Анатолий Приставкин

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   32

31




Их поймали на склоне, близ долины, где они, обнявшись, спали в кустах.

Набрел на них солдатик, свернувший с дороги по нужде.

Когда их стали разнимать, оба они закричали. Алхузур стал кусаться, а

Колька извивался изо всех сил и что-то вопил нечленораздельное.

Солдаты из обоза их скрутили, а потом развязали и дали поесть.

Ели они из миски руками и ни на кого не глядели. Они смотрели только

друг на друга и переговаривались жестами да мычанием. Ни на какие вопросы

ответить они не смогли.

Приехавшая женщина-врач констатировала, что оба мальчика в состоянии

дистрофии и невозможно сейчас сказать, будут ли они вообще жить. Кроме

истощения, заметны у обоих нарушения психики.

Дети разлучать себя не позволили и поднимали невероятный крик, если

одного из них уводили на медосмотр.

А через месяц и десять дней из детской клиники номер шестнадцать города

Грозного ребят перевели в детприемник, где держали выловленных и собранных

беспризорных перед тем, как отправить их в разные колонии и детдома.

Я запомнил этот дом, размещавшийся на тихой окраинной улочке в

деревянном здании бывшей школы.

Здесь никого не учили, но в комнатах стояли парты, и за неимением

столов за этими партами нас и кормили, давали привычную затируху: мука с

водой да лук, да в редкие удачливые деньки - мерзлую черную картофелинку...

Утром два финика к чаю или десять изюминок, вечером кусок протухшей селедки

и снова чай. Иногда каша - в праздники и на воскресенье.

В нашей спальне жили дети разных национальностей. Веселый, прыщавый,

нескладно длинный татарин Муса. Он любил всех разыгрывать, но, когда ярился,

мог и зарезать, становился белым и скрипел зубами. Муса помнил свой Крым,

мазанку в отдалении от моря, на склоне горы, и мать с отцом, которые

трудились на винограднике.

Балбек был ногаец. Где находится его родина, Ногайя, никто из нас, да и

сам Балбек, не знал. Был он низкоросл, скуласт, справедлив. Как-то пытались

они разговаривать с Мусой, каждый на своем языке, и даже что-то у них

получилось. Оба умели играть в кости. Балбек учил нас ругаться

по-ногайски...

Лида Гросс, попавшая в мальчиковую спальню потому, что она одна была

девочка, а жить одной в холодной спальне невозможно, просила нас называть ее

по-русски: Гроссова. Она знала наизусть все лекарства, была очень аккуратной

девочкой и всем убирала постели, Она и пол подметала. О своем прошлом

помнила лишь, что жила у большой реки, но однажды ночью пришли люди и велели

им уезжать. Мать плакала от страха. А потом в поезде маме стало плохо, и ее

вынесли, Лида тоже вышла; ее подобрали, умирающую, где-то в чужом городке,

на вокзале...

Еще жили в нашей комнате два брата, Кузьмины, мы их звали Кузьменыши. И

хотя не были они похожи, уж куда разней: один светлый курносый, русачок, а

другой черный, стриженый и черноглазый, он и по-русски едва говорил... Но

Кузьменыши твердили, хоть их никто о том не спрашивал, что они кровные

братья!

В соседней с нами комнате жили армяне, казахи, евреи, молдаване и два

болгарина. А через комнату жили слепые.

Слепые дети жили здесь давно, это можно было понять по тому, что они

сами находили дорогу в столовую и спальню, знали свои места за столом и даже

могли гулять по улице, вдоль забора.

С одним из слепых мы успели познакомиться, его звали Антоша. Был он

мал, лицо его было усеяно черными крапинками, будто дробью. Антон рассказал,

что он нашел гранату и пытался ее разобрать. При этом он показал свои руки,

где не было трех пальцев на левой руке и двух на правой.

Антон принес книгу, странную книгу с пупырышками и, водя пальцем,

прочитал несколько строк.

- Вырасту, заведу попугая и буду на рынке билетики продавать, - говорил

Антон. - У нас многие гадают на рынке. Столько заколачивают, ахнешь.

Кузьменыши спали вместе, на одной кровати, был декабрь, бесснежный, но

ветреный, в спальне стояла холодина.

Они, как все мы, выжидали, как повернется их судьба.

В детприемниках судьбы поворачивались по-разному: одних отправляли в

распределители и колонии, других в детдома, а некоторых в ФЗУ и ремесленные

училища, если выходило по возрасту.

Но случались и чудеса; кого-то находили родители или родственники или

брали какие-нибудь люди на воспитание, из тех, кто имел жилье и мог кормить

и одевать.

По поводу последнего слухов и легенд было особенно много. Да и как

иначе! Живешь, живешь, как кролик, выставленный на рынке в корзине: купят

или не купят? А тут вдруг появляется волшебник и уводит тебя. Куда - не

важно. Важно, что отсюда. И - навсегда. Фантазия? Но ведь должна же быть у

безродных сказка? Как им без веры в сказку жить?

Однажды в распределитель пришла женщина и вызвали к заведующей Кольку.

Все как-то возбудились и старались отираться поближе к кабинету. Вдруг их

тоже вызовут. Никто не сомневался, что Кольку хотят усыновить.

Алхузур ни на шаг не отставал от Кольки, но в кабинет его не пустили.

Как ни кричал он, как ни скандалил, дверь закрыли, и он остался один.

Впрочем, Колька успел ему шепнуть:

- Не бойся, я без тебя не уеду!

Заведующая детприемником была толстая пожилая женщина Ольга

Христофоровна. Фамилия у нее была Мюллер. Рядом с ней, Колька еще в дверях

увидел, сидела Регина Петровна, похудевшая, но красивая. На волосы был

накинут платок, в руке - папироса.

Ольга Христофоровна сказала:

- Кузьмин? Вот тобой... интересуются! Колька стоял посреди комнаты с

письменным обляпанным чернилами столом, таким же шкафчиком и тремя

одинаковыми стульями, глазами он уперся в пол.

- Я так понимаю, вы знакомы? - спросила заведующая.

Колька молчал.

Ольга Христофоровна бросила взгляд на Регину Петровну и добавила:

- Можете поговорить тут...

Она тяжело поднялась и вышла. Из прихожей попытался пробиться Алхузур;

он заорал в дверную щель:

"Я тут! Я тут!"Дверь опять плотно прикрыли.

- Ну, здравствуй, - произнесла Регина Петровна и улыбнулась. Папироску

она погасила и поднялась навстречу Кольке. Но Колька стоял, не двигаясь и

никак не проявляя себя. На лице его было тупое безразличие.

Регина Петровна остановилась на полпути, но, помедлив, все-таки подошла

к Кольке и тронула за плечо. Он поежился и отступил на один шаг. Чужая рука

ему мешала.

- Ты что? Коля? Ты меня не узнаешь?

- Нет, - сказал он.

- Не узнаешь? - переспросила она с застывшей улыбкой.

- Нет.

Она натянуто рассмеялась.

- Не валяй дурака... Кстати, ху из ху... Ты и вправду Колька?

- Нет.

- Ты Сашка, да?

- Нет.

- А где... другой?

Колька посмотрел на ноги Регины Петровны и вздохнул.

- Ну, садись! Садись! - сказала Регина Петровна и сама села. Колька

присел на кончик стула. Но присел так, чтобы можно было в случае чего

вскочить и убежать.

- Я ведь вас искала! - Регина Петровна достала папироску и стала ее

закуривать. Руки ее дрожали. Колька посмотрел на ее руки и отвел глаза.

- Меня тогда увез Демьян... Иваныч, - продолжала Регина Петровна и

глубоко затянулась. - Он приехал на телеге, говорит, ребята пропали. А нам,

говорит, надо бежать, чечены в долину прорвались. Мы мужичков положили на

телегу, они у меня оба расхворались после дня рождения, и скорей на

станцию... На поезд... А потом я пришла в себя, хотела вернуться, но Демьян

Иваныч меня не пустил. Там бои, сказал. Там давно никого нет... И вдруг тебя

нашли... Кстати, что там за мальчик? - спросила Регина Петровна и кивнула на

дверь. - Твой новый дружок? Мне кажется, я его видела...

- Не знаю, - сказал Колька.

Регина Петровна нахмурилась. Лицо у нее потемнело.

- Так и будешь со мной разговаривать? Да? В это время вернулась Ольга

Христофоровна. Медленно прошла к своему столу, спросила, тяжело дыша:

- Ну? Поговорили?

- Да, спасибо, - торопливо произнесла Регина Петровна. - Я к вам, если

можно, еще зайду?

- Не очень тяните, - сказала заведующая и посмотрела на Кольку.

- А что? Есть разнарядки?

Заведующая промычала что-то неопределенное. Потом наклонилась к уху

Регины Петровны и что-то прошептала.

Регина Петровна удивленно спросила:

- А он откуда? Заведующая пожала плечами.

- Вот приедут, разберутся. Оттого и держат, и не отсылают.

- Ладно, - сказала Регина Петровна. - Я на днях приду... Ну, до

свидания, Коля?

Колька поднял голову. Впервые посмотрел ей в глаза. Так посмотрел, что

- она не выдержала, отшатнулась. А он не спеша повернулся и пошел к двери.

Уже за своей спиной услышал, заведующая произнесла:

- Это еще цветочки... Вы бы других видели!