучиного племени".

К одиннадцати вечера утомленные переходом и дневными впечатлениями студенты постепенно разбрелись по палаткам. Однако наши приключения на этот день не закончились. Внезапно от самой крайней палатки раздался топот десятка мелких ног, стремительно убегающих от нашего лагеря. Несомненно, это были те самые юнцы, встреченные нами днем у пруда. Как теперь выяснилось, наше появление для них также не прошло незамеченным.

Отбежав на почтительное расстояние, юнцы (среди них были, судя по голосам, представители обоих полов и разных национальностей) принялись выкрикивать:

- Ах, вы – п…ры! Х..сосы!! Ё. вашу мать!!!

- Хлопцы, вам п....ц! За нами банда идет!!!

- А у вас девки есть?! - спросил явно девичий голос и добавил под общий смех своих товарищей. - Ведите их сюда! Мы их в....м!

Нам с Константином Юрьевичем стоило немалого труда удержать наиболее горячих студентов от попытки немедленной погони и расправы над возмутителями спокойствия. Велев студентам укладываться спать, сами решили немного подежурить.

Константин Юрьевич шепотом рассказал историю, отнюдь не способствующую восстановлению моего душевного равновесия. Смысл заключался в том, что в Киргизии вокруг них вот также крутилась разная мелюзга, которая затем неожиданно напала на лагерь. Нападение было отбито с серьезным для противника ущербом, но затем явились "мстители" в виде группы молодых людей в количестве примерно пятнадцати-двадцати человек. Исследователям пришлось, не принимая боя, срочно уносить ноги.

Постепенно голоса юнцов стали удаляться в сторону села, и, наконец, смолкли. Мы с Константином Юрьевичем ещё не знали, была ли это лишь прелюдия к более масштабным действиям, или противник решил ограничиться психологическим воздействием.

Где-то через полчаса вокруг нашего леска застучали мотоциклы. Они кружили вокруг, останавливались, вновь трогались с места. Так продолжалось где-то с час. Одни мотоцикл подъехал совсем близко к тому месту, где мы притаились. Разворачиваясь, он полоснул фарами вдоль лесной тропинки, так что мы едва успели пригнуться, прячась за корнями какого-то мощного дуба.

Для нас так и осталось загадкой, искали ли мотоциклисты нас, или их маневры вокруг леса с нашим пребыванием никак не были связаны, и были чем-то вроде вечернего моциона. Утомленные дневными переживаниями, мы забрались в палатку и забылись мертвым сном.

День пятый

В это утро, утомленные ночными треволнениями, встали поздно. Потом долго не могли развести отсыревший от утренней росы костер. Долго собирались, запихивая к рюкзак изрядно намокшие палатки. В итоге были готовы к выступлению только около одиннадцати утра. Внезапно Константин Юрьевич издает вопль, сходный с тем, который издает гончая, начиная погоню за зайцем, сбрасывает с плеч рюкзак, выхватывает сачок и начинает бегать кругами по поляне, то и дело подпрыгивая и изрыгая проклятия. Студенты, уже привыкшие к странностям своего руководителя, с интересом наблюдают за его действиями.

Наконец, ещё раз подпрыгнув, Константин Юрьевич с торжествующим криком накрывает кого-то сачком. Когда мы подбежали, в морилке билась средних размеров бабочка с крыльями красивого темно-шоколадного цвета. Ещё не отдышавшись после погони, Константин Юрьевич сообщил нам, что на этот раз его добычей оказалась гермиона - представитель семейства сатиров, обитательница южных дубрав Европейской части б. СССР.

Семейство сатиров уже неоднократно встречалось по пути нашего повествования, поэтому о нем следует сказать несколько подробнее.

Наверно, многие читали, гуляя по лесу ранней весной обращали внимание на мелких бабочек с коричневыми, бурыми или рыжими крылышками. Бабочки чрезвычайно подвижны в полете, но при этом часто садятся на скалы, камни, пни или прямо на землю. Одновременно с крапивницей и лимонницей эти бабочки первыми появляются весной, лишь чуть стает снег на южных склонах.

Семейство сатиров насчитывает около 1500 видов, из них в России - около 190 видов. Они до сих пор задают много работы нашим систематикам. Один принимает сатиров за один род, другой - за семь, третий - за одиннадцать. Даже внедрение в систематику математических принципов проблемы не решило. Классификация семейства сатиров до сих пор - одна из самых запутанных.

Сатиры распространены чрезвычайно широко, но тяготеют в основном сухим местообитаниям - пустыням и степям. Формирование семейства связано с формированием сухого климата древнего Средиземноморья. А наиболее древние виды населяют восток Средней Азии и Гималаи, где, очевидно, находится центр происхождения всего семейства.

Гермиона является представителем так называемых темных сатиров. Она населяет байрачные южные дубравы, приуроченные к зоне степей. В отличие от других бабочек - обитателей дубрав, гусеница гермионы питается не листьями дуба, а травянистыми злаками, преобладающими в напочвенном покрове степных дубрав.

Пойманная Константином Юрьевичем гермиона вызвала такой восторг потому, что была первой зафиксированной на территории нашей области. По настоянию Константина Юрьевича мы задержались ещё на полчаса, в течение которых было поймано ещё четыре экземпляра гермионы. Константин Юрьевич торжественно занес в дневник: "Satyrus hermione, 5 экз., байрачный лес на окраине с. Лебединка".

Мы уже совсем собрались продолжить наш путь, как два весьма активных студента, до сего момента куда-то отошедшие, быстро подбежали к Константину Юрьевичу и протянули ему спичечный коробок. Теперь о скорейшем выступлении нечего было и думать, так как все глаза требовательно-вопросительно уставились на моего коллегу.

В спичечном коробке оказалась довольно крупная зеленовато-буроватая гусеница с неровной поверхностью тела, предающей ей сходство с тонкой веточкой дерева.

Нам хватило одного взгляда, чтобы определить принадлежность гусеницы к орденским лентам - красивым ночным бабочкам, принадлежащим семейству совок. С совками - небольшого размера ночными бабочками скромной окраски сталкивался всякий, кто хоть раз оказывался в темное время суток под уличным фонарем в период начиная с конца апреля и заканчивая началом октября.

В отличие от других совок орденские ленты окрашены довольно привлекательно. Передние крылья у них, как правило, под цвет коры. Задние крылья окрашены более ярко. Встречаются голубые, красные, малиновые, белые и желтые орденские ленты. Почти все они занесены в Красную книгу.

Летать бабочки орденских лент начинают во второй половине лета. Дольше всех до осенних холодов летает самая крупная голубая орденская лента. Более мелкие красная и малиновая орденские ленты заканчивают лет раньше. Голубая орденская лента распространена по всей лесной зоне Евразии. Более теплолюбивые красная и малиновая орденские ленты за Урал не заходят.

Наконец, ближе к полудню нам удается выступить. На дорогу необходимо набрать воды. Встреченная нами благообразная старушка указала дорогу к колодцу. Колодец располагался на окраине старинного парка, посаженного, судя по виду деревьев, более ста лет назад. Сам по себе колодец представлял из себя довольно редкий в наши дни образец с настоящим срубом и деревянным навесом. Сергей быстро опустил в колодец жестяное ведро на цепи, и мы наполнили все имеющиеся у нас емкости прохладной и сладкой водой.

Пока мы занимались запасанием воды, Константин Юрьевич отводил душу, неистово размахивая сачком и охотясь за мелкими яркими бабочками, кружившимися над лужами, созданными регулярно проливаемой жителями Лебединки водой у самого сруба.

Наполнив фляги и баклажки мы продолжаем свой путь по главной аллее парка. Видно, что первые хозяева знали толк в садово-парковом искусстве. Окружающие нас деревья обращают на себя внимание. Среди привычных ясеней, лип и тополей растут нехарактерные для нашей местности буки, грабы, платаны, конские каштаны. Иные деревья достигают двадцати метров высотой и приходится сильно запрокидывать голову, чтобы рассмотреть их вершины. От деревьев исходит какое-то вековое спокойствие. Студенты, до того шумно плескавшиеся у колодца, теперь притихли и внимательно рассматривают этих живых свидетелей былых эпох. Они многое видели и перестояли многие перипетии нашей истории. Дай Бог им простоять ещё, как минимум, столько же! Да не потревожит их бездушная и бездумная рука с топором!

Покидаем Лебединку. Теперь дорога наша идет строго на север по местам, которые в книжке, служащей нам путеводителем, характеризуются как "земли госфонда, занятые залежами, выпасами и отдельными целинными остатками ковыльный степей. В особенности специфический характер носят залежи между х. Высоким, с. Шуриновкой и х. Марьевкой, покрытые сплошными зарослями, напоминающей спаржу полыни Artemisia scoparia Waldst et Kit (полынь веничная). Часто к ней примешивается Artemisia austriaca Jacq. (полынь австрийская), на которой у х. Марьевки в массе паразитирует Orobanche cumana Wallr. (заразиха волчок)." Далее следовало описание встреченных здесь представителей энтомофауны, включающее жуков-нарывников, диких ос, пчел, пауков и прочей живности. Вот как многообещающе! Константин Юрьевич уже потирает руки, предвкушая богатую энтомологическую добычу.

Пытаемся выяснить у местных жителей дорогу на Шуриновку. Но ничего определенного они нам сообщить не могут. Мы уже не первый раз сталкиваемся с тем, что познания сельских жителей об окружающей их территории ограничиваются околицей их деревни.

Решаем действовать на свой страх и риск. Определяем направление по компасу и идем прямо по какому поросшему чертополохом пустырю. Затем наш путь начинает идти под уклон. В итоге оказываемся на берегу какого-то заболоченного мелиоративного канала. Посланная в обе стороны разведка через десять минут вернулась и заявила, что на расстоянии полукилометра ни брода, ни моста нет. Ничего не остается делать, как форсировать неожиданную преграду. Бредем по колено в воде. Ступни утопают в вязком иле. Кто бы мог подумать, что в степи обнаружатся такие болота? Ни о чем подобном наши предшественники в своей книге не упоминали.

Преодолев это препятствие и поднявшись на противоположные берег, мы столкнулись с новой преградой. До горизонта, насколько хватало глаз, простиралось распаханное поле. Обойти его не было никакой возможности. Мы, стиснув зубы, двинулись напрямую. На наши мокрые ноги в первые же минуты налепились килограммы российского чернозема. Идти становилось всё труднее, а устроить привал было негде. К концу этого "марша по грязи" чернозем облепил наши ноги, как броня доисторического ящера. Каждый из нас, помимо скарба, тащил на себе ещё лишних килограммов пять. Когда, пройдя по полю километра три (этот маршрут занял не меньше часа), мы наконец вышли на проселочную дорогу, то обрадовались ей, как терпевшие кораблекрушение куску спасительной суши.

Студенты бессильно разлеглись прямо на дороге. Однако задерживаться здесь долго было нельзя, так как на горизонте собирались тучи. Оставалось решить, куда двигаться дальше. Отсюда дороги на север не было. Осмотрев окрестности бинокли мы не нашли её признаков в радиусе километра. Перед простиралось необъятное ячменное поле, посреди которого в нужном нам направлении пролегала чахлая молодая лесополоса. Решив, что идти вдоль полосы всё-таки легче, чем по поле, мы вскинули рюкзаки на плечи и потопали дальше. Почва под ногами была более твердая, но растущие по краям лесополосы степные кустарники терн и дереза в момент расцарапали наши руки и ноги, а также нанесли чувствительный урон нашей одежде, как мы не старались держаться от них подальше.

На протяжении этого отрезка дорога нас сопровождали беспрерывные трели жаворонков и "стеганье" перепелов. Да ещё в лесополосе при виде нас возмущенно закричала сойка и пару раз издала свой флейтовый напев иволга. В конце лесополосы нам попалась стайка овсянок. Вот и вся живность, встреченная нами на территории, которой восемьдесят лет назад дали весьма многообещающую, с точки зрения натуралиста, характеристику.

Пройдя вдоль лесополосы километра два, мы наконец-то вышли на довольно сносную грунтовую дорогу, ведущую в нужном направлении. Слева в ложбине показались какие-то симпатичные домики. Если верить карте, это был хутор Ивановка. Значит, Шуриновка находилась где-то недалеко впереди.

Вскоре показалась и эта вожделенная слобода. Правда, нам она почему-то с первого взгляда не приглянулась. В здешнем магазине не оказалось даже хлеба. На вопрос у какого-то местного пацана, есть ли в слободе речка (которая, если верить карте, должна была здесь протекать) мы вразумительного ответа не получили.

Дальнейшие расспросы и собственные поиски показали, что речка Левая Богучарка (или то, что от неё осталось) через Шуриновку действительно протекает, но удобных подходов к ней не имеется. На спешно собранном совете решаем двигаться дальше к селу Травкино, до которого (опять же, если верить карте) было километров десять. По нашим расчетам до темноты можно было успеть.

У крайнего домика, у которого мы остановились спросить дорогу, нас встретили четыре проворные молодайки, от которых явственно несло спиртным. Непрерывно жеманничая и строя глазки студентам, они сказали, что до Травкино всего каких-нибудь четыре километра, причем на всем её протяжении нам будут встречаться удобные для купания пруды. Воодушевленные такими сведениями, мы продолжили свой путь в ускоренном темпе.

Дорога на Травкино оказалась весьма живописной. Она проходила через пересеченную местность. Нам часто попадались поросшие ковылем степные балки. Константин Юрьевич, совершенно расстроенный практически полным отсутствием энтомологической добычи на предыдущем отрезке маршрута, здесь наконец-то отвел душу: поймал несколько экземпляров суворовки, хлебного усача доркаду и великолепный экземпляр муравьиного льва.

Муравьиный лев вряд ли знаком жителям Подмосковья и более северных районов. Да и в степи он одно время стал редким из-за массовой распашки и применения ядохимикатов. Только за последнее десятилетие в связи с кризисом сельского хозяйства в окрестностях степных хуторков его численность несколько выросла.

Взрослый муравьиный лев смахивает в полете на неуклюжую стрекозу и никаких муравьев не ловит. Этим разбоем занимается личинка муравьиного льва, которая подстерегает свою добычу на дне идеально крупных воронок. Личинка вооружена огромными для своего роста кривыми и острыми жвалами. Склон у воронок такой крутизны, что ни один муравей не удержится и съедет вместе с песчинками вниз, а назад ему уже не выбраться. Схваченный клыкастыми челюстями, он исчезнет под осыпью, став жертвой льва, который сам размером с подсолнечниковое семечко.

Вскоре стало ясно, что "обещанные" нам четыре километра мы уже прошли, а ни прудов, ни Травкино нам так и не попалось. Нетрезвые молодайки над нами явно подшутили и теперь явно смеются над незадачливыми студентами и их руководителями. А тут ещё и дождь пошел! Усталые, мокрые, грязные и голодные мы упорно плелись среди заброшенных залежей, с надеждой вглядываясь вперед. Но на горизонте не было видно ни единого человека, ни машины, ни признаков человеческого жилья. А дождь после нескольких предупредительных капель полил, как из ведра. Но мы уже настолько промокли, продрогли, устали и проголодались, что нам было на всё наплевать. Потом выяснилось, что вместо четырех километров мы прошли целых двенадцать.

Внезапно после очередного поворота нашему взгляду открылась спасительная картина. Она представляла собой молочно-товарную ферму, где можно было бы пополнить наши сильно истощенные запасы воды и хоть немного обсушиться. Но наибольший восторг вызвал на наших глазах подошедший к ферме битый жизнью и сельскими дорогами "ПАЗ"ик. В наших глазах он выглядел королевской каретой. Студенты с радостными криками устремились к этому нежданному такси. Шофер обещал нас отвести ближе к селу, где есть пруд и дрова.

Минут через десять мы уже были на месте. Дождь тем временем прекратился, как по мановению волшебной палочки. Пруд оказался маленькой и довольно грязной лужей с берегами обмазанными обмачкой^¹. Но нам он показался шикарным бассейном. Сбросив свою изодранную и грязную одежду мы погрузились в него, смывая с тела пот и грязь. К нам, словно бы по волшебству, возвращались силы. Никогда ещё мы не ставили так быстро палатки и не разводили костер! Как будто дрова не были сырыми! Не прошло и часа, как все участники, бодро стучали ложками, поглощая двойную норму макарон с тушенкой. Предварительно мы все согрелись хорошей порцией "йофти".

Когда стемнело, мы все уже спали глубоким сном праведников. Как выяснилось наутро, расслабляться нам особенно не следовало!

Blog

«Эндемик», 2006 К. В. Успенский