Бывают дни, когда все не ладится

Вид материала

Подобный материал:

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 34

интересующиеся?

Политик убеждал меня открыть дверь в Аркан.

Но так много говорил про будущее России, что во сне я

«нашел» мир, максимально отвечающий моим

представлениям об этом будущем. Верил бы я в

хрустальные города и мраморные дворцы - может,

отыскался бы и такой мир.

Слова - это капкан. Если ты неверно понял

собеседника, то как ни дергайся, как ни рвись, все равно

первый, неправильный смысл болтается в подсознании.

- Дядя Сашко, а откуда сюда люди

приходят? - спросил я.

- С верховья реки, - охотно сообщил бывший

полтавчанин. - Там проход. Близенько, полчаса идти.

- Ага. - Подумав секунду, я достал пачку и выдал

ему еще несколько сигарет. - Спасибо.

Скажи, дядя Сашко, а ты в свою Полтаву вернуться не

хочешь?

- Чего я там забыл? - Мужчина искренне

удивился. - Колбаса по талонам, курочка по

праздникам?

Объяснять, что талоны на колбасу не в ходу так

же давно, как и бывший генсек Горбачев, я не стал. Кто

его знает, как сейчас живут в Полтаве? И уж тем более

как там сумеет устроиться дядя Сашко, проживший

пятнадцать лет в растаманском раю.

- А то оставайся, - предложил Сашко. -

Покушаешь с нами, жена с утра борщечок с

курочкой готовила.

Ну да, разумеется. Если тут и мужчины, и

женщины, то странно было бы ожидать от них

монашеского поведения. Появились семьи,

народились дети. Или наоборот. Не важно.

- Спасибо. Пойду я.

- Как знаешь. - Дядя Сашко привстал,

отряхнул с рубашки налипший песок. - А то

возвращайся. Тут знаешь как хорошо? Даже пить не

хочется!

Но и этот аргумент меня не убедил. А вот

повидаться с соседом-функционалом мне очень

хотелось.

Учитывая ту путаницу со временем, что

царила у дяди Сашко в голове, я ожидал, что идти

придется несколько часов. Но расстояние не

превысило три километра - действительно полчаса

небыстрого туристического шага. По левому берегу реки

тянулись сочные зеленые луга, по правому, где я и шел,

все тот же заброшенный яблоневый сад.

Коллега-таможенник жил на реке. Именно «на

реке» - ее перегораживала невысокая плотина, в цент-ре

которой стояло высокое, в два человеческих роста,

водяное колесо. Над плотиной и колесом на толстых

деревянных сваях стояла... наверное, это надо называть

мельницей? Во всяком случае, туда уходила с колеса

ременная передача, а внутри сооружения что-то

крутилось и бухало. На оба берега реки спускались

щелястые дощатые мостки. Дверь - во всяком случае,

со стороны правого берега, - была открыта. За ней

плясали красные блики, будто огонь горел.

Впрочем, огонь там действительно горел - в небо

струился легкий дымок.

- Эй, сосед! - крикнул я, останавливаясь у

мостков. Почему-то я почувствовал, что шагнуть на них

без разрешения будет неправильно. Невежливо. - Как

мука? Мелется?

Раздался беззлобный смех. И в дверях

появился мой сосед-таможенник. Рослая, плечистая

женщина в кожаных штанах и грубом кожаном

фартуке на голое тело - я невольно отвел глаза и стал

смотреть только на лицо. Русые волосы были собраны в

тугой пучок и перевязаны... ну, я бы сказал, ленточкой,

только не из ткани, а из крошечных серебряных звеньев.

В руках женщина держала массивные металлические

клещи, в которых был зажат раскаленный докрасна

кусок металла.

- Привет, сосед! - поздоровалась она. - Я с

самого утра почувствовала, как новая дверь

появилась, все тебя ждала. Вот только нет у меня

муки, извини. Это не мельница. Это кузня.

- Извини... - Я даже не знал, от чего

смутился больше - от своей глупой ошибки или от

вида этой... как бы назвать... кузнечихи?

- Кузнец я, - сказала женщина, улыбаясь. -

Не мучайся, нет у слова «кузнец» женского рода. Я -

кузнец Василиса.

- А я добрый молодец Иванушка, ищу

суженую, что Кащей похитил, - сказал я.

Анька мне часто говорила, что шутки у меня

дурацкие. И я не спорю. Но иногда они удаются.

Вот и сейчас кузнец Василиса опустила руку с

клещами и с чистым, искренним любопытством спросила:

- Серьезно?

- Нет, конечно. Музыкой навеяло. - Я развел

руками. - Кузница... Василиса...

- Между прочим, красивое, исконно русское имя,

- с легкой обидой сказала женщина. - Да, назовешь

Васей - получишь затрещину. У меня рука тяжелая, сам

понимаешь... Заходи, Кирилл, гостем будешь.

Если вначале мне показалось, что она меня

старше, то сейчас возникло ощущение, что мы почти

ровесники. Какая-то была в ней добродушная простота...

действительно из разряда тех, которые встречаются в

народных сказках.

Первый этаж здания занимала кузня. Я не знаю,

как выглядят обычные кузницы. В этой было пять или

шесть наковален, стоявших в ряд- начиная с большой,

со стол размером, и кончая крошечной, на которой разве

что блох подковывать. Было три горна - тоже разных

размеров. Разожжен был средний. Еще были

огромные меха, будто сошедшие с чертежей да

Винчи, - их и качало водяное колесо. Меха крепились

на поворотном колесе, и их можно было подводить к

любому горну. Были горы железок на полу - удивительное

ассорти из ржавых рессор и сверкающих мечей.

- Нравится? - с любопытством спросила

Василиса. - Вижу, нравится. Давай подарю чего-

нибудь...

В металлоломе она рыться не стала. Открыла

шкаф у стены - самый обыкновенный шкаф, только вместо

рубашек и простыней в нем хранилось оружие.

- Держи!

Я получил длинный кинжал в кожаных ножнах.

Рукоять была крепко и аккуратно, петля к петле,

обмотана сыромятным ремнем. Выглядело оружие

красиво - и в отличие от сувенирных железяк,

продающихся в магазинах, грозно.

- Спасибо. - Я понял, что отказываться

нельзя. - Слушай, нельзя же ножи дарить...

- Я не суеверна.

- Зато я суеверен. - Я нашел в кармане

рубль и вручил Василисе. - Ну... спасибо, соседка.

Ты мастери... мастер!

Да уж, слово «мастерица» вполне бы пошло к

вышивке или вязанью, но вот к кованому кинжалу

-совершенно не шло.

- Дура я, - вздохнула Василиса. - Кому все это

надо... а... - Она махнула рукой. - Пошли наверх, буду

тебя чаем угощать... Ты откуда, Кирилл?

- Из Москвы.

- А я из Харькова.

Ей было пятьдесят два года. Выглядела она на

тридцать с хвостиком, но это у функционалов обычное

дело. Когда-то она работала на тракторном заводе, и не в

бухгалтерии или профкоме, а в кузнечном цеху.

Разумеется, молотом не махала, управляла кузнечным

прессом.

Потом - обычная история. Про нее забыли на

работе. Она была упрямой и дважды устраивалась заново,

но на следующий день ее снова забывали. Муж закрыл

перед ней дверь, несмотря на рев детей: «С ума

посходили? Умерла ваша мамка три года назад!»

Видимо, подсознание окружающих искало какое-то

обьяснение происходящему. А через день ее забыли и

дети. Зато прямо на улице почтальон вручил телеграмму,

предписывающую прибыть на окраину города. Там она и

увидела - нет, не башню, заброшенный кирпичный

домишко.

Дверей у нее было всего три. Одна,

разумеется, вела в Харьков. Другая в пустынный

каменистый мир с ледяными зимами и удушливо жарким

летом - функционалы сказали, что это мир номер

четырнадцать и он никому толком не нужен. Третья -

сюда, в Нирвану. И вот к этому миру интерес у функционалов был.

- Ссылка, - сказал я, отхлебывая чай.

Василиса накрыла стол на втором этаже - типично

женский стол с чаем, вареньем нескольких сортов,

фруктами и конфетами. Впрочем, был предложен и

коньяк, но я отказался. Василиса переоделась в

светлое платье, распустила волосы и выглядела уже

не столь экстравагантно, просто очень крупной

женщиной, которой впору заниматься метанием

молота или ядра. При этом она оказалась не

мужикоподобная, а даже симпатичная - ну, если вам

нравятся очень крупные женщины, конечно.

- Нет, не только ссылка, - запротестовала

Василиса. - Есть такое дело, конечно. Если кто-то

вдруг... Но на самом деле это перспективный мир.

Она явно комплексовала по поводу ссылки, куда

открыла проход.

- Перспективный?

- Да, конечно. Он для жизни очень

комфортный. Но обычные люди тут пьянеют.

- Я тоже, вначале. Все такое яркое... хорошо

все так...

Василиса понимающе кивнула, и я рискнул

выдвинуть предположение:

- Кислород?

- Что? - Василиса очень удивилась. - При

чем тут кислород... Психоделики.

Я только и мог, что хлопнуть себя по лбу. Идиот!

Пускай я никогда никакой наркотической дряни не пробовал,

но симптомы-то классические...

- Тут очень мягкий климат, - продолжала

Василиса. - Снега даже зимой не бывает. А в почве живут

какие-то крошечные грибки, которые со спорами выделяют

психотомиметик ЛСД-подобного действия. Хотя по

действию ближайший аналог не ЛСД, а ЭСТЕТ... Не

удивляйся, я вопрос досконально изучала. Делать-то все

равно нечего, у меня клиентов немного...

Идея колонизировать Нирвану (она же -двадцать

второй мир) возникла у функционалов почти сразу.

Василису и назначили ответственной за проект. Помимо

людей, так или иначе вступивших в конфликт с

функционалами, сюда отправляли алкоголиков и

наркоманов, как правило, приходящих в восторг от

бесплатного постоянного кайфа, не омраченного ни ломкой,

ни похмельем. По сути, это действительно был

наркоманский рай. Уйти из Нирваны никто не порывался.

Яблоневый сад был идеей Василисы и, как я

понимаю, ею одной и посажен за несколько первых лет. То

ли ею руководила какая-то ирония, заставляющая делать

Нирвану пародией на райский сад, то ли трезвый расчет -

яблоня оказалась самым неприхотливым из плодовых

деревьев. Впрочем, после нескольких недель полной

дезадаптации жители Нирваны становились способны к

минимальному самообслуживанию: ловили рыбу,

выращивали какие-то овощи в огороде, ухаживали за

курами.

- У нас большие надежды на детей, -обьясняла

Василиса. - Взрослые со временем становятся адекватнее,

но вряд ли протрезвеют до конца.

А вот родившиеся здесь детишки уже почти

приспособились. Они ласковые, веселые. Немножко

неусидчивые, но способны обучаться.

- Ты учишь? - спросил я.

- Да. - Почему-то она покраснела, будто я уличил

ее в каком-то нехорошем поступке. - Читать, писать,

считать. Кто постарше, те даже читают самостоятельно,

просят принести еще книжек. Фантастику очень любят,

особенно наши книжки про детей, поступивших учиться в

волшебную школу. Ой, сколько я им этих книжек

переносила! Хорошо хоть, их много выпускают, каждый

месяц новая. Только про Гарри Поттера плохо читают,

там уже думать надо, не могут сосредоточиться,

капризничают. Я к ним часто хожу, смотрю, что и как. У

меня дел-то немного. Как не помочь, и детишкам, и

взрослым...

- А если их в наш мир отправить? - спросил я. -

Хотя бы детей? Ну зачем им тут страдать?

- Почему страдать? - возмутилась Василиса. -

Тут родители, они их любят. Тут никаких войн, никаких

бандитов, никто никого не убивает. Все сыты, одеты.

Да и нельзя им уже к нам.

- Почему?

- Ломка начинается, - разьяснила Василиса.

- Слушай, соседка, - спросил я, помолчав. -Ты к

нам не занесешь эти грибки?

- Не беспокойся, они в нашем мире не

выживают, - невозмутимо ответила Василиса. -

Проверено.

- А если окультурить?

Она непонимающе посмотрела на меня.

Потом засмеялась. Резко оборвала смех.

- Нет, сосед. Не стоит. Знаешь, что это

такое, когда человек рубил дрова, попал себе по

руке, рассмеялся и сел смотреть, как кровь

вытекает?

- Не знаю.

- А я - знаю.

- Извини. - Мне стало немного стыдно. -

Шутки у меня бывают дурацкие.

- Да я заметила. Варенья?

Я отказался. Встал, прошелся по комнате,

посмотрел в окна. Со стороны Харькова это был второй

этаж здания, стоящего где-то на тихой и, несмотря на

позднюю осень, все еще зеленой и солнечной улочке.

Мимо шли легко одетые люди. В километре, на крыше

высокого, сталинской архитектуры здания, торчали

антенны - чуть ли не телевизионный ретранслятор.

Симпатичный город... я подумал, что однажды стоит сюда

прийти, поесть пельменей, выпить горилки. Конечно, если

найдется кафе или ресторан поблизости - моя связь с

башней была напряжена. Я, наверное, мог отойти еще на

километр. Или на два... три... И не более того.

В другом окне пейзаж был совсем не столь

идиллический. Низкие серые тучи, сквозь которые едва

проглядывает солнце, заснеженная равнина, по которой

ветер гнал колючую ледяную пыль.

- Там у дверей - центнера два фруктов

намороженных лежит. Я заместо морозилки этот мир

использую, - сказала Василиса. - Зимой, конечно.

Но тут зима - девять месяцев.

- Север?

- Нет, не север. Говорят, что экватор. Это по

вееру очень далекий мир. Мне кажется, тут дело даже

не в Земле. Тут само солнце плохо греет. - Она

помолчала и добавила: - Да, еще тут нет Луны.

- Как тебя сюда занесло? - неосторожно

брякнул я.

- Жить мне не хотелось, Кирилл, - сказала

Василиса, подходя ко мне. Не пытаясь разжалобить,

всего лишь информируя. - Я мужа любила. А уж

когда дети забыли...

Она замолчала.

- Прости. - Я неловко пожал плечами. - Не

подумал. Мне очень жаль. Я неженатый, да и с

девушкой своей недавно поссорился... мне было

легче. Родители только... но они у меня люди вполне

самодостаточные. Очень тяжело было?

- По первости - да, - ответила она, не

рисуясь. - Но время лечит. Опять же - дети живы-

здоровы, выросли уже...

Я повернулся, посмотрел на нее - и был

немедленно заключен в крепкие объятия. Поцелуй

кузнечихи (в данной ситуации лучше неправильное слово,

чем поцелуй кузнеца!) оказался на удивление мягким,

страстным и приятным.

Но уже через секунду Василиса оторвалась от

меня. Вздохнула:

- Извини, Кирилл. Молодой ты... не хочу тебе

голову морочить. Будем друзьями, сосед?

Ситуация, честно говоря, была идиотская. Я

прекрасно видел, что скучающей Василисе банально

хочется секса. И не с улыбчивым идиотом из поселка в

Нирване, а с кем-нибудь из функционалов.

Честно говоря, мне хотелось того же. Секса. Без

обязательств. С красивой, пускай и необычной женщиной.

Никогда раньше мне не приходилось заниматься любовью

с женщиной крупнее и сильнее себя, но это только

возбуждало.

И в то же время я чувствовал: в чем-то она права.

Не стоит. Сейчас - когда я только-только нахожу себя в

новой роли, - не стоит. Из наших отношений не

получится легкой интрижки, мы попытаемся придать им

серьезность. Василиса неизбежно начнет

главенствовать. Меня это не устроит. Мы расстанемся -

но вовсе не друзьями.

А вот если сейчас избежать этого случайного

и ненужного романа...

- Ты права, - сказал я. - Будем друзьями.

Слушай, а ты море любишь?

Василиса только усмехнулась.

- У меня выход на Землю-семнадцать,

-пояснил я. - Приходи, когда захочешь искупаться и

позагорать.

- Это спасибо, Кирилл, - серьезно сказала она.

- Это хорошо. Ах, какой ты молодец!

Я был удостоен еще одного поцелуя, но на этот

раз не страстного, а благодарного.

- Приходи, - повторил я смущенно. - А

сейчас пойду, ладно? Меня звали на вечеринку в

Кимгим.

- Ух ты! - Василиса задумалась. - От твоей

функции до места вечеринки далеко?

- Километров пять.

- Отпадает. От меня до тебя по прямой семь

километров. Я могу удаляться от кузни на девять. Но к

тебе я загляну.

- Обязательно!

Между нами повисла та неловкая пауза,

которая неизбежно возникает между мужчиной и

женщиной, собравшимися было заняться сексом - и

передумавшими. У меня такая беда случалась лишь раз в

жизни, но я прекрасно понимал, что тянуть в таком

случае не следует. Надо быстренько расстаться - тогда

есть шанс сохранить хорошие отношения.

- У меня дела, - неискренне сказала

Василиса. - Да и ты спешишь, наверное. Назад

пойдешь через поселок?

Я пожал плечами.

- Если не сложно... подсобишь немного?

Давно собиралась убогим одежонки подбросить.

- Какой разговор! Конечно, помогу.

16.

Не знаю, как для кого, а для меня в любой

благотворительной акции есть момент личной

неловкости. Бросаешь ли ты мелочь в чехол из-под гитары,

на которой в подземном переходе молодой парень

наигрывает чужие мелодии; кладешь ли мелкую купюру

в дрожащую руку бабуси-нищенки или относишь в

церковь свои старые шмотки «для бедных» - всегда

чувствуешь себя виноватым.

Тем, что богаче? Не всегда нищий, скорбно

стоящий у магазина, зарабатывает меньше тебя. Тем,

что удачливее? Но удача такая непостоянная дама, а

твоя благотворительность ничуть не гарантирует

ответной - если беда придет к тебе.

Тут, наверное, принципиален сам момент

попрошайничества - и его одобрения. Недаром Киса

Воробьянинов до последнего отказывался

нищенствовать, кричал, что не протянет руки, а

сломленный напором Остапа Бендера в конце концов

дошел до убийства. Принуждение к нищенству не

менее отвратительно, чем принуждение к проституции

А каждая брошенная R кружку монета - это отчасти

поощрение нищенства.

Недаром известная мудрость призывает давать

человеку не рыбу, а сети для ловли этой рыбы.

Двигаясь по речному берегу обратно к поселку,

я чувствовал себя ответственным за это странное

поселение. Пусть не я придумал такую экстравагантную

ссылку и планы по заселению Нирваны.

Но я - функционал. Один из тех, кто запихивает сюда

людей. Сажает на иглу. Делает беспомощным

человеческим материалом, вся функция которого -

плодиться и размножаться.

По большому-то счету, это и есть

единственная функция каждого человека. Но у нас есть

хотя бы иллюзия, что мы рождаемся не только для того,

чтобы стать звеном в цепочке поколений и лечь в землю. У

кого-то иллюзия денег, у кого-то иллюзия власти, у кого-то

иллюзия творчества.

Отсюда, наверное, и смущение при встрече с

людьми, уже утратившими свои иллюзии, чья жизнь

свелась к простейшим функциям: есть и пить, спать и

совокупляться, затуманивать разум алкоголем или

наркотиками.

Прогулка по берегу реки с тяжелым узлом за

плечами как нельзя лучше располагала к подобным

философствованиям. Это самое выраженное свойство

русского характера: призывать милость к павшим,

сочувствовать каликам и юродивым, чувствовать личную

Blog

Бывают дни, когда все не ладится