Geum.ru

Два философских введения в двадцать первый век

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   ...   50

бытие, то самое - индивидуальное и уникальное) означает понять возможность

(основание) бытия, то есть понять бытие там, где его нет, понять бытие как

мысль. Но и обратно: понять мысль означает понять потенцию мысли, понять

мысль там, где ее нет, понять не-мыслимое бытие. Речь, конечно, идет о том

пределе мышления, когда мысль отвечает - логически - за самые начала

(всеобщие, единственные) бытия и мысли, когда мысль выходит в те невозможные

точки, где и мысль и бытие предполагаются несуществующими. В этих точках мой

(?) разум впервые - во взаимообосновании - полагает эти начала. Начала бытия

мира, начала моего собственного бытия и мышления. Здесь мое индивидуальное

"Я" просто (еще или уже...) не существует. В этих точках индивид

обнаруживает - в своем разумении - начало тех начал мысли, что полагают

(скажем осторожнее - предполагают) его собственное бытие. Предикат и субъект

странно меняются местами.

В таком (философско-логическом) пафосе индивид жертвует идею "быть

личностью" идее всеобщего разума, идее, требующей понять нечто иное, чем

"Я", понять себя как иное, не индивидное, но - всеобщее.

Но коренные регулятивные идеи (идея личности и идея всеобщего разума) все

же не исключают, но дополняют, предполагают друг друга в сознании, и

мышлении, и бытии индивида (в контексте культуры, в "горизонте личности").

Вот что я имею в виду:

Всеобщность моего мышления, необходимость его начал и выводов для меня

самого, доведение моих суждений до всеобщего смысла и всеобщей, объектной,

бытийной необходимости, основательности ("порядок идей таков, как порядок

вещей" - это синоним любой логики, в каком бы смысле ни понимать "идеи",

"вещи", "порядок"...) - все это, вместе взятое, есть единственное условие

собирания в точку (в точку перерешения судьбы) всех отдельных перипетий моей

жизни. Это - единственная возможность увидеть, услышать, осознать и в

конечном счете - осмыслить всю мою жизнь со стороны, в изначалии, то есть

понять себя в возможности быть, но, значит, в возможности быть иным, прожить

свою жизнь иначе. Это значит, далее, понять меня там, где меня вообще не

существует, где я небытиен, где мое бытие только мыслимо. И - там, где сама

мысль только возможна, где ее еще (и - уже...) нет, где есть лишь

не-мыслимое (и - внеличностное) бытие.

Возможность самому перерешить свою (уже завершенную) жизнь - судьбу

коренится в возможности всерьез помыслить себя и мир еще (уже) не

существующим. Помыслить себя - "бесконечно возможным", готовым к бытию и

небытию. Но этот корень и есть идея философской логики.

Жертвуя идею "быть личностью" идее "всеобщего разума", я обретаю

возможность изменить (переопределить) свою судьбу (прежде всего - в своих

произведениях), я полностью обретаю исходную регулятивную идею личности.

Такова хитрость разума культуры.

Обращу это утверждение. Только в горизонте личности, только в решении

последних вопросов бытия, только в сосредоточении своего собственного (и

соответственно космического, исторического, предвечного) бытия в точке

"акме", или в точке "исповеди", или в "точке" (в "дефисе") романа возможно

индивиду обладать всеобщим разумом. Всеобщим мышлением. Ведь всеобщий разум

есть "атрибут", становящийся субъектом тогда, когда индивид живет в

"горизонте личности".

Если соотнести развиваемый здесь подход с основными идеями гегелевской

логики, можно сказать так: не всеобщий разум претворяет себя в индивидах, но

именно индивид - в эстетическо-нравственном "горизонте личности" - способен

мыслить всеобще и - мыслить всеобщее. В этом смысле (...в "горизонте

личности") только индивид полагает (всеобщий) разум - разум, способный "со

стороны..." понимать, и формировать, и приобретать мир индивида. Наверно,

разум вообще можно определить как способность индивида (в "горизонте

личности"...) мыслить (понимать) всеобщее. Это и понятно: лишь с "точки

зрения" особенного и уникального возможно предположить небытие всеобщего, то

есть возможность (начало) его бытия, что и означает - возможно помыслить

(обосновать) всеобщее. Но это мое утверждение возможно и необходимо

обратить.

Разум есть "способность" индивида мыслить и понимать всеобщность

индивидуального, этого, уникального, единственного. Индивид всеобще мыслит

об индивиде.

В этой связи одно логическое отступление.

Что означает и как возможно, и возможно ли понимать уникальное, то есть

мыслить уникальное как всеобщее? Не будет ли это (по самому смыслу

рационального понимания) сведением уникального к некоторому усредненному

общему или к... иному предмету (не этому), более "понятному",

"основательному", исходному и т.д.?

Прежде всего, что здесь подразумевается под идеей понимания (если

развивать эту идею в ключе культурологическом).

1) Понимание есть рациональное (разумом осуществляемое) "постижение" (?)

предмета в его вне-логическом бытии. 2) Это "постижение" есть формирование -

в уме, мысленно, - некоего понятия, мысленного предмета. Понятие может

осуществляться, воспроизводя (в уме) предмет "о-пределивания" (античность),

или предмет "причащения" (средние века), или - предмет познания (Новое

время). Или - воспроизведя в понятии культурологическое сопряжение всех этих

форм понимания (канун XXI века). В античности в понятии сосредоточивается

СУЩЕСТЬ вещей, в средние века - их ПРИСУЩЕСТЬ (всеобщему субъекту), в Новое

время - СУЩНОСТЬ вещей и явлений (то, что, подобно "силе", стоит за

действием, за явлением). 3) Каждое такое понимание (формирование понятия)

предполагает определенную логическую форму "возведения во всеобщность". Вот

это-то возведение и кажется невозможным для понимания уникальности,

единственности этого предмета, феномена. Но именно всеобщее (а не "общее") и

есть выход из трудностей. Здесь - Родос, здесь надо "прыгать"!

Понять уникальное означает понять всеобщность этого уникального,

единственного, одного предмета (предмета моего внимания), минуя процесс

"общения".

Что это означает?

...Быть (навечно!) уникальным означает сохранять (все время

восстанавливать) свою уникальность, самобытийность, себе-обязанность своим

бытием, несводимость к причинным, целевым, сущностным и т.д. основаниям,

условиям или - к генезису этого бытия. Сохранять и углублять эту

самобытийность во всех бесконечно многообразных условиях, отклонениях,

восприятиях. Но именно углублять, развивать эту неповторимость, оборачивая в

свою неповторимую особенность (свое alter ego) все бесконечные влияния и

мировые связи. Уже это означает необходимость понимания всеобщности этой

уникальности, несмотря на все, в ответ на все. Уже здесь всеобщее

втягивается и преобразуется в воронке этого уникального феномена, а само

уникальное приобретает характер (форму) уникального произведения культуры.

Но уникальность не только "отвечает" (сохраняя и развивая свою особенность)

на вызовы иного, не этого... Уникальное еще и "вопрошает", и его

уникальность есть форма уникального вопрошания и - на этой основе - творения

своего всеобщего. Своего - в смысле - мне насущного, того иного, без и вне

которого "Я" - не "Я"... Мир растения есть бесконечный мир этого растения;

оставаясь в абстрактной природе своей тем же самым, он по смыслу своему, в

острие своем - совершенно иной, чем мир камня или глины.

...Вообще-то чисто феноменологически ни один предмет, ни одно явление -

не уникальны. Они - именно явления (чего-то другого?). Или - феномены

воздействия, или - феномены равнодействия многих переплетающихся сил. Но это

что в лоб, что по лбу... Их действительная уникальность - это не наличность,

не данность, но трудный акт формирования своего мира, формирования своего

всеобщего. Но в этом акте особенность не исчезает, она доводится до истинной

уникальности. Здесь важна своего рода "дополнительность". Ведь без иного,

без отношения с ним, "Я" (каждый предмет, явление) не уникальны, не

от-личны, но только всеобщи, но значит - диффузны, не-характерны. Не

личностны. Предмет может быть уникальным, если он понят как "causa sui",

если он себе обязан своим бытием, если он - в себе - всеобщ; но одновременно

предмет уникален, только если он отделен, если он "наособицу", если он не

всеобщ. Если ему насущно (вопрос - SOS!) всеобщее.

Так мы начинаем понимать уникальное, формировать его понятие.

...Итак, еще раз уточню. Понимать уникальное означает понимать уникальное

как всеобщее и - одновременно в том же логическом акте - понимать всеобщее

(мир, бытие) сосредоточенно - как уникальное это. Здесь двойная логическая

(парадоксологическая) идеализация. Чтобы более артикулированно представить

этот единый логический схематизм, изобразим его в тех реальных расчлененных,

культурологических формах, в которых он осуществляется, так сказать,

"профессионально". -

Первая форма. Понимание особенного (уникального) как всеобщего

достигается в чистой линии искусства, и прежде всего - в истории искусства

как предмете исторической поэтики. Это - форма реального бытия искусства в

процессе общения автора и читателя на основе текста художественного

произведения (см. выше). В бесчисленных прочтениях и поворотах данного

произведения, данного вопроса, обращенного в вечность, формируется всеобщий

смысл особенного, неповторимого, эстетически значимого текста. Так

осуществляется реальное самоопределение уникального в его всеобщности (в

отличие от причинной процедуры детерминации извне). В этом процессе всеобщее

реализуется в общении - в веках - многих и многих особенных, отдельных,

уникальных субъектов - автора - читателей, зрителей, слушателей...

Произведение искусства (и любой предмет, воспринимаемый в схематизме

"восприятия искусства") тем более уникально, то есть тем более смогло

определить и о-пределить себя как уникальное, и тем более всеобщее, то есть

тем более смогло определить и о-пределить себя как всеобщее, чем дольше и

многосмысленней его жизнь в веках, в бесконечности пониманий и осмыслений, в

актуализации его возможных смыслов.

В схематизме исторической поэтики (см. выше) любой предмет природы и

общества может и должен быть понят как "квазихудожественный" предмет, как

феномен искусства ("как если бы..."), или - глубже - как феномен культуры -

в ее эстетическом средоточии.

Вторая форма. Это - понимание всеобщего как уникального, особенного. В

чистой, отщепленной линии такое понимание достигается в философии, и прежде

всего - в истории философии (понимаемой как целостная философия). Причем

здесь и философия, и история философии понимаются как определения

философской логики. Когда одно всеобщее - одно понимание мира в его

онтологике (в логике актуализации бесконечно-возможного бытия) - вступает

реально, в истории философии, в напряженный диалог, в общение с иными

всеобщими (диалог Платона и Аристотеля, или Декарта, Спинозы и Лейбница, или

Канта и Гегеля, или Киркегора и Гегеля, или...), тогда реализуется бытие

всеобщего, этой актуализации в бесконечность - бесконечно-возможного мира,

как уникального, особенного. И вместе с тем только в таком общении

раскрываются бесконечные возможности все новых и новых ответов этой

онто-логики на все новые и новые философские вопросы, раскрываются

неисчерпаемые резервы данного всеобщего, в его действительной, а не только

прокламируемой автором единственной всеобщности. Так, логика ("Наука

логики") Гегеля может и должна быть понята как логика (в своей

действительной всеобщности) только на грани с логикой ("трансцендентальной

логикой") Канта, только как систематический ответ на его, кантовские

вопросы. Все понятия (соответственно - определения, категории) гегелевской

логики - это "полупонятия", имеющие смысл только на грани, собственной

территории не имеющие. Эти понятия полны, завершены, замкнуты только в

системе: вопрос (Гегеля) - ответ (Канта), вопрос (Гегеля)... - вопрос

(Канта) - ответ (Гегеля)... Безусловно, столь же неполны и еще не

философичны понятия и определения Канта вне ответов и вопросов Гегеля. Обе

эти системы действительно всеобщи лишь в бесконечных вопрошаниях, ответах,

новых актуализациях - в общении со своими alter ego - системами. Но мы взяли

сейчас лишь небольшой фрагмент такого взаимообщения и взаимообоснования

уникально-всеобщих философских систем.

В эту воронку втянуты и онто-логики Декарта, Спинозы, Лейбница, и идейные

средоточия Платона и Аристотеля, и вся реальная история философии. Однако до

сих пор логику Гегеля берут самозамкнуто, но не как вопрос, имеющий смысл

только в ответе Канта, не как ответ, имеющий смысл только по отношению к

вопросу, заданному или могущему быть заданным со стороны Канта. Но это

означает брать пол- или четверть понятия, понимать философию вне ее

действительной уникальной всеобщности.

Но то, о чем я сейчас говорил, - это не только форма нашего понимания

философски всеобщего. Это - реальное формирование, реальное определение

(самоопределение) всеобщего - в форме, в средоточии уникального. Само

реальное движение философской мысли к началу, действительное отсекание

определений предмета от всех форм детерминации извне, от всех уклончивых

способов быть не самобытийным, начинаться "от другого", - само это отсекание

"дурной бесконечности" и есть действительная форма обнаружения бытия

уникального, неповторимого, феномена - в качестве ноумена, "causa sui"

всеобщего.

В первой и второй формах нами были изображены чистые формы понимания

уникального как всеобщего (историческая поэтика) и понимания всеобщего как

уникального (философская логика). В реальном, в интуитивном, в недостаточно

прорефлектированном, понимании каждого предмета (в его уникальности = в его

неповторимой всеобщности) эти чистые линии сближаются, сопрягаются воедино:

чтобы понять уникальное, необходимо понять его как всеобщее, одновременно

понимая всеобщее как уникальное - это. Чистые линии в феноменологии

понимания есть лишь необходимые интенции, не доводимые до завершения, до

расчленяющей чистоты.

...Однако бытие уникального предмета и соответственно его понимание есть

не только форма "causa sui". Уникальное может быть единственным,

неповторимым только для другого, для меня. "В себе" быть уникальным

невозможно, недостаточно, хотя и необходимо. Быть уникальным означает иметь

уникальный смысл, то есть давать ответ (своим бытием давать ответ) на вопрос

"иного" средоточия, по-иному всеобщего бытия. Здесь основы диалогизма

проникают в самую суть понимания уникальности. Можно сказать так:

Если сущесть (первосущность) - основа понимания предмета в античности;

присущесть - основа понимания в средние века; если сущность - основа

понимания в Новое время, то в развиваемых сейчас, в культуре XX века, формах

понимания основой понятия предмета является... его насущность. Но это

означает, что в логике культуры неповторимо всеобщим может быть (может быть

понят...) только бесконечно-возможный смысл бытия.

Продумаем этот момент немного детальнее.

Речь идет о понимании актуально уникального (единичного) феномена как

потенциально (насущно! ) всеобщего. И - понимание актуально всеобщего как

потенциально (насущно! ) особенного, неповторимого. Это существенно, потому

что в логике культуры сама всеобщность и уникальность осуществляются в

общении, всегда поставлены "на кон...", наличны только в ответ на вопрошание

иного и как вопрошание к иному. Становясь всеобщим (!), индивид остается

единичным и имеет свое всеобщее вне себя, как предел своего общения. Поэтому

термин М.И.Бахтина "единственность" (см. Философия поступка) здесь не идет и

был мной упомянут напрасно. Если не учесть логический смысл общения, то

тогда действительно остается лишь одно-единственное, раздувшееся всеобщее, и

тогда происходит вытеснение "других всеобщих", и никакого общения, никакого

соотнесения между уникальным и всеобщим быть не может. Поэтому еще и еще

раз: уникальность, личностность и соответственно всеобщность, это именно

насущность другого уникального (и - всеобщего) в бытии единичного предмета,

понятого как (если бы он был...) феномен культуры. Эта логика противостоит

не только логике сущности, но и логике "сущести" (античность). Сама

всеобщность моего уникального общения, сама уникальность - это моя

насущность, "меня-насущность" для иных, столь же уникальных индивидов, для

идущих мне навстречу (вопрос - ответ) средоточий бытия. Действительно

самобытийный индивид потенциально всеобщ в выявлении всеобщих, бесконечных

ресурсов своей уникальности, своей смысловой ответности. И выход к всеобщему

достигается в логике общения, но не обобщения. Такой подход насущен только в

логике культуры, в контексте всеобщности гуманитарного мышления, когда

каждый предмет понимается, как если бы... он был индивидом, als ob он был

произведением (и субъектом произведений) культуры.

Логически (и бытийно) самое основное в этих размышлениях: обращение и

сопряжение двух идей. Во-первых, самодетерминация ("causa sui") каждого

предмета, его несовпадение с самим собой, так сказать, эгоцентристская

закраина самобытийного бытия. Во-вторых, идея общения, диалогизм, насущность

бытия индивида в общении с иными всеобщими (уникальными) индивидами. Это

обращение - основной конструктивный парадокс в понимании уникального

феномена и в его бытии (самоопределении). Смысл такого обращения -

превращение иного, "вненаходимого" "Я" в мое alter ego, - с сохранением его

вненаходимости.

Начало моего - всеобщего - бытия - это начало бытия мне насущного, то

есть не моего, коренным образом не моего бытия, - но без него я, или, скажу

охлажденнее, - этот предмет - не может быть. Его - нет. Всеобщее и

уникальное бытие индивида (предмета) - это не то, что у предмета есть, чем

он владеет, но то, что насущно предмету. Здесь также существенно обращение

самого понятия "реальное определение". Понять уникальное означает

актуализировать его - к нему обращенную - потенциальную всеобщность. Но

такая актуализация есть реальная актуализация уникального, индивидуального,

- как всеобщего. Быть всеобщим означает - для единичного - свершить себя,

актуализировать себя (культура) как всеобщее. Как насущное - миру, бытию,

иным личностям.

Закончу это отступление весьма вольной философской гипотезой, может быть,

даже своего рода философской фантастикой.

Если растение имеет вне себя бесконечный мир растительной жизни (весь

бесконечный космос для растения - это его alter ego), если для камня весь

мир - механически-каменный, атомарно-физический мир твердого тела... то

возможно предположить, что формирование человека есть формирование его мира,

его форм сосредоточения, актуализации бесконечно-возможного бытия.

Биологически ("два полушария"), далее, в обращенной на самое себя предметной

деятельности... мир, окружающий человека, сосредоточивается,

трансформируется - в момент рождения человека, в процессе созревания его

расщепленного (на полушария) мозга, - в некий вечный, бессмертный,

бесконечный, на человека обращенный, к нему обращенный "субъект", индивид,

личность... Бытие и сознание человека - это со-бытие и со-знание двух бытий,

двух сознаний индивидуально-человеческого и индивидуально-вечного,

бесконечного, но в моем мозгу, в моем бытии завязанного, коренящегося. Эта

мировая индивидуальность бесконечна, вечна, личностна... до тех пор, пока

живет и мыслит этот малый, слабый, смертный человеческий иидивид. Смерть

человека - смерть бессмертного Всеобщего Индивида. В этот момент в аморфное

бесконечно-возможное бытие возвращается, расплывается и моя Вселенная. На

бессмертный, вечный индивид - alter ego каждого человека; он и бессмертен, и