Великого Переселения Ученых (в прошлом векe на дoлю России выпалo два тaких переселения, на долю Германии одно, а всего в истории иx было не менее пяти), Гапон Гапонович, смеясь и плача, рассказ

Вид материалаРассказ
Импровизация на темы господина Мишеля де Монтеня ”Les Essais”
Совсем иное происходит в море.
André Makine “Le testament franscais
2. Как заграница нам помочь хотела.
Подобный материал:
1   2   3

Импровизация

на темы господина Мишеля де Монтеня ”Les Essais”,


а попросту говоря - заметки дилетанта о науке, литературе, музыке и др. искусствах, о национальном вопросе, о соседях, о продолжении научной политики другими, военными средствами и проч. ... Кроме того, автор предупреждает, что абсолютно все персонажи этих заметок, включая самого автора, - вымышлены, поэтому всякое сходство не является злонамеренным.

Посвящается Анатолию Смелянскому ,

надоумившему меня писать прозой


1. Заметки о литературе: ”Моби Дик” и другие произведения.


"Ну, понеслась душонка в рай", - как говаривал покойный дядя Павлик, опрокидывая стопочку. Пейзаж за окном – апофеоз Билла Гейтса, нежно-пушистые облака на голубом небе, прямо “Windows 95”, домики стоят, как иконки, так и хочется по ним мышкой щелкнуть. Даже и не знаю, - с чего начать? Где бы это лучше дырочку в котле проковырять, - чтоб пошло!

“Моби Дика”, как я убедился, в России мало кто читал. Кто-то чего-то слышал, кто-то просмотрел в юности, у кого-то дома на книжной полке стоит, - да все недосуг... Фильм еще недавно был такой, с Грегори Пеком, его в России мало кто видел. Нельзя сказать, чтобы уж поголовно все не читали, есть, конечно, прослойка, но сами знаете, - страшно далеки они от народа! Так что требуются комментарии - кто, с кем, в каком объеме? Иначе ничего не понятно!

Нет в мире страны, более созвучной “Моби Дику”, чем сегодняшняя Россия! Я даже удивляюсь, как российские режиссеры такой перл проглядели! Мучаются, бедные, ищут, чем бы таким лучше современников пронять, - то ли “Борисом Годуновым”, то ли “Трехгрошовой оперой”! “Годунов” для России доходчивее, - междуцарствие, эпоха безвременья... Впрочем, “Трехгрошовая” - тоже узнаваемо, про рэкетиров, главного мафиози зовут Микки-мессер. На эту пьесу новые русские хорошо идут, тем более, билеты там - по пятьдесят баксов. Стюардессы, кстати, многие - уже посмотрели. Бродвей в Москве, одним словом!


Совсем иное происходит в море.

Кита в его виде диком

не трогает имя Бори.

Лучше звать его Диком.“


Я тут сижу на самом кончике шпоры итальянского сапога, библиотеки моей под рукой нет, а потому ошибок в цитатах налеплю, - уж будьте уверены! “Моби Дика”, впрочем, у меня тоже с собой нет, вообще ничего нет, кроме десятка статей с формулами разными, да компьютера моего любимого (чурка кремниевая - один вариант уже шесть часов никак не сосчитает!), но это все, как говорится, из другой оперы!

Чем вот искусство привлекательно - можно писать про все, про что в голову придет! В науке - там всегда пишут на заданную тему и стараются не отклоняться. Зато научные статьи читать гораздо проще, на одно название взглянул и уже можно дальше не читать! А в литературе не так: во-первых, многие до сих пор без формул пишут, поэтому сразу не разберешь что к чему, а, во-вторых, тут нужно автора знать, иначе, конфуз может получиться.

Я тут недавно книжку прочел - Андрэ Макин “Евангелие по-французски” ( André Makine “Le testament franscais”). Я думал - про крутой секс, судя по обложке, а оказывается, про Россию, Сибирь... И автор, вообще, француз! Из России эмигрировал десять лет назад и пошел по-французски книжки шпарить! Все французские премии по литературе отхватил, включая Гонкуровскую! Теперь французы поголовно уже не в Монаку какую-нибудь, а в Сибирь рвутся, чтобы все, значит, своими глазами увидеть... Во как бывает!

Кстати, про княжество это марочное, ничтожный осколок полураспада некогда могущественной Римской империи. Диалог недавно такой слышал в одной из развивающихся стран:

- Ванечка, ну что, брать будем?

- (молчание).

- Ванечка, у тебя что, пейджер заложило?

- Че?

- Звонок, говорю, почему обратный не даешь! Спрашиваю, брать будем?

- (задумчиво) Да в Монаке дешевле...

- (очень терпеливо) Ванечка, ну мы ж не в Монаке!

Из чего вымышленный автор этих заметок заключил, что у них теперь все есть. Как раньше в Греции!

Конечно, французы зажравшиеся, которых этот Андрюшка Макин смутил, могут себе позволить по Сибирям шастать. Мы же еще до этой стадии не дошли. У нас даже новые русские, и те, начальный капитал сколотив, норовят, по старинке, в Монако да Монте Карло, что бы состояние поскорее за ночь в рулетку просадить и на заре пулю в лоб пустить, - испытать острых ощущений. Там, в Монако, во всех банках и оружейных магазинах таблички висят “Говорим по-русски!” Ей-богу не шучу, своими глазами видел!

Ничего, что я отклонился? У некоторых, знаете, - туго идет, а у меня, как бы это сказать, наоборот. Жена мои литературные произведения всегда критикует: “Ну, - говорит, - воды напустил! Опять у тебя эвкалипт прорвало!”

Давайте, сначала с кончиком шпоры покончим. Как я на этом кончике оказался, среди красно-бело-зеленых? Да по той же воле судеб-с, которая Григория Пантелеевича Мелехова мотала по страницам шолоховского романа. Так вот и оказался, как те старые русские, которые университеты европейско–японско–американско-австралийско-новозеландские позабили, пашут, родные, во всех областях мирового естествознания. России это естествознание - уже вроде как бы и ни к чему, а за границей еще интересуются. Кроме того, ученые, в отличие от шахтеров, люди тихие (тот псих академик, что недавно голодовку объявил, - не в счет!). Выезжаем, значит, на заработки. Кому идейку подбросишь, кому - статейку напишешь, кому - монографию... Благодарят! Выражаю свою искреннюю благодарность профессору такому-то за много саджестшенс. По-английски это очень красиво звучит! При этом еще и трешку с портретом Моцарта в карман суют.

Соплеменники теперь между собой все больше на языках общаются, как правило, на каком-нибудь из английских. Наши - всеми овладели! Приезжаешь, например, на конференцию международно-всеазиатскую в Сингапур - кругом сплошные французы, нашим туда, по причине бедности, не добраться. Красота невероятная, в Джюронг Бëрд гардене – птички бëрдят, чтобы вам сразу понятно было, - намного превосходит представления обычного советского человека о коммунизме. Программку конференции берешь, посмотрим, чем таким эта заграница в науке дышит, за что премии нобелевские получать собирается! На открытии - пленарный доклад Сю Сюеву и доктора Киселева, проездом из Oak Ridge... Дальше - приглашенная лекция профессора Иванова, из Колумбийского университета! Господин Полякофф - тот Принстонский институт высших исследований представляет... Читаешь эту программку - и слезы капают, такая гордость берет за советскую науку!

Докладчик на пленарной сессии выступает: “I highly appreciate the opportunity I was given to present here, in the honorable place of Asia, the Oak Ridge National Laboratory!” И такое, знаете, что- то слышится родное в долгой песне... Вопросы, тоже, - исключительно на официальном языке конференции: “Did you try to solve the general problem?”. “Йез, оф коз! But it should be reported by Professor Ivanov from the Columbia University.”

Да что на других кивать, сам недавно в городе Перуджа, в сердце Италии, открывал XIX Национальный Конгресс по физике. Город на зеленых холмах высоких стоит, церкви кругом песочно-средневекового цвета, шепот от них горячий идет: "Артур, сынок, покайся! Я люблю вас, падре!” И такая сладкая грусть разбирает, как Буратино в гостях у Мальвины, девочки с голубыми волосами. Куда нос не сунешь, всюду красота!

Вы мне скажете, терпи, дорогой, думаешь Штирлицу в ставке у бесноватого дуче легче служить было! Пей, скажете, Бирикино, свое вальполичело за нашу победу!

Все бы ничего, если бы хоть наш могучий и свободный почаще слышать. Так, иногда “хорошо сидим!” перекинешься с венгром или с румыном заезжим. Они сейчас тоже много путешествуют и языки изучают, чтобы их в супермаркетах не обжуливали. Наши же вообще на родной теперь редко переходят, только когда ночами по телефону в Москву или Тамбов пробиваются...

“Алле, Машенька! Здравствуй, солнышко! Как я? Да офигел уже тут с этими Лопе де Вегами! Вот семестр в университете закончу, загляну в Москву на недельку. Как сынок? Уже на третьем курсе! Да что ты говоришь! Ну что ты, родная, опять плачешь!”


2. Как заграница нам помочь хотела.


Помните, как в начале перестройки нам весь земной шар рукоплескал, только Фидель Кастро и Ким Ир Сен - определенную сдержанность проявляли. Зато те, которые раньше по большому с нами сделать отказывались за столом переговоров, империей зла нас обзывали и грозились наш развитой социализм на свалку истории из мавзолея выбросить, только что конкретной даты не называли - до конца столетия или в более отдаленном будущем, чтобы мы по ним за день до этой даты упреждающего удара не нанесли разделяющимися боеголовками; короче, наши вчерашние классовые враги с началом перестройки - чего только нам не предлагали: и займы всякие, и премии Нобелевские, и свободный въезд в Федеративную республику Германию, а Австралия - даже миллион баранов предложила, просто за так. Но мы, я уже не помню, - то ли вывезти их не смогли, то ли просто отказались, мол, жестковаты, а мы привыкли мягких кушать. Да у нас и своих баранов тогда много было. Но я в животноводстве не эксперт и лучше расскажу о другой области, где я больше чего знаю.

Во Франции есть город Страсбург. Там когда-то в Европейском парламенте выступал Михаил Сергеевич, - докладывал Западу о судьбоносных решениях... Большое положительное впечатление произвел тогда его доклад. Я в этом городе потом несколько раз бывал и даже читал приглашенный доклад с той же самой трибуны, что и Михаил Сергеевич, чем потом перед тещей бессовестно хвастался, а она меня ласково спрашивала - не подложить ли еще сосисочку.

Так вот, на той страссбургской конфереции, где я делал доклад с той же самой трибуны, что и Михаил Сергеевич, но на другую тему, зашел разговор о помощи формер совьет юнион, когда уже всему миру ясно стало, что мы, сами по себе, хрен реанимируемся. И начали они нам своими вражьими голосами шептать, как Христос Лазарю. В том числе и на конференции, о которой я рассказываю.

Вначале француз важный выступил, председатель каких-то фондов, говорит “давайте, будем помогать ученым из former Soviet Union! И не только в науке, а вообще - во всем, в профессиональном образовании, экономике, менеджменте...” Но потом другой, рыжий, противный такой из Англии, - возражать стал тому французу, говорит не от науки же ведь у них эти свомпы болотные, наука, как известно, в России всегда была на уровне, а вот колхозный строй и социалистическое производство - всегда требовали дальнейших улучшений! Может, мы лучше просто будем их ученых в свои университеты приглашать, как мы уже, фактически, и делаем. Японец один потом этого рыжего поддержал. “Надо, - говорит, - ой как надо им помогать! У них много идей хороших пропадает. Япония готова эти идеи внедрять в свои разные дивайсы, чтобы потом эти дивайсы всему миру продавать.” И еще иносказательно этот японец выразился, - как и все японцы из страны восходящего солнца. В Сибири, - говорит, - пальмы не растут! Не растут и все, хоть ты тресни! Вот те на, начали - за здравие, а кончили за упокой!

Плохо же вы русских знаете, господа самураи! Мы еще украсим родину шумящими пальмовыми рощами, как задолго до возникновения генетики в России предсказал простой русский селекционер из города Козлова! И поэтому очень обидно нам, на старости лет, ждать милостей от господина Сороса!

Я к Соросу чуть попозже вернусь, а пока поделюсь воспоминаниями о первом - розовом периоде перестройки, из которого мы плавно, как Пабло Пикассо, - перешли в голубые (имею в виду - периоды).

В начале этого розового периода пригласили меня на конференцию в Венгрию. У нас с этой бывшей страной варшавского договора очень теплые дружеские отношения были по линии Академии наук. Иностранцев из стран развитого капитализма тогда на эту конференцию в Венгрию тоже много понаехало. Я в кулуарах, за куревом, с одним немцем разговорился, рассказал ему о наших новых мирных инициативах, которые некоторые недальновидные политики на Западе почему-то не принимают, и похвастался, что уже к двухтысячному году каждая советская семья будет жить в отдельной квартире.

Мое заявление про квартиры на немца никакого впечатления не произвело, а вот насчет мирных инициатив, тут заклинило! Мне этот немец говорит: “А мы эти ваши инициативы потому не принимаем, что вам не доверяем. Вы - агрессивная нация!” Я от возмущения аж рот раскрыл, две мировых войны развязал, сука, а меня в агрессивности обвиняет! Но продолжаю подчеркнуто вежливо: “В какой же, говорю, свободной прессе вы этот абсурд прочитали?” Он говорит: “А Ангола!” Я говорю: ”Мы там на позициях невмешательства в дела братской Кубы.” Он продолжает: “А Афганистан!” Я отвечаю: “У нас там ограниченный контингент, и сами видите, дело к тому идет, что скоро эта проблема будет решена политическими средствами.” Он мне говорит: “Нет у вас никаких таких политических средств, поскольку для этого надо уметь других слушать! А я, - говорит, - сам в Москве недавно был и видел, что вы, когда говорите, то друг друга не слышите и блеск у вас какой-то в глазах ненормальный блестит, будто бы вы все друг друга шашками порубить готовы.” Вот гад!

Я с ним дискуссию продолжать не стал, а только заметил, что хотел бы я поглядеть, какой бы блеск у них в глазах блестел, если бы они каждый день по два часа в очередях за продуктами постояли.

В общем, я хочу сказать, что даже в начале перестройки, при всех их улыбках ханжеских, можно уже было все же от них всяких гадостей ожидать. Дальнейшая практика подтвердила, что способны они, в случае чего, и займы назад потребовать, и от судьбоносных решений отмахнуться вместе с мирными инициативами. Так что, может, мы скоропалительно от классового чутья отказались в одностороннем порядке!

Правда, когда я назад в Шереметьево-два из Будапешта прилетел, то специально повышенное внимание стал обращать на то, как соотечественники друг с другом говорят. И верно, блестит у нас в глазах какой-то блеск, который этот антисоветский немец подметил. Хотя, может, это горящий в груди костер желаний отсвечивает! Но, думаю, дело поправимое. Главное, что бы процесс поскорей пошел. Мы тогда все верили - ну, вот-вот пойдет, еще чуточку...

Я теперь специально перескочу через исторически короткий промежуток времени, за который мы превратились в формер совьет юнион, а долгое русское слово “перестройка” повсеместно вытиснилось энергичным латинским словом “collapse”. В очередях россияне, правда, стали стоять меньше двух часов в день, но блеска в их глазах не поубавилось. Продукты и товары, благодаря челнокам, тесно связанным с мафией, организовавшейся из ушедших на пенсию сотрудников Внешторга, за это время российский рынок как-то насытили, правда и цены возросли в восемь с половиной тысяч раз. И тогда российское население, чтобы не запутаться, начало все, для простоты, исчислять в баксах.

В это время и появился на российском горизонте человек с венгерской фамилией, американский мультимиллиардер Джордж Сорос с его ста пятьюдесятью миллионами долларов. Для начала он предложил всем желающим ученым - от кандидата наук и выше, за просто так выдать разовое вспомоществование в пятьсот долларов (для ученых, если кто не в курсе, - это очень большие деньги!). И действительно-таки всем, кто к нему обратился, - тут же выдал! В результате российские ученые, полностью уже усомнившиеся в возможности заиметь отдельную квартиру к двухтысячному году, поверили Джорджу Соросу!

Тут один тонкий психологический момент важен. Когда, в первый раз, Сорос по пятьсот долларов выдавал, то никто из академиков или даже просто директоров за помощью к этому валютному спекулянту не обращался. Во-первых, видно было, что он в науке ничего не соображает - дает всем, кто у него ни попросит. А, во-вторых, стыдно было из-за такой мелочи унижаться, не привыкли у нас директора меньше, чем по миллиону просить. Обратились же, в основном, всякие кандидаты, которые в большие начальники не выбились, а только ручки у приборов крутят, графики рисуют, черновые варианты статей готовят - для того, чтобы их старшие товарищи прошлись, затем, по этим статьям рукой мастера и сделали из них выдающиеся научные произведения, рекомендуемые для публикации в открытой печати.

Тем не менее, дешевая популистская тактика Сороса в области науки сделала ему определенную рекламу. Кроме того, по телевидению показали встречу Сороса с нашим Президентом, который поблагодарил его за поддержку и призвал и дальше так же хорошо спекулировать валютой в пользу российской науки, как он это делал до сих пор. При этом вокруг президентского стола стояли известные ученые и представители канцелярии. Видно было, что дела пошли на лад и что Сорос быстро разберется - ху есть кто, на то он и спекулянт, чтобы без проволочек, понимаешь, российских, быстро на изменение валютного курса реагировать!

Поэтому, когда на второй год Сорос свой конкурс грантов объявил и попросил свои предложения присылать, то откликнулись практически все: как поверившие а него кандидаты, так и политически лояльные граждане, которые регулярно в двадцать один ноль ноль программу “Время” смотрят.

Программа “Время” - это такая глыба матерая, что ее с наскоку в рассказе не поднять. Чтобы вы просто представили себе какая это глыба, приведу один пример.

Один ученый, кафэмэнэ, сидел себе тихонько в уголке на кухоньке среди тещиных кастрюлек со сковородками и размышлял с листочком бумаги на научную тему. Вы спросите, а почему это он не в своем рабочем кресле размышлял в Академии наук? А потому, что подвал, где это кресло находилось, только в солнечные дни не затапливало. Хорошо, что в Академии наук многие руководители тогда душевные были и твердость свою только при выезде на овощебазы проявляли.

Сидел себе, значит, этот кафэмэнэ и пробовал вычислить дэиксподэтэ. Это сложная задача была. Никто это дэиксподэтэ до него никак не мог вычислить. Даже американцы плюнули. Подождем, - говорят, - когда у нас более мощные компьютеры заработают. А этот кафэмэнэ годик поразмышлял - и вычислил! Такое на него вдохновение снизошло. Это, как любовь, не знаешь - где стукнет. Ну, естественно, обрадовался он до ужаса, схватил тещин зонтик, побежал на станцию в телефон-автомат, - поскорее своему начальнику доложить о достигнутом успехе.

А начальник, который все время вдохновлял этого кафэмэнэ на решение указанной проблемы, вдруг отвечает ему в трубку ледяным голосом: “Боря, Вы мешаете мне смотреть программу “Время”...” Вот какую глыбу мы по пути обошли!

Теперь вернемся к Джорджу Соросу с его интернэйшенал сайнс фаундэйшн. Как я уже сказал, ему в силу разных причин все поверили и заявки написали. Естественно, что каждый по чину брал!

Директора сдержанно просили два-три миллиона долларов, поясняя, что их Институты уже давно и заслуженно занимают флагманские позиции в отечественной и мировой науке. Невзначай в заявках приводились цветные фотографии хорошего качества, где директора давали какие-то пояснения известным Нобелевским лауреатам.

Кандидаты же в своих заявках с нарисованными от руки графиками обещали уточнить ход изотермы Ленгмюра в области высоких давлений или решить какие-то мелкие задачки по кинетике лазерного осаждения вещества из газовой фазы. При этом бесстыдно требовали десять тысяч долларов на группу из пяти человек на три года.

Предложений было очень много! Сорос в них вникать не стал, да и времени у него на это не было, он как раз новую валютную аферу замышлял - то ли против японской йены, то ли против итальянской лиры. Поэтому он все перепоручил своему Верховному Экспертному Совету, созданному из наших фул-профессоров диссидентов, уже получивших к этому времени позиции в разных там Корнелях и Стэнфордах. Из член корреспондентов и действительных членов в тот экспертный совет мало кто попал, ну, разве что Боря Зельдович, так он в своем Челябинске сорок безвылазно сидит, откуда ему знать - что там за бакен впереди, справа по траверсу!

Ну и случилось то, чего и можно было заранее ожидать при такой непродуманной организации! Флагманам Сорос дал спокойно затонуть, а всякую мелюзгу второстепенную поддержал, урезав их бесстыдные запросы вдвое. Хорошо еще, что кандидаты эти все-таки ученые были, поэтому с самого начала в своих заявках такую возможность предусмотрели.

Но, как вы помните, - Соросу-то поверили, поэтому все и кандидаты, и директора написали в своих заявках чистую правду, а некоторые академики в порыве пароксизмов гласности так даже прозрачно намекали на возможные военные применения своих научных исследований. Как сказал писатель Исаак Бабель, впоследстикие заслуженно внесенный в список реабилитированных, - нужны ли тут слова! Сообразите сами: флагманы тонут, а в руках потенциального противника оказалась стратегически важная информация!

Во-первых, ему известно сколько у нас ученых и кто чем занимается! Мы этого, честно говоря, сами толком никогда не знали, сколько их у нас и кто чем занимается. Да, был у нас хороший справочник статистический, еще во времена дорогого Леонида Ильича выпущенный; там перечислялось, - по каким позициям мы развитые капиталистические страны уже обошли, а по каким, честно признавалось, - пока еще отстаем! Отстаем (немного!) - по сырокопченым колбасным изделиям, но зато по яйцу, молоку, крупам, скобяным изделиям - извините!

Так вот, в этом справочнике сообщалось, что в области науки в СССР трудятся - полтора миллиона человек, в то время, как во всем мире - в этой области работают всего лишь шесть миллионов. Всякие, конечно, мелочи не уточнялись, например, эти полтора миллиона как считались - вместе с уборщицами или только с сотрудниками административно-хозяйственных отделов. И без этих мелочей всем ясно было, что при нашем бардаке мы фиг бы военного паритета достигли, кабы не четверть мозгов всего мира, рассредоточившаяся на необъятных просторах наших КБ, п/я и прочих шарашек.

Но, конечно, детальной проработки, подобной той, которая оказалась в руках у господина Джорджа Сороса, в наших статистических справочниках никогда не бывало. Многие директора очень быстро сообразили, чем это может грозить для нашей Родины. И хотя Сорос тут же сделал тихий ход и невзначай пояснил, что двадцать процентов средств будут непосредственно перечисляться институтам, где работают грандополучатели, - позиция его была безнадежной!

Потому что кроме упомянутого “во-первых”, были, конечно, и “во-вторых” и “в третьих”, но это как в истории про Наполеона, которому его любимый маршал Даву как-то раз забыл дать салют из пушек при въезде в захваченную (или освобожденную) крепость. “Даву, - строго говорит Наполеон, - Вы почему не дали салют из пушек при моем въезде в крепость?” “Простите, мой генерал, - отвечает, глядя ему в глаза, Даву, - на это было ровно семь веских причин. Во-первых, в крепости нет ни одной пушки!” “Достаточно”, - сказал Наполеон, - и пошел дальше.

Конец этой истории изображен на картине художника Ильи Репина. Как дума наша государственная заседала, пытаясь поставить под контроль этот и другие, накопившиеся к этому времени негативные процессы. Может, конечно, господа сановники и не нашли скопом и в спешке оптимального решения, может, и Владимир Вольфович, как всегда, слишком уж бескомпромиссно высказался, а Толя Шабат ему при этом всетелевизионно по шее не надавал от лица советских ученых, но Сорос, в результате, обиделся и заявил, что он сворачивает деятельность своего фонда в России.

Тут и ежу понятно, - другой валютный спекулянт лучше уж по месту жительства родной “Ювентус” поддержит, чем себе на одно место невероятных приключений итальянцев в России искать будет.

С другой стороны, к этому времени и острота проблемы чуть поослабла - около двухсот тысяч ученых из формер совьет юнион выехало, кто на постоянную, а кто - на временную работу (на это, кстати, Джорджу тоже пеняли, ведь это он их своими халявными долларами развратил, как князь Нехлюдов артистку Семину!). Часть народу в банках и пивных ларьках пристроилось, я думаю, тысяч триста. Но память то у вас хорошая! Вы цифру статистическую помните! С миллионом то - что делать будем!

Полемика в западной печати развернулась: ”А ви что скажете, товарищ Жюков?” Профессор Ананасов из Флориды интервью дал: “Не нужно, - говорит, - помогать этим ученым из формер совьет юнион! Все ученые, - говорит, - уже здесь! Там - одни функционеры остались! Зачем им помогать! Лучше уж тем, кто после стольких мытарств, вдохнул, наконец, настоящей свободы, - давайте им помогать!”

Другой, из Принстонского института, ему в этой же газете отвечает: “Про какие такие мытарства Вы говорите, господин Ананасов! Что у Вас, у академика, сына кремлевского врача, мама в разных очередях стояла? Я сам - сын академика, поэтому точно знаю, что в формер совьет юнион ваша мама могла стоять только в одной очереди - в академический распределитель, в той же, где стояла и моя мама!” И заканчивает интервью этот профессор из Принстона, выводом “нужно помогать, но, главным образом, молодым!” Старикам, кому за сорок, тем, понятно, уже ничем не поможешь... Метастаз - одним словом!

“Алле, Машенька! Как ты там? Что сынок? Физтех бросил!? Пивком на Курском торгует? Ну, умница! ”

И не надо нам никакой ихней помощи! Как наш Президент выразился, еще годик потерпим, а потом Россия мощно пойдет вперед, значит!