А. В. Бородиной Основы Православной культуры. 6 раздел. Пособие для учителей. Бородина А. В. (Опк). Изд. 2,испр.,доп

Вид материалаУчебник

Содержание


Часть 2. Учебник должен быть понятным
Пусть имена цветущих городов
Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз
Рассудок мой изнемогает
Чтоб сердцем возлетЕть во области заочны
Отступление 1. Новый сладостный стиль
Имя — чистое веселье
Оранта, или Великая Панагия.
Часть 4. «Издание богато иллюстрировано» (из аннотации к учебнику)
2. Подбор изображений и их порядок не должны быть случайными.
3. Изображения должны разумно соотноситься с текстом, или
4. Изображения действительно должны принадлежать православной культуре.
Отступление 2. Логика и поэзия
Вот пермские дремучие леса
Я думал уж о форме плана
Часть 7. Мнения
Без Бога нация — толпа
Подобный материал:
  1   2   3

Заметки учителя математики об учебнике А. В. Бородиной


Основы Православной культуры. 6 раздел. Пособие для учителей. Бородина А. В. (ОПК).Изд. 2,испр.,доп.

Автор: Бородина А. В.

Издательство: Основы прав. культуры

Дата издания: 2007 г. (2006)


ссылка скрыта

Заслуги автора Аллы Валентиновны Бородиной трудно переоценить, ведь она автор первого учебного пособия по предмету «Основы православной культуры». Тем не менее следует с чрезвычайным вниманием и требовательностью относиться к учебной литературе по этому предмету. Правильным было бы предполагать, что учебник по ОПК должен максимально соответствовать общим требованиям к учебной литературе. Осознание ответственности перед детьми, которые получат возможность познакомиться с православной культурой уже в школе, побуждает рассмотреть популярное ныне учебное пособие А. В. Бородиной критически. Цель публикации — честно и, по возможности, объективно обозначить слабые места учебника, предупредить вероятные упреки со стороны противников преподавания этого предмета.


















По мнению Святейшего Патриарха Алексия II, предмет «Основы православной культуры» призван «посеять семена добра в детской душе, приобщить ее к нравственному опыту прежних поколений. Для того, чтобы быть готовым бескорыстно помочь ближнему, отвергнуть преступные и бесчестные пути обогащения, отдать жизнь за Родину... нужно иметь твердые представления о добре и зле, грехе и добродетели»… Выступая за введение школьного предмета «Основы православной культуры», который является ... культурологической дисциплиной, Церковь напоминает о жизненной необходимости приобщения детей не только к знаниям, но и к нравственным основам российской и европейской цивилизации». (Москва, Государственный Кремлевский Дворец. Рождественские чтения, 23 января 2005 года).

Заслуги автора Аллы Валентиновны Бородиной трудно переоценить, ведь она автор первого учебного пособия по предмету «Основы православной культуры». Тем не менее следует с чрезвычайным вниманием и требовательностью относиться к учебной литературе по этому предмету. Правильным было бы предполагать, что учебник по ОПК должен максимально соответствовать общим требованиям к учебной литературе. Осознание ответственности перед детьми, которые получат возможность познакомиться с православной культурой уже в школе, побуждает рассмотреть популярное ныне учебное пособие А. В. Бородиной критически. Цель публикации — честно и, по возможности, объективно обозначить слабые места учебника, предупредить вероятные упреки со стороны противников преподавания этого предмета.

Учебная книга, написанная для детей среднего возраста, должна удовлетворять по крайней мере трем требованиям:

1) она должна быть интересной;

2) она должна быть понятной;

3) в ней не должно быть ошибок.

Если это учебник по обязательной дисциплине, то требование интереса можно по важности переместить на третье место, но если книга пишется для факультативных занятий, на которые дети вольны приходить или нет по своему усмотрению, то увлекательность изложения выступает на первый план. Попробуем с этих позиций прочитать учебник А. В. Бородиной «Основы православной культуры».

Часть 1. Учебник должен быть интересным

1.1. Подросткам 12–15 лет, для которых написана эта книга, мало дела до «процессов» и «явлений культуры», их интересуют прежде всего живые люди и их поступки. Подросток познает себя и ищет для себя моделей поведения. Поэтому ему нужен герой — активное, действующее лицо, нужны конфликт, борьба, сомнение, спор — все то, в чем отражается и проявляется его растущая личность. 12–15 лет — время приключенческих книг и фильмов, это прекрасное и рискованное время поиска самого себя. По правде говоря, я думаю, что и взрослые больше интересуются людьми, их мыслями, чувствами и поступками, а не процессами и явлениями культуры. Познать «культуру» — задача для подростка навязанная извне; понять самого себя, свои отношения в семье, школе, на улице, начать строить свое будущее — его главная внутренняя задача. Таковы внутренние живые запросы читателя. Исходя из них, посмотрим на первые 50 страниц учебника (глава: «Что мы знаем о православной религии?»). В них нет ни одного живого лица! Правда, время от времени называются некоторые имена, но все они остаются только именами — за ними не встает никакого живого облика, судьбы, поступка, хотя бы свойства характера. Возьмем, например, параграф о Вселенских Соборах. Читаем (стр. 27): «Второй Вселенский собор, состоявшийся в Константинополе (Цареград — в таком падеже у автора) в 381 г., подтвердил и дополнил Никейский Символ веры, получивший с тех пор название «Никеоцареградский символ веры». В работе участвовало около 150 епископов, среди которых были Григорий Богослов (председатель Собора), Григорий Нисский, Мелетий Антиохийский, Амфилохий Иконийский, Кирилл Иерусалимский и др.». Эти пять имен больше ни разу не появятся в рассказе, и мне трудно поверить, что ребенок с интересом будет читать эти незнакомые и трудно произносимые имена. Я не думаю, что почти в самом начале книги о православной культуре нужно рассказывать на шести страницах о Вселенских Соборах, но, если даже почему-либо автору это нужно сделать, то совершенно бесполезно описывать их кратким обобщенным перечислением лиц и догматических формулировок. О чем так спорили Отцы, не легко понимают и современные ученики духовных семинарий. Для детей же это псевдопонимание (или заучивание) догматов и вовсе не нужно. История Соборов чрезвычайно драматична, в ней есть и острые идейные конфликты, и столкновения характеров, и свои герои, и свои конформисты. Более точные и компромиссные формулировки приходили не сразу и давались с трудом. Мне кажется, подростку полезно и утешительно узнать, что даже Святые отцы далеко не сразу находили друг с другом общий язык, что на поиск этого общего языка порой уходили месяцы и годы. Может быть, это поддержит молодого читателя в поиске общего языка с родителями или одноклассниками.

1.2. Вторая глава, где на 60 страницах кратко изложены основные события Священного Писания, читается гораздо живее. Но и здесь во многих местах автор устраняет конкретное и драматичное, заменяя его обобщенным описанием и пояснением. Вероятно, этим достигается краткость пересказа, но за счет этой краткости пропадают живые краски, а с ними и интерес рассказа. Покажем это на примере. В отрывке о Тайной вечери читаем: «Христос вместе с двенадцатью учениками сел за праздничный стол, прежде омыв ноги своим ученикам в знак того, что и старшие должны служить младшим». Здесь омовение ног только упомянуто как знак некоторой общей педагогической идеи. В Евангелии же мы видим живую и запоминающуюся сцену: Господь встает от трапезы, снимает верхнюю одежду, как слуга препоясывается полотенцем, наливает воду в умывальницу… Петр вначале не позволяет умыть себе ноги, а потом просит: не только ноги, но и руки и голову. Конечно, вместо одной строки эта сцена займет 8–10 строк, но зато в ней, как в капле воды, отразится Господь, его действенная любовь к ученикам, порывистость Петра, вся трогательная обстановка последней вечери. Рассказ оживет. Не случайно же возвышенный духовидец Иоанн сохранил для нас эти простые бытовые подробности: они очень нужны и для нас, и тем более для подростков. Заметим уж кстати, что при кратком пересказе неизбежно появляются неточности: Господь не сел за стол, как сказано в учебнике, а возлег. Он омыл ноги ученикам не прежде, а во время вечери («встал с вечери» Ин. 13, 4). Прочтем следующее предложение в учебнике: «Когда они ели, Иисус сообщил, что один из них предаст Его». Как сухо это бесстрастное «сообщил», зачем-то поставленное автором вместо евангельского возмутился духом <…> и сказал: истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня!.

Отбор того материала, который должен быть оставлен в учебнике для первого знакомства с Евангелием, — очень ответственное дело. Наверное, каждый человек выберет что-то свое, самое для себя важное.


















Но все-таки некоторые общие пропорции составляющих Евангелие частей должны быть соблюдены. Дальше же отбор было бы разумно делать в пользу запросов предполагаемого читателя: его интереса не к общим идеям, а к людям и их поступкам. Посмотрим, как отобран новозаветный материал в учебнике. Его можно разделить на три части: основные события в земной жизни Господа Иисуса Христа (Рождество, Сретение, Бегство в Египет и т. д.) — больше половины текста, чудеса (10 рассказов), учение (Нагорная проповедь). Почему-то в учебник не попало ни одной притчи. Между тем, притчи или реальные события, ставшие притчами (о блудном сыне, о милосердном самарянине, о мытаре и фарисее, о лепте вдовы, о Закхее) — на мой взгляд, самый подходящий для предполагаемых читателей жанр. В них есть увлекательный событийный рассказ, они не большие по объему и легко запоминаются, о них интересно говорить на занятии, потому что каждый ребенок поймет притчу по-своему, а значит, сможет через нее выразить себя самого и, возможно, услышать другое понимание от своего соседа по парте. Кроме всего прочего, притчи всегда были популярными сюжетами в искусстве, без знания основных притч многое в искусстве и литературе останется непонятным. Так и в учебнике воспроизведена картина Рембрандта «Возвращение блудного сына» (стр. 185), но понять, что на ней нарисовано, читая сам учебник, невозможно.

Подростковый возраст — это возраст сомнений, внезапных перемен настроения, неуверенности в себе, порой тоски и одиночества. Как важно в этом возрасте знать, что не один ты сомневаешься, делаешь неверные шаги, колеблешься в принятом решении, бываешь непонятым. Тема сомнения и непонимания — одна из центральных тем в Евангелии. К сожалению, она практически не попала в учебник. Нет в учебнике ни отречения Петра и его последующего раскаяния (И вышедши вон, горько заплакал), хотя рассказ о страстных днях кажется без этой истории немыслимым, нет и сомнений заключенного в тюрьму Иоанна Предтечи (Ты ли Тот, который должен придти или ожидать нам другого?, Мф. 11,3), нет отчаянного вопля: Верую, Господи! помоги моему неверию (Мк. 9, 24). Автор почему-то избегает всего «слишком человеческого». Все помнят как перед воскрешением Лазаря Господь, увидев плачущих, «восскорбел духом и возмутился и <…> прослезился» (Ин. 11, 33–35). Тогда и навсегда Господь солидарен с нами в нашем плаче по ушедшим близким. Но в учебнике этого драгоценного проявления человеческих чувств мы не найдем. В сокращенном рассказе Иисус приходит, поучает присутствующих и воскрешает — чувства его остаются читателю неизвестными. Даже при описании Гефсиманского моления автор сокращает почти все, что связано с душевным состоянием Господа накануне страдания. Вот как эти часы описаны в учебнике: «Это были последние часы перед страданиями Христа, Он знал об этом, поэтому нуждался в общении с Отцом Небесным ради духовного укрепления. Иисус попросил Петра, Иакова и Иоанна бодрствовать и молиться, отошел от них немного и молил Бога: «Отче! О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо меня! Впрочем, не Моя воля, но Твоя да будет!». Он молился, покрываясь кровавым потом, зная, что именно предстоит Ему вынести. Учеников своих Христос предупреждал обо всем, что должно с ним случиться, но они не могли понять этого до конца, пока все не свершилось. Поэтому каждый раз, когда Иисус возвращался к ученикам, Он находил их спящими» (стр. 111). В этом рассказе не нашлось места евангельским словам начал ужасаться и тосковать (Мк. 14,33). Автор учебника просто повествует и разъясняет: Он знал о грядущем и нуждался в общении с Отцом для укрепления... Нет здесь: душа моя скорбит смертельно, нет горького укора: Симон! ты спишь! Не мог ты бодрствовать один час? — вместо него авторское объяснение: спали ученики оттого, что не все еще могли понять. Господь тосковал и ужасался, Он был страшно одинок среди самых близких людей — это важно для каждого, но особенно для мятущегося подростка. Это — шанс встретиться: Христос солидарен с человеком в его тоске и одиночестве.




























Храм Покрова на Нерли





















1.3. Рассмотрим теперь с точки зрения детского интереса более культурологическую третью главу «Храм — дом Божий». В ней есть небольшой раздел «Как строились храмы в старину?» Вот его краткий план:

1. Из Византии русские переняли кладку из плинфы — из нее построены такие-то церкви, она бывает таких-то разновидностей.

2. Иногда строили из известняка, примеры таких храмов.

3. Строили также из дешевого дерева — без единого гвоздя, примеры, эстетические достоинства таких храмов.

Такой раздел правильней было бы назвать «Из чего строились храмы», хотя в нем почему-то ничего не сказано про кирпич, но не в этом, конечно, дело. Дело в том, что в этом рассказе нет самого главного: человека-созидателя. Вот, что мне, как читателю, хотелось бы узнать из раздела «Как строились храмы»:

Кто мог быть заказчиком при строительстве храма?

Как находили строителей?

Кто определял эстетический облик храма: заказчик, архитектор или вместе?

Кто и как выбирал место для строительства?

Рисовали ли чертежи или работали на глаз?

Как собирали средства?

Кто и как подвозил огромные камни или десятки тысяч кирпичей (по реке, на санях по снегу)?

Кто кормил строителей во время работы и т. д.?

Я хотел бы увидеть живых людей за работой, вместо этого учебник мне сообщает, что «толщина плинфы была, как правило, 4 см, но иногда использовалась и более тонкая, и более толстая. Так, например, для церкви Успения Богородицы в Киеве (Десятинной) была использована плинфа совсем необычная: светло-желтого цвета и совсем тонкая — 2 см. А черниговские мастера использовали прямоугольную плинфу толщиной 5 см». (стр. 137). Этим специальным сведениям место в институтском учебнике по истории архитектуры. Почему они должны быть интересны двенадцатилетнему ребенку, который пришел на факультативное занятие, непонятно. А сколько есть разных интересных личных историй на тему «Как строились храмы в старину»! В учебник они не попали.

Часть 2. Учебник должен быть понятным

Что нужно, чтобы учебник был понятным?

Прежде всего, должен быть понятен язык, на котором он написан. Для ребенка это значит следующее:

1) новые для него названия, имена и понятия должны вводиться постепенно;

2) смысл новых слов должен проясняться отдельно, а не по ходу авторской мысли;

3) если слово встречается не часто, то его смысл нужно напомнить;

4) не должно быть слишком сложных синтаксических конструкций.

Рассмотрим с этой точки зрения первую главу учебника. Разбирать ее полностью — занятие трудоемкое, поэтому я приведу только несколько примеров.

Пример 1. На странице 20 в разделе «Возникновение христианства и Православной Церкви» читаем:



















Крещение Господне















«В 30 лет Иисус Христос был крещён в реке Иордан Иоанном, названным за свою миссию Предтечей и Крестителем Господа Иисуса Христа». До этого слово крещение встречается один раз, как понятие, поясняющее слово Таинство (стр. 15). Как же ученик может понять, что это означает: «Иисус Христос был крещён Иоанном»? Если кто из детей в сознательном возрасте был на крестинах, то он может сказать что-нибудь вроде следующего: священник трижды опускает человека в воду и говорит: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа», затем надевает на него крестик и белую рубашку. Так ли крестился Иисус? Нет, конечно. Тогда что это слово означает в учебнике? Ребенок это сможет хоть сколько-нибудь понять, если прочитает еще 76 страниц, там в своем месте Крещение Иисуса описано более подробно, но пока он еще на странице 20, он остается в недоумении. Следующее слово, которое наверняка будет непонятно ученику, — это слово «Предтеча». Что оно значит, дальше в учебнике разъяснено не будет: даже на странице 96 Иоанн пять раз назван просто Иоанном, а имя Предтеча не употреблено ни разу. Наконец, в чем состояла миссия Иоанна, за которую он получил это имя, тоже нигде подробно не разъяснено. Таким образом, предложение «в 30 лет Иисус Христос был крещён в реке Иордан Иоанном, названным за свою миссию Предтечей и Крестителем Господа Иисуса Христа» почти ничего не сообщает молодому читателю. Непонятно, что произошло с Иисусом на Иордане, непонятно, в чем состояла миссия Иоанна, непонятно, почему его назвали Предтечей и что это странное слово значит.

Пример 2. На странице 24 читаем:

«Так, основанная апостолом Петром Римская епископия была признана центром для христиан Запада; созданная апостолом Марком Александрийская церковь объединяла христианские общины Египта; для сирийских христиан стала центром Антиохийская епископия, ведущая свою историю от апостолов Петра и Павла; для общин Малой Азии — Эфесская Церковь апостола Иоанна Богослова, для общин Палестины — Церковь Кесарии Палестинской».

Какое замечательное буйство собственных имен! Жаль только, что все эти имена (кроме Рима) в первый раз встречаются нам в учебнике именно здесь — и все разом. Для взрослого уха эта чистая греческая фоника (Ан-ти-о-хий-ска-я е-пи-ско-пи-я) может быть эстетически приятной. Кому-то вспомнятся строчки из «Камня»:

Пусть имена цветущих городов

Ласкают слух значительностью бренной…

А дальше — про Рим…

Но для ребенка 12 лет это длинное предложение похоже на невиданного дракона со сверкающей чешуей. Что такое епископия? В учебнике об этом не говорилось. Правда, на следующей странице по ходу дела будет введено слово епископ: «епископы — пастыри и учители Церкви». «Учители» ребенку понятно (хотя окончание немного странное), но вот «пастыри»… Теперь возьмемся за географию. Если мне, сорокалетнему учителю, дать контурную карту Средиземноморья, то я уверенно отмечу только два города: Рим и Александрию. (Про Александрию, впрочем, посомневаюсь, на каком из рукавов дельты она находится). После этого мне придется, к стыду своему, признаться, что где находятся остальные города, я не знаю. Полагаю, что шестиклассники, даже после курса истории древнего мира, знают примерно столько же. В учебнике карты нет, так что Антиохия, Эфес и Кесария останутся для них чистыми, ни к чему не прикрепленными именами, так сказать именами в себе, в которых еще придется как-то по своему собственному разумению расставить ударения. Интересно было бы спросить шестиклассников, что в этом предложении означает слово «Запад». Входит ли в этот Запад Америка или хотя бы Англия? Я думаю, ответы будут самые неожиданные.

Пример 3. Страница 29.




























Спас Нерукотворный «Мокрая Брада», Новгород XV в.





















«Собор отверг лжеучение и закрепил догмат о двойственной природе Господа Иисуса Христа, Который есть истинный Бог и истинный человек. При воплощении (рождении от Девы Марии) соединились в Нем, как едином Лице, неслиянно и неизменно, нераздельно и неразлучно» (полужирный шрифт дан в учебнике).

Прошу прощения у читателя, но прежде, чем комментировать этот отрывок, мне придется сделать небольшое отступление. Я по профессии учитель математики, и поэтому мне будет легче пояснить свою мысль примером, взятом из математического образования. В 6 классе дети изучают такое правило: чтобы сложить две дроби с одинаковыми знаменателями, нужно сложить их числители, а знаменатель оставить прежним. Известно, что при нормальном обучении дети достаточно легко осваивают это правило. Потом они вырастают, и некоторые учат математику в институте. Там на втором или третьем курсе они изучают такую, например, теорему (прошу не математиков прочитать это текст просто как артикуляционное упражнение): ядро всякого гомоморфизма f группы G является нормальным делителем группы G.

Эта теорема тоже не очень сложная для понимания, почти все студенты с ней справляются, — конечно, предварительно подробно разобравшись с тем, что такое группа, нормальный делитель, гомоморфизм и его ядро. Хочу отметить, что никому из педагогов не придет в голову изучать эту теорему со школьниками 6 класса. Всему свое время. Учителя математики уверены, что ребенок обязательно должен понимать то, что говорится на уроке. Это знак уважения к его растущей личности.

Так вот, я думаю, что догмат о двух природах, соединенных в одном Лице может быть вполне посилен студентам-богословам, если, конечно, они предварительно хорошенько поработают с такими непростыми понятиями как природа и Лицо. Но если начать втолковывать этот догмат детям 12 лет, то результат будет такой же, как если бы мы стали требовать от них понимания алгебраической теоремы о ядре гомоморфизма. Разве в христианском учении нет ничего столь же понятного для ребенка как сложение дробей? — Много чего есть. Например, вот эта заповедь, не попавшая в учебник: Тогда Петр приступил к нему и сказал: Господи! Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз?

Иисус говорит ему: не говорю тебе: до семи, но до седмижды семидесяти раз (МФ. 18, 21–22).

Хочу еще подчеркнуть и разницу, так сказать, модальностей этих высказываний. В догмате и в математической теореме говорится о том, что есть, а в заповеди и в правиле по сложению дробей от том, что нужно делать. Второе в подавляющем большинстве случаев понятней первого.

Пример 4. А для эллинов безумие.

Во многих местах Евангелия рассудок видит парадокс. Эта внешняя парадоксальность — знак того, что нас призывают уйти от обыденного понимания и смотреть вглубь. Христианская культура тоже во многом парадоксальна. Но можно ли использовать парадоксальные утверждения в учебнике для детей? Наверное, да, но очень и очень осторожно. Иначе вместо желаемого углубления вы введем читателя в недоумение. Я вот до сих пор нахожусь в недоумении от двух следующих авторских суждений:

Стр. 193. «Для православных русских людей является кощунством даже называть икону в храме произведением искусства, разглядывать ее, восторгаться, оценивать ее художественные достоинства».



















«Евгений Онегин». Татьяна и няня. Иллюстрация Федотова П. А. XIX век.















Через 10 страниц, стр. 203. «Творчество его (Феофана Грека) необычайно лаконично, почти монохромно, образы создаются широкими энергичными мазками, высветлениями и выразительными бликами…»

Как увидеть «широкие энергические мазки» на иконе Феофана, «не разглядывая ее» (то есть — не «кощунствуя»), я совершенно не понимаю. И если разговор о «монохромности» и «выразительных бликах» не является оценкой «художественного достоинства», то тогда как же эта оценка должна (или, вернее, не должна) производиться?

Как писала одна добрая знакомая князя Петра Андреевича Вяземского:

Рассудок мой изнемогает,

И молча гибнуть я должна!