Великого Переселения Ученых (в прошлом векe на дoлю России выпалo два тaких переселения, на долю Германии одно, а всего в истории иx было не менее пяти), Гапон Гапонович, смеясь и плача, рассказ

Вид материалаРассказ
Про соседей.
Заметки по национальному вопросу.
Я помню, Левочка, как ты учил меня класть в чашку только одну ложечку кофе, а не две, - как я и поныне делаю!
Володю Мельникова на велосипеде в лесу, среди берез белых, помню, - он тогда квантовое кинетическое уравнение написал, всем расс
Прости мне, Левочка, дорогой, долгое молчание...
Подобный материал:
1   2   3

Заметки о музыке и исторических несправедливостях.


Впрочем, что мы все про науку, да про науку... Мы же с вами не ребяты, все когда-то кандидатский экзамен сдавали по философии, помним, про надстройку над базисом. Давайте лучше про музыку! Помните старый анекдот: “Встречаются два музыканта, и один спрашивает другого, - где ты сейчас работаешь? - Да в негритянском джаз-оркестре! - И что же, у вас есть негры? - Откуда! Кроме нас с Хаймом - одни евреи!”

Это я к тому, что музыканты как-то все-таки пристроились, привет виртуозам. Слава правящим партиям и у нас теперь подлинная свобода, можно выбирать - без штанов ходить, или в джаз-оркестр негритянский пристраиваться. Ведь предупреждал же Михаил Сергеевич, когда за однопартийную систему ратовал, - две партии стране не прокормить! Как в воду глядел!

Говорят, раньше хуже было. Да и выбора такого широкого не было, одно из трех: либо ты коммунист, либо диссидент, либо просто мизерабль. Хотя было еще и совместительство! Профессор Капица Сергей Петрович, например, показом очевидного и невероятного на телевидении подрабатывал. А член-корреспондентам и действительным членам, тем даже в двух местах показывать невероятное дозволялось!

Я вот про телевидение упомянул и опять программу “Время” вспомнил. Может, пока у нас с вами время есть (простите за дурной каламбур!), мы эту глыбу со стороны музыки обойдем!

Помните, как вся страна замирала, гадая, какой музыкой прогноз погоды сопровождать будут - то ли “Баркаролой” Петра Ильича Чайковского, то ли этой - “Ла-ла-ла ла-ла-ла-ла ...”. Я тут вспомнил про своего товарища Фиму Каца, про которого я предполагаю рассказать в дальнейшем. Фима, еще когда аспирантом был, интеллигентские анекдоты не очень любил: “Не нужны народу все эти ваши Хулио Кортасары! Народу нужно коротко, просто и чтобы в конце было про жопу! Например, приходит интеллигент в баню и просит в кассе билет на одно лицо. А кассир его спрашивает, - а что, жопу мыть не будете?”

От себя замечу, что до сих пор многие российские анекдоты до этого фиминого эталона не дотягивают!

Поэтому обойдя указанную глыбу со стороны музыки, мы можем перейти к историческим несправедливостям. А начинается эта тема для гобоя с того, что в начале семидесятых годов надумал советский член-корреспондент поменять историческую родину. Так бы он в то время фиг бы свой паровоз сменил с широкой колеи на узкую, да шум большой поднялся в буржуазной свободной прессе. Академик Сахаров начал в своих клеветнических интервью для “Либерти лайф - Свобода в прямом эфире” приводить этого член-корреспондента как пример жертвы исторической несправедливости.

Пробовали с ним по хорошему, полковник КГБ беседы проводил: “Квартира у Вас есть? - Да есть, в академическом доме на Ленинском проспекте. - Машина у Вас есть? - Да есть, москвичок зелененький. - Работа у Вас есть? - Да есть, в Академическом институте - отдел, в Московском университете - кафедра и еще лекции в МИФИ читаю. - Так чего ж тебе еще надо, жидовская морда!”

В общем, уперся этот Левич, и пришлось его спустя три года выпустить на новую историческую родину, вместе со всем семейством, включая сына, который к периоду полового созревания уже два физических института окончил, - вундеркиндом вырос, в папу.

В Московском государственном университете имени Михайло Ломоносова по этому поводу митинг протеста был - гневно осуждам-с! Один слесарь этого говнюка член-корреспондента в своем выступлении припечатал: “Они, - говорит, - бегут, как крысы с тонущего корабля!” Про крейсер “Варяг”, правда, петь не стал, поскольку то ли “Интернационал”, то ли “Гимн Советского Союза” заиграли. Там тоже слова хорошие есть (за обе эти песни Сергей Михалков впоследствии Государственные премии получил).

Левич же этот, Вениамин Григорьевич, ученик академиков Ландау и Фрумкина, к началу перестройки успел помереть благополучно и теперь его имени Академический Институт электрохимии есть, одни говорят - в США, а другие - в Израиле, а сам я точно не знаю, хотя статьи какие-то из этого института мне на глаза попадались. Но дело не в том, на какой именно исторической родине такой институт открыли. Главное, что в России он фиг бы такого увековечивания дождался, поскольку у нас физико-химических гидродинамиков выдающихся тогда и без него было - ешь хоть этим самым местом из Фиминого анекдота!

Не исключено, что этот Запад прогнивший таблички мемориальные по политическим мотивам раздает, как Нобелевские премии.

С этими Нобелевскими премиями, кстати, с самого начала исторические несправедливости пошли. Сперва они нашему графу Толстому Льву Николаевичу не дали, Сюлли Прюдом его обошел в третьем туре голосования. Милый поэт, ничего не скажу, его у нас Апухтин неплохо переводил: “Ту вазу, где цветок ты сберегала нежный, ударом веера толкнула ты небрежно и трещина, едва заметная, на ней осталась...” Очень милый поэт, его до сих пор во Франции любят. Строчку пророческую про нашу державу написал: “Не тронь ее. Она разбита!” Но даже при всех его заслугах ведь не чета нашему Льву Николаевичу, это даже французы признают!

Раньше мы перед этими варягами пасовали, потому что они нас Киевской Русью давили, как адмирал Касатонов полуостров Крым, а теперь уже автограф безвозвратно утрачен, как “Слово о полку Игореви”.

Так вот эти исторические несправедливости и возникают, у них - по политическим мотивам, а у нас из-за того, что бардак сплошной, царей, понимаешь, кто хочет тот и расстреливает. До сих пор концов сыскать не могут, кто из уполномоченных команду “пли” дал!

В общем, если ты не диссидент, то нужно создать произведение исключительной художественной силы. Чтобы каждому шведу ясно было - нельзя обойти! Вот Михаила Сергеевича, к примеру, как обойдешь, когда он буквально весь мир потряс мир фразой свифтовской мощи “Социализм с человеческим лицом!”.

Товарищ, верь, взойдет она - пленительная звезда новой формации с лицом Зюганова! Главное - не искать легких путей! А то вот бывший русский поэт, проживающий ныне в государстве Израиль, как выразился: “Коммунизм - есть советская власть плюс эмиграция всей страны!”

Может, и верная мысль, но нельзя же так, прямо как пулю в лоб, с ленинским прищуром! Можно ведь и другим путем пойти! Александр Сергеевич Пушкин, например, не хуже поэт был, и слова, включая матерные, русские и французские, все до одного знал, а выразился на эту тему тоньше, туманнее, лиричнее как-то: “Сосед мой поспешает в отъезжие поля...”

Осень - одним словом!

  1. Про соседей.


Кстати про соседей... У меня соседом Володя Шлайн был, кандидат наук биологических, ныне тоже гражданин упомянутого выше государства. В нашем же подъезде жил, только на два этажа ниже! Так вот этот Володя Шлайн в формер совьет юнион ранней диагностикой онкологических заболеваний занимался. Идея-то, в общем, чепуховая (для студентов!) - берем двести различных факторов, каждый из которых, сам по себе, ничего особенного не значит, и вычисляем с помощью регрессионного анализа коэффициент риска. У кого этот коэффициент аномально большой - непременно рачок-с вскорости подцепит! В нескольких больницах академических его выводы проверяли. И что ж вы думаете, - оправдываются на восемьдесят процентов, как прогноз погоды!

Я, правда, не знаю - говорили они пациентам заранее об этих выводах теоретических или для себя в тайне держали. А то ведь как бывает! У меня дружок школьный есть, очень известный на сегодня художник, пятьдесят премий международных получил, только от России вряд ли чего дождется. Проштрафился он еще во времена дорогого Леонида Ильича. Съезд был тогда двадцать какой-то постройки коммунизма. Помню, на концерте для строителей очень сильно артист Ульянов выступил. Его, как родственника, на все постройки приглашали.

А мой дружок как раз в это время стал большие надежды подавать как веселый художник юморист. И пригласили его украсить веселыми картинками последнюю страницу журнала “Советский союз”, может кто помнит, был у нас такой журнал.

И этот художник в праздничном номере, посвященном съезду строителей коммунизма, нарисовал зал Большого театра, где на сцене стоит пастух. Пастух как пастух, на дудочке играет, кнутом в руках помахивает... А в зале сидят одни коровы.

Очень тогда старые коммунисты обиделись на этот юмор, письма писали товарищу Михаилу Андреевичу Суслову, который тогда наблюдал за идеологией как Главный Теоретик партии.

В результате выперли моего дружка из журнала “Советский союз”, и перешел он в “Веселые картинки”, где и поныне с удовольствием работает. А тогда это было очень большое понижение!

Вернемся, однако, к Володе Шлайну с его теоретическими предсказаниями и обсудим, насколько это важно для чистоты эксперимента - говорили или не говорили они пациентам об этих предсказаниях.

Мой дружок, когда он еще знаменитым художником не был, а только школьную стенгазету рисовал, - книжку дореволюционную по хиромантии у деда своего на чердаке нашел и всю ее изучил. Любознательный был! Ну, изучил бы и ладно, - так он решил свои знания на практике применить! Стал руку своего деда очень внимательно рассматривать со всеми ее линиями жизни и бугорками Венеры и говорит: “А ведь ты, дед, согласно хиромантии, помрешь через две недели!” И что ж вы думаете, дед таки, аккурат, через две недели и помер! Во, как бывает!

А я так думаю, что если бы мой дружок со своей наукой дурацкой к деду своему не лез, то тот, может, аж до самых судьбоносных решений дожил бы, а помер бы уже потом - вместе с пенсионерами. Это я к тому, что от одной науки - польза бывает, а от другой, прямо скажем, - сплошной вред! Поэтому, когда ученым перестали зарплату платить и стали всякие там второстепенные исследования сокращать, то сосед мой, Володя Шлайн, как раз под эти сокращения и попал. А еще его очень сильно общество “Память” напугало, я, говорит, - не за себя, за детей боюсь! В общем, проводили мы его в государство Израиль, он оттуда письма теперь пишет, слезами закапанные, очень он там скучает.

С печалью я гляжу на молодое поколенье. Заявление на выезд написал, в анкетке квадратик чиркнул, - уже женат или еще в разводе, свой серпастый из штанин вынул, тебе по нему в посольстве штампом - шлеп, и катись ты со своей визой хоть к самому основоположнику холодной войны, сэру Уинстону Черчиллю.

Раньше не то, что на историческую родину упомянутого член-корреспондента, а даже в родные места, на недельку, - к стопам припасть, маршрутами пройтись, по которым Владимир Ильич Инессу Арманд водил, взглянуть, на какой вокзал ему бронированный вагон подавали, и то - огромные проблемы были!

Проблемы эти именовались чеховской четырехполенной фразой “Первый Выезд в Капиталистическую Страну”. До третьего полена немногие тогда доходили! И самые нехорошие подозрения - как раз эти ленинские места вызывали, особенно после того, как писатель Анатолий Кузнецов вызвался в Лондоне социальный заказ исполнить о том, как Владимир Ильич Ленин работал в Британской библиотеке. Может, кто помнит, что после этого драматургу Шатрову уже в одиночку пришлось на своей исторической родине лениниану дописывать.

Поэтому ни светлое чувство к Инессе Арманд, ни даже к женщинам вообще, - не являлась достаточным основанием. Однако, случилось так, что в этой альпийской республике с конфедеративным устройством также другие важные события происходили. Я к тому клоню, что там как-то раз генералиссимус Суворов художнику Сурикову позировал при переходе через Альпы. За это благодарные швейцарцы генералиссимусу монумент воздвигли и до сих пор его всем государством охраняют.

Теперь я вам хочу напеть арию из мюзикла “Леонид Ильич - суперзвезда”. Эта ария начинается с того, что главный герой, справившись после третьего захода с фразой “свободолюбивый народ Греции” (помощник - референт, сволочь, такую подлянку в доклад кинул!), вдруг улыбнулся и безо всякой запинки добавил “И со Швейцарией!” Ему в это время как раз должны были присваивать очередное воинское звание и еще художник один хороший, из братской Армении, попозировать просил, отчего Леониду Ильичу всякие несвоевременные мысли в голову лезли, как писателю Максиму Горькому в голодном революционном Петрограде.

Исполнительская дисциплина в описываемую эпоху стагнации на исключительно высоком уровне была. Тогда не то что - царя шлепнуть, но даже в обычную психушку какого-нибудь поэта посадить, и то кто попало - не мог! За все были ответственные - за войну в Афганистане, за выдачу званий Героев Социалистического труда, за поэзию и так далее.

Поэтому когда Леонид Ильич про Швейцарию улыбнулся, то тут же те, кому это было положено по штату, начали расширять и углублять. Решили, что раз поэт Вознесенский уже на ленинские места съездил, то теперь туда надо, для разнообразия, делегацию ученых послать, что бы во всех кантонах ясно стало, что мы с радостью вступим с ними в сношения по всем линиям.

Я уже выше поглядел с печалью на поколение моего соседа, которое без всяких выездных комиссий на историческую родину выпустили. А теперь они там, в Синайских пустынях, - слезы льют, песни композитора Соловьева-Седого распевают. Раньше такого легкомыслия не было! Если б того же Володю Шлайна по-старому оформляли, то он бы за период оформления либо одуматься успел бы, либо от первого же аккорда “Подмосковных вечеров” вздрагивал бы - как поэт Бродский от имени Евтушенко!

Я, к примеру, низовую выездную комиссию для поездки в Швейцарию лишь со второго раза одолел! И это притом, что целый месяц готовился, поэму “Лонжюмо” с любой строчки цитировать мог, и даже, где переносы стоят помнил, - как дирижер Соллертинский в устных рассказах Ираклия Андронникова.

И действительно, на этой низовой комиссии им сначала ну ни на чем меня подловить не удавалось. И вдруг, в конце уже, одна сука меня спрашивает: “А с кем эта Альпийская республика граничит?” Я, конечно, про Суворова помнил, но сгоряча решил, что он туда через братскую Польшу пробивался. “Иди, - говорят, - дорогой товарищ, и приходи следующий раз через две недели, - вместе с фельдмаршалом!” Во, как было!

Помните, недавно у нас электораты кандидатов в Президенты электировали. А уже тогда всем ясно было, что эти, так называемые демократы, засевшие в нашем доме Россия, ни за что не остановятся, пока полностью и окончательно советскую науку не добьют. И то, что из дома поперли этого рыжего чубатого, который старое здание ВАКа себе приватизировал, уже ничего не меняло! Поэтому ученые очень мучались - кому свои полтора миллиона голосов отдать, на самом деле, если жену и тещу посчитать, то даже больше получается!

Некоторые говорят: “Мы свои голоса Владимиру Вольфовичу понесем сдавать! Его партия - единственная, которая в свои апрельские тезисы положение о реанимации советской науки включила!” Я с этими некоторыми несогласен был, хоть и симпатизировал таким апрельским тезисам.

Все-таки непоследовательный человек Владимир Вольфович, ни одного дела до конца не доводит! Например, внес он в парламент законопроект, чтобы русское население не ущемляли, а позволили бы ему, по примеру муслимских субъектов Федерации, иметь по четыре жены. Ясно, что такой законопроект ему немедленно симпатии всех русских женщин снискал! Я тоже, на радостях, пообещал, что Кристину - второй женой возьму (она киевский торт хорошо готовит), а Зину - третьей (не буду объяснять почему). Одно место, значит, в запасе держу, а Таньке прямо сказал, - жениться не могу, сама погляди на разницу в возрасте, хочешь я тебя удочерю, тем более, что это и сейчас не возбраняется!

Женщины - в радости, я себя кристально честным человеком снова ощущаю, в общем, сами видите, - какой правильный законопроект был! Ну а дальше, казалось бы, - исполняй, доводи дело до конца! Тем более, что я уже трем невинным женщинам пообещал! Время идет, а закона-то и поныне нет! Кристина - в слезах, говорит, пусть Танька тебе киевский торт готовит, раз ей это и сейчас уже не возбраняется! Не буду дальше эту античную трагедию пересказывать! Интересно отметить, что трагедия по латыни означает “хор козлов”. Поэтому я тем, которые на Владимира Вольфовича ориентировались, сразу сказал, что я очень боюсь, что он с реанимацией так же проволынит, как с вышеупомянутым законопроектом.

Ученые, я вам скажу, - многонациональная семья, а не одни евреи, как некоторые думают. Сами прикиньте - откуда у нас полтора миллиона евреев может быть, тем более сейчас, когда их историческая родина, как пивной ларек на Курском вокзале, круглосуточно открыта! Поэтому есть среди ученых и другие нации.

Армяне, например, все как один, - на генерала Лебедя ставку сделали! Они с ним надежды связывали, что он их, как Моисей, из Нагорного Карабаха выведет и, тем самым, навсегда этот исторический конфликт загасит.

В каждой ученой семье тогда разговоры шли - на кого ставку делать для скорейшей реанимации. Мне мой начальник, академик, сказал, что он со своим братом эту проблему обсуждал. А брат у него - академик-атомщик, новые ракеты придумывает с лазерными боеголовками. И вот брат ему говорит, я тут три ночи не спал, как артист Ульянов, когда он решал для себя - на два, или на три срока, в виде исключения, Михаил Сергеевич должен Президентом СССР оставаться. Давай, Федя, за коммунистов голосовать! Они сразу ВПК восстановят, а дальше, сам знаешь, мы и всех остальных ученых из Академии наук поддержим!

А мой начальник ему и отвечает, нет, не могу я, брат, такой ценой себе реанимацию покупать. Я, как вспомню комиссию парткома, которую я для выезда в Польшу при них проходил, у меня до сих пор круги перед глазами идут, из-за чего я в формулах ошибки делаю!

Вот какие комиссии были! Люди из-за них до сих пор от реанимации отказываются!

Вообще нынешнее молодое поколение многого не знает или позабыло. Вот спроси у них, - в какой день недели во всей России рыбный день был? Либо неправильный ответ дадут, либо вообще спросят: “А что такое рыбный день?”

У меня вот коллега есть, профессор Косцов. Он мне в те годы историю рассказывал, как его один академик с домработницей первого секретаря Московского комитета партии, товарища Виктора Васильевича Гришина познакомил. Тогда очень трудно было, со стороны, в эти влиятельные круги попасть!

Ну а мой коллега моментом воспользовался, начал этой домработнице французские духи дарить к восьмому марта, в гости ее приглашать, что бы она ненароком увидела, как он в одной комнатенке с женой, тещей и сыном студентом располагается. Накупил разных колбас варенных, портвейн три семерки, бутылочку солнцедара лично для себя под это дело жульнул, всю семью в баню сводил, в общем, сидят они нарядные, ждут именитой гостьи.

Та приходит, эфир клема струит, с тещей знакомится, жене с сыном-студентом кивает благосклонно. Как по маслу все у них шло, пока за стол не сели. Гостья, как вареную колбасу увидела, говорит, я этого есть не могу, поскольку сегодня рыбный день.

А этот профессор начинает ей заговорщицки подмигивать, что, мол, для влиятельных кругов - это, как бы и не обязательно, небось, товарищ Гришин и в рыбный день вареную колбасу ест! Маху дал! Гостья сразу вспыхнула, говорит, вы что ж думаете, мы, как слуги народа - особой жизнью живем! Да если хотите знать, товарищ Гришин со дня принятия соответствующего постановления велел ему в рыбный день только рыбу подавать!

А тут мой коллега и второго маху дал, спрашивает, а как эта рыба называется? Гостья бадьями своими как всколыхнула, говорит, я к вам в гости пришла, потому что подумала, что вы интеллигентные люди, а ты оказался дурак! Дверью хлопнула, шоферу своему рукой махнула и с приветом!

И улыбнулась этому профессору голубая мечта - по профсоюзной линии путевку в Сочи на лето достать для себя и для жены! Да что там путевка, он после этого случая до самой перестройки трясся, как бы его, ненароком, в диссиденты не записали! А вы говорите: “Что такое рыбный день?”

Да вы не волнуйтесь, я нити не теряю, мы к соседу моему вернемся! Не вьюноша какой безусый, не за одним столом тамадой был, помню, что куда бы в тосте не завело, в конце, как рекомендовал Катон Старший, следует воскликнуть: “А Карфаген должен быть разрушен!” и выпить за здоровье прекрасных дам.

Я, собственно, хотел еще только на политинформации отвлечься, которые поколение Володи Шлайна, забыло уже, как рыбный день. А, между тем, расцвет этого важнейшего для нас вида искусств приходится на не столь уж давние времена, на краткую, но яркую страницу истории нашего государства, которую ему вписал лично Константин Устинович Осирис шестой.

В отличие от рыбного дня, день политинформации мог быть назначен любым руководителем в произвольный день недели, идя навстречу пожеланиям трудового коллектива. Но самое главное, конечно, был не день, а содержание, - как и в какой форме трудовой коллектив политически информировали. Здесь шло по возрастающей, в зависимости от образовательного ценза. Чем выше был последний, тем все более каверзные вопросы ставил перед аудиторией политинформатор.

Приведу лишь два примера, хотя мог бы гораздо больше. Пропагандист спрашивает у ученой аудитории: “Вот ученые на Западе, Эйнштейны всякие - они ведь не глупее нас?” Аудитория уверенно отвечает: ”Не глупее!” Пропагандист говорит: “Значит, они могли бы и марксизм-ленинизм изучить, чтобы его исповедовать?” Аудитория вразнобой гудит: ”Ну да, в принципе, могли бы, не боги горшки обжигают, все мы кандидатский экзамен по философии осилили!” Пропагандист спрашивает: “А почему же они все, кроме Федерика Жолио-Кюри, другие учения исповедуют? Ведь не козлы же они какие-нибудь, чтобы неверные учения, вместо единственно правильного исповедовать!” Аудитория замолкла, но про себя думает: ”А ведь действительно, не козлы, а в то же время - единственно верное им не дается! В чем тут загвоздка?”

Доктор Хохмаго нашелся: “Я думаю, что единственно верное учение - всего одно, а неверных учений - очень много! Поэтому большая вероятность сразу на неверное учение наскочить! С другой стороны, пока от неверного учения к верному дорогу найдешь, много времени проходит. Так что, я думаю, хотя они и не козлы, но они в длительном поиске, и когда они этот поиск завершат, то все будут как Федерик Жолио-Кюри!” Вот на какие каверзные вопросы приходилось отвечать!

Последний пример приведу и начну Карфаген рушить. Пропагандист говорит: “Перед Олимпийскими играми в Москве по заказу ЦК КПСС специальные социологические исследования были проведены в психушках, какая группа населения является наименее устойчивой к воздействию примитивной буржуазной пропаганды. И неожиданный результат был получен, оказывается, чем более образованные люди, тем более примитивной агитацией на них подействовать можно! Суть схватываете: добро бы тонкая, изощренная - все-таки доценты с кандидатами, а они на примитивную клюют. Как вы думаете, почему, они что, козлы?”

Аудитория напряженно думает. Опять доктор Хохмаго раньше других вверх руку тянет: “Я думаю, что это оттого происходит, что они домысливают! Это как в истории про одного царского генерала. Его жена - с любовницей застукала, а генерал жене говорит, ну, милая, ты ж у меня такая умница, ну, придумай сама что-нибудь! Вот так и эти доценты с кандидатами - домысливают, оттого у них примитивная пропаганда в очень изощренную превращается, и они уже потом - на эту изощренную клюют!”

Я, когда ленинские места посетил, то по возвращению отчет на политинформации давал. Рассказал, что в Цюрихе у Владимира Ильича под боком публичный дом выстроили, что очень его от работы отвлекало, как того интеллигента, у которого под окнами женскую баню открыли. Владимир Ильич в письмах к Инессе Арманд на это негодовал и вскоре вообще в Женеву переехал.

Один кандидат вопрос задает, а сколько у них, на ленинских местах, программ телевидения?

Я говорю, девять, поскольку много в отеле по ночам кнопками щелкал и цифру хорошо запомнил.

Доктор Хохмаго с интересом спрашивает: “И что, по всем девяти - программу “Время” показывают?”

Я думаю, мы как-то скоропалительно от политинформаций отказались, и из-за этого сами уже не знаем, на что клевать!

Ну а теперь вернемся к Карфагену, то бишь к соседу, который поспешает в отъезжие поля с охотою своей. Я, собственно, про него все уже рассказал. Уехал он на историческую родину, сидит там - слезы льет в Синайской пустыне университета города Хайфу. Я там был, навещал его после конференции в Хебрю Юниверсити. Очень красивый город - Хайфу, горы с пещерами библейскими, деревья вековые, оливково-зеленые, стоят, море Средиземное шумит и волны свои лазоревые на пляж катит, - шикарный пляж они там себе в пустыне отгрохали!

А занимается мой бывший сосед в этом государстве задачами распознавания образов, что, конечно, повыше классом, чем те его исследования наивные, которые под сокращение попали.

  1. Заметки по национальному вопросу.


Раз уж мы эту скользкую тему как бы вскользь, но уже затронули, то давайте теперь и прямо к этому наболевшему национальному вопросу перейдем. Тем более, что у нас пока еще и другие национальности остались, те же нахальные хохлы с их претензиями на Черноморский флот во главе с адмиралом Касатоновым.

Мои друзья Фима Кац и Лева Асламазов, еще когда они аспирантами были, пошли в библиотеку иностранной литературы записываться, ей тогда дочка Косыгина заведовала, поэтому очень хорошая библиотека была, не хуже той Британской, из которой писатель Анатолий Кузнецов на историческую родину не вернулся.

Фимочка анкеты заполнил, билет читательский получает, в нем наверху крупно буква “Е” штампиком напечатана. Левочка у Фимы спрашивает, а это что такое? Фима говорит ему, - ну ты что, сам не понимаешь!

Тут и Леве билет читательский дают, и в нем тоже наверху буква “Е”. Левочка говорит: “Простите, барышня, вы не тот штампик взяли, я армянин, вот - проверьте по паспорту!”

Барышня ему отвечает: “При чем тут то, что вы армянин, я вас в зал естествознания записала!”

Вот как серьезно к национальному вопросу раньше относились, хотя у нас тогда дружба была между всеми народами, включая кавказские.

Фимочка, как выдающийся ученый в области жидких кристаллов, теперь все больше приглашенным профессором в Вайцмановском центре пробивается, но юмора своего не теряет, и-мэйлы в родной институт шлет: “Обрезания пока не делал, а у Володи Воробьева операция прошла успешно!” Я Володьку знаю, - фиг он даст себе что-нибудь обрезать!

Левочка тоже выдающимся ученым стал, может слышали, есть такая теория Ларкина-Асламазова про флуктуационное спаривание. Половинка этой теории тоже сейчас в Соединенных штатах сидит. К Левочке, все кто его знал, с уважением относились. Если кто читал библиотечку “Квант”, была у нас такая библиотечка, то должен был обратить внимание, что в ней все авторы, кроме Фарадея, в конце своих произведений благодарность профессору Асламазову выражают.

Но на заре перестройки Левочке, можно сказать, совсем не повезло, - зарезали его в собственной квартире, на заре, с целью ограбления. И взяли-то всего лишь один видеомагнитофон. Добро бы Panasonic какой-нибудь или там Philips, так нет же - был у Левочки первый отечественный видеомагнитофон, который в формер совьет юнион какое-то жутко секретное предприятие начало выпускать по конверсии. Напряженка у нас тогда была с видеомагнитофонами, а тот бандит, который Левочку зарезал, очень уж видео любил.

Шума в прессе по этому поводу никакого не поднималось, поскольку как пророчески выразился писатель Хемингуэй: “Ну кто же из-за армяшки трам-тарарам поднимать будет!”


(Левочка дорогой, если прорастает на могилке твоей новый василек от пролитой над тобой слезы, - прими от меня этот скромный дар! Помнишь, как Павлов определял, какая собака умная, а какая глупая? Умная собака - быстро приобретает новые рефлексы и быстро теряет их, когда в них пропадает необходимость. А глупая собака - наоборот. Я собака глупая, до сих пор все помню, - клич Маугли и вкус братства!

Помню, как Толя Ларкин выкупал твой портрет, кисти Лени Максимова, чтобы на собранные па аукционе деньги купить новый пиджак Саше Бланку, который, в свою очередь, больше всего сокрушался о том, что вместе с пиджаком в море шквалом унесло и записную книжку. Помню, как Саша, честно пропив аукционные деньги, говорил нам, молодым, - потерять записную книжку, все равно, что начать новую жизнь. При этом голос его был тихим и гордым, как флаги в пыли, - все мы тогда безумно любили Фолкнера.

Я помню, Левочка, как ты учил меня класть в чашку только одну ложечку кофе, а не две, - как я и поныне делаю!

И Кауровку помню, как баб с горок катали, как соком томатным друг друга угощали, как на лыжах бегали. Прости мне, дорогой, что мы с Юркой Овчинниковым, жаворонком ранним, - сов, вроде тебя, утренним пеньем будили.

Володю Мельникова на велосипеде в лесу, среди берез белых, помню, - он тогда квантовое кинетическое уравнение написал, всем рассказывал...

Сегодня в Италии праздник пьяниц - день святого Мартина. Поделил свою овчину в ноябре этот солдат империи Римской для мерзнущего в Галлии, поделил - ножом пополам разрезал.


Прости мне, Левочка, дорогой, долгое молчание... )


Шума в прессе, как я уже выше сказал, не поднималось. И действительно, чего шуметь, ну, еврей уехал, - так их нация всегда уезжала, ну, армяшку зарезали, - так их нацию всегда резали, ну, русский повесился, - так их нация всегда вешалась, да при этом еще и стихи кровью писала. К тому же у нас на заре перестройки другие, более важные катастрофы происходили, - то “Адмирал Нахимов” на сухогруз наскочит, то четвертый блок Чернобыльской АЭС из под контроля выйдет, были, в общем, разные знаки... А потому, как заметил впоследствии застрелившийся писатель Хемингуэй, лучше не спрашивай никогда, по ком звонит колокол.