Емтыль, З. Я. Адыгская интеллигенция: формирование и деятельность в исторической динамике конца ХIХ в начала 30-х гг. ХХ в. / Науч ред. Э. А. Шеуджен. Краснодар: Издательский Дом Юг, 2010. С. 18 66

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Адыгская интеллигенция: формирование и деятельность в исторической динамике конца ХIХ, 985.19kb.
• Абрегова, Ж. О. Повседневная жизнь сельского населения Кубани (конец ХIХ первая треть, 596.66kb.
• Н. А. Почешхов / Науч ред. Э. А. Шеуджен. Майкоп: Изд-во агу, 2006. С. 7-37, 304.15kb.
• Традиции «идеологического романа» Ф. М. Достоевского в русской прозе конца ХIХ начала, 632.99kb.
• -, 314.62kb.
• Курьянова И. А. Проблема формирования импрессионизма в русском искусстве конца ХIХ, 132.19kb.
• Отчёт главы муниципального образования город Краснодар, 1293.47kb.
• Издательский Дом «Нева», 4787.32kb.
• Новый женский тип и поэзия конца ХIХ ─ начала ХХ веков, 200.84kb.
• Конференция посвящена проблемам теории и практики риторики как науки и искусства речевого, 10420.48kb.

§2. Историография проблемы.

В российской историографии накоплен значительный опыт изучения интеллигенции, позволяющий определить общие теоретические и исследовательские подходы к разработке темы диссертационного исследования. Историческое осознание особенностей интеллигенции как социокультурной группы, ее места в общественной жизни началось в России в последней трети ХIХ в., а в начале ХХ в. приобрело особое значение в связи с ее ролью в общественном движении. Это побудило видных мыслителей обратиться к таким проблемам, как интеллигенция и общество, интеллигенция и ее мировоззрение, интеллигенция и задачи общественного развития ³⁷.

К началу ХХ в. относятся и первые попытки передовых представителей адыгской интеллигенции осмыслить роль и место национальной интеллигенции в просвещении и общественной жизни своего народа ³⁸. Статьи по данным проблемам, наполненные острым публицистическим началом ³⁹, являются свидетельством саморефлексии национальной интеллигенции начала ХХ в.

Несмотря на широкий общественный интерес, проявленный к проблеме интеллигенции в начале ХХ в., научная разработка истории интеллигенции связана с советской историографией. Конкретная общественно - политическая обстановка в советском государстве, своеобразие восприятия интеллигенции как явления социальной жизни, сформировавшееся у представителей высшей партийной номенклатуры, не могли не отразиться на характере научной разработки истории интеллигенции и формировании ее научной проблематики ⁴⁰.

В результате в отечественной историографии сложился достаточно широкий круг исследовательских проблем: способы и каналы формирования интеллигенции, ее мировоззренческие принципы и идейные предпочтения,⁴¹ структура интеллигенции,⁴² участие интеллигенции в революционно-демократическом движении во второй половине ХIХ- начале ХХ вв.⁴³; интеллигенция и революция,⁴⁴ интеллигенция и власть,⁴⁵ политика советской власти в отношении буржуазной интеллигенции ⁴⁶, формирование социалистической интеллигенции⁴⁷ и ее отдельных профессиональных групп⁴⁸, историография истории интеллигенции ⁴⁹.

Непосредственно история адыгской интеллигенции только начала свое оформление в самостоятельную исследовательскую тему. В современной историографии постепенно происходит процесс осмысления исторического прошлого адыгской интеллигенции, начинается формирование проблемного поля ее исследования. Не смотря на то, что история адыгской интеллигенции только начала свое формирование как самостоятельная исследовательская тема, ее отдельные составляющие, с разной степенью полноты, нашли отражение в целой совокупности исследований по истории Северного Кавказа, Адыгеи, Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Появились первые специальные исследования: монографии⁵⁰ и статьи⁵¹, диссертационные работы,⁵² в которых внимание исследователей сосредотачивается на начальном этапе формирования адыгской интеллигенции в конце ХIХ – начале ХХ вв.

В них предметом исследования стали каналы и условия формирования адыгской интеллигенции, различные аспекты общественной деятельности и становление исторических взглядов интеллигенции. Несомненным достоинством данных работ является стремление выйти за рамки традиционных подходов: большое внимание в них отводится исследованию деятельности интеллигенции. Она рассматривалась не только как объект, но и активный субъект социокультурной реальности. Предпринимается попытка изучения роли «восточного культурного канала» в формировании национальной интеллигенции.

Следует отметить, что в отечественной историографии существует достаточно длительный опыт изучения процесса формирования интеллигенции у народов Северного Кавказа в целом. Начиная с 60-х гг. ХХ в. появился целый ряд исследований, отражавших различные аспекты формирования национальных кадров социалистической интеллигенции на фоне общественно-политических и социокультурных преобразований в СССР ⁵³.

Наряду со специальными исследованиями по истории интеллигенции Северного Кавказа, тема исследования нашла фрагментарное освещение в обобщающих трудах по истории Северного Кавказа, Кубани, Адыгеи и Кабарды ⁵⁴. Вместе с широким анализом общих закономерностей и особенностей истории региона в этих работах затрагивались некоторые аспекты просветительской деятельности адыгской интеллигенции, ее роли в общественной жизни.

Отдельные составляющие исследуемой проблемы нашли также отражение в специальных работах по культуре Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии, Адыгеи, Кубани и Северного Кавказа ⁵⁵. Они позволяют уточнить влияние межкультурного взаимодействия на характер и ход социокультурных процессов в адыгском обществе, определить сложную природу происхождения и развития адыгской интеллигенции, направленность ее культурной и просветительской деятельности.

Наряду со специальными исследованиями по истории культуры целый ряд проблем нашел отражение в работах, посвященных истории развития общественно-политической мысли адыгов⁵⁶, истории фольклора и литературы⁵⁷, истории образования ⁵⁸, становлению письменности⁵⁹, а также развитию отдельных видов профессионального искусства ⁶⁰ и науки ⁶¹.

В особую группу целесообразно выделить работы по истории адыгского просветительства, учитывая, что в известном смысле оно представляло основу становления и развития идеологии адыгской интеллигенции. В то же время данные исследовательские темы не являются тождественными. Если интеллигенция представляла собой новую социокультурную группу, одной из общественных функций которой было просветительство, то адыгское просветительство, будучи идейным течением, «лежит» в несколько другой исследовательской плоскости.

Сегодня сложилась довольно широкая историография просветительства конца ХIХ – начала ХХ вв ⁶². Однако ее характерной особенностью является односторонность в выявлении природы мировоззрения адыгских просветителей. Происхождение и развитие идеологии просветительства среди адыгов, главным образом, связывается с установлением политического, социально- экономического и культурного влияния России на Северном Кавказе. В результате вне поля зрения исследователей оказалась проблема влияния на адыгское просветительство этнополитических и социокультурных процессов, происходивших в адыгском обществе, связанных с внутренними импульсами его развития.

В работах по просветительству внимание авторов, главным образом, обращено к творчеству той части деятелей адыгской культуры, которая опиралась на идеи европейского просветительства и пропагандировала их в своих произведениях.⁶³ Помимо этого, по сложившейся традиции, более многопланово исследовалось творчество просветителей ХIХ в., деятельность же просветителей ХХ в., составлявших идейное ядро складывавшейся интеллигенции менее изучено. На такую расстановку исследовательских акцентов наложило отпечаток существование на протяжении многих десятилетий «закрытых тем». Так, надолго было предано забвению творчество видных деятелей адыгского просветительства, принявших участие в «белом» движении, эмигрировавших из России или репрессированных в советский период.

В последние годы предпринимались попытки восполнить данный пробел в изучении истории адыгского просветительства. В результате появилась группа работ, посвященных исследованию жизни и деятельности отдельных представителей адыгской интеллигенции ⁶⁴. Историографическая ценность данных работ объясняется возможностью их использования для реконструкции сложной, многоплановой, порой противоречивой истории национальной интеллигенции; выстраивания концепции ее деятельности.

Учитывая тот факт, что предметом диссертационного исследования является адыгская интеллигенция в хронологических рамках конца ХIХ - начала 30-х гг. ХХ в., представляется целесообразным в отдельную группу историографических источников выделить исследования по проблемам общественно-политического развития адыгов в революционный период, позволяющие реконструировать восприятие адыгской интеллигенцией революционных преобразований в России и ее участие в данном политическом процессе ⁶⁵.

Следует отметить, что в отечественной историографии существует достаточно большой опыт исследования истории образования адыгов в конце ХIХ – начале ХХ вв. При этом на разных этапах развития исторического знания обнаруживались отличные подходы к исследованию этой проблемы.

Исследователи, как правило, подчеркивали сословный характер среднего и высшего образования. Это свидетельствовало в пользу того, что первоначально социальной средой формировавшейся интеллигенции являлась, главным образом, местная аристократия. Наряду с этим, на фоне общественных изменений, происходивших в российской империи, была отмечена тенденция к демократизации начального и среднего образования горцев, что, в свою очередь, определяло постепенное пополнение адыгской интеллигенции за счет выходцев из непривилегированных сословий ⁶⁶.

Достаточно хорошо исследованы формы и методы привлечения горской молодежи к обучению в российских учебных заведениях. Действительно, приобщение адыгов к обучению в светских образовательных учебных заведениях России являлось важным условием формирования национальной интеллигенции.

Однако при этом не следует игнорировать значение арабо-мусльманского образования, учитывая, что к моменту установления советской власти на Северном Кавказе основную массу горской интеллигенции составляла духовная, получившая образование в мусульманских конфессиональных учебных заведениях. В силу идеологических оснований, признания одним из величайших завоеваний Октябрьской революции «уничтожение социальных корней религиозности трудящихся масс» и превращения религии «из активного элемента надстройки в пережиток прошлого»⁶⁷ мусульманский образовательный канал до середины 80-х гг. ХХ в. не был исследован даже в самом общем плане. Острота борьбы против религиозной идеологии, ее пережитков мешали советским исследователям объективно подходить к исследованию проблемы. Акцент делался на элементарности знаний получаемых в мусульманских учебных заведениях, а основная их задача характеризовалась как стремление «держать горцев в невежестве и безграмотности»⁶⁸, отравляя их сознание «ядом ислама» и проповедью розни между адыгами и другими народами»⁶⁹.

Одним из первых к исследованию влияния восточного культурного канала на развитие образовательного пространства адыгов стал З.М. Налоев⁷⁰. По его мнению, именно с развитием прогрессивных явлений в мусульманском образовании адыгов было связано завершение почти столетнего развития адыгского национального движения за культурный подъем, сумевшего воплотить мечты своих предшественников, создав национальную письменность, обучение на родном языке и т.д.⁷¹

Эти идеи получили развитие: в современной историографии наблюдается рост научного интереса к проблеме развития мусульманского образования адыгов и его влияния на формирование национальной интеллигенции. Отмечается, что, «не смотря на очевидные издержки, мусульманское образование способствовало появлению интереса к образованию вообще, расширяло познавательные возможности адыгов…Многие выпускники конфессиональных школ продолжали свое образование в средних религиозных учебных заведениях Дагестана, Крыма, Казани, Уфы, высших – Египта и Турции. Ими были написаны книги на арабском и родном языке. Все эти факты свидетельствовали о положительном влиянии мусульманского образования на развитие интеллектуально-творческого потенциала народа»⁷². При этом важное значение имеет вывод о том, что происходило повышение образовательного уровня не только представителей привилегированных сословий, но и, прежде всего, выходцев из крестьянской среды,⁷³что привело к расширению сословной базы формировавшейся интеллигенции.

Предметом особого исследовательского внимания в современной историографии стали прогрессивные изменения, происходившие в системе мусульманского образования, связанные с введением в программу мусульманских школ курса светских дисциплин и открытия в адыгских аулах новометодных медресе со специально разработанными учебными пособиями и преподаванием на родном языке ⁷⁴. Помнению исследователей, новометодные медресе позволяли сделать образование национальным, привлекательным и общедоступным, сокращали разрыв между практической эффективностью светского и духовного образования ⁷⁵.

Вместе с тем исследователями отмечено, что позитивные изменения, происходившие в системе мусульманского образования адыгов в начале ХХ в. не получили своего развития в постреволюционный период. Введение советской властью запрета на преподавание светских дисциплин в мусульманских учебных заведениях отбросило их в своем развитии к 90-м годам ХIХ века ⁷⁶. На всем протяжении 20-х годов центр, концентрируя в своих руках силовые рычаги, предпринимал акции, подрывая организационную кадровую и финансовую основу у мусульманской системы образования»⁷⁷.

Базовой составляющей историографии истории адыгской интеллигенции является исследование условий ее формирования. Учитывая характер разработки, данная проблема стала предметом изучения только в современной историографии. Комплексный анализ процессов, происходивших в различных сферах общественной жизни горцев, позволил исследователям сделать вывод о том, что появление интеллигенции как качественно нового явления в общественной жизни адыгов было обусловлено явлениями, вытекавшими как из развития собственно адыгского общества, так и определенных характером и спецификой взаимодействия с Российской империей ⁷⁸.

Нетрадиционная природа происхождения национальной интеллигенции была обусловлена тем, что первостепенная роль в ее формировании принадлежала не социально-экономическим или культурным процессам, а сложным социально-политическим, связанным с утверждением российского господства в регионе. Необходимость самосохранения в сложных исторических условиях существования и адаптации к ним определила потребность в выделении адыгской интеллигенции как общественной группы, способной пересмотреть весь комплекс ранее существовавших общественных представлений, выработать новые общественно значимые идеи, способные обеспечить существование и развитие адыгов как этноса, стать ценностно - ориентированной основой их общественной деятельности ⁷⁹. В то же время была отмечена необходимость учета политики российских властей, стремившихся к формированию и численному увеличению слоя светски образованных людей как основы своего влияния и средства обеспечения собственных интересов ⁸⁰.

Наряду с изученными условиями формирования и численного увеличения адыгской интеллигенции в период с конца ХIХ – начала ХХ вв. до сегодняшнего дня, все еще недостаточно исследованными являются факторы формирования национальной интеллигенции в первое послереволюционное десятилетие. В исследованиях 60-80-х гг. нашли отражение различные аспекты формирования национальных кадров социалистической интеллигенции на фоне историко-культурных преобразований в стране ⁸¹.

В исследованиях по данной проблеме на широком фактическом материале, с привлечением обширного круга источников анализировалась политика советской власти по формированию новой интеллигенции, ее сущность и социальная направленность; конкретные методы и формы подготовки специалистов для различных областей народного хозяйства и культуры; анализировались данные о количественном росте социалистической интеллигенции и усложнении ее профессионального состава.

Устойчивое исследовательское внимание уделялось анализу таких форм подготовки национальных кадров, как бронирование мест для национальных образований в учебных заведениях страны; создание в них национальных отделений, подготовительных групп и рабфаков; командировка специалистов из центра для подготовки кадров; создание национальных учебных заведений и т.п.

Во всех исследованиях красной нитью проходит идея братской помощи русского народа в подготовке кадров специалистов, взаимопомощи и взаимной поддержки всех советских народов в «сложном деле формирования и развития национальной интеллигенции, глубоко интернациональной по своему духу и характеру»⁸².

Как правило, исследовательское внимание в них сосредотачивалось на мероприятиях центральных и местных органов власти, направленных на формирование системы подготовки профессиональных кадров для областей и республик Северного Кавказа. В результате анализа большого объема фактического материала исследователи пришли к общему выводу о первоочередной значимости подготовки национальных учительских кадров, а так же кадров работников партийно-государственного аппарата.

Одной из основных проблем в советской историографии стал вопрос о путях создания советской национальной интеллигенции. Исследуя эту тему на конкретно-историческом материале республик и областей Северного Кавказа, историки в качестве рабочей схемы использовали получившую широкое распространение точку зрения о трех путях создания социалистической интеллигенции: выдвиженчество, привлечение и перевоспитание старой интеллигенции, подготовка новых кадров через систему высших и средних специальных учебных заведений ⁸³.

Вместе с тем исследователи констатировали крайне слабую базу формирования национальной интеллигенции у народов Северного Кавказа, связанную с их культурной отсталостью.⁸⁴ Характерной чертой исследований являлось и то, что вне поля внимания оставались факторы формирования интеллигенции, связанные с внутренними импульсами развития самого северокавказского общества.

Обнаруживается и некоторое теоретическое отставание исследований по истории северокавказской интеллигенции в постреволюционный период от общего теоретического уровня освоения подобных проблем в советской историографии. Если в общих исследованиях по истории интеллигенции уже в конце 60-х - 70-е гг.ХIХ проявляется стремление к отойти от устоявшихся догматических схем, то в исследованиях по истории северокавказской интеллигенции они по прежнему продолжают господствовать. Все еще слабо изученной остается история привлечения старой интеллигенции к социалистическому строительству, вне поля исследовательского внимания оказывается деятельностная сторона истории интеллигенции. В целом советской историографии было свойственно исследование истории адыгской интеллигенции исключительно как объекта социального действия и однозначно позитивная оценка политики и практики советского государства по формированию новых кадров национальной интеллигенции.

В современной историографии постепенно происходит понимание необходимости переосмысления подходов к исследованию проблемы формирования национальных кадров интеллигенции в постреволюционный период. Наряду с достижениями новой власти в области создания интеллигенции у народов Северного Кавказа отмечается, что проводимая политика имела немалые издержки – низкий образовательный уровень новой интеллигенции, ее недостаточная компетентность, обуславливавшая необходимость в длительном периоде специальной адаптации, а отсюда стремление к приказным, командным методам руководства, всестороннему регулированию, за которым подчас скрывалось неумение найти верное решение, неспособность к самостоятельным действиям ⁸⁵. Тем не менее до сегодняшнего дня не существует работ, которые бы с объективных позиций комплексно исследовали политику и практику формирования национальных кадров интеллигенции в 1917 -1920-е гг. ХХ в.

Важной составляющей исследуемой темы является вопрос об общественно-политической деятельности интеллигенции. Его исследование в рамках марксистской методологии повлекло к преувеличению роли интеллигенции в подъеме революционного сознания трудящихся ⁸⁶. Более того, делались выводы о том, что к началу ХХ в. основным стержнем политической жизни народов Северного Кавказа была революционная борьба ⁸⁷. В этой связи следует особо выделить точку зрения В.П. Крикунова, идущую вразрез со сложившимися в историографии подходами. Им, в частности, было отмечено, что характерной особенностью социального движения горцев Северного Кавказа было то, что оно не ориентировалось на русское освободительное движение и преследовало две основные цели – национальное и социально - экономическое освобождение ⁸⁸.

В современной историографии наметилась тенденция к переосмыслению содержания и направленности общественно-политической деятельности адыгской интеллигенции. Один из известных исследователей просветительства Р.Х. Хашхожева отмечает, что основным содержанием творчества адыгских просветителей в конце ХIХ – начале ХХ вв. являлось противостояние национально-колониальной и великодержавно-шовинистической политике царизма как в социально-политической сфере, так и культурно-просветительской ⁸⁹.

Учитывая переломный характер рассматриваемой исторической эпохи не только в судьбе интеллигенции, но и народов России в целом, особый интерес представляет восприятие адыгской интеллигенцией революционных преобразований 1917 г. Однако парадокс состоит в том, что проблема «интеллигенция и революция», являющаяся на протяжении долгих лет одной из центральных проблем общей историографии интеллигенции, так и не стала предметом специального исследовательского внимания в адыгском национальном контексте не смотря на большую политическую активность, проявленную адыгской интеллигенцией в революционный период.

В советской историографии сложилась традиция, в соответствии с которой позиция адыгской интеллигенции расценивалась как реакционная, заставившая «пойти революционные события среди адыгов под правым флангом…», «по руслу течения, созданного февральской революцией», « в рядах противоположным трудящейся массы России»⁹⁰. Она, по мнению советских историков, обусловливалась стремлением удержать свой народ в рабстве, захватить в буржуазных органах власти ключевые посты и тем самым сохранить свое влияние ⁹¹.

Тенденциозную, искаженную трактовку в советской историографии получили и важные политические мероприятия, организованные по инициативе или при активном участии адыгской интеллигенции. Среди них следует отметить создание Союза объединенных горцев Кавказа весной 1917 г. В литературе культивировалось представление о Союзе как объединении, созданном исключительно с целью решительной борьбы против революционных сил края ⁹² и стремившемся отделить Северный Кавказ от России ⁹³. Представители же горской интеллигенции, объединенные в его рамках, однозначно характеризовались как буржуазные националисты, проводившие антинародную политику ⁹⁴.

Крайне тенденциозную оценку получил и Хакуринохабльский съезд, прошедший под руководством адыгской интеллигенции в августе 1917 г. Цель съезда в официальной историографии была обозначена как стремление к объединению с казачьими верхами для отстаивания своих сословных интересов «в смысле неприкосновенности» и борьбы с большевиками ⁹⁵. Данный вывод носит субъективный характер и противоречит историческим фактам, которые позволяют говорить о том, что основной целью съезда было стремление организовать национальную жизнь горцев на новых, демократических началах ⁹⁶.

«Примитивной фальсификации» в советской историографии подвергалась политическая программа партии «Свободная Кабарда», основанной З.Даутоковым-Серебряковым ⁹⁷. Утверждалось, что она «от начала до конца пронизана идеей буржуазного национализма и призвана защищать интересы эксплуататорских классов» ⁹⁸. Более того, члены партии были причислены к реакционно-буржуазным кругам национальной интеллигенции, пытавшейся под «зеленым флагом шариата», объединить адыгов в борьбе с советской властью ⁹⁹.

К сожалению, в советской историографии не предпринималось попыток разобраться в истинных целях и мотивах политической деятельности адыгской интеллигенции в революционный период. Это выглядит тем более странным, что в советской историографии российской интеллигенции уже в 60-70-е гг. происходило осознание необходимости ухода от догматизма и штампов в определении позиции интеллигенции в отношении революционных преобразований. Было поставлено под сомнение догматическое утверждение о том, что основная масса интеллигенции занимала активные антисоветские позиции ¹⁰⁰. Так, А.В. Ушаков, подвергая критике упрошенный и прямолинейный подход к вопросу о политической позиции интеллигенции, отмечал, что он сводит сложные явления к простым, игнорируя богатейшую гамму политических, психологических, профессиональных и других факторов. По его мнению, на позицию интеллигента влияла вся сложность российской действительности в экономической, социальной, политической, культурной, национальной и других областях жизни ¹⁰¹.

Не менее значима высказанная С.А. Федюкиным мысль о том, что на позицию того или иного интеллигента в послеоктябрьский период влияло не только его социальное происхождение или его профессиональный, иерархический ранг. Им было отмечено, что интеллигенция не была едина в смысле своего политического облика, что в отношении к революции разделительная линия проходила не только между различными социальными группами интеллигенции, но и внутри этих групп ¹⁰². Отсюда обосновывалась необходимость применения сугобо дифференцированного подхода как важнейшего методологического условия изучения истории интеллигенции революционного периода ¹⁰³.

Большие возможности в разработке проблемы восприятия революционных событий в России адыгской интеллигенцией открылись в связи появлением ряда работ, основанных на новых исследовательских подходах. Они позволяют по-иному взглянуть на сущность социально-политических процессов в адыгском обществе в период революционных преобразований и участие в них национальной интеллигенции.

Не менее важное значение для понимания специфики политической активности адыгской интеллигенции имел вывод М.А. Кошева, отметившего, что горская интеллигенция выступила своеобразным катализатором процесса национального самоопределения народа и стремилась использовать благоприятный политический момент для национально-демократического развития северокавказского края ¹⁰⁴. В свою очередь Р.М. Машитлев заметил, что, почувствовав некоторую политическую свободу, адыгская интеллигенция приступила к осуществлению одной из важнейших давних целей, заключавшейся в поднятии политической значимости адыгского народа. Образование различного рода съездов и союзов, по его мнению, позволило адыгам наиболее полно раскрыться как этнополитическому формированию ¹⁰⁵.

Несомненной заслугой исследователей стало введение в широкий научный оборот ранее не изученных материалов, позволяющих по новому взглянуть на содержание и направленность общественно-политической деятельности национальной интеллигенции. На основе освоения новых исторических источников М.А. Кошев опроверг, господствовавшую в советской историографии точку зрения относительно целей адыгской интеллигенции, инициировавшей проведение первого свободного общегорского съезда аулов Кубанской области и Черноморской губернии, отметив, что его лейтмотивом являлась идея национально – демократического развития горцев через государственную автономию в рамках Российской федеративной республики, что было прогрессивным и реальным для того времени ¹⁰⁶.

Новые подходы наметились и в исследовании «Союза объединенных горцев». Было отмечено, что первоначально Союз выступал за федеративный принцип государственного устройства демократической России. Только после Октябрьского переворота в условиях «распада легитимных политических структур» он, не признав власти большевиков, совместно с союзом народов Терской и Дагестанской областей образовал правительство, облеченное до создания основных законов полнотой государственной власти ¹⁰⁷.

В современной историографии появились новые оценки деятельности З.Даутокова-Серебрякова и партии «Свободная Кабарда». На основании изучения программы партии и большого фактического материала получила распространение точка зрения, согласно которой З.Даутоков-Серебряков не ставил вопроса о независимости Кабарды, «не был ни радикалом, ни экстремистом в вопросах национально-государственного строительства. В чрезвычайно экстремальных условиях того времени, предлагаемые им меры подчинялись одной высшей цели – самосохранению народа. В этом плане, подчеркивает А.Х. Боров Кабардинский национальный Совет и национальное войско следует рассматривать как институциональные средства для ее достижения»¹⁰⁸. По мнению О.А. Жанситова, З.Даутокову-Серебрякову за короткое время удалось объединить недовольные политикой новой власти слои населения Кабарды и Балкарии в мощное антибольшевистское движение, цели которого подчинялись интересам не отдельных социальных групп, а всего народа ¹⁰⁹.

В современной историографии наметилось стремление разобраться в политических позициях духовной интеллигенции, объединенной в рамках так называемого движения революционных мулл Кабарды, оказавших большую помощь в установлении советской власти в Терской области. Х.Б. Мамсиров заметил, что к сотрудничеству с большевиками их побуждало бывшее царское иго, когда к социально-политическим притеснениям добавлялось ущемление национально-религиозных чувств. В условиях Гражданской войны идеи большевиков о праве наций на самоопределение выглядели для них более предпочтительно ¹¹⁰.

С утверждением новых подходов в современной историографии связано «попадание» в поле исследовательского внимания новых, значимых сторон проявления политической активности адыгской интеллигенции в революционный период, позволяющих более полно реконструировать сложность и многогранность ее общественно-политической деятельности. Среди них следует отметить участие представителей адыгской интеллигенции в работе Кубанской законодательной Рады. В частности, Р.М. Машитлев, проанализировав активную работу представителей адыгской интеллигенции в Раде, пришел к выводу, что они выступили за справедливое решение земельного вопроса в области, настаивая на том, что «только учет интересов всех сторон» принесет мир и спокойствие, позволит объединить все региональные группы в борьбе с большевиками»¹¹¹.

Р.М. Машитлевым были предприняты усилия к переосмыслению целей участия адыгских представителей в деятельности Кубанской Рады, мотивов объединения с казачеством, отношений с администрацией генерала А.Деникина. Отмечалось, что возникшие в среде горской интеллигенции проекты регионального государственного обустройства вполне совпадали с желанием краевых кубанских властей. Стремление к достижению этой цели в регионе, а не желание сохранить сословные привилегии, как это утверждалось в советской историографии, привело к созданию казачье-горских образований. В свою очередь создание такого рода союзов вступало, по мнению Р.М. Машитлева, в противоречие с политикой и идеологией «белого дела», следствием которого стала ликвидация Кубанской Рады. «Это событие оказало существенное влияние на дальнейшее участие адыгов в гражданской войне в регионе»¹¹².

При обращении к вопросам, связанным с общественно-политической деятельностью адыгской интеллигенции, ощущается потребность в более углубленном анализе процессов влияния инокультур на формирование ее общественного сознания. В исследованиях, как правило, отмечалась роль прогрессивной русской общественной мысли. Этот вывод, в принципе, не ставится под сомнение. В то же время важно учитывать, что в среде адыгской интеллигенции довольно ощутимым было влияние идей прогрессивного мусульманского движения. Еще в 70-е гг. З.М. Налоевым была высказана новаторская для советской историографии точка зрения о необходимости изучения «восточного культурного канала», по которому в адыгскую среду приходили обновляющие идеи ¹¹³. Тем не менее на протяжении длительного времени эта проблема продолжала сохранять «постановочный» характер.

В советской историографии влияние мусульманского мира на развитие общественного сознания горцев Северного Кавказа традиционно сводилось к изучению роли прогрессивных идей, связанных с национально-религиозным движением мусульманских народов. Постановка этой проблемы обнаруживает истоки в обобщающих работах по истории Северного Кавказа, в которых отмечалось, что панисламское и пантюркистское движение включало в себя буржуазно – националистические круги светской и исламской интеллигенции¹¹⁴. Только с начала 90-х гг. ХХ в. в адыговедении прослеживаются попытки изучения влияния арабского образования и восточной культуры в целом на процесс формирования национальной интеллигенции ¹¹⁵.

Среди значимых проблем истории адыгской интеллигенции, получивших фрагментарное освещение, следует выделить проблему взаимоотношений новой власти и старой интеллигенции. Начиная с 60-х гг. появился ряд работ, в которых затрагиваются общие вопросы партийно-государственной политики в отношении старой интеллигенции, взгляды В.И.Ленина на проблему привлечения буржуазных специалистов к социалистическом у строительству. На Северном Кавказе появились работы, в которых даны общие сведения о формах и методах привлечения буржуазных специалистов ¹¹⁶.

Большое влияние на формирование исследовательских подходов к изучению данных проблем оказал утвердившийся в советской историографии догмат о культурной отсталости северокавказских народов. Исходя из него, отмечалось, что в «отсталых» национальных районах Северного Кавказа работа по привлечению старой интеллигенции наталкивалась на дополнительные трудности, связанные с тем, что местная интеллигенция, состоявшая по преимуществу из духовенства, была более консервативной, более приверженной традициям и порядкам старого общества, религиозным предрассудкам, отличалась низким профессиональным и общеобразовательным уровнем¹¹⁷. Характерной чертой советской историографии адыгской интеллигенции являлось то, что она была ориентирована на отражение политики советской власти в отношении старой интеллигенции и не была ориентирована на исследование позиции другой стороны – старой интеллигенции.

Современная адыгская историография только стоит на пороге исследования проблемы взаимоотношений интеллигенции и власти в постреволюционный период. С большим опозданием от общей историографии истории интеллигенции происходит формирование исследовательских подходов к ее изучению. Идет постепенное осознание переломности исторического момента, связанного с установлением советской власти для национальной интеллигенции. «Куда идти?» и «Как быть?». Так обозначил два основных вопроса, которые встали пред национальной интеллигенцией после окончания гражданской войны Х.Б. Мамсиров ¹¹⁸. По его мнению, отношение к социалистическим преобразованиям у интеллигенции было разным и зависело, главным образом, как от личного восприятия большевистской идеологии и политики в целом, так и программы ее воплощения в их регионе. В свою очередь новая власть в условиях слабости режима, стремилась использовать горскую интеллигенцию в качестве инструмента построения новой культуры.¹¹⁹ Однако комплексного анализа взаимоотношения власти и интеллигенции во всей своей сложности, противоречивости, многообразии проявлений так и не было осуществлено.

В силу объективных и субъективных причин за пределами научного внимания оказались целые пласты общественной деятельности интеллигенции.¹²⁰В полной мере это положение может быть отнесено к представителям адыгской интеллигенции, объединенных в рамках Черкесского благотворительного общества и журнала «Мусульманин». В последние годы стали осуществляться попытки восполнения пробелов в изучении адыгского просветительства. Исследователи все чаще стали обращаться к деятельности Черкесского благотворительного общества и журнала «Мусульманин»¹²¹.Однако и сегодня освещение данных аспектов деятельности интеллигенции не носит комплексного характера.

Наиболее изученной в отечественной историографии является культурно-просветительская деятельность интеллигенции, выделены и разработаны ее основные направления: вклад в развитие национального образования, разработку письменности, в становление национального театрального искусства, а также в пропаганду и популяризацию адыгской истории и культуры. Особое место занимает изучение творческого наследия интеллигенции. Исследователями отмечается, что в сфере интересов деятелей адыгской культуры находились широкие пласты общественной жизни народа. Внимание ученых, главным образом, сосредотачивается не на научной или художественной значимости публикаций интеллигенции, а на их общественном значении.

Большое внимание в отечественной историографии обращено к историческим публикациям конца ХIХ начала ХХ вв. При этом вполне обоснованно подчеркивается, что главной особенностью исторической прозы этого периода являлось усиление публицистического начала. Историческая проза, как никогда, проникалась актуальной проблематикой общенародного значения, став оружием в борьбе за национальное самосохранение и самоутверждение ¹²².

На фоне достаточно хорошо исследованного творчества таких общественных деятелей как Ю.Ахметуко, С. Довлеет-Гирея, С. Сиюхова, Б. Шарданова, И.Цея, В.Н. Кудашева, все еще не изученным остается творчество адыгов, получивших образование в странах Востока, писателей-публицистов, сотрудничавших с журналом «Мусульманин». Практически не исследован вклад интеллигенции в адыгскую фольклористику. Еще в 70-х гг. ХХ в. А.И. Алиева отмечала, что проблема фольклора в творчестве деятелей адыгской культуры не была предметом специального научного исследования.¹²³ Ситуация мало изменилась и сегодня. Наиболее изученным является вклад в развитие адыгской фольклористики П.Тамбиева, Т.П. Кашежева. В постсоветский период в научный оборот введены и «Черкесские рассказы» Ю.К.-Б. Ахметуко. Однако вне научного интереса остается целый комплекс публикаций адыгского фольклора, подготовленных И.Ечерухом.

Проведенный историографический анализ свидетельствует о том, что история адыгской интеллигенции в хронологических рамках конца ХIХ – начала 30-х гг. ХХ в. не являлась предметом специального изучения ¹²⁴. Тем не менее, отдельные ее составляющие нашли отражение в работах по самому широкому кругу проблем истории и культуры адыгов. Среди них есть вопросы, получившие обстоятельное осмысление и вопросы постановочного характера.

Сложившиеся в отечественной исторической науке подходы не позволяют в полной мере исследовать многогранную историю адыгской интеллигенции. Исследовательские акценты расставлены таким образом, что в центре научного внимания, как правило, оказываются вопросы, связанные с формированием интеллигенции, анализом ее социальной и профессиональной структуры, политики государства в отношении интеллигенции, в то время как важные вопросы, связанные с внутренними импульсами развития интеллигенции как социокультурной группы, ее общественной деятельности оказываются менее разработанными. Интеллигенция по сложившейся в советской историографии традиции исследуется, главным образом, как объект, а не субъект социального действия. На фоне общего интереса к проблеме интеллигенции, в целом менее развитой, является традиция обращения к проблемам национальных интеллигенций. Достигнутый уровень фрагментарной разработки данной проблемы выдвигает задачу создания комплексного исследования по истории адыгской интеллигенции, многообразных факторов, определивших ее общественную роль.


* * *


Осмысление теоретических основ диссертационного исследования, историографический анализ проблемы привели к выводу о необходимости рассмотрения адыгской интеллигенции в качестве социокультуного явления, отражающего как состояние развития общества, так и активно воздействующего на весь общественный организм. Отсюда вытекает необходимость комплексного исследования процессов, связанных как с развитием самой адыгской интеллигенции (ее количественными и качественными изменениями, мировоззренческими установками, идейно-политическими и духовными исканиями), так и влияния конкретно-исторических условий ее функционирования.

Предметом особого исследовательского внимания должна стать деятельностная сторона истории адыгской интеллигенции во всем ее разнообразии и противоречивости. При этом принципиально важно понимание того, что интеллигенция всегда в силу своей особой природы представляет собой явление многообразное, дифференцирована политически, идеологически, социально, профессионально и т.д., что делает невозможными упрощенные прямолинейные оценки деятельности интеллигенции и лежащей в ее основе мотивации.

Важным условием разработки темы диссертационного исследования стал анализ историографии истории адыгской интеллигенции, позволивший определить достигнутый уровень исследования проблемы и исходя из него выявить пути дальнейшей ее разработки. В результате комплексного историографического анализа было установлено, что сложившиеся подходы не позволяют в достаточной степени реконструировать многогранную историю адыгской интеллигенции. Это выдвинуло задачу создания комплексного исследования по истории адыгской интеллигенции, многообразных факторов, определивших ее общественную роль.