Эволюция идеи государства в западной и российской социально-философской мысли: сопоставительный анализ
| Вид материала | Диссертация |
- Н. А. Бердяева в контексте отечественной и западной философской мысли Специальность, 405.14kb.
- Лекция Ключевые идеи и проблемы средневековой философии, 159.78kb.
- Задача курса студент должен знать основную проблематику философии и осознанно ориентироваться, 539.28kb.
- Закономерности возникновения государства, 626kb.
- Лекции (18 ч.), 167.34kb.
- Д. С. Жуков Политическая концепция М. Вебера, 100.65kb.
- Юридический архив, 388.52kb.
- Сопоставительный анализ фразеологических единиц антропоцентрической направленности, 859.96kb.
- М. В. Ломоносова Факультет политологии Кафедра истории и теории политики Т. А. Штукина, 292.76kb.
- Д. С. Юровских Научный Е. В. Юровских Шадринский государственный педагогический институт,, 99.16kb.
В первом параграфе – «Идея единства и целостности государства» -доказывается, что проблема формирования консолидированной общности пронизывает всю политическую и идейную историю страны. Имея корнями особенности исторического устройства в форме уделов, которые представляли полностью самостоятельные и разобщенные между собой образования, задача объединения для России искони являлась наипервейшей и наиглавнейшей. Российская удельность в отличие от европейского феодализма не имела под собой никаких прочных духовных интегративных основ. В Европе такими связующими нитями, пронизывающими раздробленные части, были мощный фундамент христианизации, наследие римского права, римских учреждений и рационализм классического мира. Именно они стали идейно-духовным фундаментом европейского единства и сохранили до сих пор свою непреходящую физическую крепость.
В России первое из указанных условий было крайне слабо по сравнению с европейским – православие никогда не имело той политической силы, какую католицизм имел в Европе. Второе - широкая правовая инфраструктура - отсутствовало вовсе. Таким образом, направленность усилий на созидание идейно-духовной, а в некоторые периоды и на восстановление физической общности сформировали главную задачу и цель российской государственности. Ведущей мировоззренческой установкой стала собирательная задачи государства, как главная доминанта российской государственности. Она составила стержневую тему размышлений российских философов самых разных идеологических ориентаций от либералов до консерваторов. Разнилась только концептуальная основа таких построений.
Славянофилы мыслили искомую слитность на основе возрождения и развития начал православной культуры, а также как преодоление того культурного разрыва, который возник в послепетровском российском обществе между его высшей европеизированной частью и остальным народом. Фактически они выдвигали идею выработки единого национального самосознания, органической консолидации социальных элементов снизу, на демократической основе, и потому особо предостерегали от отождествления своих предложений с какой-либо централизацией.
«Центристскую» точку зрения на государство в российской теоретической панораме, в определенной мере, представляют взгляды Вл.Соловьева. Для него государство есть организм, который решает определенную «задачу собирательной жизни» известного народа. Западноевропейская идея подчеркивает относительный характер государства. Собирательная задача в европейской модели отходит на второй план. Сам латинский корень status, от которого произошли современные названия государств в европейских языках, в переводе означает «состояние». Исторически государство в Европе складывалось как результирующая противоборства разнонаправленных, но равных по силе социально-политических факторов. Сначала это была борьба двух независимых сил – светской и духовной власти. Позднее возникло противостояние равнозначных претендентов на власть: короля, духовенства, феодалов и городских общин. В Новое время государство предстало как итог борьбы классов и партийных интересов. Смысл европейского государства, таким образом, определялся необходимостью примирения сторон или предупреждения конфликта, что нашло выражение в идее общественного договора. Логическим ее продолжением явилась модель правового государства, ибо право призвано найти новый вариант социального равновесия – равновесие частной свободы и общего блага. В отличие от европейской византийская политическая традиция признает в государстве «сверхправовое, сверхсоциальное начало», которое стремится соответствовать высшей правде. Сущностью российского развития, наследующего этот подход, становится объединительное, собирательное начало, которое в контексте соловьевского универсализма из внутренней цели российского государства перерастает в цель собирательной всемирной духовности.
Либеральный взгляд на государство в российской политической философии концептуально наиболее полно реализован представителями «умеренного», или «охранительного» либерализма. Соединение двух тезисов (либерального и консервативного) в единой доктрине было обусловлено спецификой российской ситуации. Либерализм только начинал утверждаться в качестве традиции на русской почве, и потому консерватизм, один, способный учесть особые условия русской государственности, выступал важнейшим тактическим средством ее реализации в действительности. Отсюда возникали такие понятия, как «правовая монархия» Б.Чичерина, «самодержавная республика» К.Кавелина, идеи «соборного либерализма» С.Франка. Все они полагали выработку единого национального самосознания возможной в рамках подчинения единой воле на основе закона. Однако для них он воплощал не договорные начала западной конфликтологии, а высшие нравственные духовные интенции человеческого существования.
Неолибералы акцентировали, соответственно, интегративную роль «правового государства», базируясь на идеях солидарности и «достойного человеческого существования», которые выходили далеко за пределы формально-юридического понимания идеи права западноевропейских теорий.
Фундаментальной скрепой российской государственности евразийцы считали геополитическую идею преодоления и усвоения русским народом евразийского пространства, задачу осуществления и осознания великого культурно-материкового синтеза и уравновешивания двух культурно-исторических векторов развития - западного и восточного.
Императивность объединительной логики российской государственности доказал исторический факт эволюции российского радикализма в его социалистической версии. Марксистско-ленинская теория выступила на политическую арену с идеей раскола. Классовый раскол – высшая форма социального раскола, ибо он заявляется как непримиримый и естественно-исторически закономерно «предустановленный». Парадоксально, но, как показала действительность, исходя именно из этой теории, для России был вновь предложен объединяющий проект. Преодолеть раскол классов предлагалось благодаря «идее пролетариата», с которым в идеале – физически, или хотя бы духовно, должно было слиться все общество. Несмотря на радикализм революции, раскол, оказался переходным состоянием к новому торжеству замысла консолидации.
Во втором параграфе – «Нравственная идея как высшая задача государства» - показывается, что вторым концептуальным предпочтением российской социально-политической традиции являлся тезис «нравственного начала» как исходной точки и конечной цели, как истинного глубинного смысла государственности. Все проекты российской государственности, начиная с эпохи Ивана Грозного и кончая современным демократическим (по крайней мере, в ожиданиях общественного сознания), формулировались как нравственная максима. Отсутствие в России европейских идеологических компонентов интеграции исторически компенсировалось возвышением нравственно-духовного акцента государственности. Последний представляет собой часть исполнения «собирательной» задачи, но только в психо-ментальном плане.
«Панморализм», характерный для российской социальной философии в целом, в отношении государства, трансформировался в сакрализацию государственности общественным сознанием, которая создавала основу духовно-нравственной легитимации власти и, одновременно, предъявляла к ней повышенные требования исполнения государственного долга и ответственности за благо народа.
Лейтмотивом нравственной задачи государства стала сентенция «истина обязывает», которая требует строгого соблюдения идейных заветов и соответствия словесного исповедания истины неотступному исполнению на деле декларируемых идеальных намерений. Трагизм отречения от характера нравственного посыла избранной формы государственности не раз проявлял себя в истории России. В свое время Иван IV ясно осознавал современную для его времени нравственную государственную идею – монархическую, однако его деяния доказывают, что он отверг им же самим сформулированные этические постулаты. Дальнейшая история отступления от нравственного обязательства государственности говорит сама за себя. Противоречие между словесным исповеданием истины и ее отрицанием в действительности погубило в более поздние эпохи монархическую государственность Романовых, и далее – сталинский и пост-сталинский советский социализм. В романовский период служение благу народа обернулось затянувшимся крепостническим рабством; духовное пастырство православия в большинстве своем - неправедностью, корыстолюбием и властолюбием священства; воспитательная роль общественной элиты – замкнутостью и отрывом высшего общества от народной массы; хозяйственная функция земского дворянства – равнодушием, отстранением и незнанием экономической жизни общества.
Зрелый советский социализм памятен полным вырождением социалистической идеи. Заявленные коммунистические идеалы народовластия и демократизма обернулись господством и своекорыстием номенклатурной бюрократии; формализмом экономической отчетности; застоем политического развития и экономических преобразований; ограничением прав человека. То же происходит и ныне с «демократическим идеалом», который на деле выродился в господство финансовой олигархии, монополизацию, бюрократизацию и обнищание всей страны. Таково совершенно неудовлетворительное исполнение нравственной идеи государственности в нашем конкретном историческом контексте, что является лишним напоминанием о незавершенности «собирательной» задачи государственности не только в материальном, физическом, территориальном, но и в культурно-духовном плане.
Различное преломление нравственной коннотации государственности в российской социально-философской мысли позволяет увидеть ее аспекты, соответствующие многоликости представленных мировоззрений. Идея «нравственного начала» в построении государственности особенно ярко проявляется в учении славянофилов. Они более, чем кто-либо, проникли в культурные психоментальные элементы российской специфичности. Именно они соединили внешне антагонистичные принципы демократического народного начала с идеями сакрализации государства и построения могучего государственного тела. Они теоретически сконструировали государственный принцип как принцип высшего нравственного порядка, требуя прежде всего от правителей следовать нравственному закону и полагая народ потенциальным бессознательным носителем и охранителем высшей нравственной правды.
Смысл этически предустановленной ориентации государства присутствовал и в течениях русского либерализма. Они видели в нем сакральную ценность, высшую природу, вбирающую в себя человеческое существование. Предвосхищая современную аналитику позитивно-нравственных оснований имперского импульса, Струве высказывал мысль о том, что государство бывает наиболее успешно тогда, когда ему удается полноценно реализовать формулу оптимального сочетания либерализма во внутренней политике со стремлением к могуществу во внешней. Ибо государство только тогда морально и ценностно привлекательно для своих граждан, когда оно несет в себе большой прогрессивный цивилизационный импульс, воспламеняющий сердца соотечественников гордостью за свою страну. Энергетическая воронка государственного могущества втягивает в себя воли и силы индивидов, наполняет смыслом их социальное существование. Логика государственной мощи, полагал он, означает, что не внешняя политика зависит от внутренней, т.е. не факт крепкой и устроенной социальности способствует успешности внешней политики. Наоборот, телеология внешней политики, нацеленность государства на могущество поднимают дух, сплачивают общество, дают ему жизненные силы и смысл. Представленная в таком виде интерпретация нравственной задачи и нравственной ценности государства оказывается теснейшим образом связана с идеей служения как средства осуществления нравственной идеи.
Нравственная идея, присутствующая в концепции российских «новых либералов», напротив, акцентирует внутригосударственную составляющую. Полнее всего она выражена в концепте, сформулированном как «право на достойное человеческое существование», которое привело их к формуле «правового социалистического государства», предвосхитив развитие теории демократического государства в направлении создания «социального государства» в европейских странах. В российских неолиберальных кругах предпочтительное распространение получила интерпретация права не столько как порождения силы, сколько понимание права как выражения справедливости и свободы. Это привело к тому, что сам закон стал рассматриваться не только с социально-политической, но намного более – с духовно-культурной, нравственной точки зрения. Несколько иначе видели главную нравственную миссию российского государства представители евразийства. По их мнению, она состоит в том, чтобы способствовать осознанию самобытной индивидуальности народа, населяющего Россию-Евразию. Они настаивали на том, что нравственную задачу самоидентификации следует отделять от превратного стремления к государственной самостоятельности, когда оно продиктовано не желанием быть «самим собой», а карикатурным и уродливым копированием жизни «передовых» народов.
В третьем параграфе – «Идея служения как средство реализации нравственной задачи государства» - диссертант указывает на идеалообразующий смысл, присущий российской интерпретации служения. Речь идет фактически о функциональности социальной иерархии, когда каждый слой, каждое учреждение, каждое на своем месте превращается в «служилый элемент» общего целого. Высшая инстанция политической власти вдохновляется служением благу нации в совокупности, выполняя функцию арбитража между различными слоями общества, функцию ограничения конфликтности общества. Чиновничий слой, интеллигенция также рассматриваются как органические вспомогательные звенья в сфере обустройства экономической, хозяйственной, административной, интеллектуальной деятельности социума. В концепте «служения», специфическом для российской политической философии, с особой наглядностью проявились этические мотивы обоснования государственности.
Славянофилам принадлежит совершенно демократическое, по нашим современным меркам, толкование служения, исполнение которого распространяется на первое лицо государства. Власть при этом воспринимается не как право, а как обязанность. Для представителей либеральной мысли «охранительного» направления категория служения призвана опосредовать отношения индивидуального и государственного начал через категорию долга. По их мнению, в посвящении себя делу и идеалу общего блага личность реализует свое высшее предназначение. Они акцентируют ответственность власти и особенно интеллигенции за правовое воспитание общества в новых для России условиях свободы и самоуправления. Добровольное и свободное служение государству, согласно воззрениям Б.Н.Чичерина, есть высшая форма человеческой свободы – политической свободы.
Идея служения как высшая духовно-нравственная задача, которой держится государство, глубоко продумана И.А. Ильиным. Служение как высшая ценность политической жизни выводится им из глубинно-психологического, душевного и духовного строя человеческой личности, в которой живет иррациональное государственно-политическое настроение. Согласно концепции И.А.Ильина, служение для гражданина – это добровольное самообязывание, которое вытекает из его здорового патриотического чувства любви к родине. Оно выражается, в частности, в сознании глубочайшей ответственности главы государства, который ощущает себя призванным для исполнения «высшего задания государства». Очевидно, что такая интерпретация делает из власти не орудие, не средство, а ценность, что выражает устойчивую тенденцию русской политической мысли к этической интерпретации государственности и ее основных параметров.
Интерпретация служения в евразийских теориях своеобразно представлена в концепции Н.Н. Алексеева, который формулирует русскую государственную идею как идею «гарантийного государства» Человек в нем, осуществляя роль, заданную целым, служит ему, имея перспективу соучастия в этом целом, черпая в таком служении смысл и душевный покой. Причем, первым, кто в таком государстве чувствует бремя онтологического служения, является верховный правитель. Евразийцы выдвигают принцип «демотической власти», которая есть особая форма служения народу, ибо призвана уловить и отразить его сущностные устремления.
В четвертом параграфе – «Идея сильной власти как способ реализации целостности и нравственной задачи государства» - диссертант рассматривает утверждение российских философов о том, что укрепление национального тела в условиях России осуществимо только посредством крепкой организации, т.е. сильного государства.
Во внутреннем плане положить предел как физической стороне распада государственности – дроблению ее на феодальные уделы, так и моральной – извращению организационной функции управления («вотчинному» характеру властвования и вырождению управленческой функции в «начальствование»), по мнению большинства исследователей, могла только сила, стоящая над обществом, физически и морально от него независимая. Историческое отсутствие четко очерченных общественных групп в российском обществе не могло привести к созданию государства в европейском смысле этого слова – как равновесия самостоятельных, равноправных и равносильных элементов (т.е. государства как status). Сама этимология российского слова «государство=господство» в первоначальном своем значении указывает на домовладыку. Единодержавная подоплека российской государственности проявилась даже в исторических установлениях, прославленных как прообразы демократических. Известно, что новгородцы (представители российского «народоправства») называли свое государство «господин Великий Новгород», олицетворяя его тем самым в образе могущественного монарха.
Идея сильного государства, несмотря на озабоченность защитой «народного начала», присутствует в идеологии славянофилов, что неудивительно, поскольку сами их воззрения замешаны на мировоззренческих постулатах Шеллинга и Гегеля о всемирно-историческом призвании великих народов. В славянофильской концепции особо акцентируется патерналистская функция власти и государства. Однако те же славянофилы были и первыми истинными и истовыми русскими демократами, ибо силу России видели не только в «силе власти», но главное – в воздействии на нее народа. (Знаменитая аксаковская формула: «царю – вся полнота власти, народу – вся полнота мнения»). Концепция славянофилов делает совершенно очевидным реальную совместимость идеи сильной власти с демократическим фундаментом государства – проблема, которая как никогда актуальна в сегодняшней России.
Обращение к идее сильной власти в специфических условиях России свойственно и для либеральной традиции. Специфика российского общественного сознания, по признанию ведущих русских либеральных мыслителей, состояла в том, что право никогда не воспринималось как ценность. В отличие от западноевропейской концепции либерализма, в которой права человека довлеют над обществом, власть имеет конвенциональный характер, а государство равноценно товариществу с ограниченной ответственностью, власть и государство в российском контексте приобретают сакральное значение сверхценности. Изменения в таком обществе, по мысли Б.Н.Чичерина, возможны только под лозунгом «либеральные меры и сильная власть». Рассуждая о принципе сильной власти в России, Чичерин, в то же время, понимал ее функцию как вспомогательного средства для реализации главной цели – создания в России крепкого гражданского строя как фундамента для строя политического – правового государства. Приоритет в трактовке властного влияния он отдает «духовному элементу», тому нравственному авторитету власти, который привлекает к правительству доверие и уважение народа. Государство в его понимании есть высшая форма организации, своеобразный «страховой полис» нации. Необходимость сохранения государственного патернализма в условиях России, государства как опекуна и посредника, признавалась и российскими неолибералами. Расширения сферы деятельности государства в концепциях «правового социализма» тесно увязывалась ими с опорой на помощь государства в реализации положительных прав граждан.
В то же время необходимо помнить, что идея «сильной власти» при определенных исторических обстоятельствах чревата вырождением в тоталитаризм, чему немало способствует специфическая черта российского коллективного политического сознания - языческое «обожествление» культа силы. Позитивная функция «сильной власти», укорененная в российском мировоззрении, подрывалась и подрывается своеобразным «политическим двоеверием». Это означает, что высшая власть воспринималась, с одной стороны, как христианская ценность олицетворения высшей правды, орудие справедливости. С другой стороны, этот идеал поразительно уживался с языческим обожанием безмерной всепоглощающей силы, ничем нравственно не обусловленной – идеалом римского кесаря, оживленного и усиленного воздействием ближайших ордынских впечатлений (Вл.Соловьев). Именно такая двойственность русского сознания, сохранившаяся и до сегодняшнего времени, многократно попустительствовала превращению политически авторитетного этатизма в деспотию, тоталитаризм и вождизм. Именно такое политическое двоеверие, обращаясь к культу силы как высшему аргументу государственного устроения, порождало такие явления прошедшего столетия, как сталинский «культ личности» и «культ личности», последовавших за ним более мелких политических деятелей.
Превращению сильной государственности в самоцель в исторической действительности России всегда сопутствовал изоляционизм – физический и духовный. Проблема состояла в том, что российский народ терял «историческую дисциплину», которая заставляет признавать за каким-либо другим народом прогрессивные достижения и преимущества. Вставая на путь изоляционизма, Россия впадала в крайность национального самодовольства. Развитие как совершенствование в материальном плане (модернизация) прекращались. Таким образом, выход из тупика всегда лежал на пути уравновешивания крайностей «византизма» воздействиями Запада.
Подытоживая сказанное, автор диссертации отмечает, что представленные особенности российской государственности указывают на необходимость учета исторически сформировавшихся требований, которые сохраняют свое значение в любой форме государственной жизни: монархической, буржуазной, социалистической, капиталистической. Прежде всего, страна и народ должны существовать, а потому идея консолидации общества, воссоздания его материально-духовной целостности, не может оспариваться. Отмеченные идеалы духовно-нравственного восприятия государственности не могут быть забыты, потому что они сформировали нацию и продолжают присутствовать в «коллективном бессознательном». Они имплицитно представляют огромный плодотворный, востребованный ныне потенциал.
Сущностная задача государства – собирание народа через инструмент централизации под эгидой единой воли. Именно этот процесс имел место в Европе на определенном этапе ее истории, и процесс этот, поименованный как создание консолидированного национального государства, оценивался исключительно позитивно. Он составлял важный этап взросления нации. Именно полноценная завершенность этого процесса на Западе создала возможность реализации главной интенции современности – индивидуализации социального пространства. Она стала возможной только на основе и в результате полноценной интериоризации социально-политических ценностей государственного бытия европейскими народами. У современного европейского индивида