Geum.ru

Диалог о природе во времени и пространстве

Вид материалаДокументы
Подобный материал:

ДИАЛОГ О ПРИРОДЕ ВО ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВЕ:

ПОИСК ЭТИЧЕСКИХ АЛЬТЕРНАТИВ



Фомина М.Н.


Историко-культурная предопределенность философской культуры раскрывает не только специфику мировосприятия, но и представляет генезис его становления. Если культурный пласт не отличается подвижностью, характеризуется стабильностью и целостностью, то речь идет о восточном типе миросозерцания. Если для европейского мышления «понять» — значит экспериментально воспроизвести (например, через язык), то для восточного — «понять» — значит жить в этом мире, сливаясь с ним и с космосом.

Философская культура, оформляясь через призму мировидения, отражает отношения человека к миру. Мир представлен не фрагментально, а в целостном восприятии через систему «Я и мир». Разве можно проконтролировать то, что делает природа? Разве можно определить момент, когда зарождается жизнь? Она как бы осуществляет свое недеяние и в то же время таинственный творческий процесс постоянно присутствует в ней. Таинство нельзя постичь сиюминутно. Оно открывается в безмолвном созерцании. Восточные легенды о монахах-пустынниках, которые от неподвижного сидения врастали в землю, а тело их покрывалось травой — не сказка. Они сливались с природой, как Паньгу или Пуруша, становились частью ее бытия.

Отношение к природе — это результат активности познающего разума. Стремясь к практически-преобразовательной деятельности, человек от «покорения природы», которое провозгласил Фрэнсис Бэкон, пришел к необходимости определения границ дозволенного ему. Человеческий практицизм, нацеленный на использование и культивирование тех объектов природы, в которых он заинтересован в конкретную историческую эпоху, обрек природу на безразличное, а порой и негативное отношение к ней.

Проникаясь идеей разумно-экологического отношения к миру природы, человек еще не вышел сегодня из-под власти прагматизма и потребительства. Является ли это следствием подобного отношения, как к себе, так и к продуктам своей деятельности? Эволюционный процесс становления человека повлиял на природу, и она испытала на себе его воздействие. Приобретя уверенность, человек расширил границы дозволенного и столкнулся с преградой, которой явился он сам. Создавая мир по своему подобию, он не заметил, как сам видоизменился. Возникла необходимость в рукотворном мире найти «уголок» первозданного творения, чтобы ощутить свою слабость перед ним, чтобы увидеть в себе «нетронутое» прогрессом.

Но восприятие природы невозможно фрагментально. Это целостный организм, макрокосмос. И чтобы воспринимать его таким, человек, прежде всего, должен осознать себя микрокосмосом. Но здесь необходимо сделать уточнение. В данной ситуации речь идет о человеке Запада. Мыслители Востока дают возможность посмотреть на мир и на природу «из себя». Восточный мудрец может проводить долгое время, сидя около камня и созерцая его. Европейскому человеку это будет не понятно. Каждая культура и менталитет имеют свое лицо. Как своеобразие языка несет на себе «печать» культуры, так и мысль отражает особый мир.

Уметь и желать видеть в природе вечное, не поддаваться потоку суеты — великий дар. Что спасет человека в современном урбанизированном веке? Жизнь проносится со сверхзвуковой скоростью, мы не замечаем не только тех, кто рядом, но и теряем в этой сутолоке себя. А рядом — тишина и вечность, красота и покой. Эту божественную тишину Лао-цзы называл Дао, а американский просветитель Генрих Торо — Природа.

Исследователь американской философии и литературы В. Паррингтон назвал Торо «апостолом древней мудрости», а Ральф Эмерсон — «бакалавром природы». Торо в середине XIX века предопределил постановку нравственно-экологических проблем второй половины XX века. Он смог увидеть не только надвигающуюся опасность в разрушения отношений человека с природой, но и наметить путь их гармонизации. В 1845-47 гг. он осуществляет философски обдуманный эксперимент добровольного одиночества на берегу Уолденовского озера, живя в собственноручно построенной хижине, провозгласив, что ушел в лес потому, что хотел жить разумно.

Знаток эллинской и восточной философии, пытающийся познать смысл всего сущего, Торо стремится освободиться от внешних условностей жизни. «Нам редко встречается человек — большей частью одни сюртуки и брюки». Уход в лес, который был не понят жителями Конкорда, стал для него путем поиска точки нравственной опоры. Он не убегал от действительности и от ее проблем. Он, как когда-то Гаутама, ушел в другую жизнь, чтобы познать себя и найти путь спасения от смерти.

Как мыслитель-пустынник, сливающийся с природой, так и Торо ощущает необходимость не только единения, но и проникновения в природу. Он стремится к тому, чтобы ощутить себя частью целого, частью Абсолюта. И ощутив это единение, Торо видит, что «каждая сосновая игла наливалась симпатией и предлагала мне свою дружбу». Таинство состоялось! Если для мыслителей Востока природа была фактором самоуглубления и самопознания, то для американского философа — познанием жизни, ее необходимости и неповторимости. Для Генри Торо близость с природой была потребностью души. Он видел в ней не только свое возрождение, но и возможность обновления человека. Его современник и учитель Ральф Уолдо Эмерсон смотрит на природу отстранившись. Если Торо познает ее своей душой, то Эмерсон — разумом.

Христианские мотивы проходят через эссе Эмерсона «Природа» как смыслообразующая нить. Если для пантеизма человек и природа растворяются в Боге, для материализма — Бог и человек растворяются в природе, то в трансцендентальной философии Эмерсона Бог и природа растворяются в человеке. Возвышая природу до уровня божественного, Эмерсон тем самым дает возможность человеку ощутить это чувство и в себе.

Если у европейских мыслителей преклонение перед природой, это больше восторженное отношение к идеалу, как, например, у Колдриджа или Шеллинга, то у Торо и Эмерсона — перед реальной природой. Природа американских романтиков вне цивилизации. Она — бесконечна и разнообразна. Она — источник духовного начала в жизни человека. Она — условие нравственного благополучия человека и общества. Но есть природа и в восприятии европейского гуманиста — Альберта Швейцера. Встав на путь поиска философской истины, он пришел к осознанию принципа благоговения перед жизнью. Он воплотил мысль в жизнь. Для гуманиста мысль и жизнь были разумно ориентированы, поэтому они слились в одном — в личности Швейцера. Моралист современности, А.А. Гусейнов, назвал «Благоговение перед жизнью» А. Швейцера «Евангелие от Швейцера». Возможно, это объясняется тем, что философ организовал жизнедеятельность сообразно своему принципу.

Если Торо показал жителям Конкорда образ жизни, который может вернуть человеческое в человека, то Швейцер предложил миру новый образ личности. Эмерсон, говоря о Платоне, Сократе, Гете назвал их - представители человечества. Швейцера можно с правом назвать не только гением, но и душой человечества. Он был сознанием и совестью эпохи, которую считал бесчеловечной.

Торо и Швейцер не были гениями в высоком смысле этого слова, ведь путь гения нельзя повторить. Они были экспериментаторами, апробировали новый образ жизни, в которой мысль и дело неразделимы. Они воспринимались как диковинное явление среди окружающей обыденности. Они стремились привить человеку новые образцы жизни, согласованной с моральным правопорядком. Были и есть ли у них последователи? Их жизнь отличается от других тем, что они открыли души голосу мира, который созвучен с их моральным императивом. Что проще — этика самоотстранения, как, например, буддистская или этика самосозидания, как, например, Швейцера? Есть школы буддизма, но нет школы Швейцера. Задумывались ли над этим? Может потому, что философы-моралисты не видят различия между «Я» и «мир», и стремясь переделать последнее, они, прежде всего, все силы направляют на себя. Как альтернатива сказанному, звучит душевный взрыв В. Соловьева, восклицающего: «Но какая же может быть у нас солидарность с землею, какое нравственное отношение к ней, когда у нас нет этой солидарности, этого нравственного отношения даже между собою?»1.

В русской философской мысли идея благоговения перед природой приобретает сугубо русское выражение. Русский менталитет не позволяет думать о клочке земле, о живых существах, норы которых находятся рядом с твоим домом. Русскому нужен весь мир, его заботам может быть подчинена только вся Вселенная. Н. Бердяев в «Судьбе России» ярко изобразил эту особенность, говоря о коллективистских наклонностях русской психологии. По мнению философа, именно географические особенности Руси сформировали этот фактор.

Русский космизм стал этому подтверждением. Космисты подчинили интересам человека заботу не только о Земле, но и о космосе. Планетарное, космическое мышление определило комплексный подход в творчестве князя В. Одоевского к проблеме человека и природы. Он исходит из того, что человек отвечает за содеянное, а природа мстит ему за его неосмотрительность. В романе «Русские ночи» писатель формирует идею космической судьбы, которая как бы сливает человечество и космос в один организм. Природа выступает в образе универсального «Я», которое, так же как и человек, подвержено рождению и смерти. Роль человека предопределена однозначно — он должен освободить природу от разрушения.

И здесь мы видим главное в нас - в отношении к природе раскрывается духовный мир человека. Человек предстает не таким, каким он хочет показаться, а именно таким, каким он есть.


Литература

1 В. Соловьев Об упадке средневекового миросозерцания // Соловьев В.С. Сочинения в 2-х тт. – М., 1988. – С. 350.