Анатолий Приставкин
| Вид материала | Документы |
- Анатолий Приставкин «Ночевала тучка золотая», 69.4kb.
- Анатолий Игнатьевич Приставкин. Этот человек внес огромный вклад не только в русскую, 948.06kb.
- Этап опроса свидетелей Международного неправительственного трибунала по делу о преступлениях, 11442.46kb.
- Уплотнение 1918, 56 мин., ч/б, Петроградский кинокомитет жанр, 5759.87kb.
- Эпоха смешанной экономики рост объема рыночных операций усиливает финансовую роль государства, 366.89kb.
- Научно-практическое пособие паламарчук анатолий владимирович о некоторых аспектах, 2038.72kb.
- Концепция создания комплексной автоматизированной информационной системы «безопасное, 159.28kb.
- А. И. Приставкин «Портрет отца», 41.75kb.
- Анатолий Некрасов – Поиск половинок. Миф и реальность, 1642.95kb.
- Онаградах Анатолий Алексеевич говорить не любит. Зато о батальоне рассказ, 37.34kb.
29
Он открывал глаза и видел Сашку, который тыкал ему в лицо железной
кружкой. Колька мотал головой, и вода проливалась ему на лицо.
Сашка просил, ломая свой язык. "Хи... Хи... Пит, а то умырат сопсем...
Надо пит водды... Хи... Пынымаш, хи..."Колька делал несколько глотков и
засыпал. Ему бы сказать Сашке, как смешно он "умырат" произносит, да сил не
было. Даже глаз открыть сил не было. Какие уж тут хи-хи.
Сашка накрывал брата чем-то теплым и исчезал, чтобы снова возникнуть со
своей кружкой.
Однажды Колька открыл глаза и увидел незнакомое лицо. Верней, лицо было
ему знакомо, потому что у Сашки, когда он тыкал кружкой в губы, оно
оказывалось вдруг такое странное, чернявое, широкоскулое... Но раньше это
почему-то Кольку не смущало. У Сашки такая голова, что он себе любое лицо
придумает.
А тут Колька лишь взглянул и понял: никакой это не Сашка, а чужой пацан
в прожженном ватнике до голых колен сидит перед ним на корточках и что-то
бормочет.
- Хи, хи, - бормочет. - Бениг... Надто кушыт... А не пымырат...
Колька закрыл глаза и опять подумал, что это не Сашка. А где тогда
Сашка? И почему этот чужой, чернявый, Сашкино новое лицо взял и Сашкиным
новым ломаным голосом говорит? Недодумался ни до чего Колька и заснул. А
когда проснулся, спросил сразу; - А где Сашка?
Голоса своего не услышал, но чужой голос он услышал.
- Саск нет. Ест Алхузур... Мына так зыват... Алху-зур... Пынымаш?
- Не-е, - сказал Колька. - Ты мне Сашку позови. Скажи, мне плохо без
него. Чего он дурака валяет, не идет.
Это ему казалось, что он сказал. На самом деле ничего он не сказал, а
лишь промычал два раза. Потом он опять спал, ему виделось, что чернявый,
чужой Алхузур кормит его по одной ягоде виноградом. И кусочки ореха в рот
сует. Сначала сам орех разжевывает, а потом Кольке дает.
Однажды он сказал:
- Я, я Саск... Хоти, и даэк зыви... Буду Саск... И опять орех жевал...
И по одной ягоде виноград давил прямо в губы.
- Я Саск... А ты жыват... Жыват... Харош будыт... И Колька первый раз
кивнул. Дело пошло на поправку.
Алхузур откликался на имя Сашка, оно ему нравилось. Колька лежал в углу
на матраце, куда его перетащил Алхузур, накрыв вторым матрацем.
Однажды не выдержал, заглядывая в лицо Алхузура, спросил:
- А Сашки, правда, не было? Алхузур грустно посмотрел на больного
товарища и покачал головой.
- Сылдат был, - сказал он. - Я это... Со ведда... Убыгат...
- Испугался солдата? Нашего?
Алхузур с опаской посмотрел в окно и не ответил. Лицо у него было
скуластое, остренькое, и такие же остренькие блестящие глаза.
- А пожар? - спросил Колька.
- Пазар? - повторил Алхузур, уставившись на него. - Пазар? Рыных?
- Да нет... Я про огонь хотел спросить: кукуруза-то горит?
Тот закивал, указывая на свой ватник, на многочисленные дырки.
- Мнохо охон... Хачкаш харыт... Хадыт нелза... В мэ-нэ мнох дым...
Колька смотрел на удрученного Алхузура и хихикнул. Уж очень смешно
прозвучало, что в нем мното дыма.
Алхузур отвернулся, а Колька сказал:
- Не сердись, я же не со зла... У тебя карандаша не найдется?
Алхузур покосился на Кольку и не ответил.
- Или угля... Надо!
Алхузур молча ушел и вернулся с куском горелой деревяшки.
Колька повертел в руках обгарок:
- От дома директора, - сказал, вздохнув. - Когда в него гранату
бросили. Всю ночь горел, представляешь... Алхузур кивнул. Будто мог знать о
пожаре. Колька удивился:
- А ты что, видел? Ты, правда, видел?
- Я не выдыт, - отрезал Алхузур и, отвернувшись, стал смотреть в окно.
Что-то он недоговаривал. А может, Кольке показалось.
Он придвинулся к краю матраца и стал рисовать на полу схему ломким
углем, изобразил колонию, речку, кладбище. Алхузур смотрел на размазанные
линии, ткнул пальцем в кладбище:
- Чурт!
- Ну, пусть черт, - согласился Колька. - А по-нашему, так кладбище. А
тут Березовская, значит.
Алхузур размазал Березовскую, а руки вытер о себя.
- Нэт Пересовсх... Дей Чурт, так называт!
- А почему?
- Дада.. Отэц .. Махил отэц...
- Могила отца? - сообразил Колька. - Твоего отца здесь могила?
Алхузур задумался. Наверное, вспомнил об отце.
- Нэт мой отэц... Всэх отэц...
Вот теперь Колька дотумкал: селение так прозывается: Могила отцов
Кладбище - Чурт, а деревня - Дей Чурт.. То-то Илья все долдонил от страха -
черт да черт! И правда, похоже!
Колька обратился к чертежу, приподымаясь, чтобы видней было Куст около
речки обозначил, а возле куста дырку начертил.
- Найдешь? Нет? - спросил тревожно. Никогда и никому бы в жизни не
открыл он тайну заначки. Эго все равно что себя отдать. Но Алхузур теперь
был Сашкой, а Сашка знал, где хранятся их ценности. Да и самому Кольке не
добрести до них. Сил не хватит, - Найдешь... Банку джема тащи!
Сказал и откинулся. Длинный этот разговор вымотал его.
Алхузур еще раз взглянул на рисунок и исчез. Как провалился. Кольке
стало казаться, что названый его брат пропал навсегда. Нашел заначку, забрал
и скрылся. На хрена, если посудить, нужен теперь ему Колька? Больной да
немощный! Теперь-то он сам богат! Но Колька так не думал, не хотел думать.
Мысли, помимо него, возникали, а он их отгонял от себя. Но почему Алхузур не
возвращался?..
Часы прошли... вечность! Когда раздался грохот и влетел Алхузур, лицо
его было искажено. Он споткнулся, упал, вскочил, снова упал и так остался
лежать, глядя на дверь и вздрагивая при каждом шорохе.
Колька голову поднял.
- Ты что? - спросил. - Ударился? Не ушибся? Но Алхузур, не отвечая,
натянул на себя с головой матрац и затих под ним.
- Оглох, что ли! - крикнул Колька сердито. Подождал, потом подполз и
откинул край: Алхузур лежал, закрыв глаза, будто ждал, что его ударят. И
вдруг заплакал. Плакал и повторял: "Чурт... Чурт..." - Ну, перестань! -
попросил Колька. - Я же тебя не трогаю!
Алхузур повернулся лицом вниз, а руками закрыл голову. Будто
приготовился к самому худшему.
- Ну, ты даешь! - сказал Колька и попытался встать. От слабости его
качало. На четвереньках дополз до оконного проема, подтянулся, со звоном
осыпая осколки стекол на пол.
В вечерних сумерках разглядел он двор и на нем группу солдат. Солдаты
пытались вытолкать застрявшую повозку, на которой лежали, Колька сразу
узнал, длинные могильные камни. "Неужто с кладбища везут? - подумалось. -
Куда? Зачем?"Телега, видать, застряла прочно.
Один из возчиков махнул рукой и поглядел по сторонам.
- Ломик бы... Сейчас пойду пошукаю.
Он огляделся и направился в сторону их дома.
Колька увидел, отпрянул, но не успел спрятаться подматрацем. Так и
остался сидеть на полу. Как глупыш-птенец, выпавший из гнезда.
Солдат не сразу заметил Кольку. Сделал несколько шагов, осматривая
помещение, и вдруг наткнулся взглядом на Кольку. Даже вздрогнул от
неожиданности.
- Эге! А ты чего тут делаешь? - спросил удивленно. Солдат был белобрыс,
веснушчат, голубоглаз. От неожиданности шмыгал носом.
- Живу, - отвечал Колька хрипло.
- Живешь? Где?
- Тут, в колонии...
Солдат огляделся и вдруг прояснел.
- Ты говоришь, колония? - он присел на корточки, чтобы лучше видеть
пацана. И опять шмыгнул носом. - Где же тогда остальные?
- Уехали, - сказал Колька.
- А ты чего же не уехал? Ты один? Или не один?
Колька не ответил.
Солдат-то был востроглазым. Он давно заметил, как подергивается матрац
на Алхузуре. И пока беседовал, несколько раз покосился в его сторону.
- А там кто прячется?
- Где? - спросил Колька.
- Да под матрацем.
- Под матрацем?
Он тянул время, чтобы получше соврать. Сашка бы сразу сообразил, а
Колька после болезни совсем отупел, голова не варила.
Выпалил первое, что пришло на ум.
- А-а, под матрацем... Так это Сашка лежит! Брат мой... Его Сашкой
зовут. Он болеет. - И добавил для верности. - Мы оба, значит, болеем.
- Так вас больных оставили! - воскликнул солдат и поднялся. - А я-то
слышу, вчерась, будто разговаривают... Я на часах стоял... А ведь знаю, что
кругом никого... Как же это вас одних бросили?
Он подошел к Алхузуру и заглянул под матрац.
- Конечно! У него же температура! А может, малярия! Вон как трясет!
Помедлил, рассматривая Алхузура, и накрыл матрацем.
Солдат направился к выходу, но обернулся, крикнул Кольке:
- Сейчас приду. Колька насторожился. Зачем придет-то? Или засек, что
Алхузур не брат?
Но солдат вернулся с железной, знакомой Кольке мисочкой из-под
консервов, принес пшенную кашу и кусок хлеба. Поставил на пол перед Колькой.
- Вот, значит... Тебе. И ему дай. И вот еще лекарства...
- Он положил рядом с миской шесть желтых таблеток.
- Это хинин, понял? У нас многие малярией мучаются, так хинин
спасает... Тебя как зовут?
- Колька, - сказал Колька. Менять свое имя сейчас не имело смысла. Да и
кем теперь назовешься? Алхузуром?
- А я боец Чернов... Василий Чернов. Из Тамбова.
Солдат постоял над Колькой, все медлил уходить. Шмыгал носом и с
жалостью смотрел на больного. Уходя, произнес:
- Так ты, Колька, не все сам ешь... Ты брату оставь... А я, значит,
санитаров пришлю .. Завтра. Ну, бывай!
Лишь когда стемнело, Алхузур выглянул в дырку из-под матраца. Он хотел
убедиться, что солдата уже нет.
Колька крикнул ему:
- Вылезай... Нечего бояться-то! Вон, боец Чернов сколько принес! Тебе
принес и мне...
Алхузур смотрел в дырку и молчал. Матрац на нем шевельнулся.
- Будешь есть? - спросил Колька. - Кашу? Алхузур высунулся чуть-чуть и
покрутил головой.
- Пшенка! - добавил аппетитно Колька. - С хлебом! Ты пшенку-то
когда-нибудь ел?
Алхузур приоткрылся, посмотрел на миску и вздохнул.
- Давай... Давай... - приказным тоном солдата Чернова произнес Колька.
- Он велел поесть.
Алхузур поворочался, повздыхал. Но выползать из-под матраца не решался.
Так и полз к Кольке со своим матрацем, который тянул за собой В случае
опасности можно укрыться. Ему, наверное, казалось, что так он защищен лучше.
Колька разломил хлеб пополам и таблетки разделил. Вышло по три штуки.
Указывая на хлеб, спросил:
- Это как по-вашему?
- Бепиг...
Алхузур с жадностью набросился на хлеб.
- Ты не торопись, ты с кашей давай, - посоветовал Колька. - С кашей-то
всегда сытней! А воды мы потом из Сунжи принесем ..
- Солжа... - поправил его Алхузур. - Дыва река, таэк зови...
- Разве их две? - удивился Колька, пробуя кашу.
- Одын, но как дыва.
- Два русла, что ли? - удивился Колька. - Прям как мы с Сашкой...
Были... Мы тоже двое, как один... Солжа, словом!
Кашу брали руками, съели все и мисочку пальцами вычистили. Корочкой бы,
но корочку сжевали раньше. Довольные, посмотрели друг на друга.
- Теперь ты мой брат, - сказал, подумав, Колька. - Мы с тобой Солжа...
Они завтра придут за нами, фамилию спросят, а ты скажи, что ты Кузьмин...
Запомнишь? По-нормальному, так Кузьменыш... А хлеб, это для нас с тобой
бепиг, а для них хлеб это хлеб... Не проговорись, смотри... Сашка Кузьмин,
вот кто ты теперь!
- Я Саск, - подтвердил Алхузур. - Я брат Саск... Он спросил, вздохнув:
- А дыругой брат Саск гыде?
- Уехал, - ответил Колька. - Он на поезде в горы уехал.
- Я гоже хадыт буду, - заявил Алхузур. - Я бегат буду... Ат баэц...
- Зачем? - не понял Колька. - Бойцы хорошие... Боец Чернов нам каши
дал. Алхузур закрыл глаза.
- Баэц чурт ломат...
- Могилы, что ли? Ну и пускай ломают, нам-то что! Но Алхузур твердил
свое:
- Плох, кохда ламат чурт... плох... Он закатил глаза, изображая всем
своим видом, насколько это плохо.
- Ну, чего ты разнылся-то! - крикнул Колька. - Плох да плох. Могиле не
может быть плохо! Она мертвая!
Алхузур вытянул трубочкой губы и произнес, будто запел, вид у него при
этом был ужасно дурашливый.
- Камен нэт, мохил-чур-нэт... Нэт и чечен... Нэт и Алхузур... Зачем,
зачем я?
- А я тебе твердю, - сказал, разозлившись, Колька. - Если я есть,
значит, и ты есть. Оба мы есть. Разбираешь? Как Солжа твоя.
Алхузур посмотрел на небо, зачернившее окно, ткнул туда пальцем, потом
указал на себя:
- Алхузур у чечен - пытыца, так зави. Он лытат будыт... Хоры. Дада-бум!
Нана-бум! Алхузур не лытат в хоры и ему... бум...
Он выразительно показал пальцем, изобразив пистолет.