Е. Н. Зарубежная социология и российская история

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3

Исторические бюрократические империи и их трансформация в "модернизированное общество"

Проблемы модернизации, как первичной, так и вторичной, Айзенштадт рассматривает не умозрительно и абстрактно, а на основе осмысления богатого эмпирического материала по истории различных государств, вводя для этого еще один важнейший в его концепции термин - "исторические бюрократические империи"

("historical bureaucratic empire"). Вообще под империей ученый понимает политическую систему, окруженную обширной централизованной территорией, центр которой, неважно, персонифицирован ли он в лице императора или определенных

политических институтов, представляет из себя достаточно автономное образование²⁷. Во времена Рима образ империи отождествлялся с концентрированной властью и сильным центром, распространяющим свои прерогативы на довольно широкую территорию. В так называемое "предновое время" империя виделась как власть над различными территориальными объединениями, воспринявшими символы политической идентичности, которые нельзя абсолютно отождествлять с представлениями о национальном суверенитете. Речь шла скорее о существовании власти, которая признается на известном пространстве. В новое время понятие "империя" сблизилось с понятием "политическая система", через которую идет распространение власти на сообщества, порой даже не соприкасающиеся территориально, не вписанные жестко в единую структуру с общими символами и идентификацией. Свой краткий историографический экскурс Айзенштадт заканчивает признанием существования великого множества империй, от таких эфемерных образований, как держава Чингисхана, до колониальных держав

новейшего времени. Однако наиболее исчерпывающее представление поможет дать понятие "историческая бюрократическая империя"²⁸, именно эти государства оказались в центре его фундаментальной работы "Политические системы империй" (The Political Systems of Empires).

Внимательное прочтение данной монографии убеждает, что в рассматриваемом термине основной акцент сделан на определениях "историческая, бюрократическая", но не на существительном "империя", которое зачастую заменяется понятиями "общество" ("society"), "государство" ("polity"). Достаточно перечислить, какие страны относит Айзенштадт к "историческим бюрократическим империям". Это, в частности, Византия от перенесения в 330 году столицы в Константинополь до падения империи; Порта середины XV - конца XVIII вв., Австрия времен Марии Терезии и Иосифа II ; Пруссия при Фридрихе

Вильгельме и Фридрихе II , Франция от 1589 до 1789 гг., Англия, начиная с династии Тюдоров, через Стюартов, казнь короля, реставрацию династии в конце XVII века, "Славную революцию", вплоть до конца XVIII века и т.д. Всего в монографии Айзенштадта упомянуто в качестве исторических бюрократических империй 27 государств в различные периоды их существования. Замечу, что ученый сознательно не привлекает материалы XIX века. Для сравнения приведу примеры добюрократических "неимперских" обществ согласно концепции Айзенштадта - Греция при Перикле, монголы при Чингисхане, империя Каролингов, феодальная Европа X-XIII вв. и т.д. Россия 1682-1796 гг., то есть от Петра до Павла, также относится к разряду исторических бюрократических империй. Россия XVIII века по своему типу развития с точки зрения Айзенштадта ближе всего стоит к Пруссии этого же периода, разница заключается лишь в силе проявления того или иного признака и выражается в следующих ремарках автора - "до некоторой степени" или "еще более". Все данные о Российской империи крайне незначительны и, как правило, объединены с материалами по Пруссии. Айзенштадт концентрирует свое внимание на общих характеристиках политического режима, социального строя,

стратификации и деятельности правительства. Большая часть материала представлена не в тексте, а в сводных таблицах. Таким образом, исторические бюрократические империи, с точки зрения ученого, - это в первую очередь Рим, Византия и Европа периода абсолютизма; страны, якобы находящиеся на той или

иной стадии перехода от традиционного к модернизированному обществу²⁹.

Именно через сопоставление с традиционным и модернизированным обществом дает Айзенштадт определение исторической бюрократической империи. Во главе большинства империй, как и традиционных обществ, стоял монарх, власть которого была сакрализирована. Значительная часть населения находилась в состоянии политической пассивности, не имела права голоса и других элементарных гражданских прав³⁰. Однако в патримониальных и феодальных системах в отличие от империй нет четко выраженной централизации территории, тесно связаны и практически сливаются экономические, социальные и политические элиты³¹. С другой стороны, в исторических бюрократических империях и в модернизированных обществах унифицирована централизованная власть, а также идет напряженная политическая борьба между правящей верхушкой и различными элитами, которые

пытаются завоевать поддержку тех или иных групп общества³². В то же время модернизированное общество отличается более широким масштабом дифференцированной политической деятельности различных групп, объединенных, как правило, в организации и партии. Эти группы активно участвуют в формулировке политических целей общества, поскольку ослаблена традиционная наследственная преемственность власти руководителей и развит институт их подотчетности. Достижение власти и ведущих позиций в модернизированном обществе, в отличие от империи, становится предметом достаточно институализированного политического соревнования³³. Дальнейшая дифференциация политической системы империи ограничивается давлением традиционной системы символов, поддерживающих верховную власть, а также незначительными масштабами политической активности и самостоятельности населения.

Социологический анализ условий возникновения, развития и функционирования исторических бюрократических империй, а также процессов, обеспечивающих их существование, и обстоятельств, которые приводят к их падению, Айзенштадт дал через исследование "политических систем" этих империй. С точки зрения ученого, изучение политической системы и ее взаимоотношений с другими сферами общества, в первую очередь экономической и культурной, является наиболее надежным социологическим методом познания. Важно понять, с помощью каких механизмов экономическая сфера подпитывает политическую систему людскими ресурсами, деньгами, сырьем и прочими материальными источниками, и как в свою очередь культурная - легитимирует и поддерживает существующий политический режим.

Институализацию политических систем исторических бюрократических империй определяют следующие необходимые условия:

1. стремление политической элиты, носительницы новых символов и новых более перспективных политических идей и возможностей, воплотить конкретные собственные автономные цели; взаимодействие этой элиты и широких слоев общества;

2. определенный уровень дифференциации, который достигло общество в предшествующий период развития, что должно обеспечить формирующуюся политическую систему свободно перемещающимися ресурсами³⁴.

Существование в период становления политической системы исторической бюрократической империи как дифференцированных, так и мощных традиционных ориентаций ставит политическую элиту в зависимость от поддержки сил и той и другой направленности.

Несмотря на огромную вариативность исторических, экологических и культурных предпосылок, возникновение империй всегда связано с инициативой правителей - императора, короля, представителей господствующей элиты³⁵. Подобные силы появляются с поразительной закономерностью во время смут, восстаний, беспокойств, ослабления власти существующей политической системы. Обычно их цель - восстановление мира и спокойствия, но не старого порядка, хотя из пропагандистских соображений иногда и выдвигаются лозунги возвращения к прошлому. Айзенштадт подробно останавливается на различных типах "самоманифестации" правительства и влиянии официозной идеологии на политическое развитие империи. Провозглашение status quo обычно свидетельствует о стремлении власти после достигнутых успехов перейти к стабилизации режима, отказавшись на время от завоевательных кампаний и наступательной политики. Жесткая сильная оппозиция и поиск союзников порой заставляют правительство использовать в качестве политических лозунгов традиционные символы и ценности общества. Имперская власть при Петре I, как указывает исследователь, была практически независима от традиции при формулировке своих политических целей и не использовала идеалы прошлого для легитимации провозглашаемых лозунгов. Подобная тактика возбудила оппозиционные настроения среди бывшей аристократии и повысила политические амбиции низших слоев, особенно крестьянства. Вторая четверть XVIII столетия и особенно царствование Екатерины II принесло некоторую стабилизацию, что в частности сказалось на тактике "самоманифестации" правительства, независимой уже в "рамках традиции".

Усилия власти "исторической бюрократической империи" направлены на установление более централизованного, унифицированного режима, при котором она сможет монополизировать в своих руках принятие политических решений и

выдвижение политических целей, сможет добиться изоляции аристократических оппозиционных группировок и некоторых наиболее традиционно настроенных городских и культурных элит, видящих угрозу в новой деятельности правительства. Для осуществления поставленных целей правительству необходимы

союзники. Айзенштадт разделяет их на две группы - активные, как правило экономически мощные, образованные, высоко профессиональные городские круги, по происхождению и по социальным интересам, противостоящие аристократии и

традиционным слоям, и пассивные - крестьянство и низшие группы городского населения. Поддержка союзников может быть реализована правительством через конкретные социальные институты, именно поэтому власть стремится поставить под

контроль бюджет и сконцентрировать в своих руках ключевые позиции в административном аппарате, изолировав насколько возможно бюрократию от влияния аристократических и традиционалистских оппозиционных группировок. Однако

правительство не может позволить себе ослабить влияние на союзников и сформированную им самим бюрократию, а потому стремится как максимально лимитировать независимость этих сил, так и поставить под свой контроль все население.

При наиболее благоприятном для власти стечении обстоятельств она сосредотачивает в своих руках содержание и распределение престижа и тем самым ограничивает рост самосознания различных страт. Те или иные препятствия для

реализации данного варианта заставляют правительство пойти на прямую изоляцию влиятельных и оппозиционных сил, опираясь при этом на средние и низшие страты, которые порой оказываются в непосредственной зависимости от власти. Правительство в данной ситуации стремится выступать в качестве арбитра в спорах между различными социальными единицами³⁶. Так в Пруссии и России XVIII века, по мнению Айзенштадта, правительству удалось жестко регламентировать жизнь низших страт при сохранении контроля над более привилегированными группами.

Обусловленная спецификой развития той или иной исторической бюрократической империи социально-статусная политика власти оказывает в свою очередь влияние на иерархическую структуру общества. В абсолютистской Европе существовало огромное количество юридических дефиниций, различающихся по степени привилегированности и статусу, особенно среди страт, находящихся на вершине социальной иерархии: среди аристократии, нобилитета, высоко профессиональных групп. С другой стороны, наблюдалась значительная мобильность между высшими стратами, гарантированная пожалованиями короля и возможностями брачных союзов. Наиболее могущественные поднимающиеся группы, в первую очередь буржуазия, стремились к разрушению большинства юридических ограничений и формированию новых центров власти и новых социальных групп вне законодательно установленной жесткой социальной арматуры. Наиболее гибкая система стратификации сложилась в Англии. Напротив, в России и до некоторой степени в Пруссии многие страты - аристократы, купцы, крестьяне, еще имели много отличий в юридических позициях, объеме предоставленных властью привилегий. Русские крестьяне с XVII века были прикреплены к земле, а дворянство вплоть до середины XVIII века несло обязательную служебную повинность.

Материалы таблиц, которыми снабжена монография Айзенштадта "Политические системы империй", свидетельствуют, что ученый относит Россию XVIII века к стране со средним уровнем дифференциации социальной структуры, углубившейся во время царствования Екатерины II. При этом автор выделяет политическую, правовую, стратификационную дифференциацию, а также дифференциацию в экономической сфере. Как и повсюду в Европе российское дворянство имело наиболее сложную социальную структуру в отличие от городского населения и особенно крестьянства, охарактеризованную по таким параметрам как - разнообразие ресурсов группы, подвиды экономической деятельности, степень участия в тех или иных представительствах, спектр религиозных ориентаций и т.п. Показательно, что профессиональные группы (юристы, военные, интеллигенция) были в значительной степени поглощены статусными. Кроме того, в России было лимитировано развитие свободно перемещающихся источников, предельно ограничена мобильность населения, а в политической борьбе принимала участие только бюрократия и верхушка общества.

В России, а также, по мнению Айзенштадта, до некоторой степени в Пруссии и Австрии, бюрократия была жестко вписана в иерархическую структуру и отождествляла свои интересы с интересами правительства. Аппарат пытался приостановить развитие социальной дифференциации, не допустить низшие и

средние страты к участию в политической жизни, что неизбежно приводило к истощению свободных источников и отчуждению населения от институтов власти.

Существование традиционного и дифференцированного начала в империи создает постоянный источник напряженности, которая с особой силой проявляется именно в сфере стратификации. Новые символы и идеи, как правило, отторгаются аристократией, которая в свою очередь оказывает сильное воздействие на некоторые средние и низшие слои общества. Это заставляет правительство ограничивать влияние оппозиции путем создания новых статусных групп через перераспределение бюджета, финансовую политику и введения неаристократического элемента в систему государственной службы. Однако нередко сформированная подобным образом бюрократия выходит из-под жесткого контроля власти и сама превращается в некую относительно самостоятельную силу, окостеневшую структуру с паразитической ролью в экономической сфере. Подобная ситуация может привести к внутреннему кризису, восстанию и неотвратимой

необходимости глубоких изменений. В такой ситуации правительство вынуждено выдвигать цели, требующие больших материальных и людских ресурсов, что подрывает альянс между властью и поддерживающими ее группами³⁷.

Задачи правительства в экономической области связаны с мобилизацией источников для осуществления собственных целей, обеспечением постоянного контроля над этими источниками и эффективным использованием экономических рычагов, поддерживающих политическое главенство над различными группами

населения. Пути решения данных задач неоднозначны. Власть может пойти на непосредственное рекрутирование труда, а может действовать и через налоговую систему и другие более тонкие финансовые меры. С точки зрения Айзенштадта, Россия и Пруссия относятся к обществам с ограниченной экономической дифференциацией и лимитированной мобильностью трудовых ресурсов, что заставило правительство, в конечном счете, прикрепить крестьян к земле³⁸.

Проблема генерализации и усиления власти является, с точки зрения Айзенштадта, важнейшей для понимания функционирования политической системы исторической бюрократической империи. Особенно актуален анализ условий ограничения тенденций автономизации власти. С этой целью Айзенштадт определяет ситуации, при которых политическая система империи развивается беспрепятственно. Первый вариант может быть назван просто "непроизвольной политической властью", что проявляется в свободе действий лидера и его

потенциальной возможности стать "самодержцем". Другой путь генерализации власти осуществляется через мобилизацию и подчинение всех возможных ресурсов общества. Однако любой произвол лидеров ограничивается как неизбежным лимитированием спектра доступных им источников, так и традиционными культурно-историческими ориентациями, господствующими в сфере общественного мнения, которые власть не может полностью игнорировать. Oт той или иной модели ограничения генерализации власти зависит в целом модель развития и трансформации исторической бюрократической империи³⁹.

Итак, исторические бюрократические империи признаются Айзенштадтом как переходные общества от традиционализма к модернизации. Подобный взгляд объясняет тезис об особой зависимости империй как от традиционных, фиксированных, так и от свободно перемещающихся, дифференцированных ресурсов.

Сложнейшие механизмы рекрутирования и воспроизводства этих ресурсов являются одновременно факторами устойчивости и уязвимости имперских систем. Детальное исследование механизмов первичной и вторичной модернизации направленo именно

на анализ различных вариантов кризисных состояний империй.

Западная Европа - регион "первичной модернизации"

К странам первичной модернизации, как уже отмечалось, Айзенштадт относит в основном регион Западной Европы, характеристику социально-политического развития которого он начинает с анализа отношений "центр-периферия". Специфику

западной цивилизации социолог высвечивает через сравнительное исследование средневековой Европы и Византии. Тип европейского плюрализма принципиально отличался от плюрализма в Византийской империи. Так называемый "византийский

плюрализм" означал относительно стройную иерархию общества, в котором различные социальные группы и категории населения выполняли различные предписанные им социальные функции. При более высоком, чем в средневековой Европе, уровне экономического развития социально-политическая структура была

жестко организована и унифицирована. Подобная специфика структуры общества обусловила активность социальных страт и интенсивную политическую борьбу между ними.

Плюрализм, получивший развитие в средневековой Европе, Айзенштадт называет "структурным плюрализмом". Можно выделить его отличительные черты:

- разнообразие социальных образований, возникших в результате множественности экологических ситуаций на сравнительно небольшой территории;

- низкий, по сравнению с Византией, уровень развития социальной дифференциации общества;

- подвижность непрестанно изменяющихся границ между различными группами, слоями, стратами и постоянное возникновение новых относительно автономных общественных союзов, гибкая реогранизация политических центров;

- отсутствие как такового разделения труда между различными социальными образованиями, скорее непрерывно идущая между ними борьба за место в социокультурном порядке.

Европейскую цивилизацию отличает не столько множественность центров, сколько их структура, характер и особенности взаимоотношений. Речь идет в первую очередь о религиозной и политической сферах. Каждый из центров устанавливал свою автономию, свою социальную нишу, признавая на определенном этапе развития власть другого центра, соответственно религиозную или политическую.

Отношения "центр-периферия" отличались в Западной Европе сложным взаимосочетанием характеристик, унаследованных от социально-политической традиции периода, предшествующего модернизации. Эта традиция представляла из себя переплетение черт имперского и феодального обществ, а также

города-государства.(В данном контексте с понятием "феодальный" Айзенштадт сближает понятие "раздробленный").

В обществах этого региона сохранились притязания, связанные с имперским прошлым, важнейшими из которых была заявка на идеологическую и, до некоторой степени, организационную исключительность центра, а также масштабная

действенная концепция политического порядка, тоже имеющая отношение к культурным истокам имперской традиции⁴⁰. Более того, любая группа, достигнувшая контроля над некоторыми ресурсами, необходимыми для политического и культурного развития центра, могла претендовать на легальный и автономный

доступ к центру. Имперские амбиции были соединены с феодальной

децентрализацией, многочисленностью политических, культурных, экономических центров и подцентров, включенных в систему гибкой иерархии, ни один из которых, не имел очевидного преобладания. Данные центры не были сепаратными,

они характеризовались сложными структурными взаимосвязями. От

города-государства Европа унаследовала мощно выраженную у населения ориентацию на активную политическую деятельность.

Центр и периферия западноевропейских обществ имели обязательства перед единой идеальной целью. И при абсолютистских, и при сословно-представительных режимах, правительства особое внимание уделяли культивированию общепризнанных идеологических и политических символов имеющих значение для различных достаточно независимых групп. Таким образом, для стран Западной Европы была характерна высокая степень взаимопроникновения центра и периферии и

посягательств периферии на власть и прерогативы центра⁴¹.

Множественность центров в европейских обществах , перешедшая из средневековья в раннее новое время, препятствовала возникновению жесткой кастовой структуры, хотя тенденции к этому имелись достаточно сильные. Каждое

относительно автономное социальное образование, как то - церковь, суд, социальные страты, имело свой масштаб развития, вписанный в общие реалии периода и региона. В результате возникла тенденция к формированию сложной статусно-иерархической структуры⁴². Индивид, который занимал высокое

положение в одной иерархической системе, мог оказаться внизу другой. Подобный феномен социологи назвали с т а т у с н ы м н е с о о т в е т с т в и е м. Различия между свободными и зависимыми группами в обществе, следовательно, были очень слабыми.

Происходили постоянные метаморфозы социального состава классовых, этнических, религиозных, политических элит при практическом пересечении их границ. Множественность культурных и "функциональных" элит (экономических или профессиональных) с относительно высокой автономией создавала довольно сильные

горизонтальными связями и тесные отношения с более широкими и менее четко определенными социальными образованиями. Существовала сильная тенденция к относительно монолитному классовому сознанию и классовой организации, особенно в среде высших страт. Высокий уровень статусной самоидентификации и осознания классовых интересов среди различных по роду социальной деятельности, роли, положению групп наиболее отчетливо проявился в сословно-представительной и парламентской системе, при которой каждой группе была предоставлена возможность участия в политической жизни центра лишь на основе того, что эта группа осознала себя как какое-то особое замкнутое образование. Определенный уровень развития социального, общегосударственного самосознания, характеризовался представлениями о социальной структуре общества, этнической, религиозной и географической значимости различных групп, а также высоким уровнем осознания классовых интересов и противоречий. При этом многие группы обладали в равной мере и развитым сословным самосознанием, и ощутимой политической активностью.

Мобильность европейского общества на семейном и этническом уровне видится более соревнованием, чем попечительством, хотя последнее также присутствовало в рассматриваемом процессе. Метаморфозы социальной структуры были связаны также с образованием новых социальных позиций и новых статусных систем. Яркой иллюстрацией данного феномена является развитие городов, начавшееся задолго до эры абсолютизма. Принципиально новый узел контактов между различными группами и стратами завязался, именно здесь, на базе средневекового города, который стал эпицентром развития новых форм политического и социального сознания.

Социально-статусная структура обществ "позднесредневекой" Европы и Европы раннего нового времени отличалась также непрекращающимися автономными попытками различных страт достигнуть центра, разделить с правящей верхушкой власть, изменить ее характер, и более того - свести к минимуму сам принцип иерархии, как противоречащий равенству возможностей в достижении центра⁴³.

Подобная специфика развития стран Европейского региона обусловила с точки зрения Айзенштадта и особую модель социальных изменений, вызревающих в недрах институтов и структур данной цивилизации. Переход к новой "модернизированной" Европе сопровождался движениями социополитического протеста, идеология которых была порождена чрезвычайным разнообразием западных традиций, многочисленными более поздними философскими школами, антиортодроксальными общественными теориями, сформулированными впервые во

время революций⁴⁴. Идеология протеста сводилась к трем основным положениям:

1. Принципы социального порядка и права, легитимного положения центра в общем и правящих групп, в частности, сформулированные в системе нетрадиционных ценностей, предполагающих более широкое участие социальных страт в разделении полномочий с этими руководящими органами и до известной степени участие в создании их.

2. Поиск новых общественных символов, объединяющих в своем значении самые общие универсальные ориентации и восходящих к европейской традиции, модернизации, сугубо национальной идее, которые бы способствовали идентификации на групповом и личностном уровне.

3. Стремление достичь гармонию между творческим началом, индивидуальным достоинством и межличностными отношениями, с одной стороны, и многообразными общественными структурами - с другой. Преодоление так называемого "отчуждения", т.е. потери индивидуализированного начала труда⁴⁵.

Особое влияние на формулировку данных положений оказала Протестантская этика и, позднее, философия Просвещения. Идеология экономической деятельности стала важнейшей частью развития цивилизации и модернизации всех сфер ее жизни.

Протестантская этика предполагала освящение труда в области экономики, который и гарантировал желаемое спасение; особую ценность личности созидателя; поощрение развития науки и техники⁴⁶.

Таким образом, на первых этапах модернизации большинство движений социального протеста было направлено на:

- расширение сферы и уравнение прав участия в деятельности различных центров и увеличение каналов доступа к ним,

- изменение социального и культурного содержания этой деятельности,

- решение через политику центра проблем, порождаемых индустриализацией в целом, и начальным развитием капиталистической системы, в частности.

Эти движения протеста концентрировались вокруг национальных государств и определенных групп в обществе. Формирование новых центров и возникновение новых движений протеста сопровождалось постоянной борьбой, кризисами,

столкновением либерализма и тоталитаризма⁴⁷.

Активизация подобных моделей изменений в обществе стимулировалась явной склонностью вторичных элит, достаточно близких к центру, к религиозной неортодоксальности и политическим нововведениям; и как следствие, стремлением

этих элит и более широких социальных страт к изменениям в области экономики, культуры, образования. Кроме того, переход к модернизированному обществу ускорялся неизменной конкуренцией между различными социальными группами и

элитами за участие в структурировании центра⁴⁸.

Особенностью европейских революций в структурном и организационном плане стала тесная связь между неортодоксальными религиозными движениями, восстаниями, политической борьбой в центре и созданием новых социальных

институтов. Эта связь была значительно более тесная, чем в имперских или имперско-феодальных системах в общем и в "средневековой" или "традиционной" Европе в частности. Эти революции были осуществлены многочисленными группами первичных и вторичных экономических и политических элит. В результате со всей очевидностью прослеживается склонность данных революционных движений к соединению протеста с относительно реалистичной ориентацией на создание новых социальных институтов⁴⁹.

Специфика развития средневековой Западной Европы и особенности движений протеста раннего нового времени породили уникальную цивилизацию, которую Айзенштадт определяет как цивилизацию "первичной модернизации". Ученый выделяет следующие характеристики данного общества:

1. Возрастание структурной дифференциации и специализации, развитие экономического рынка и формирование промышленного уклада, относительно открытая система стратификации и мобильности, централизованная политическая система с сильным элементом бюрократизации⁵⁰.

2. Революционный приход нового времени обусловил глубинное изменение самих центров социального и культурного порядка, степень участия в них широких слоев населения. В постреволюционной Европе были подорваны характерные для

"традиционного" общества отношения между центром и всем социальным организмом. Противоречия между мощно вторгающейся периферией в структуры центра усилились вместе с облегчением доступа к центру вплоть до ликвидации различий между центром и периферией⁵¹.

3. Большинство социальных и политических элит и сами государства новоевропейского времени с одной стороны, и "общество" - с другой, возникли как автономные образования или сущности, находящиеся в непрестанной борьбе за образование и кристаллизацию политических и культурных центров, доступ к ним и причастность к персонифицированным ими символам и атрибутам⁵².

4. Нарастала тенденция к секуляризации символов центра и неприятия существующей культурной традиции. Все большее количество социальных групп начинают критиковать самые основы социального порядка и включаются в создание новой культурной традиции, что делало критику более результативной. Идеалы

постреволюционной Европы были устремлены в будущее, а не в прошлое. Это подпитывало уверенность в возможность изменения социокультурного порядка и создания общества на основах универсализма и равенства через разумную человеческую деятельность. Эта ориентация обусловила взрыв в развитии научного и технического знания, призванного преобразовать социокультурный порядок и создать новую внешнюю и внутреннюю среду обитания человека. Европейская цивилизация Нового времени изначально была устремлена к созданию "рациональной" культуры, интенсивной экономики, гражданского общества и национальных государств, основанных на свободе участия в формировании и функционировании социально-политического устройства⁵³.

Таким образом, трансформация исторических бюрократических империй Западной Европы может рассматриваться как модель развития государств с достаточно дифференцированной социальной системой, где экономическая деятельность приобрела особую ценность, доминируют универсальные общечеловеческие ориентации и группы с подобными ориентациями определяют общественный престиж⁵⁴. Преобразование традиционных структур в этих странах "первичной модернизации" неизбежно сопровождалось противоречиями между господствующими и более дифференцированными элементами, которые разрешались в пользу последних, препятствуя тем самым генерализации политической власти⁵⁵. Автономное "произвольное" управление лимитировалось именно углубляющейся социальной дифференциацией, развитием свободно перемещающихся ресурсов и честолюбивыми амбициями различных социальных групп и страт общества. В странах

"первичной модернизации" в силу активных социальных контактов внутри дифференцированной структуры общества противостояние политической системы и так называемых "ведомых" групп разряжалось через нивелировку правительства и социальных слоев, не имеющих доступа к власти. При этом развивались такие

политические институты, которые облегчали слияние притязаний различных групп, с одной стороны, и целей правительства - с другой⁵⁶.

Blog

Е. Н. Зарубежная социология и российская история