Geum.ru

Социальный аспект семантики немецких глаголов (на материале коллоквиальных глаголов в составе немецкого литературного языка)

Вид материалаАвтореферат
Подобный материал:
1   2   3
второй главе «Социальная семантика как компонент в структуре значения глагола» проводится анализ существующих подходов в системно-структурном описании семантики глагола в ХХ в., констатируется отсутствие исследований по социальному аспекту глагольной семантики, выдвигается гипотеза о необходимости когнитивно-концептуального подхода в описании глагольной семантики, в том числе и социальной семантики как составного неотъемлемого компонента плана содержания глагольной лексемы. Здесь же определяется статус «оценки», «нормы», «стереотипа», «стаусно-ролевых отношений», «общесоциального коммуникативно-прагматического взаимодействия», «функционально-стилистической и эмоционально-ценностной характеристики» в качестве компонентов социального аспекта семантики, подразделяемой на внешнюю и внутреннюю.

Исследование семантики глагола в лингвистике ХХ в. осуществлялось в рамках двух подходов: 1) в грамматических исследованиях, где глагол описывается как часть речи и как член предложения – предикат, 2) в связи с системным описанием лексики языка, где глагол в обоих случаях рассматривается как имя действия, состояния, процесса.

Традиция описания семантики глагола с позиций грамматики в целом сохранилась практически по сегодняшний день. Однако предпринимаются попытки дать чисто семантическую интерпретацию содержательной стороны глагола, согласно которой, денотаты глаголов – это действия, процессы, состояния, отношения, движения положения, свойства, качества, просто существование. Семантическим основанием категории глагола является «активный признак, соотнесенный со временем» [Минина, 1973: 21]. Он может замыкаться на самом субъекте или же «распределяться» между субъектом и объектом. Следовательно, семантика глагола может быть ненаправленной, т.е. не выходящей за рамки самого субъекта, или же направленной, связывающей отношением субъект и объект. Но и при такой трактовке учёными не выделялся социальный аспект семантики глагола, хотя вовлечение в план содержание глагола понятий субъекта и объекта действия, состояния и т.п. наводит на мысль об отражении в семантике глагола социальных отношений.

«Контейнерно-ёмкостные» представления организации категорий глагола, его значений реализовано в работах В. Шмидта, семантика глагола проявляется у него в логико-категориальном представлении процесса, который исходит из субъекта или же наблюдается на субъекте [Schmidt, 1973: 190].

Традиционно классификации глаголов связаны с видовой/аспектуальной характеристикой действия, исходят из семантико-синтаксических критериев, при которых значение и функция «работают» солидарно. При этом на основе анализа понятийного содержания семантики конкретного глагола различают два типа событий, действий, которые: а) не ограничены в своей длительности и не имеют каких-либо уточнителей начала или завершения действия – это дуративы (имперфективы) и б) события, действия с маркировкой временного ограничения, начала или завершения действия, события – это недуративные (или перфективные) глаголы [см.: Бондарко, 1963; Балин, 1965; Минина, 1973; Авилова, 1976; Мухаммадиев, 1987; Кузнецов, 1988 и др.]. В.П. Недялков [Недялков, 1984: 46-54], исследуя типы начинательных глаголов, переводит аспектологический интерес из области грамматики в область типологических семантических исследований [Недялков, 1984: 46-54].

Таким образом, традиционное понимание семантической организации категории глагола с привлечением функционирования средств их реализаций воплощают то или иное семантическое поле в виде определенного семантического пространства языка в области лексики. Одни объединения носят номинативный характер, другие – лексико-семантический, третьи – семантико-синтаксический. Описание этих типов полей реализовано в виде исследований конкретных лексико-семантических групп – глаголов говорения, передвижения, локализации и т.п.

В реферируемой диссертации учтены отдельные положения понятийно-категориальной полевой организации лексики в связи с системными представлениями о языке [Биятенко, 1968; Васильев, 1971; Гордеев, 1971; Минина, 1973; Елкина, 1977; Шейгал, 1977; Ивлева, 1978; Уфимцева, 1980; Крейдлин, 1981; Недялков, 1984; 1986; Волобуев, 1987; Мухаммадиев, 1987; Кузнецов, 1988; Кравченко, 1989; Падучева, 1992; Головинская, 1993; Рахилина, 1998; Макеева, 1999; Морозов, 1999; Языки динамического мира, 1999; Скворцова 2001; 2003; Космос и хаос, 2003; Падучева, 2003; Комлев, 2003; Кобозева, 2004; Верещагина, 2006; Trier, 1931; Porzig, 1950; Betz, 1954 и др.]. Однако социальный аспект семантики глагола в данных исследованиях не был и не мог быть идентифицирован, т.к. в центре внимания находились денотативное и сигнификативное значения, а коннотация, оценочно-чувственные характеристики, стилистическая маркированность рассматривались как некое дополнение значения, не учитывалась также и социальная оценка репрезентированного глаголом способа действия, поведения.

В сфере немецкого глагола выделяются четыре семантических пространства: 1) семасиологическое пространство глагольного движения, 2) семасиологическое пространство глагольной деятельности, 3) семасиологическое пространство глагольного процесса и 4) семасиологическое пространство глагольного бытия [Минина, 1973: 25]. Исследованный нами глагольный материал показал, что необходимо выделить еще два значимых глагольных пространства: 5) семасиологическое пространство социальных отношений и оценки и 6) семасиологическое пространство коммуникативного взаимодействия партнеров по общению, т.е. соответственно семасиологические пространства с оценочной и общесоциальной семантикой, непосредственно связанной с так называемыми речевыми актами.

В третьей четверти ХХ столетия особое место в исследовании глагола занимает теория «валентности и дистрибуции» немецкого глагола, представленной в работах Г. Хельбига и его последователей. Здесь удачно сочетаются имеющиеся представления о глаголе как семантико-структурном центре предложения и системно-дистрибутивное описание глаголов по их валентным классам/типам. Параметры социальной семантики получают определенную индексацию в виде маркированности «одуш./неодуш.» для актантов глагола.

Семантическим свойствам глагола в связи с синтаксическими свойствами посвящены работы Ю.Д. Апресяна [1995] и Н.Н. Леонтьевой [1981]. Почти все работы по синтаксической семантике в той или иной мере описывают и анализируют несинтаксическую семантику глагола [ср., напр.: Семантический синтаксис, 1976; 1977; Ибрагимова, 1991]. Также и Ч. Филлмор [1981; 1988] своими «глубинными падежами» представляет семантику глагола, которые интерпретируются самими глаголами. Сходную позицию занимает А.Е. Кибрик [2002], говоря о «глагольной рамке ожидания», что практически является синонимом «падежной рамки» Ч. Филлмора.

Обобщая рассмотренные выше подходы к семантике глагола, можно утверждать, что семантика глагола определяется такими параметрами как: 1) онтологическая категория, определяющая сочетаемость глагола, актантная структура и способ действия; 2) тематический класс (глаголы физического действия, глаголы речи, ментальные глаголы и др.); 3) актантно-ролевая структура; 4) логический класс участника действия (литься – о жидкостях, сыпаться – о сыпучем и т.п.).

Семантический параметр – класс участника глагола – может дополняться параметром «форма и положение объектов в пространстве», иначе говоря, топологией: выделяются, вытянутые вверх, вертикально ориентированные объекты (стоять); плоские, горизонтально ориентированные объекты (лежать) [Рахилина, 1988]. То же правомерно и для немецких глаголов stehen, liegen. Подобная семантика глагола квалифицирована в работе вслед за Е.В. Рахилиной как «топологическая семантика» [Рахилина, 1988]. При этом зрительная топологическая семантика глагола, связанная с топологией объекта, дополняется ситуацией, в которой функционирует объект, что представляет, наш взгляд, топологию гештальтного «видения», осмысления действия, поведения, состояния субъекта/объекта. Подобная семантическая характеристика коллоквиальных глаголов является ведущей для значительной группы глаголов (см.: группа 1 положения 3, выносимого на защиту).

Несколько иную характеристику семантики глаголов представляет Н.И. Волобуев [Волобуев, 1987], опираясь на сигнификативное представление «оценочной направленности». Он описывает лексико-семантическое поле глаголов «оценки» в современном немецком языке как состоящее из ядра и периферии. К ядру этого поля он относит глаголы оценки, которые характеризуются «основным инвариантным (единственным и постоянным) значением оценки». Глаголы оценки распределяются по пяти лексико-семантическим группам: 1) глаголы «квалификации»; 2) глаголы «проверки, апробации»; 3) глаголы «определения, наделения» качеством, свойством; 4) глаголы «идентификации, отождествления, уподобления»; 5) глаголы «представления».

Глаголы лексико-семантического поля «оценки» имеют, на наш взгляд, в своем содержании в той или иной мере социальную семантику. И это не случайно, т.к. «оценка», по нашему убеждению, есть определенное социальное действие, которое фиксируется как некое социальное отношение субъекта к другому субъекту, реальному предмету, объекту мысли, действию, явлению. Как представляется, Н.И. Волобуев не осознает факта социальности оценочной семантики, а действует, как принято в системно-структурном описании фактов языка: определяет материал, опираясь на объединяющее понятие «оценка», а затем описывает его как лексико-семантическое поле «оценки» в системно-структурном ключе.

Оценка в реферируемой диссертации понимается как один из важнейших компонентов социальной семантики слова, образующих внутреннюю социальную семантику. При этом оценка связывается с представлением о норме. Но в социально-оценочной структурной организации плана содержания лексической единицы представление о норме уходит на второй план, служа точкой отсчета, а социально-оценочный компонент актуализируется отнесением слова к тому или иному социально-детерминированному слою лексики, градацией степени оценки и т.п., – как обыденное знание и на теоретическом уровне – как научное, категориальное знание. Модус существования оценки как обыденного знания – это нравственные нормы, оценки, обычаи и т.п., отражающие параметры жизнедеятельности определенного социума. На уровне категориального, теоретического знания оценка представлена понятиями нравственности, обобщающими общечеловеческий опыт [Титаренко, 1974].

Релевантные для нашего лингвистического исследования понятия нормы и оценки рассматриваются как мера и отношение к ней соответственно. Мера выступает в качестве эталонной точки отсчета («допустимо», «разрешено», «обязательно») поведения людей, соотносимого также с понятиями «добро/зло» [Антилогова, 2002]. Норма понимается как объективное явление, она «отрывается» от ситуации и личностных моментов, представляя «собой частный случай оценок: это социально апробированные и социально закрепленные оценки» [Ивин, 1973]. Таким образом, норма есть закрепленная общественным сознанием оценка объекта, события, ситуации, оценка же – переменна, ситуативна. Однако в системе языка (не речи), и норма, и оценка выступают как объективные, константные компоненты плана содержания глагола. Согласно Ю. Хабермасу, «произнесенное слово обретает нормативную силу ... опосредуется символами, фиксирующими обязывающие поведенческие ожидания» [Хабермас, 2007: 36].

Некоторые утверждения, высказанные Дж. Фёрсом [Фёрс, 1962: 90], Г.В.Ф. Гегелем [Hegel, 2007: 235], Ю. Хабермасом [Хабермас, 2007], Дж. Лайонзом [Лайонз, 2003] по поводу речи, сознания, интеракции, формирования взаимного признания, языка как среды, а не средства, нормативности, позволяют понять становление и функционирование языковых единиц как феноменов, изначально социально привязанных к определенным социально нормированным контекстам употребления с семантико-экспрессивной заданностью. Следовательно, функционально-стилистическая и семантико-экспрессивная характеристики слов языка определяются не с позиции наличного, представленного в словарях, лексического состава языка, как статически данного, субъектно-объектного феномена, а с функционально-деятельностной, контекстуально-нормированной позиции. Иными словами, оценка понимается как: 1) коммуникативно-речевое действие и 2) компонент плана содержания языковой единицы.

Оценка как коммуникативно-речевое действие основана на сравнении и может быть соотнесена со схемой оценки в логике, где оценка принимает вид оценочного суждения, совершенного с помощью различных языковых средств (лексических единиц и конструкций) [Брандес, 1987; Баженова, 2003]. Выделяются аксиологические («хорошо/плохо») и деонтические («необходимо, обязательно») оценочные суждения. Заметим, что оценка везде трактуется как дополнительный элемент семантической структуры, или в терминологии А. Мустайоки, как «факультативный модификатор», «один из типов Авторизации» высказывания [Мустайоки, 2006: 153].

В реферируемой работе утверждается, что рассмотрение оценки и как комммуникативно-речевого действия, и как компонента значения, невозможно без уяснения соотношения следующих пар релевантных для оценки признаков и характеристик: 1) объективное – субъективное, 2) эмотивное – рациональное, 3) эмотивное – оценочное, 4) оценочное – коннотативное, 5) оценочное/оценка – ценность.

Проблема соотношения объективного и субъективного в языковой оценке в целом решается в пользу субъективности: «когда речь идет об оценке, на первый план выступает человеческий фактор» [Шмелева, 2004: 109]. Во-первых, оценка есть результат отношения «субъект-человек ↔ объект» (и в таком виде оценка вносится в план содержания языковой единицы), во-вторых, каждый речевой оценочный акт есть действие субъекта речи. Однако, «снятая субъективность», т.е. внесенная в семантику лексемы становится объективно существующим компонентом семантики, общим для всех коммуникантов и должна определяться как социальная семантика.

Определение взаимосвязи эмотивности и оценочности неоднозначно. Принято считать, что эмотивная лексика всегда характеризуется оценочностью, при этом характер эмотивной оценочности разнообразен [Шаховский, 1987]. В некоторых работах оценочность и эмотивность как компоненты семантики противопоставляются друг другу [Малинович, 1989; Касторнова, 2003], в других же, эмотивность, и оценочность рассматриваются как синонимы и под данным феноменом понимают «отношение (хорошее/плохое) субъекта к объекту, рассматриваемое независимо от того, какими свойствами обладает объект» [Вольф, 2002: 37-38].

В диссертации утверждается, что в акте оценивания на первый план выходят не личностные ценностные представления, а социально обусловленные, нормированные и стереотипизированные ценности, относительно которых и осуществляется оценка. Оценка как компонент плана содержания языковой единицы всегда глубоко социальна. Это так называемая аксиологическая оценка, которая граничит с модальностью, это – «модальная фаза» [Мустайоки, 2006: 290] (в традиционной теории ценностей – это деонтическая модальность). Деонтическая «необходимость» входит в аксиологическую оценку в виде ценностной точки отсчета: «так должно быть / так не должно быть». С другой стороны, точкой отсчета может быть и нейтральное состояние/положение дел. Так или иначе, все перечисленные нами феномены (оценочная шкала, точка отсчета, нормативное состояние, стереотипы хорошего и плохого, возможного и необходимого) являются социализированными и образуют внутреннюю социальную семантику.

Как правило, в оценочной структуре выделяются три имплицитных элемента: 1) Шкала оценок; норма; 2) Оценочный стереотип; 3) Аспект и основание оценки.

Шкала оценки есть некая мыслимая линейная протяженность, на которой нормой закреплены представления о социальных ценностях и объективно-социальных оценках. Эти представления относительно стабильны для определенного промежутка времени – в нашем случае для периода современного немецкого языка. Шкала оценок имеет градации по обе стороны от нейтрального, или неоценочного положения. Однако положительно и отрицательно оценочные зоны на шкале оценок могут отсутствовать для данного вида действия, например, для: sprechen, reden.

Это значит, что Норма может занимать любое положение на шкале оценок: нейтрально-усредненное, в положительной или отрицательной зоне. И в этом смысле норма тесно связана со стереотипными представлениями о действии: говорить вежливо надо негромко; требуют обычно громче, чем просят и т.п. Отсюда следует, что «отчужденность нормы от человека» и «социальная апробированость нормы, как нормы действования» превращают «норму» в существенный фактор социальной семантики слова-знака, которая предопределяет его речевое функционирование в строго определенных социальных контекстах, с тем или иным ценностным отношением к объекту, партнеру или содержанию сообщаемой информации. Представление о норме, да и сама норма возникает и «осмысляется», «когда действование становится объектом рассмотрения» [Щедровицкий, 2005: 58]. Следовательно, и норма, и оценка, и ценностное отношение с позиции их осмысления говорящим субъектом есть составные компоненты социального аспекта семантики слова-знака.

Стереотип имеет статус наивного знания как результат фиксирования представления о нормальном случае (поведении, движении, качестве). Стереотип соотносится с чем-то устойчивым, неизменным, это некий шаблон, трафарет, образец действия, поведения. [Толстая, 1995: 124], он мыслится как всеобщее и противопоставленное свободе, изменчивости, индивидуальности. Стереотипы, как утверждается в работе, составляют фрагменты языковой картины мира [ср.: Бартминьский, 1995], наиболее полно отражая концептуальную картину мира. В нашем представлении, стереотип действия, поведения, движения соотносится с особенностями социокультурного вариативного осмысления, и он закреплен в сознании людей как нормальное, нормативное, типичное для данной ситуации действие, поведение или состояние.

В реферируемой работе различаются стереотип и ценность, поскольку ценность всегда положительно оценочна. Стереотип стоит ближе к норме, т.к. отражает типические, нормальные признаки поведения/действия, будничные, изо дня в день повторяющиеся отношения между людьми. Ценности служат мерилом нравственного поведения человека.

По отношению к оценке ценность объективна, она есть результат практического отношения [Столович, 1972: 50]. Ценности – это ценностные ориентации, устойчивые, инвариантные, основные идеи, понятия, представления морального сознания. Следовательно, рассмотренные социально-ценностные моменты семантики слова: норма, ценность (оценка), коннотация, стереотип и др., представляют собой не нечто сопутствующее основной денотативной семантике слова. Норма, ценность (оценка), коннотация, стереотип и др. суть феномены социальной семантики в значении слова и являются не сопутствующими семантическими феноменами, а, наоборот, образующими значение факторами, входящими непосредственно в семантику слова в статусе внутренней социальной семантики.

Подводя итог сказанному выше, оценка, воплощенная в структуре значения может быть определена с позиции логики оценки на основе логических категорий, с одной стороны, и с позиции логики норм на основе лексико-семантической системы языка, с другой стороны.

По определению А.А. Ивина, «логика оценок исследует разнообразные оценки, формулируемые с помощью абсолютных понятий <хорошо>, <плохо>, <безразлично> и сравнительных понятий <лучше>, <хуже>, <равноценно>. Логика норм … изучает логические связи нормативных высказываний, говорящих об обязательном, разрешенном и запрещенном» [Ивин, 1998: 201]. Иными словами, логика оценки связана только с парой оценочных смыслов «хорошо/плохо», не подчиняющихся строгим социальным, моральным законам, тогда как логика нормы находится в русле социально-законодательном, ограниченном созданными людьми нормами, законами.

Далее в реферируемой работе получает обоснование утверждение о том, что социальный аспект семантики слова проявляется также в виде наличия/отсутствия отдельных специфических лексических наименований в том или ином территориальном диалекте, социальном или профессиональном слое лексики. Таким образом, диалектная, литературная, устная, письменная и т.п. маркированность слова есть его семантико-социальная характерология, выделяющая лексему как актуализируемую преимущественно в определенных социально-профессиональных и социальных группах, в определенных функционально-стилистических областях. Семантико-социальная маркированность отражена такими лексикографическими пометами, как: Jägerspr., Medizin, Bergmannssprache, Jugendsprache, Schülersprache, poetisch, dichterisch, umgangssprachlich, kanzleisprachlich, juristisch и др. Такую же маркированность в принципе имеют социальные диалекты (профессиональная речь, профессиональное арго, тайные корпоративные языки, обиходно-разговорная речь) и литературный язык.

Носители социально-территориальных диалектов, социальных и социально-профессиональных групповых диалектов, а также представители других областей жизнедеятельности людей являются внешними, нелингвистическими, не входящими в язык феноменами. Все они находятся вне языка и конституируют условия функционирования тех или иных языковых образований. Вследствие этого, социально-семантический аспект содержательной квалификации слова амбивалентен: он и «схвачен» и одновременно «размыт» формами существования языка как средства коммуникации.

Социально-функциональная дифференциация единиц языка: профессиональный и социальный диалекты, литературный язык, книжный, письменный, канцелярский, просторечный, территориальный диалекты и связанные с ними содержания представляют собой некие внешние факторы, лежащие в социуме и характеризующие социум как таковой. Все это есть ничто иное, как внешняя социальная семантика, которая связана с условиями функционирования определенных лингвистических средств. Именно область функционирования тех или иных лингвистических средств, являясь внешней по отношению к самим лингвистическим средствам, предстает как некое семантико-функциональное основание в квалификации семантики слова с позиции социума.

Внешняя социальная и внутренне-индивидная социальная ситуационная характеристика ситуации общения определяют сложившиеся социальные нормы речевого поведения. Все это квалифицируется в работе как социальный аспект семантики, как феномен внешней функциональной социальной семантики. Внешняя функциональная социальная семантика «говорит» нам лишь о том, что в данной функциональной области речевое поведение есть определенного толка и другим оно быть не может в принципе, т.е. внешняя функциональная социальная семантика определяет соответствующую социальную норму говорения, употребления тех или иных лингвистических средств. Такая «заданность», «предназначенность» определенных лингвистических средств представляет собой некую социально-функциональную норму речевого поведения, что весьма четко и успешно исследуется и решается в области функциональной стилистики.

Существенную роль в формировании социальной семантики имеют пространственно-контактные параметры общения (термин В.И. Карасика [2002]). Они представляют собой не только одну из конституирующих констант социального статуса человека как социального индивида, но находят также непосредственный выход в сферу языка, в частности, в сферу социальной семантики. При этом социальная семантика может репрезентироваться как отдельным словом, т.е. быть заложенной в самом слове, так и целыми выражениями и даже текстами, т.е. реализовываться всем речевым поведением индивида в процессе коммуникации. С социальным пространством бытия и общения индивидов, на наш взгляд, связаны такие социальные оценки, как: фамильярно, грубо, шутливо, верноподданнически, вульгарно, заискивающе, с лестью, высокомерно, официально, менторски, дружески и т.п. В работе доказывается, что эти смыслы входят непосредственно в семантику слова и образуют его обязательную социально-семантическую характеристику не в виде некоего социально-семантического «довеска», «коннотации», а имеют статус неотъемлемой и постоянной характеристики семантики слова, которая формирует и определяет норму его употребления. Таким образом, создается внутренняя социальная семантика слова, заданная областью употребления.

Нарушение принятых норм коммуникации оценивается в социально-оценочных смыслах: грубо, невежливо, нагло и т.п. Данные оценочные характеристики есть именования нарушений статусных отношений, связанных с неправомерным употреблением слова в определенных социальных сферах и областях. Подобные нарушения и их квалификация манифестируют внешнюю социальную семантику слова, которая определяется социальной дистанцией между индивидами, как-то: «свой», «чужой», «начальник», «подчиненный», «старший», «младший» и т.п. Подобная социальная семантика вытекает из определенного речевого поведения и ее следует квалифицировать как синтагматическую социальную семантику.

Разделение социальной семантики глагола на внутреннюю и внешнюю социальную семантику самым тесным образом связано с утверждением Ю.С. Степанова [1998] о том, что глагол не «именует» как «имя именует предмет», а «представляет» действие, событие, состояние. Это является существенным различением, т.к. «именуя», мы автоматически попадаем в парадигму анализа по «признакам», «свойствам» и т.п., т.е. в парадигму осмысления предметной действительности в виде определенных родо-видовых отношений, отношений гиперонимии/гипонимии, что имеет место быть в предметной семантике. Глагольная семантика устроена по-другому, это семантика действия, события, состояния, взаимодействия, деятельности в широком смысле слова. Деятельность как таковая не может быть иерархизирована как некий родо-видовой феномен. Деятельность состоит, как правило, из действий и операций, которые одноактны и одномоментны. Действия и операции могут сопровождаться, да и сопровождаются названными выше социальными моментами, идущими от субъекта, они связаны с субъектной (субъективно-социальной) оценкой самого действия, операции, деятельности во всей ее социально-оценочной тотальности.

Осмысление и категоризация деятельности, действий, операций, отягощенных социально-оценочными отношениями, может происходить в когнитивных моделях, представлениях, в гештальтном топологическом «видении», которое фиксирует гетерогенные и гетерохронные компоненты деятельностной ситуации, цели деятельности, участников деятельности, их отношения и оценки, инструментарий деятельности, социальную норму и способ деятельности.

Глагольная семантика, представляя общесоциальные параметры речевого взаимодействия и речевого поведения, осмысленная когнитивно и гештально категоризованная, может быть представлена в виде когнитивных моделей двух уровней:

1) когнитивные иллокутивные классы – директивы, декларативы, ассертивы, комиссивы, эмотивы, экспрессивы, аккомпанативы (речевые акты (РА), сопровоздающие действия);

2) иллокутивные типы коммуникативно-прагматического взаимодействия внутри выделенных на первом уровне иллокутивных классов.

Следует отметить, что такое двойное категориальное обобщение и осмысление коммуникативно-прагматического взаимодействия является фактом мышления, полученного на материале языка [см. об этом: Нальгиева, 2006: 72-97].

Второй уровень когнитивного осмысления представлен в работе на материале немецкого глагола и охватывает 540 когнитивных иллокутивных моделей, среди которых 99 моделей представляют не один, а два и даже три когнитивных иллокутивных класса [подробнее: Wagner, 2001: 147-167]. Противопоставленность глагольных лексем по когнитивным моделям класса, а также когнитивным моделям осмысления типов действий внутри класса дают в итоге когнитивно-концептуальную характеристику значения глагола как лингвистического явления.

Исследуемый глагольный материал показал, что в когнитивно-концептуальную характеристику действия входят также характеризующие и оценивающие их социальные семантические коммуникативно-прагматические компоненты, ср., например, essen, speisen, fressen относятся к одним и тем же когнитивным моделям класса и типа, но каждый из них имплицирует в речевом акте свою социальную семантику: essen – нейтральная оценка, нормативная оценка, общенациональная лексема; speisen – положительная оценка, социальная семантическая коннотация – возвышенность, функционально связанная оценка (литературный стиль); fressen – негативная, сниженная, вульгарная, грубая, просторечная, обиходно-разговорная оценка.

Применительно к нашему материалу для интерпретации семантического содержания исследуемых глаголов мы опираемся на понятие идеализированных когнитивных моделей (ИКМ) Дж. Лакоффа [2004], т.к. семантика отобранных нами глаголов представлена нерасчлененно (на денотативную и коннотативную – с одной стороны, на номинативную и оценочную, – с другой). В идеализированных когнитивных моделях (ИКМ) происходит обобщение промысливания всего комплекса значений глагола, но без акцента на способе промысливания (также выделены Дж. Лакоффом ранее как 5 типов КМ – образно-схематические, пропозициональные, метафорические, метонимические и символические). Однако мы модифицировали известный термин Дж. Лакоффа и именуем модели интеллектуальными когнитивными моделями, (оставляя то же сокращение), подчеркивая тем самым обобщающий характер осмысления глубинного слоя плана содержания языковой единицы.

Ядро интеллектуальной когнитивной модели глагола, или концепт (понятие) базового уровня, есть гештальтное осмысление, гештальтное «видение», представления (образ) ситуации действия, поведения, состояния Субъекта 1 (С1). При этом, как показывает наш конкретный материал исследования, интеллектуальная когнитивная модель может быть представлена как:

1) гештальтаргументная пропозициональная интеллектуальная когнитивная модель, которая фиксирует онтологические данные «аргументов»;

2) гештальтсценарная пропозициональная интеллектуальная когнитивная модель, включающая источник действия, действие, конечное состояние-результат;

3) гештальттаксономическая пропозициональная интеллектуальная когнитивная модель, представляющая семантическое содержание глагольной лексемы в виде действия (направленного/ненаправленного), поведения, состояния, процесса, события, стилистически маркированного или же немаркированного и т.п.;

4) гештальттаксонимическая интеллектуальная когнитивная модель, фиксирующая стилистически маркированное или же стилистически немаркированное семантическое содержание глагольной лексемы (действие, поведение, состояние) как признаки (норма, ценностное отношение, способ действия, поведения, бытия, интенсивность действия, поведения);

5) гештальтградуированная интеллектуальная когнитивная модель действия и поведения;

6) гештальтрадиальная интеллектуальная когнитивная модель, представляющая отношения между отдельными глагольными лексемами в той или иной лексико-семантической группе или же внутри того или иного лексико-семантического поля.

В реферируемой работе утверждается, что базовая когнитивная модель семантического содержания исследуемых коллоквиальных глаголов современного литературного немецкого языка есть ничто иное как пересечение вышеназванных интеллектуальных когнитивных моделей, т.е. базовая когнитивная модель семантического содержания исследуемых глаголов действия, поведения, состояния представляет собой некий инвариант в виде определенной кросс-структурной когнитивной модели.

Названные выше шесть интеллектуальных когнитивных моделей (ИКМ) есть варианты более сложной, кросс-структурной интеллектуальной когнитивной модели. Социальный аспект семантики немецкого коллоквиального глагола основан главным образом на гештальттаксонимической пропозициональной интеллектуальной когнитивная модели, гештальттаксонимической интеллектуальной когнитивной модели и гештальтградуированной интеллектуальной когнитивной модели. Иногда социальная семантика представлена через сценарную пропозициональную интеллектуальную когнитивную модель, которая в своем онтологическом представлении «схватывает» результат Действия или Поведения с социальной оценкой «плохо».

Выделенные шесть интеллектуальных когнитивных моделей (ИКМ), как указывалось выше, составляют глубинный базовый когнитивный уровень семантики немецкого глагола. Надбазовый уровень образован когнитивно-концептуальными моделями (ККМ), сочетающими в себе фрагменты ИКМ и компоненты концептуальных значений. За счёт вовлечения в термин когнитивно-концептуальная модель (ККМ) понятия «концепт/концепты» мы включаем в когнитивную модель условия её актуализации в лексемах в тех или иных социальных контекстах.

Одним их этих условий является социальная Норма действия, поведения, она отражена в семантике глагольной лексемы как компонент «норма», обеспечивающий в когнитивно-гештальтном представлении момент социальной оценки действия, поведения по отношению к «нормативному» действию, поведению. Иными словами, этот компонент фиксирует в семантике глагола способ представления «нормы» в семантике именно этого глагола. В работе утверждается, что «Норма», как таковая, представляется в семантике глагола как взгляд, отношение, то или иное видение действия/поведения, как точка отсчета действия или поведения. На основе нормативного отношения к Действию, Поведению возникают ненормативные социально-оценочные параметры, конституирующие внутреннюю социальную семантику, такие как: грубо, быстро, очень быстро, ускоренно, интенсивно, вульгарно, с жадностью, с радостью, жестко, с трудом, незаметно и т.п.

Отсюда следует также и то, что в когнитивно-концептуальную модель организации семантического содержания глагольной лексемы входит также и Субъект 2 (С 2), который делает оценку. Если же осуществляется самооценка действия, поведения, то в этом случае Субъект 1 (С 1) занимает позицию Субъекта 2 (С 2) и производит оценку своего собственного действия или же поведения, т.е. самооценка это всегда оценка с позиции Субъекта 2 (С 2).

На основе изложенных выше соображений в работе утверждается, что в когнитивно-концептуальную модель семантического содержания глагольной лексемы должны входить следующие компоненты:

Субъект 1 (С 1), Действие (Д) или Поведение (П), Состояние Cубъекта 1 (СС1), Норма (Н) (или нормативное представление о Действии, Поведении), Социальная Оценка, сочлененная с нормой действия, поведения через отношение (О) к Норме, положительное или отрицательное (соответственно Н-СО+ или Н-СО-), Субъект 2 (С 2), производящий Социальную Оценку, Интенсивность (высокая, средняя, низкая) действия, поведения (соответственно Инт. в., Инт. ср., Инт. н.), Цель (Ц) действия, поведения, (ср., например, jammern – вызвать жалость, flennen – реветь, сильно плакать, чтобы обратили внимание), положительный или отрицательный Результат Действия, Поведения (соответственно: РД+, РД-, РП+, РП-), Ненаправленность Действия, Поведения (ННД и ННП), а также «захваченный» действием Объект Действия (ОД), Инструмент Действия (ИД), Длительность Действия, Поведения по отношению к норме (НДД и НДП).

Кроме названных компонентов когнитивно-концептуальных моделей исследуемых глаголов все они без исключения характеризуются своей функционально-семантической принадлежностью к обиходно-разговорному стилю (Обих.), а также той или иной речеактовой общесоциальной семантикой коммуникативного взаимодействия, характерного для того или иного иллокутивного класса и типа внутри класса.

В