Анатолий Приставкин
Вид материала | Документы |
- Анатолий Приставкин «Ночевала тучка золотая», 69.4kb.
- Анатолий Игнатьевич Приставкин. Этот человек внес огромный вклад не только в русскую, 948.06kb.
- Этап опроса свидетелей Международного неправительственного трибунала по делу о преступлениях, 11442.46kb.
- Уплотнение 1918, 56 мин., ч/б, Петроградский кинокомитет жанр, 5759.87kb.
- Эпоха смешанной экономики рост объема рыночных операций усиливает финансовую роль государства, 366.89kb.
- Научно-практическое пособие паламарчук анатолий владимирович о некоторых аспектах, 2038.72kb.
- Концепция создания комплексной автоматизированной информационной системы «безопасное, 159.28kb.
- А. И. Приставкин «Портрет отца», 41.75kb.
- Анатолий Некрасов – Поиск половинок. Миф и реальность, 1642.95kb.
- Онаградах Анатолий Алексеевич говорить не любит. Зато о батальоне рассказ, 37.34kb.
32
За несколько дней до Нового, сорок пятого года уже и елку в классной
комнате поставили, и самодеятельность готовили, приехали двое на машине -
военный и штатский и тут же торопливо объявили:
- Кузьминых срочно в канцелярию!
Ребята сидели возле кровати Мусы, который вдруг затемпературил, и
развлекали его. Балбек рассказывал свои легенды про батыров. Все они у него
были одинаковые: батыр вырастает и побеждает врагов, и народ становится
свободным.
А тут позвали Кузьменышей, да как-то неестественно громко, как на
пожар. Но у дверей Кольку задержали, а Алхузура увели одного. Колька начал
стучать в дверь и орать, да так сильно, что дверь отворилась, и мужской
голос произнес:
- Ну, пусть войдет! Это даже к лучшему, что оба! Колька влетел в
комнату и увидел, что Алхузур сидит на стуле прямо посреди комнаты, перед
ним военный, а другой, штатский, стоит у окна. А этот, лысый, в очках, в
блестящих высоких сапогах и с папкой, и говорит, и говорит. Что он говорит,
Колька сперва не понял. Потом сообразил, что он пересказывает Алхузуру
историю самого Кольки. Откуда только узнал... Оттого и лысый, как Демьян.
Лысые ушлые, Сашка говорил. Военный спросил:
- А где вы встретились? Ты и Николай? Вы встретились в Березовской?
Алхузур молчал. Военный повернулся к Кольке, вкрадчиво спросил:
- Ты-то помнишь, где вы познакомились? Я от твоего приятеля не могу
добиться.
- Он не приятель. Он мой брат.
- Какой брат? - оживился военный. - Названый?
- Он мой родной брат, - повторил Колька.
- Так уж родной? - насмешливо повторил военный.
- Да.
- Как же его зовут?
- Сашка.
- Это он - Сашка? Да ты посмотри! - И военный сверху двумя пальцами
взял Алхузура за виски и силой повернул лицом к Кольке. - Он же черный! А ты
светлый! Какие же вы братья?
- Настоящие, - сказал Колька.
Военный шепнул Ольге Христофоровне, и та вышла.
Он продолжал ходить, вышагивал, поскрипывая сапогами, по комнате и
будто с разных сторон оглядывал Алхузура. На Кольку он не обращал внимания.
А штатский молчал. Он все время молчал. Его вроде бы и не было.
Вдруг вошла вместе с Ольгой Христофоровной Регина Петровна.
- Садитесь, - предложил, будто приказал, ей военный. - Вы были
воспитательницей в колонии под Березовской?
- Да, - тихо ответила Регина Петровна и посмотрела на Кольку. Какой-то
жалкий, просящий был у нее на этот раз взгляд.
- Вы помните братьев Кузьминых, которые жили там?
Регина Петровна кивнула.
- Хорошо помните? - спросил военный и сердито посмотрел на Регину
Петровну.
- Да. Помню, - отвечала она.
- Вот посмотрите... Вы их узнаете? - И военный повел рукой в сторону
Алхузура. Колька стоял сбоку.
- Да, - едва слышно произнесла Регина Петровна.
- Это кто? - И военный ткнул пальцем в сторону Кольки.
Регина Петровна помолчала, назвала:
- Кажется... Это Коля.
- Ага, - кивнул удовлетворенно военный. - А это? - И указал на
Алхузура.
Регина Петровна продолжала смотреть на Кольку.
- Я думаю... - начала она и запнулась.
- Вы думаете? Или вы знаете? Регина Петровна молчала.
- Но я вас слушаю! Слушаю! - громко проговорил военный и
многозначительно посмотрел на штатского. Тот никак не реагировал.
- Это... Саша... - слабым голосом произнесла Регина Петровна.
- Вы уверены, что он именно Саша, его брат? Регина Петровна едва
кивнула.
- Вы хорошо подумали, отвечая на мой вопрос? - Военный прошел за спину
Регины Петровны и теперь разговаривал с ней, как бы обращаясь к ее затылку.
Регина Петровна, испугавшись, рывком обернулась к нему.
- Что? - спросила она, и тут же повторила, чуть суетливо: - Да. Ну,
конечно, уверена. Их, правда, было много, и я их сперва путала...
- Значит, можно предположить, что вы и сейчас способны спутать? -
нависая над головой Регины Петровны, настаивал военный. Даже Колька устал от
его прямолинейно-твердого тона. Будто их всех, допрашиваемых здесь,
перепиливали одной тупой пилой.
Регина Петровна вздохнула. Ей, наверное, очень хотелось курить.
- Нет, я думаю, что я...
- Опять думаете! А вы не думайте! - посоветовал вдруг, усмехнувшись,
военный. - Вы же воспитательница, да? И небось учили детишек не лгать? А как
же вы теперь - да еще при них! - лжете?
- Я не лгу, - как провинившаяся школьница произнесла, потупясь, Регина
Петровна.
- Вот и отлично! - произнес военный и сделал несколько шагов по
комнате. - Так вы говорите, что способны спутать детей, и поэтому вы не
уверены, что здесь, перед вами, братья? Я вас правильно понял?
Регина Петровна не отвечала.
- Так, да? - Военный повысил голос и вдруг прикоснулся рукой к затылку
Регины Петровны. Она дернулась, но не отстранилась.
- Нет, - произнесла и поглядела на Кольку.
- Что, нет! Что, нет! - крикнул военный и стукнул ладонью по папке,
которую держал в руке. Раздался громкий хлопок. Все вздрогнули.
- Нет... То есть я могу... Я хочу сказать... Что они... Что они...
братья...
Военный уже не слушал ее, складывал в папку бумажки.
Не простившись, он вышел из комнаты, было слышно, как отъехала машина.
Остальные остались в комнате. И штатский остался.
Все молча ждали, что он скажет, а он тоже молчал. Создалась мертвая
пауза.
Ольга Христофоровна решилась к нему обратиться:
- А у вас... простите, никаких вопросов? Человек даже не шевельнулся.
Он продолжал смотреть в окно, будто это не к нему обращались. Но вдруг
повернулся, сказал через сомкнутые губы:
- Дайте, пожалуйста, список.
- Список детей? - спросила заведующая. Он протянул руку, не пытаясь
ничего объяснять, и Ольга Христофоровна подала ему листок.
Он быстро, мельком заглянул и поинтересовался:
- А вот этот Муса? Он что, татарин?
- Да, - сказала Ольга Христофоровна. - Он сейчас тяжело болен.
- Откуда? - спросил штатский, пропустив мимо ушей про болезнь. - Не из
Крыма случайно?
- Кажется, из Казани, - ответила заведующая.
- Кажется... А Гросс? Немка?
- Не знаю, - сказала заведующая. - Какое это имеет значение? Я тоже
немка!
- Вот я и говорю. - Голос у штатского звучал очень ровно, в нем было
что-то тихое, бесшумное почти, будто два крыла сзади шелестели. Все в нем
понравилось бы Кольке, только губы, тонкие, чуть кривые, жили как бы сами по
себе, и в них, в том, как они изгибались, было что-то чужое, холодное.
- Понабрали тут, - повторил человек и бросил список прямо на стол, хотя
Ольга Христофоровна, уловив его движение, уже протянула руку.
- Мы их не набираем, - сказала Ольга Христофоровна. - Мы их принимаем.
- Надо знать, кого принимаете! - чуть громче произнес человек, и опять
же никакого зла или угрозы не было в его словах. Но почему-то взрослые
вздрогнули.
И только Ольга Христофоровна упрямилась, хотя видно было, что она
больна и ей тяжело продолжать разговор.
- Мы принимаем детей. Только детей, - отвечала она. Взяла список и
будто погладила его рукой.
На следующий день всех детприемовских, в том числе и слепых, повели в
театр. Шли попарно, зрячие вели слепых. В театре открылся занавес и началось
волшебство под названием "Двенадцать месяцев".
Колька сидел рядом с Антоном, по другую сторону сидел Алхузур. Они
пытались пересказывать Антоше все, что видели на сцене, но это было так
трудно! Злая мачеха велит своей падчерице принести зимой красных ягод
земляники, и девочка уходит в ледяной лес. Она замерзает от холода, но
вдруг... Как бы Колька описал это, если вдруг прямо посреди поляны
загорелся, вспыхнул огромный костер и вокруг него сидели двенадцать месяцев.
Алхузур онемел от восторга, а Колька рот открыл, и слюнка потекла.
Антоша же дергал их за руки и просил: "Ну что там? Что там?"Никогда
ребята не были в театре и выходили будто пьяные. Дорогой Колька молчал,
боялся со словами растерять что-то из увиденного.
Вечером всем раздали - сама Ольга Христофоровна это делала - по
конфетке, по два печенья и по два бублика - такой шикарный подарок, и всех
зрячих выстроили по одну сторону елки, а слепых напротив. Слепые спели им
песню про елку, а потом Ольга Христофоровна громко закричала:
- Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!
Все ребята закричали "ура!". Даже больной Муса слышал из своей спальни
этот крик, тоже подхватил его.
А потом зрячие ребята выступали, каждый с чем мог, а Колька стал читать
стихи... Про тучку золотую.
...Но остался влажный след в морщине Старого утеса...
Колька замолчал и посмотрел на слепых: они, вытянув шеи, напряженно
слушали. Будто боялись пропустить даже его молчание... А оно затягивалось,
потому что у Кольки перехватило дыхание и сжало горло. Он никак не мог
выговорить слово "одиноко"...
Хотелось заплакать.
Он вдруг понял вот сейчас, стоя перед слепыми, что кончилась его
кавказская жизнь, а завтра, как им сказали, их повезут куда-то, где будет у
них совсем другая жизнь.
Сбоку елки стоял Алхузур и тоже смотрел на Кольку. Уже стали
подсказывать слова, но он не выдержал и убежал в коридор, А слепые
зааплодировали ему вслед.
Утром их подняли раньше обычного, часов в шесть. Даже Мусу заставили
одеться, его отправляли тоже. Оставались лишь слепые. Но когда всех
выстроили, чтобы вести на станцию, откуда-то появился Антон и закричал:
- Кузьменыши! Вы здесь? Вы здесь?
- Антон! - крикнул Колька и выскочил из строя. Антон нашел руку Кольки
и протянул бумажку. На ней было выколото пупурышками на языке слепых.
- Это тебе гаданье на будущее! - сказал Антон и улыбнулся, как
улыбаются только слепые: куда-то в пространство.
- Но я же не прочту, что тут написано!
- Приходи на рынок, если попадешь в наш город! - сказал Антон. - Я там
буду! Я тебе прочту! Ты хороший человек, Коля!
- Дети, на место! - крикнула Ольга Христофоровна. Это относилось,
конечно, к Кольке. - Всем идти за мной.
На улице было холодно. Мела поземка. Вокзал был пустынен. Ребят
разместили в поезде, в пустом неубранном вагоне. Никто никуда, кроме них, не
ехал в этот первый день нового года.
Колька показал Алхузуру на две самые верхние полки и сказал: "Это наши.
Мы так с Сашкой ездили".
В это время в вагон зашла Ольга Христофоровна и крикнула:
- Коля! Тебя там спрашивают!
- Кто? - недовольно буркнул Коля, не желая отходить от Алхузура.
- Выйди! И узнаешь! - сказала Ольга Христофоровна. Тяжеловатой походкой
она двинулась дальше по вагону, проверяя, все ли нормально устроились.
- Муса, тебе не холодно? - спросила она татарина.
Муса ежился, но жаловаться не хотел. Да в общем-то он радовался, что
тоже куда-то едет. Чего бы это он оставался один...
Колька вышел в тамбур и увидел у вагона Регину Петровну. Она держала в
руках свертки.
Бросилась к Кольке, но споткнулась. А он смотрел из тамбура. Смотрел,
как она торопливо поднимается по неудобным ступенькам, чуть не роняя
свертки.
- Вот! - запыхавшись, произнесла она. - Это костю' мы! Ну те, которые
вам с Сашкой! - И так как Колька молчал, она просительно закончила: -
Возьми! Там на новом месте...
И положила свертки на пол рядом с Колькой. Они помолчали, глядя друг на
друга.
- Я не знаю, куда вас везут... - произнесла она, глядя на Кольку. -
Почему-то держат в секрете... Ерунда какая-то. Но ты еще подумай. Может,
останешься с нами? Мы с Демьяном Иванычем обсудили, он не против взять
тебя... - Она поправилась: - Тебя... и этого мальчика...
Колька покачал головой.
Регина Петровна вздохнула. Стала доставать папироску, но сломала ее и
выбросила.
- Ну, ладно, - сказала она. - Может, ты напишешь? Когда приедешь на
место?
Колька опять покачал головой.
Регина Петровна вдруг протянула руку и погладила его по голове. Он не
успел увернуться.
- Ладно. Прощай, дружок! - пошла и вдруг обернулась - Ты мне можешь
ответить на один вопрос?
Колька кивнул. Он знал, о чем она спросит, и ждал этого вопроса.
- Где твой брат? Я говорю про настоящего Сашку.. Где он?
Колька посмотрел в глаза этой самой красивой в мире женщине. Как он ее
любил! Как они оба любили! А теперь... Сашка, может, и простил бы ее
бегство, но Колька не мог.. Но и не ответить он не мог. И тогда он сказал:
- Сашка уехал.
- Далеко?
- Далеко.
- Ну, слава богу! Жив, значит... - вырвалось у нее.
Регина Петровна спрыгнула с подножки: поезду дали отправление.
А Колька сразу же бросился в вагон, про свертки он и не вспомнил. Он
боялся, что без него Алхузуру будет плохо.
Но Алхузур смотрел в окно и о чем-то думал. Теперь оба стали смотреть в
окно. Там стояла женщина, и, хоть задувал ветер и ей было холодно, она
смотрела на вагон и не уходила.
Наконец поезд отправили.
Вагон дернулся и медленно поехал. Женщина стала махать рукой.
Колька приблизил лицо к стеклу, чтобы еще раз, последний, посмотреть на
Регину Петровну. Ему показалось, что она что-то закричала. Он покачал
головой. Это означало, что он не слышит. Но она могла понять и по-другому. И
все-таки она продолжала кричать, ускоряя свой шаг. А потом она побежала...
Платок у нее съехал на шею, обнажив черные волосы. И пальто ее
расстегнулось. Она ничего этого не чувствовала. Она бежала, будто догоняла
свое счастье... И кричала, кричала...
И тогда Колька помахал ей и кивнул, будто что-то понял. Больше он ее не
видел. Он забрался на полку, лег рядом с Алхузуром и обнял его. И почему-то
заплакал, прижимаясь к его плечу. Алхузур утешал его, он говорил:
- Зачым плакыт! Нэ надо... Мы будыт ехыт, ехыт, и мы приедыт, да? Мы
будыт вместе, да? Всу жыст вмэс-ты, да?
Колька не мог остановиться, он плакал все сильней, и только поезд
стучал колесами, что-то подтверждая: "Да-да-да-да-да-да..."
1981