Сущностная характеристика и пределы возможного бляхман Б. Я. (г. Кемерово)

Вид материала

Документы

Содержание Юридический факультет Кафедра философии Криминология и религия Методологические вопросы правовых властеотношений Юридический факультет Кафедра философии Добровольный отказ от доведения преступления до конца Соотношение отрицания и преемственности государственно-правовых институтов Юридический факультет Кафедра философии Об особенности предмета философии права Юридический факультет Кафедра философии О некоторых особенностях русской правовой культуры

Подобный материал:

• Программа-минимум кандидатского экзамена по специальности 13. 00. 01 «Общая педагогика,, 132.3kb.
• Программа-минимум кандидатского экзамена по специальности 13. 00. 01 «Общая педагогика,, 148.4kb.
• Творчество как сущностная характеристика личности, 330.2kb.
• Реферат по физкультуре Freedaiving: история развития, 1081.17kb.
• Администрация города кемерово распоряжение, 56.06kb.
• План: Введение Договор аренды Виды договоров аренды Заключение, 318.49kb.
• Оглавление нелинейность и текст, 5919.51kb.
• План социально экономического развития города кемерово, 1040.32kb.
• План социально экономического развития города кемерово, 1883.62kb.
• Журнальная информация о туризме и путешествиях, 67.05kb.

ПРАВОВОЕ ПОЛЕ: СУЩНОСТНАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА И ПРЕДЕЛЫ ВОЗМОЖНОГО

Бляхман Б. Я. (г. Кемерово)


Правовое поле – вторичная социальная система, которая выра­жает информационные интересы о правилах поведения первичной социальной общности. Юридическое моделирование поведения че­ловека отражается в принимаемых государством нормативных актах, но сама модель может выражать интересы как социальной общности в целом, так и её части. Задача юридического конструктора, создающего данную модель, – как можно более полно охватить интересы и круг людей, для которых предназначен нормативный акт. Охватить и учесть интересы всех людей в одной модели возможно лишь в идеале, в реальной действительности их интересы противоречивы, поэтому модельный нормативный документ очень часто является ре­зультатом социально-политического компромисса. Полного совпа­дения интересов людей и их фактического равенства добиться невоз­можно, а правовое поле как вторичная социальная система есть результат консенсуса первичной социальной общности, и оно пре­доставляет лишь рамочные возможности для выбора варианта пове­дения человека.

Правотворчество является довольно сложной процедурой по со­зданию моделей поведения, и от искусства законодателей во многом зависит эффективность действия правового поля. Само по себе же­лание создать хорошие законы ещё не означает, что они в действи­тельности будут таковыми, это зависит не от простого желания со­здателей моделей поведения, а от состояния первичной социальной общности (государство, партия, нация, страта и т. д.). Общие или разносторонние интересы людей будут определяющими в оценке принимаемого или уже действующего нормативного акта как задан­ной сверху моделью поведения. При полном совпадении интересов первичной социальной общности и модельного варианта её поведе­ния эффективность реализации такого позитивного акта будет не просто хорошей, а стопроцентной. Чем меньше интересы людей бу­дут отражаться в модельном законе, тем меньше эффект от его реа­лизации. Первичность отношений внутри социальной общности оче­видна, по сравнению с созданными для неё модельными вариантами поведения.

Терминологические пары «правовое поле», «правовое простран­ство», «правовая система» очень часто употребляются как синонимы по отношению к терминологической паре «система законодательства», что не всегда оправдан но. И это не просто спор о терминах как неко­торые схоластические рассуждения, речь идёт о внутреннем содержа­нии и сущностной характеристике такого вторичного социального явления, как правовое поле. Ещё Л. С. Явич рассматривал сущность права в его разнопорядковом измерении, поэтому «правовое поле» – категория самостоятельная и имеет своё внутреннее содержание от­личное от содержания понятия «система законодательства».

Парные юридические категории «система права» и «система зако­нодательства» неоднократно анализировались в литературе. Система законодательства представляет собой систему нормативных установ­лении в форме специальных документов, принятых органами государ­ственной власти. А в более широком смысле под законодательством понимается вся совокупность нормативных документов, исходящих от органов власти, управления и иногда правосудия, которые направ­лены на создание правил поведения людей. Если сравнить широкое определение «системы законодательства» с категорией «правовое поле», то можно обнаружить, что они очень близки по содержанию, но в таком случае было бы логичным употребление категории «рамки закона» для обозначения деятельности субъектов права.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

КЕМЕРОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Юридический факультет

Кафедра философии

ДОКЛАД

ПО ФИЛОСОФИИ ПРАВА

на тему:

"Криминология и религия"


Выполнил: студент гр. Ю-991

Ларченко М.В.


Кемерово 2000

КРИМИНОЛОГИЯ И РЕЛИГИЯ

Дударенок С. М. (г. Владивосток)


Криминология, как известно, – общетеоретическая наука о пре­ступности, исследующая личность преступника, причины и условия преступности, методы и средства ее предупреждения. Одним из объек­тов криминологии являются (наряду с экономическими, социальны­ми, политическими, культурными и т. д.) религиозные отношения в той мере, в какой они связаны с преступностью и детерминируют ее отдельные стороны. В течение длительного времени в отечественной криминологии считалось, что преступление – сугубо социальное негативное явление, религиозный и национальный аспект, по сути дела, не учитывался. Это можно объяснить тем, что до последнего времени преступность на почве религиозных конфликтов либо ис­пользование религии для оправдания не только противоправного, но и преступного поведения не было так распространено, как ныне.

Экономическая и политическая нестабильность в нашей стране усугубляет межнациональные конфликты, способствует росту этого вида насильственных преступлений в обществе, которые часто при­нимают межконфессиональный характер. Россия – полиэтническая страна, и подобные правонарушения имели место и в прошлом, но если ранее религия способствовала, чаще всего, самоидентификации религиозно-этнической группы, ее ин­теграции и сплочению перед лицом господствующей социальной группы (общины), то в настоящее время очень часто используется для оправдания либо осуждения противоправного или преступного поведения некоторых членов нашего общества.

Говоря о религиозных и национальных отношениях с точки зре­ния причин и условий преступности, мы имеем в виду не какие-то особенности религиозной или национальной психологии, а прежде всего социальный статус лиц, не находящих во многих случаях циви­лизованных средств борьбы за свои права.

В комплексе причин преступности религиозные и национальные интересы часто отражают противоречия, возникающие между более мелкими группами, составляющими общество. Рост таких противо­речий, их конфликтное углубление могут приводить и приводят к тому, что для определенных групп лиц закон перестает быть зако­ном в плане обязательно-властного веления государства. Подобное поведение характерно не только для исламских фундаменталистов, но и для руководителей ряда религиозных новообразований, полу­чивших в научно-популярной литературе определение «деструктив­ные религии и культы», а также ряда иностранных миссионеров, осу­ществляющих свою деятельность на территории России.

Анализируя конкретные правонарушения и преступления, изу­чая личность преступника, криминология призвана дать конкрет­ный материал для последующей работы по предупреждению пре­ступлений. Здесь, важно учитывать мировоззренческие позиции, которые определяют не только общественную направленность лич­ности, ее целеустремленность, но и сказывается на всей совокупно­сти особенностей поведения и действий, привычек и наклонностей. Человек становится личностью лишь тогда, когда у него выработана определенная система взглядов по основным вопросам обществен­ного бытия, жизни и деятельности. Личность преступника нельзя рассматривать в отрыве от его социальной сущности, вне связи со всей системой общественных отношений, в которую он включен. Именно под их воздействием формируется социальный облик пре­ступника как целостное единство конкретного лица с образующими его нравственно-психологическими чертами и свойствами: взгляды, убеждения, ценностные ориентации, жизненные ожидания, интел­лектуальные и волевые свойства.

Нравственно-психологические черты и свойства личности, в том числе и личности преступника, зависят и от его религиозных воззре­ний. В идеологии почти всех религий можно, с одной стороны, най­ти положения не только допускающие, но поощряющие как проти­воправное так и преступное поведение адептов во имя высшей справедливости, с другой – требование полного законопослушания. Поэтому нельзя согласиться с односторонним утверждением, что принадлежность к традиционной религии, в отличие от нетрадици­онной, способно удержать индивида от совершения преступления. С этой точки зрения при изучении личности преступника особое значение имеют два момента. Во-первых, сформированные религи­ей отношения к различным социальным и моральным ценностям и различными сторонами действительности: к трудовым обязаннос­тям, собственности, семье, окружающим и т. д. Во-вторых, уровень, характер и социальная значимость потребностей и притязаний (со­циально полезные и оправданные или социально вредные, неоправ­данные, сформированные опять-таки под влиянием религиозных воззрений) и избираемых способов их удовлетворения (правомер­ные, неправомерные, общественно опасные).

Взаимосвязь криминологии и религии ярко проявляет себя в деятельности по предупреждению и пресечению преступности. Осо­бое значение в профилактике правонарушений отводится правоох­ранительным органам. Для предотвращения правонарушений и пре­ступлений на религиозной почве и использования религии в противоправных целях правоохранительными органами выявляют­ся причины нарушения закона, в первую очередь, «О свободе совес­ти и религиозных объединениях» и предлагают устранить их долж­ностным лицам, в компетенцию которых входит решение таких вопросов. Меры же, направленные на коррекцию личности, уже со­вершившей преступление, а также предупреждение рецидива пре­ступлений, осуществляемые правоохранительными органами в ИТУ в последние годы, активно используют гуманистический потенциал современных религий.


МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ ПРАВОВЫХ ВЛАСТЕОТНОШЕНИЙ

Иванов Р. Л. (г. Омск)


Властеотношения традиционно рассматриваются как отношения управленческие. Поэтому для их описания в юриспруденции обычно используется конструкция, заимствованная из общей теории управ­ления, причем без ее адаптации к специфике правоведения. В соот­ветствии с ней, в состав властеотношения входят:

(а) его субъект, которым является носитель властных управленческих полномочий;

(б) объект властеотношения – подвластный индивид (организация), на которого направлено властное управленческое воздействие;

(в) содержание властеотношения – процесс навязывания властвующим субъектом своей воли подвластному объекту.

Данная конструкция, получившая широкое распространение в науке административного права, обычно воспроизводится и юриста­ми-теоретиками. Вместе с тем, она не может быть признана пра­вильной.

Властеотношение, как отношение общественное, представляет собой связь между субъектами, в которой воля одного из них (вла­ствующего) превалирует над волей другого (подвластного). В рас­сматриваемой же конструкции подвластный из субъекта властеотно­шения превращается в его объект. Может ли индивид в принципе быть объектом правового властеотношения? Да, может, но только если он является абсолютно бесправным рабом. Лишь в этом каче­стве индивид действительно выступает объектом властного воздей­ствия. Но поскольку его правовое положение ничем не отличается от правового режима имущества, постольку властеотношения между ним и властвующим в данном случае не возникает. Отсюда, для того чтобы между индивидами образовалось властеотношение, оба они должны быть его субъектами. Последнее же возможно только в том случае, если объектом данной связи является не подвластный инди­вид, а его поведение.

Кроме того, если придерживаться критикуемой модели, то неиз­бежен абсурдный вывод о том, что властеотношения не могут быть предметом правового регулирования и выступать в форме правовых управленческих отношений. Ведь правоотношение – это индивиду­ализированная связь между субъектами, обладающими взаимными юридическими правами и обязанностями, а не связь между актив­ным и полноправным властвующим субъектом и бесправным объек­том, пассивно подчиняющимся навязываемой ему воле. Объектами правоотношений могут быть материальные и нематериальные блага, поведение субъектов, его результаты и т. д., но никак не сами инди­виды – участники правоотношений. «Объектный» подход к подвла­стным индивидам не только не вписывается в юридическую модель правоотношения. Он игнорирует и то, что содержание правового управленческого властеотношения представляет из себя не односто­ронний процесс навязывания воли властвующим подвластному, а взаимодействие субъектов, в котором подвластный может оказывать обратное воздействие на управляющую сторону, требуя, чтобы она действовала в четких границах, очерченных ее компетенцией. По­этому властное управленческое правоотношение включает в свой состав себя не одного, а двух субъектов – властвующего и подвласт­ного. Его объектом выступает не подвластный индивид, а опреде­ленное его поведение. Содержанием является взаимодействие субъек­та-носителя властных полномочий и подвластного субъекта, выражающееся в навязывании первым своей воли второму в рамках закрепленных за ними юридических прав и обязанностей.

Изложенное в очередной раз иллюстрирует давно известную мысль о том, что прямое заимствование теоретических конструкций из других наук, выполняющих по отношению к правоведению мето­дологическую функцию, невозможно без их согласования с поня­тийным аппаратом юриспруденции и ничего, кроме путаницы, за со­бой не влечет.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

КЕМЕРОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Юридический факультет

Кафедра философии

ДОКЛАД

ПО ФИЛОСОФИИ ПРАВА

на тему:

"Добровольный отказ от доведения преступления до конца"


Выполнил: студент гр. Ю-991

Паршуков И.Е.


Кемерово 2000

ДОБРОВОЛЬНЫЙ ОТКАЗ ОТ ДОВЕДЕНИЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ ДО КОНЦА

Красикова А. В. (г. Кемерово)


Нередки случаи, когда человек, совершивший все необходимые приготовления для осуществления замысла или покушавшийся на преступление, прерывает его по собственной воле. Поэтому уголов­ное законодательство исключает ответственность при условии доб­ровольного отказа от доведения преступления до конца. Таким обра­зом, оступившемуся предоставляется ещё один шанс.

Прежде всего, в законе (ст. 31 УК РФ) выделяют следующие существенные признаки отказа:

1) прекращение приготовительных действий или действий (бездействия), непосредственно направлен­ных на совершение преступления;

2) добровольность прекращения приготовления к преступлению или покушения на совершение пре­ступление;

3) осознание человеком реальной возможности доведе­ния начатого до конца;

4) окончательность отказа от преступления.

Для признания отказа добровольным не имеют значения его мотивы, будь это самые «низменные» или самые благородные по­буждения. Добровольный отказ возможен на любой стадии неокон­ченного преступления, т. е. или при совершении приготовительных действий, или во время самого непосредственного совершения пре­ступления. При этом следует учитывать, что действия виновного со­держали бы признаки состава преступления и подлежали бы наказа­нию, если бы виновный не отказался от совершения преступления. Не может быть речи об отказе, когда имеет место лишь сформирова­ние или обнаружение умысла, а также, если совершённые действия не имеют криминального характера (например, покупка топора). На стадии приготовления отказ возможен всегда и выражается как в активной форме, так и в пассивной форме поведения. Отказ на ста­дии покушения также возможен, однако здесь вопрос решается диф­ференцирование. На этапе неоконченного покушения отказ харак­теризуется теми же чертами, что и при приготовлении. Что же касается оконченного покушения, то отказ невозможен в случаях, когда ви­новный уже не в состоянии управлять последующим ходом событий (например, человек даёт жертве яд, затем раскаивается в содеянном, но противоядия нет).

Это понятие уголовного права приемлемо не только для лиц, участвующих в совершении преступления единолично, но и в груп­пе, при соучастии, которое представляет собой умышленное совместное участие двух и более лиц в совершении умышленного преступ­ления. При простой форме соучастия, где между соучастниками от­сутствует распределение ролей, и все они являются соисполнителя­ми, добровольный отказ каждого из них выражается в личном воздержании от участия и совершения оконченного преступления. При сложной форме любой из соучастников должен не просто воз­держаться сам от доведения начатого преступления до конца, но и нейтрализовать усилия других лиц, чтобы тем самым нейтрализовать своё воздействие на волю остальных соучастников. Следовательно, для добровольного отказа требуется только активное поведение. При этом отказ определяется той ролью, которую выполняет в начавшем­ся посягательстве каждый соучастник. Особенности добровольного отказа соучастников заключаются в следующем: а) добровольный отказ от доведения преступления до конца одного из соучастников не ос­вобождает от уголовной ответственности других соучастников; б) по времени добровольный отказ соучастника возможен до окончания преступления исполнителем.

Отказ со стороны непосредственно исполнителя может выражать­ся в форме пассивного поведения, т. е. несовершения дальнейших общественно опасных действий, которые могут вызвать вредные по­следствия. И должен выражаться в активных действиях по предотв­ращению вредных последствий лишь в том случае, когда исполни­тель совершил оконченное покушение на совершение преступления.

Объектом приложения усилий подстрекателя и организатора яв­ляется сознательная личность исполнителя, поэтому для отказа этих соучастников необходимо, чтобы они до совершения исполнителем преступления предприняли такие действия, которые ликвидировали бы созданные ими ранее условия и сделали невозможным соверше­ние преступления (в том числе своевременно сообщить органам вла­сти). Но если все меры подстрекателя или организатора не возымели должного действия и не предотвратили совершение исполнителем преступления, то они могут быть признаны судом смягчающими об­стоятельствами при назначении наказания. С пособником дело об­стоит попроще: он должен предпринять все зависящие от него меры (а это, как кажется, понятие растяжимое). Формы добровольного отказа пособника определяются видом его преступной деятельности. Так при физическом пособничестве отказ может выразиться в пассивном поведении. При интеллектуальном пособничестве для добровольно­го отказа требуется только активное поведение, направленное на нейтрализацию той уверенности, которую пособник утвердил в исполнителе, давая советы, облегчающие успешное совершение пре­ступления. В отличие от добровольного отказа организатора и под­стрекателя, пособник освобождается от уголовной ответственности, даже если действия и не привели к положительному результату.

Институт добровольного отказа играет важную роль в осуществ­лении задачи предупреждения, профилактики преступлений. Его существование может поколебать решимость человека довести своё преступное намерение до конца, заставить его одуматься, отказаться от завершения преступления. Применение в практике положений о добровольном отказе даёт возможность раскаявшемуся человеку вер­нуться к честной, нормальной жизни, не подвергаясь уголовному наказанию.

СООТНОШЕНИЕ ОТРИЦАНИЯ И ПРЕЕМСТВЕННОСТИ ГОСУДАРСТВЕННО-ПРАВОВЫХ ИНСТИТУТОВ

Сорокин В. В. (г. Барнаул)


Социальное отрицание, социальная преемственность и создание новых государственно-правовых институтов выступают в переход­ный период единовременным и взаимосвязанным процессом. Меха­низм преемственности государственно-правовых явлений имеет соб­ственную логику проявления и распространения.

Отрицание и преемственность в условиях перехода с необходи­мостью предполагают друг друга, не позволяя абсолютизировать ка­кой-либо из указанных компонентов.

Чем ниже уровень преемственности, тем интенсивнее и болез­неннее осуществляется переход. Уровень преемственности государ­ственно-правовых явлений, таким образом, обусловливает степень опасности возникновения глубоких социальных конфликтов и экс­цессов организованного насилия. Чем выше уровень преемственнос­ти, тем более эволюционными и длительными будут переход­ные процессы в государственно-правовой сфере.

Государство и право – суть основы, несущие «генетический код» цивилизации. Их существование с момента возникновения не до­пускает перерывов в развитии, какие бы социальные потрясения они не переживали. В процессе смены конституционного строя невоз­можно ликвидировать властеотношения в обществе, отношения соб­ственности, а потому и правовое регулирование как таковое. Следо­вательно, государственная власть и право являются существенными факторами переноса достижений каждой очередной цивилизации в их будущие модели.

Процесс осуществления коренных преобразований должен учи­тывать как прогрессивные, так и регрессивные традиции предше­ствующего государственно-правового опыта данной страны. Эти тра­диции в совокупности обусловливают пределы преемственности и возможности данного общества адаптироваться к новому направ­лению развития.

Социальное отрицание учитывает дифференциацию государствен­но-правовых институтов по их значению, месту и роли в осуществле­нии регулирования общественной жизни. Отрицание в сфере структу­ры и деятельности государственного аппарата, как правило, предшествует отрицанию в других сферах. В духовной и правовой сферах наблюдается самый низкий уровень преемственности. Таким образом, разноуровневость преемственности применительно к различ­ным сферам государственно-правовой деятельности жизни вызывает диспропорции складывающегося конституционного строя. Искусст­венно сдерживать объективное распространение преемственности в какой-либо сфере недопустимо. Разноуровневость преемственности вызывает разнотемповость преобразований в различных сферах госу­дарства и права. Так, демонтаж старых институтов государства требует большего времени, чем строительство новых. Культурные преобразо­вания вообще хронологически выходят за рамки переходного перио­да, ибо требуют весьма продолжительного времени. Завершенный ха­рактер правовой системы достигается лишь после того, как право зафиксирует итоги коренных преобразований переходности.

Чтобы не допускать пробелов в механизме государства, необхо­димо уже на первоначальном этапе перехода перед упразднением старых структур иметь в наличии зачаточные формы новых государ­ственных институтов, сложившихся в недрах старой системы. Зало­гом тому окажется все та же эволюционная, ненасильственная фор­ма перехода.

Само же действие механизма преемственности в переходный период зависит от двух основных условий: во-первых, от способа осуществления коренных преобразований, а, во-вторых, от социаль­но-политической ориентации и последовательности социального развития в рамках избранной ориентации. В обстановке радикально­го насильственного преобразования общества отрицание государствен­но-властных учреждений предшествует отрицанию правовых инсти­тутов. Эволюционная же форма преобразовательной деятельности предполагает обратное – демонтаж государственных органов должен быть подготовлен созданием соответствующей правовой базы, что позволит смягчить потенциальное социальное напряжение. Эволю­ционная форма перехода требует широкого использования в каче­стве метода строительства новых органов государства, изменения полномочий соответствующих старых органов.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

КЕМЕРОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Юридический факультет

Кафедра философии

ДОКЛАД

ПО ФИЛОСОФИИ ПРАВА

на тему:

"Об особенности предмета философии права"


Выполнил: студент гр. Ю-991

Лякин В.Е.


Кемерово 2000

ОБ ОСОБЕННОСТИ ПРЕДМЕТА ФИЛОСОФИИ ПРАВА

Торгашина Н. И. (г. Кемерово)


Наука о праве, по утверждению Гегеля, есть часть философии. Поэтому она должна развить из понятия идею, представляющую ра­зум предмета, Подлинная наука о праве как раз и представлена в философии права.

В соответствии с этим, предмет философии права Гегель форми­рует следующим образом: «Философская наука о праве имеет своим предметом идею права, понятие права и его осуществление».

Философия, по образному выражению Гегеля, образует круг. Право с точки зрения философии – это начальный и конечный пункт его познания. Понятие права есть начальный и вместе с тем конеч­ный пункт философии права.

Задача философии права состоит в том, чтобы постигнуть смысл, лежащий в основе права. А это возможно лишь с помощью правиль­ного мышления и философского познания права. В праве человек должен найти свое разумное, должен, следова­тельно, рассматривать разумность и целесообразность права. И этим занимается наука в отличие от позитивной юриспруденции.

Гегелевская трактовка предмета философии права обусловлена его философскими идеями о тождестве мышления и бытия. Отсюда определение задачи философии, и в том числе философии права, – «постичь то, что есть, ибо то, что есть, есть разум». Такое понимание предмета и задач философии права резко про­тивостояло прежним естественно-правовым концепциям права и за­кона и антиреалистической критике естественного права, в частно­сти, воззрениям представителей исторической школы права и представителям рационалистического подхода к праву.

Сама гегелевская идея права, составляющая предмет его филосо­фии права и, по существу, имеющая ввиду принципы и характерис­тики буржуазного права, тоже выступала как должное в отношении к полуфеодальным общественным и государственно-правовым по­рядкам Западной Европы. Так что в конкретном историческом пла­не эта идея права фактически означала не «то, что есть», а то, что должно быть.

Восходящие к Гуго и к Гегелю два подхода к вопросу об опреде­лении характера философии права в качестве юридической или фи­лософской науки получили свое дальнейшее развитие в философс­ко-правовых исследованиях.

Представители почти всех основных течений философской мыс­ли от древности до наших дней выдвигали свою версию философс­кого правопонимания.

Как сами философские учения непосредственно, так и соответ­ствующие философские трактовки права оказали и продолжают ока­зывать заметное влияние на всю юридическую науку и на развивае­мые в ее рамках философско-правовые подходы и концепции.

Но юридическо-теоретические положения о праве, проблемы его становления, совершенствование и развитие оказывают большое воз­действие на философские исследования правовой тематики. Таким взаимовлиянием и взаимодействием философии и юриспруденции в той или иной мере отмечены все философские подходы к праву – независимо от их принадлежности к системе юридических наук или к философии.

И хотя со второй половины XIX века философия права по преимуществу стала разрабатываться как юридическая дисципли­на и преподаваться, в основном, на юридических факультетах, ее развитие всегда было и остается тесно связанным с философской мыслью.

Интерес философии к праву и философия права как особенная философская наука в системе философских наук продиктован прежде всего внутренней потребностью самой философии самоудостовериться в том, что ее всеобщность действительно всеобщая, и что она распространяется и на такую особую сферу, как право.

Также и у юриспруденции, в ее движении к философии права, есть внутренняя потребность удостовериться, что ее особенность – это действительная особенность всеобщего, его необходимая состав­ная часть, то есть нечто необходимое, а не произвольное.

В этом движении с разных сторон к философии права и фило­софия, и юриспруденция в поисках истины о праве выходят за гра­ницы своей базовой сферы и осваивают новую предметную область. В концепциях же философии права, разработанных с позиции юрис­пруденции, при всех их различиях, преобладают правовые мотивы и правовые ориентиры исследования.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

КЕМЕРОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

Юридический факультет

Кафедра философии

ДОКЛАД

ПО ФИЛОСОФИИ ПРАВА

на тему:

"О некоторых особенностях русской правовой культуры"


Выполнил: студент гр. Ю-991

Невежин И.В.


Кемерово 2000

О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ РУССКОЙ ПРАВОВОЙ КУЛЬТУРЫ

Ящук Т. Ф. (г. Омск)


Правовая культура – сложное, многогранное явление, поэтому в предлагаемой работе будут высказаны лишь два тезиса, позволя­ющие, на наш взгляд, приблизиться к пониманию этого феномена.

Во-первых, российское общество на любом историческом про­межутке было неоднородным, состояло из различных социальных групп, следовательно, правовую культуру можно рассматривать как определенный уровень группового правосознания. Историки центра по изучению отечественной культуры во главе с А. В. Голубевым в качестве перспективных направлений выделяют исследование куль­туры императорского двора, дворянского имения, крестьянской усадь­бы, горожан, студенчества и других социумов. Правовая культура различных социальных групп во многом определялась их правовым статусом. Причем на протяжении длительного периода истории пра­вовой статус отдельных групп российского общества существенно различался. В процессе формирования феодализма в России, как и в других странах, правовой статус складывался на основе обычного права, но в дальнейшем в нашей стране основным источником ста­тусного права становится закон. Недаром сторонники теории госу­дарственного закрепощения и раскрепощения сословий находили в подтверждение своих выводов огромный фактический материал. Даже в конце XIX века, после отмены крепостного права, крестьяне оста­вались единственными лицами, к которым в установленном законом порядке могли применяться телесные наказания. Правовая дискри­минация крестьянства сохранялась и в советском государстве. Нерав­ные по сравнению с рабочими избирательные права, длительное от­сутствие паспортов дополнялись иными, не установленными в нормативных актах, ограничениями: свободы в выборе занятий, по­лучения среднего и высшего образования и другими.

Во-вторых, несмотря на социальную неоднородность общества, российское государство предпринимало активные действия по фор­мированию единой национальной идеи, которые весьма энергично ведутся и в наши дни. Наличие национальной идеи вновь представ­ляется необходимым элементом развития страны. Инициатива в ее разработке принадлежит государству и политической элите, интеллигенция, которой традиционно свойственны духовные искания, за­нимает, как правило, индифферентную позицию. В официальной пропаганде, которая продолжает подчеркивать свою приверженность буржуазным ценностям, в первую очередь, частной собственности и гражданской свободе, все чаще звучат идеи о самобытности России, о необходимой адаптации западных индивидуалистических ценнос­тей к отечественным условиям, об опоре на собственные силы, прак­тически повторяются основные тезисы евразийской доктрины. Кроме того, в формирующейся сегодня национальной идее прослеживаются сходные мотивы с предлагаемыми русскому обществу национальны­ми идеями Российской империи XIX – начала XX вв. Все они апел­лируют к традиционному, а по сути, к архаичному, «крестьянскому» началу, наиболее ярко выраженному в тезисе «народности». Частные интересы личности, само понятие гражданина не получают словес­ного выражения. Доминируют идеи государственности, государство рассматривается как ценность и условие обеспечения благополучия граждан. Эксплуатируется идея национальной уникальности русского народа.

Появление национальной идеи вряд ли возможно в «разорван­ном» обществе, где преобладают не общенациональные, а групповые интересы.