За всё заплачено
| Вид материала | Сценарий |
- Исследовательская работа Тема: Значение имен в романе М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита», 629.7kb.
- Ведущий. Люди обязаны знать и помнить, какой страшной ценой заплачено за право жить, 113.91kb.
- Синкретизм в Герметическом корпусе. Проблема отношения дуалистического и оптимистического, 1054.26kb.
- Г. Х. Андерсен «Гадкий утенок», «Русалочка», «Стойкий оловянный солдатик» А. Милн «Вини-Пух, 27.18kb.
- Олимпиадные задания 4 класс, 144.83kb.
- Церковно-славянский язык — язык Церкви и молитвы, 40.35kb.
- Было и есть бесконечное количество вещей на земле. Все индивидуальности разные, все, 239.66kb.
- Федор Михайлович Достоевский. Идиот, 9531.26kb.
- Федор Михайлович Достоевский, 7728.67kb.
- Киплинг Рассказы о жизни в Индии, 25.03kb.
Все трое, наконец, подходят.
ВАЛЯ. Вот он, тут. Сюда. Мы его...
СТЕНИН (бросаясь вперед). Мишка, ну ты что? Не могу. Ёкарный по голове, да ты синий весь. Во-о, блин…
НАЗАРОВ. Мужики. Вы?
РОЖКОВ. Здорово, братан. Ну, как ты тут? (Присаживается на корточки около Назарова).
На лице Рожкова вся гамма неподдельного сочувствия.
РОЖКОВ (Гоше). Гош, надо бы его перенести на чем-нибудь, похоже, ребра сломаны. (Аккуратно приподнимает край пальто и смотрит на Назарова.) И колено. Я валяюсь. Мама, дорогая.
ВАЛЯ. Носилочки? Сейчас будут. (Куда-то убегает).
РОЖКОВ. Майкл, слышь, а ведь мы на тебя заяву написали ментам. На розыск. Приметы, то, се. Понимаешь? А они мне, суки говорят, а может, ты загулял. Я им, козлам, говорю, машина, говорю, около клуба стоит. А они мне, ну, ты, типа, у бабы какой-нибудь завис, а машину оставил, чтобы не подумали. Ну, козлы, да? Через три дня, говорят, если не объявишься, будем искать. Вот уроды-то.
Назаров слушает почти безучастно. Он настолько устал, что сил на эмоции уже нет. Иногда только его губы произносят одно и то же слово: «Мужики».
Появляется Валя. У него в руках подобие носилок для мусора.
ВАЛЯ (суетится). Сейчас, досочки подложим, нормалек будет.
РОЖКОВ. Гоша, давай.
Друзья пытаются поднять Назарова. Тот корчится от боли, но терпит.
РОЖКОВ. Ну, извини, брат. (И Стенину.) Гоша, ноги, ноги заноси. Так, нормально, кладем. Всё. (Валентину.) Тебя как звать-то, братан?
ВАЛЯ. Валя.
РОЖКОВ. Давай, братан, берись с той стороны за ручки.
Сам берется за носилки спереди.
Назарова, наконец, поднимают и несут к машине.
32.
НАТ. Свалка. Ниссан-Патфайндер Рожкова.
Назаров лежит на заднем сидении, накрытый курткой. Около машины курит Стенин. Вокруг суетится Валя. Рожков что-то поправляет около открытой водительской двери. Поодаль, опершись на палку, стоит профессор. Близко не подходит.
НАЗАРОВ (заметив краем глаза профессора). Жень. У тебя бабки есть?
РОЖКОВ. Да есть пара штукарей, а что?
НАЗАРОВ. Отдай им все.
РОЖКОВ. Майкл, да ты чё, того? Я уже ему сотню дал.
НАЗАРОВ. Отдай, я дома верну.
РОЖКОВ. Ну, знаешь. Дело твое.
Рожков с выражением явного недовольства на лице достает из бумажника пачку долларов и взвешивает ее на руке, глядя на Назарова.
Назаров закрывает глаза.
Рожков поворачивается к Валентину.
РОЖКОВ. На, братан? Держи. (Протягивает деньги).
Валя берет пачку и застывает, глядя на Рожкова. Рожков быстро садится за руль, Стенин залезает с другой стороны.
РОЖКОВ. Ну, прощевайте, господа бомжары. (Делает ручкой).
Ниссан хлопает дверями и медленно уезжает. Профессор смотрит вслед машине. Валя тупо стоит с пачкой денег в руках и, вдруг опомнившись, срывается с места и бежит за Ниссаном.
Рожков еще долго видит его в зеркало, бегущего и машущего рукой, как это делают провожающие на вокзале.
33.
НАТ. День. Загородное шоссе.
Ниссан несется по шоссе в сторону Москвы.
РОЖКОВ (по мобильному телефону). Алексея Ивановича... Да... Скажите, что Рожков. (Ждет.) Алексей Иванович, это Женя. Да. Мы едем. … Через часик, где-то. Да, в сознании. … Ребра, похоже, того. … Не, ничё не помнит. … Ладно (Выключает телефон.) Тебя в отдельную палату положат. С телевизором. Ты, это, я Ленке твоей уже позвонил, она в больнице нас ждет. Слышь, нет, братан? (Быстро оборачивается). Майкл, ты что, спишь что ли?
Назаров молчит и смотрит в потолок машины. Он очень устал. Он видит перед собой лицо профессора.
РОЖКОВ (Стенину). Спит? Нет?
ГОША. Похоже, спит.
Рожков замолкает и сосредотачивается на дороге.
Назаров лежит с открытыми глазами.
Ниссан несется по шоссе.
Временами Стенин оборачивается и поглядывает на Назарова, но тот никак не реагирует. Назаров лежит, слегка прикрыв глаза.
Ниссан несется по шоссе в сторону Москвы.
34.
НАТ. День. Въездные ворота военного госпиталя.
Ниссан подъезжает к дверям приемного покоя.
Санитары нехотя выкатывают носилки. У подъезда стоит Лена. Увидев машину, она бросается к ней. Назаров видит через стекло заплаканное лицо жены.
ЛЕНА. Миша, Мишенька. О, господи.
Назаров пытается улыбнуться, но получается страшная гримаса на синем опухшем лице. Лена продолжает плакать.
Санитары перекладывают Назарова на каталку и катят его в приемный покой.
33.
ИНТ. Приемный покой госпиталя.
Санитары катят каталку с Назаровым. Рядом врач и Лена. Лена суетится, пытаясь помочь.
ВРАЧ. Женщина не мешайте. Вы кто? Жена?
ЛЕНА. Да.
ВРАЧ. Тогда садитесь здесь и ждите. После операции я к вам подойду.
ЛЕНА. А долго? Ждать долго?
ВРАЧ. Часа два, не меньше.
ВРАЧ (администраторше). Анестезиолога в операционную. Живо. Готовьте материал. Предположительно перелом коленного сустава, ребер, многочисленные ушибы. И пусть приготовят прибор, волосы побрить на голове.
35.
НАТ. Ночь. Рожков и Стенин сидят в Ниссане около дома Назарова. Стенин нервно курит в открытое окно машины.
РОЖКОВ. Может, не стоило ее оставлять, а?
СТЕНИН. Не знаю. Может быть.
РОЖКОВ. Какой-то день сегодня... Говеный.
СТЕНИН. Хорошо, что нашли. Я думал, все, кранты. Машина есть. Человека нет. Проломили башку и в лес вывезли. У него деньги были с собой?
РОЖКОВ. Наверное. Штуки полторы то всегда.
СТЕНИН. Странные вы люди. Не понимаю я Вас. Деньги пачками таскаете. Ничего не боитесь. Думаете, что за деньги все можно?
РОЖКОВ. Да ладно тебе. Ты чё?
СТЕНИН. Да, ничего.
РОЖКОВ. Ну и сиди. Учит тут. На себя посмотри, учитель.
СТЕНИН (после длинной паузы). Нет. Не понимаю. Всё куда-то летите. Что, жить торопитесь? Вот, один уже отторопился.
РОЖКОВ. Да не каркай, ты. У меня один кореш тоже так попал. Ничего, ведь. (Пауза.) (И задумчиво). Правда, теперь его жена на каталке возит. И срёт он под себя. Только глазами хлопает.
Оба замолкают.
Стенин делает пару затяжек и выбрасывает окурок в окно.
СТЕНИН. Ну, что?
РОЖКОВ. Тебе куда? Давай подброшу.
СТЕНИН (смотрит на часы и с расстановкой). Че-ты-ре часа. М-да. В мастерскую давай, все равно не усну. Адрес помнишь?
Рожков, кивнув, поворачивает ключ. Двигатель тихо заводится. И Ниссан скрывается в темноте ночи.
36.
НАТ. Полдень.Подмосковье. Нахабино. Гольф-клуб.
Злотин стоит в картинной позе на грине с клюшкой для гольфа. Рядом с ним невысокого роста толстый человек того же возраста и электромобиль. О чем они говорят, не слышно. Злотин делает несколько раз подряд ложные замахи, и бьет. Клочки дерна разлетаются во все сторны. Мячик остается на месте. Партнер начинает объяснять Злотину, как надо бить, а тот только весело хохочет, утирая слезы. Похоже, что все это продолжается достаточно долго.
ИЛЬИЧ. Юрьич, перестань, это же не смешно. От тебя толку... Только газон портишь.
ЗЛОТИН. Уплачено. Имею право. Я этому клубу в год столько плачу, что...
ИЛЬИЧ. С тобой не интересно. Я удовольствие хочу получить, а ты. Плачу. Тьфу...
ЗЛОТИН. Удовольствие? Получишь. Через часик. На бильярде.
ИЛЬИЧ. Пари? (Протягивает руку).
ЗЛОТИН (Сжимая руку Ильича). Тысячу.
ИЛЬИЧ. Идет. (Озирается). Разбить не кому.
ЗЛОТИН (Тряхнув рукой и расцепив захват). Не доверяешь?
ИЛЬИЧ (Убрав руку). Раиса звонила.
ЗЛОТИН. Что ей еще нужно?
ИЛЬИЧ. Жаловалась на тебя. На годовщину Толи ты не явился. Учебу внучки, с оплатой затянул.
ЗЛОТИН. Она слишком много хочет. То оплати, это. У меня у самого внуки.
ИЛЬИЧ. Твоя семья, это твое дело. Пока. А ей ты обещал. Она право имеет.
ЗЛОТИН. Ее право нигде не записано. Если Толик погиб, я что, всю жизнь должен его семью тащить.
ИЛЬИЧ. А по совести?
ЗЛОТИН. А по совести я считаю, что и так вполне достаточно.
ИЛЬИЧ. Ну-ну. Раньше ты по-другому говорил.
ЗЛОТИН. Раньше было раньше. (Рассуждает). Завещания он ей не оставил. Все на словах.
ИЛЬИЧ. Оставил, не оставил, откуда я знаю. Это твои же орлы у нее обыск устроили.
ЗЛОТИН. А ты хотел, чтобы сначала его устроили Ваши доблестные органы? Ты мне спасибо должен сказать, а не допрашивать.
ИЛЬИЧ. А может, все-таки было завещание? А? Не может такого быть, чтобы Толя, где-то что-то не написал, не оставил. Никаких концов. Не верю.
ЗЛОТИН. Ты что, меня подозреваешь, что я мог?..
ИЛЬИЧ. Нет. Это я так, умозрительно. А ты чего задергался?
ЗЛОТИН. Знаешь что, Саша? Держи свою умозрительность при себе.
ИЛЬИЧ. Не кипятись. Я разобраться хочу.
ЗЛОТИН. Разбирайся сколько угодно, только не надо на меня всех собак вешать, словно это я Толика убрал. Это был несчастный случай, понял. Меня там даже не было.
ИЛЬИЧ. Конечно, не было.
По полю бежит молодой человек в спортивной одежде с телефонной трубкой в руке.
ЗЛОТИН. Что ты этим хочешь сказать? На что ты намекаешь?
ИЛЬИЧ. Просто так такие люди на охоте не погибают.
Молодой человек в спортивной одежде с телефонной трубкой в руке подходит к игрокам.
ЗЛОТИН. Чего тебе?
ОХРАННИК. Вас.
ЗЛОТИН. Алло?.. Алла, я же сказал, до шести меня нет.
Алла (за кадром). Владимир Юрьевич, это Хлебников.
ЗЛОТИН. Ладно, давай. Алло, Сергей?.. Что случилось?.. Ну, нашли. Хорошо. Жив? Значит все в порядке?.. А что с ним?.. Ах, вот как?.. Надо тогда искать ему замену... Замену, говорю... Ну, дорогой мой. Я его очень уважаю, но почему бизнес должен страдать из-за одного человека?.. Пусть лечится, а там посмотрим. Может он и не встанет... Ты мне еще будешь указывать? Все отбой, потом поговорим, я сейчас занят... Очень, да... Переговоры у меня. Всё. (Отключается и поворачивается к Ильичу). Ну что, не расхотел еще в бильярд?
37.
ИНТ. Кабинет Хлебникова в банке.
Хлебников с кислым лицом вешает кладет телефонную трубку, задумчиво глядя перед собой.
РОЖКОВ (за кадром). Ну, что он сказал?
ХЛЕБНИКОВ. Так. Ничего... Как он там?
РОЖКОВ. Уже пришел в себя. Врачи говорят, повезло, здоровья много. Если через три дня не умрет, то будет жить.
ХЛЕБНИКОВ. То есть как это? Он же не в коме?
РОЖКОВ. Ну, не в коме. Не в коме, да. Но ему все там отбили, по полной программе, может что-нибудь и отказать.
На пару секунд умолкает.
РОЖКОВ. Так, что Злотин? Что он сказал?
ХЛЕБНИКОВ (пропустив вопрос мимо ушей). Надо бы съездить. Фруктов, что ли купить?
РОЖКОВ. Там Ленка с ним постоянно, вот тут ее номер мобильника. Ты ей позвони сначала.
Рожков достает из бумажника визитную карточку Назарова и протягивает Хлебникову. Сергей берет ее и нервно крутит в руках.
ХЛЕБНИКОВ. Может, денег надо? На врачей, там. На уход.
РОЖКОВ. Де нет. Все есть. Надо будет, я скажу. Так что Злотин-то?
ХЛЕБНИКОВ (глядя в сторону). Сказал, что будет искать замену.
РОЖКОВ (выкатив глаза). Братан, ты что? То есть как это, замену? А Майкл? Он чё уже, того? Он же... Да, чё он, там, совсем двинулся? Партнер твой херов.
Хлебников начинает ерзать и пытается делать Рожкову какие-то знаки, чтобы тот замолчал. Но Рожков его не понимает и распаляется еще больше.
РОЖКОВ. Майклу замену? Это же Майкла агентство, а не его. Злотин твой только бабки умеет считать... Козел старый.
Хлебников при последнем слове подскакивает.
ХЛЕБНИКОВ. Слушай? Заткнись, ты. А? И так тошно.
РОЖКОВ. Тебе тошно? Это ему там, на каталке, тошно.
Рожков вскакивает.
РОЖКОВ. Да па-шли вы все….
И, не прощаясь, вылетает из кабинета, оставив дверь распахнутой.
Хлебников остается один. Он с волнением поглядывает по углам. Потом произносит достаточно громко, но как будто про себя.
ХЛЕБНИКОВ. Да он сам во всем виноват. Пить надо было меньше.
Встает. Хочет прикрыть дверь.
СЕКРЕТАРША (из-за двери). Сергей Иванович, Вам что-нибудь нужно?
ХЛЕБНИКОВ. Нет. Все нормально.
СЕКРЕТАРША. Вас жена спрашивает. Соединить?
ХЛЕБНИКОВ. Да, давай.
Возвращается за стол.
Звонит телефон. Сергей снимает трубку.
ХЛЕБНИКОВ. Алло? Да, я... Какого художника? Галь, мне делать больше нечего, как картинки смотреть... (Длинная пауза). Ну, извини. Хорошо. Да... Да. Извини, сказал... Буду. Целую.
Бросает трубку и откидывается в кресле.
ЗТМ.
38.
ИЗ ЗТМ.
ИНТ. Ночь. Госпиталь, реанимационное отделение.
Назаров, весь перебинтованный, лежит с открытыми глазами, не моргая.
СЛЫШЕН звук капающей воды в незавернутом кране.
Какая-то тень проходит мимо приоткрытой двери реанимационного отделения и скрывается в темноте больничного коридора.
Длинный больничный коридор как в тумане. В конце коридора виден свет в дверном проеме. Кто-то медленно идет по коридору.
Проем медленно приближается.
Тихо РАЗГОВАРИВАЮТ двое, дежурный врач и медсестра.
44.
ИНТ. Ночь. Госпиталь. Ординаторская.
СЕСТРА. А он, говорят, известный рекламщик.
ВРАЧ. Говорят, Главный вчера всех на уши поставил.
СЕСТРА. Сильно ему досталось?
ВРАЧ. Странно, что он вообще живет. На нем живого места нет. Все отбили, что можно отбить. Один сплошной синяк. Внутреннее кровоизлияние.
Сестра. Я не видела, мне Лизка сказала. Ты то видел?
ВРАЧ. Видел. Насмотришься еще на перевязке. Если, конечно, успеешь.
СЕСТРА. Он же в сознании. Даже разговаривал.
ВРАЧ. А это всегда так бывает, сначала разговаривает, смеется, а потом. (Вдруг громко, обернувшись к двери). Кто там? (И Сестре). Ты слышала? (Встает и подходит к дверному проему).
Силуэт врача в халате на фоне дверного проема.
ВРАЧ. Кто здесь?
Тишина, ни звука.
СЕСТРА. Что там?
ВРАЧ. Странно, я кого-то, вроде, видел. А тут никого нет.
Врач еще раз выглядывает в коридор.
СЕСТРА. Лизка тоже говорила, что кто-то стал ходить по ночам. А вчера, говорят, слышали, кто-то выл ночью, когда старушка умерла в кардиологии.
ВРАЧ (возвращаясь в комнату). Бред какой-то. Кто выл? Старушка? Меньше надо ерунду всякую по ночам читать. Лучше бы спали.
СЕСТРА. Главный спать запретил. А то, говорит, за люкс деньги берем, а случись что, да хоть с этим рекламщиком.
ВРАЧ. Там жена с ним.
Кто-то идет по коридору, приближаясь к двери ординаторской.
СЕСТРА. И телик не работает. Надо заявку сделать, мастера вызвать.
ВРАЧ. Может чаю заварить?
СЕСТРА. Давай. Этот рекламщик странный какой-то. Лежит, не шевелится, а глаза открыты. Я подошла, спрашиваю, на что жалуетесь, а он и ухом не ведет. Я его два раза переспросила, а жена говорит, он с утра так лежит. Главный приходил, смотрел, сказал, странно. По приборам – всё в порядке. А глаза открыты.
ВРАЧ. Заглянула бы. (Смеется).
СЕСТРА. Ты что? Я боюсь. Я в училище, когда училась, меня из морга на руках выносили.
ВРАЧ. Зачем тогда пошла?
СЕСТРА. Так. А куда еще идти?
ВРАЧ. Не знаю. Ты красивая. В театр, например.
СЕСТРА. Там своих, как собак не резанных.
ВРАЧ. Ну, в кино. Кино любишь?
СЕСТРА. Ага. Только не ужастики. У меня в детстве после «Вия» истерика была.
ВРАЧ. Наталья? Как же тебя такую тогда в мед. училище занесло?
Отчетливый звук медленно приближающихся по коридору шагов прерывает ее на полуслове.
СЕСТРА (в замешательстве). Ой! Мамочки. Кто это?
Врач с побелевшим лицом словно приростает к дивану. Его взгляд направлен на темный дверной проем в коридор, откуда раздаются шаги. Они все ближе и ближе. В дверном проеме появляется кто-то в белом.
СЕСТРА (вцепившись во врача, вскрикивает). Юра!
Врач подскакивает. Кто-то в белом от неожиданности вскрикивает и роняет пустой стакан на пол. Стакан разлетается на мелкие кусочки.
Кто-то, подслеповато наклоняется. Это пожилой больной в старом сильно застиранном халате.
СТАРИЧОК. Ох, простите. Ах, беда, беда.
Врач облегченно вздыхает и откидывается на диван, качая головой.
СЕСТРА. Господи. Что Вам? Фома Кузьмич.
СТАРИЧОК. Кипяченой водички хотел попросить, Наташенька. Пить охота, измучился. И у соседей тоже нет.
Сестра вскакивает с дивана, одергивая задравшийся до пояса халат.
СЕСТРА. Стойте, не ходите тут, я сейчас уберу (Проходит мимо старичка в коридор).
СТАРИЧОК (врачу, лукаво прищурившись). Виноват, Юрий Валерьевич, помешал.
ВРАЧ. О чем Вы, господи? Я чуть в штаны не наложил. (Криво усмехается). Наговорили тут всякого.
СТАРИЧОК. А я слышу, раз беседуете, значит, не спите, решил водички попросить.
ВРАЧ. Уснешь тут с Вами. И не проснешься.
Появляется сестра с графином со стаканом и веником с совком.
СЕСТРА. Держите, Фома Кузьмич. Утром зайду, заберу.
СТАРИЧОК. Вот спасибо, Наташенька. Ну, я пойду (берет графин и уходит).
ВРАЧ. Испугал, старый, до чертиков.
СЕСТРА (убирая веником стекло). За то теперь спать расхотелось.
ВРЧА. Чай заварить, что ли?
СЕСТРА. У меня там кофе есть. И мама бутербродов наделала.
ВРАЧ. Мне жена тоже что-то положила.
Врач достает из сумки пакет и начинает его разворачивать.
Сестра подметает стекло и, собрав его в ведро, ставит веник в угол.
Врач раскладывает на столе еду.
СЕСТРА. Ты ее любишь?
ВРАЧ (смутившись). Кого?
СЕСТРА. Жену, конечно. (Садится на диван).
ВРАЧ. Так. Живем.
СЕСТРА (рассуждает). А я вышла замуж, и призвали моего Вадика. Прямиком в Чечню.
ВРАЧ. И что?
СЕСТРА. А ни-че-го. Воюет теперь.
Оба замолчали.
СЕСТРА (встрепенувшись). Ладно, давай кофе пить. Хватит о грустном.
ВРАЧ. Ты заливай пока, а я в люкс схожу, на всякий случай, этого посмотрю.
Врач выходит в коридор и идет в сторону реанимации, в которой лежит Назаров. Дверь реанимации в конце коридора слегка приоткрыта, приглушенный свет падает в коридор ровными полосами. Подойдя ближе, врач заглядывает внутрь.
55.
ИНТ. Ночь. Реанимация.
Лена спит, лежа на диване. Около перебинтованного Назарова склонился кто-то с длинными седыми волосами в странной одежде, подпоясанной веревкой. Вот он внимательно смотрит Назарову в глаза и медленно проводит рукой над его головой, словно что-то проверяя. Белая безжизненная рука с неестественно длинными пальцами застывает не пару секунд над телом Назарова, потом, скользнув вниз, вдруг, исчезает в его теле.
Человек, постояв так несколько секунд, погрузив руку в неподвижное тело, вдруг резко выпрямляется, поворачивается на месте и выходит, не обращая внимания на застывшего в оцепенении врача. Врач, словно очнувшись, оглядывает палату и, как ни в чем не бывало идет назад по коридору.
39.
ИНТ, Ночь. Реанимация.
Лена спит, свернувшись калачиком на диване. Равномерно работают все, подключенные к Назарову приборы. Лицо его безмятежно.
Слышно какое-то перешептывание. Наезд камеры на лицо Назарова. Камера проваливается в его открытые глаза. Там длинный коридор.
Назаров как тень движется по коридору, словно по картинной галерее. В конце коридора виден мерцающий свет. На стенах вдалеке вряд висят портреты. Черно-белая графика. Назаров медленно движется по этому коридору к свету. СЛЫШНО легкое завывание ветра.
Назаров движется дальше по коридору. Картины слева и справа уже почти видны.
Назаров часто останавливается, оглядывается, но видит только коридор в обе стороны. С первых портретов на него смотрят глаза изображенных людей.
Он опять идет по коридору вперед. В коридоре кроме него никого нет. С картин на него смотрят глаза людей на последней стадии физического истощения в странных скрюченных позах. Издалека СЛЫШЕН тихий стук барабанов.
Назаров начинает различать впереди какой-то силуэт. Лицом к нему, на фоне света в конце коридора, стоит человек с длинными седыми волосами в странной одежде. Назаров не может его разглядеть.
Откуда-то сзади доносится перешептывание. Назаров оборачивается. Галерея медленно заполняется людьми. Вдалеке смутно видны Злотин, Хлебников, Галя, Гоша, Данила и другие. Все они тихо разговаривают между собой и передвигаются как тени.
СИЛУЭТ. Тебе было когда-нибудь больно?..
Назаров поворачивает голову на голос.
СИЛУЭТ. Нет, не тогда, когда тебя били эти двое. А больно? Каждый день, каждый час, каждую секунду. Двадцать четыре часа в сутки без перерыва. Днем и ночью. Когда идет дождь, и когда светит солнце. Когда ты чувствуешь, что твое тело приносит тебе только боль? И ничего больше. Когда жизнь делится на, до укола морфия, и после него?
НАЗАРОВ. Эти люди умерли?
СИЛУЭТ