| страница | 40/40 |
| Дата | 28.03.2012 |
| Размер | 3.4 Mb. |
| Тип | Документы |
СодержаниеПрофессиональный матч ЧТО ПОЛУЧИЛ МОШЕ НА СИНАЕ? Кодекс и летопись Двойное дарование История или фикция |
- Двойственность Книги Бытия проявляется на разных уровнях. Есть двойственность в двух, 1554.69kb.
- Семь Лучей Бога Семь Божественных Энергий Голубой Луч Пламя Воли Господа, Энергия Первого, 1589.38kb.
- Рождество христово и начало "нашей эры, 221.42kb.
- Конференция Адама Смита за последние 10 лет стала центральным местом встречи руководителей, 23.57kb.
- Реферат По предмету : введение в теорию экономики. На тему : Политическая экономия, 129.98kb.
- М. В. Ломоносова Исторический факультет. Отделение истории и теории искусства, 202.64kb.
- Адама Смита, 82.02kb.
- Гипотезы о происхождении человека, 20.84kb.
- Отчет о научной стажировке в Университете им. Адама Мицкевича г. Познань с 15. 09., 54.14kb.
- Книга вторая, 2074.19kb.
1 ... 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Профессиональный матч
Может быть, смысл этот состоит в предотвращении проникновения ошибок и преступлений в вечную жизнь?
Главное отличие между любительской и профессиональной шахматной игрой состоит не столько в уровне (он может быть самым разным), сколько в том, что по неписанным правилам любительской игры можно “перехаживать”, а по правилам профессиональной - нельзя. Если играя в шахматы, один игрок заявляет: “Ой, я перехожу”, а второй снисходительно кивает, то ясно, что речь идет не более чем о развлечении, не более чем о дружеском проведении досуга. Игра с “перехаживаниями” - заведомая профанация. Профессиональный матч, напротив - серьезное ответственное занятие, не допускающее отмены совершенного хода.
В этом отношении шаг человека на его жизненном пути также необратим, как ход гроссмейстера на шахматном поле. Разумеется, человек может покаяться и тем изгладить из своей жизни даже серьезное преступление, но во-первых, покаяние как раз и обусловлено осознанием непоправимости ситуации, а во-вторых, само оно лишь возможный фрагмент нашего “чистовика”. В действительности, люди переживают подлинное раскаяние относительно редко, в большинстве случаев они как раз склонны себя оправдывать, умножая зло в этом мире.
Но можно ли, сохранив ответственный, необратимый характер жизни, одновременно избавить ее от риска вечного тотального осквернения?
Это становится возможным, если рассечь жизнь надвое. В этом случае “чистовик” временной жизни может послужить “черновиком” для жизни вечной. Иными словами, человек сможет переопределить свою позицию с учетом открышейся ему перспективы “конца истории”.
В самом деле, смертный человек проживает свою жизнь набело, реализуя или проваливая свое человеческое призвание. Смерть, разлучающая душу с телом, является последним выражением этой неумолимой действительности. С этим не спорит никто. Во всяком случае все религии мира признают, что изменить что-либо в себе человек может лишь пока его душа находится в теле. После же того, как душа отходит в мир иной, ее судьба оказывается предрешенной: в экзистенциальном отношении эта душа не способна к себе ничего ни прибавить, ни убавить. Иными словами, со смертью происходит экзистенциальная фиксация, иногда весьма мучительная и для души совершенно беспросветная.
Религии могут расходиться в ряде вопросов, касающихся посмертного существования души. Так, в иудаизме формально главенствует принцип, сформулированный Виленским Гаоном в следующих словах: “Награда за заповеди бесконечна, а возмездие за грехи конечно”. При этом, однако, существует немало высказываний и оговорок, из которых можно вынести заключение о вечности мучений. Между тем, ни иудаизм, ни какая либо другая религия, не учат о возможности посмертного покаяния. Какая же имеется перспектива у грешной души?
Восточные религии видят решение этой проблемы в реинкарнации. Нужно еще раз воплотиться, вернуться в мир, где душа, облеченная в тело, обретает способность меняться и исправлять грехи, совершенные в прежнем воплощении.
Иудаизм (а вслед за ним христианство и ислам) предлагают альтернативный план: всеобщее воскресение и суд.
Облачившись в плоть, душа должна вновь обрести возможность выбора, должна выйти из экзистенциальной спячки и сделаться способной к восприятию нового.
В христианской эсхатологии воскресение из мертвых однозначно совпадает с так называемым Страшным судом. В иудаизме существует два взгляда. Согласно одному, воскресение предстоит только праведникам, согласно другому - воскреснут все люди. Но тогда суд неизбежен, как и сказано об этом в книге пророка Даниила: “И пробудятся многие из спящих во прахе земном: одни - для вечной жизни, а другие - на поругание и вечный позор” (12.2).Однако, именно в силу того, что душа вновь облекается плотью, в этом последнем суде (в отличие от суда, совершаемого в посмертии) для нее должна открыться возможность покаяния. В миг последнего суда, когда вся история вдруг предстает перед взором души в каком-то осмысленном порядке, когда не только душа готовится к последнему ответу, но и Всевышний готов ответить на все “зачем?”, “за что?” и “почему?”, в этот миг обретшая тело грешная душа, по-видимому, обретает также и возможность покаяния.
Может быть я и ошибаюсь, но мне думается, что в этой ситуации вынужденной встречи со Светом и вновь обретенной плотью, у грешной души возникает дополнительная возможность выбора между “вечной жизнью” и “вечным позором”.
Однако в любом случае ясно, что после этого последнего суда возрожденный человек окажется готовым к той жизни, которая будет лишена противоречивых характеристик “горячего мороженого”. Этому возрожденному человеку уже можно будет доверить вечность, не опасаясь, что он превратит ее в такое же отхожее место, в какое он превратил наш тленный мир.
ЧТО ПОЛУЧИЛ МОШЕ НА СИНАЕ?
Кодекс и летопись
Глава “Бераха”, последняя глава Торы, которую читают на этой неделе, содержит благословения, произнесенные Моше перед его смертью, и описание самой смерти: “И умер там Моше, раб Божий, в земле Моавитской, по слову Господню, и похоронен он в долине, в земле Моавитской, против Бейт-Пеора, и никто не знает погребения его до сего дня” (34.5-7)
Эти слова возбуждают естественный вопрос: кто их написал? В Бава Батра (15.а) на этот счет приводится два мнения. Согласно одной версии, слова, относящиеся к смерти Моше, были пророчески записаны им самим, согласно другой - были дописаны Иегошуа Бин Нуном.
Два этих ответа отражают две концепции Торы - как предшествующего миру мистического текста, и как записывающегося по ходу священной истории религиозного документа. Обе эти концепции представлены как в ТАНАХе, так и в Устной традиции. В чем эти концепции состоят и как между собой соотносятся?
Общепризнанно, что Моше получил на Синае всю Тору. Это утверждается в ней самой: “Вот постановления и законы и наставления, которые установил Господь между Собою и сынами израилевыми на горе Синай через Моше” (Ваикра 26.46)
Но о каком тексте все же идет речь? Что именно было получено на Синае? Обычно имеется в виду, что Моше получил там все 613 заповедей. Так, например, утверждает Рамбам в своем предисловии к Мишне: “Все заповеди со всеми деталями и подробностями получены на Синае”. Между тем такого кодекса не сохранилось. Та Тора, которую мы имеем сегодня, представляет собой историческое повествование, по ходу которого даются заповеди, причем иногда с привязкой к конкретным событиям и обстоятельствам, как например, заповедь о Песах Шейни (Бемидбар 9.6).
Это может вызвать недоумение. В самом деле, почему бы тогда не существовать двум разным книгам: своду законов и летописи? Зачем Автору понадобилось их совмещать? И опять же, как этот “совмещенный” текст связан с “задуманным”, т.е. с тем сводом законов, который вроде бы был получен на Синае?
Прежде чем ответить на эти вопросы, стоит обратить внимание на то, что отношение иудея к законодательной части Торы ничем не отличается от его отношения к повествовательной части. И та и другая части воспринимаются с равным пиететом. Так, например, в Зогаре сказано: “Горе тому человеку, который считает, что Тора пришла для того, чтобы пересказать простые сказания, поведать об обыкновенных делах. Если так, то мы и теперь могли бы составлять Тору из обыкновенных слов и еще с большим успехом”.
В комментарии к главе Хелек трактата Сангедрин Рамбам пишет: “Вся Тора, известная нам сейчас - та самая Тора, которая была дана Моше, благословенна его память, и вся она - из уст Творца мира. Иными словами, всю Тору Всевышний передал Моше каким-то способом, условно названным речью. Неизвестно, каким именно образом она была передана ему, но бесспорно, что именно он ее получил и что был он подобен писцу, который под диктовку записывает исторические события, предания и заповеди. И нет никакой разницы между словами: “И сыны Хама: Куш, и Мицраим, и Пут, и Кнаан” (Берешит 10.6), “А Тимна была наложницей Элифаза, сына Эсава” (Берешит 36.39) - с одной стороны, и словами “Я Господь, Бог твой” (Шмот 20.2) и “Слушай Израиль: Господь Бог наш, Господь един” (Дварим 6.4) - с другой. Ибо все эти слова - от Вседержителя мира, все они - Тора Господня, цельная, чистая, святая, истинная”.
Как это может быть? Что это значит? Почему законы и истории не только сплетены в один текст, но и одинаково ценятся?
Ответ, по-видимому, состоит в том, что “история” сказалась на содержании самих законов, что в становлении Торы “время” активно влияло на “вечность”. “Заповеди” и “истории” нельзя было преподать отдельно, потому что содержание законов менялось в зависимости от “исторических событий”, в зависимости от поведения сынов Израиля. Заповеди подвергались трансформации по ходу своего дарования!
Так, признается, что содержание первых скрижалей, разбитых Моше после поклонения евреев золотому тельцу, отличалось от содержания вторых скрижалей. В результате этого греха произошли и другие изменения. Например, в Торе написано, что согласно первоначальному замыслу священники должны были посвящаться из первенцев всего Израиля, но в результате греха золотого тельца Всевышний решил брать их только из когенов.
Итак, содержание Торы корректировалось по мере ее дарования. Таким образом, можно сказать, что та Тора, которую мы имеем теперь в результате истории, описанной в ней самой, отличается от Торы первозданно задуманной, но в то же время ей присваивается статус этой первозданной Торы.
Двойное дарование
Между тем в приведенных словах Рамбама о равенстве законодательной и повествовательной частей Торы позволительно усмотреть и совершенно иную идею, а именно идею того, что на Синае Моше получил не только 613 заповедей, но также и “истории”.
Другими словами, в этих словах просматривается идея того, что Моше записал на Синает слова: “И умер там Моше, раб Божий, в земле Моавитской”(Дварим 34.5), так же как он записал там слова: “Не убий, не прелюбодействуй, не кради”
Итак, попытаемся еще раз выяснить: что, где и когда было дано Моше?
Как мы выяснили, уже в самой Торе утверждается, что (вся) она была дана на Синае: “Вот постановления и законы и наставления, которые установил Господь между Собою и сынами израилевыми на горе Синай через Моше” (Ваикра 26.46)
Именно так понимаются эти слова в Сифри (мидраш галаха): “Через Моше дана Тора на Синае, как сказано: “Вот постановления и законы и наставления, которые установил Господь между Собою и сынами израилевыми на горе Синай через Моше”.
Однако в том же источнике (Сифри на Ваикра 1.1) говорится и противоположное: “Р. Оси Галили сказал: в трех местах давалась Тора Моше: в земле Египетской, на горе Синай и в шатре откровения”.
Это разночтение воспроизводится во многих других местах. Например, в трактате Гитин (60.1) говорится: “Есть кто говорит: Тора отдельными свитками давалась, когда Моше говорил перед Израилем определенную главу и записывал, а потом другую, до тех пор пока не закончил все... Есть кто говорит: Тора запечатанной дана. Что не была Тора записана прежде часть за частью, но в конце всю ее написал Моше одним разом....”.
Как бы то ни было позволительно заключить, что дарование Торы было продублировано, что она давалась дважды: один раз мистически, целиком на Синае, а второй раз по частям в течение десятелетий.
Причем важно отметить, что речь может идти не только о законах, но и обо всех тех событиях, которые в Торе описываются. Во всяком случае, имеется немало иудеев, которые в это верят.
Мне не известны ортодоксальные тексты, которые бы утверждали это так же определенно, как апокрифическая книга “Юбилеев”, в которой сказано, что “Моше был на горе сорок дней и сорок ночей, и Господь научил его относительно того, что было прежде и что случиться в будущем”.
Тем не менее определенные намеки имеются. Так в предисловии к своему комментарию Торы Рамбан утверждает, что Тора давалась сплошным текстом, без пробелов и при другой разбивке на слова представляет собой имя Всевышнего. Кроме того, он пишет: “Почему Тора говорит о Моше в третьем лице? Потому, что она существовала еще до сотворения мира, тем более - до появления на свет Моше, и, как известно нам из предания, была написана “черным огнем по белому огню”. Моше же был подобен переписчику, копирующему древнюю книгу... Достоверно известно, что вся Тора, с начала книги Берешит и до слов “перед глазами всего Израиля”, которыми завершается Пятикнижие, была непосредственно продиктована Моше Господом... И вся эта мудрость, сообщенная Всевышним Моше, записана в Торе, и заключена она не только в простом значении фраз Торы, но и в тайном смысле ее слов и даже в способе написания отдельных букв”. Естественно предположить, что Рамбан говорит здесь именно о масаретском тексте, а не о “своде законов”.
Итак, концепцию того, что на Синае Моше получил всю ту Тору, которую мы знаем теперь (а не только ее законодательную часть), нельзя признать однозначно и четко сформулированной, не считается она и общепризнанной. Тем не менее концепция эта имеет определенное распространение и признается вполне легитимной.
История или фикция
Концепция эта не может не вызывать самых серьезных недоумений. Ведь на вид она равнозначна полной предопределенности, а тем самым вроде бы отнимает у иудаизма его главный пафос, его главный вероучительный принцип - принцип исторического развития.
Действительно, если поступки человека предопределены от века, то к чему все эти гимны свободе? Если все совершенное Авраамом и Моше было подробно записано задолго до их появления на свет, а тем самым предрешено, то в чем состоит их подвиг? В чем состоит экзистенциальная ценность их поступков?
Если текст Торы не исторический документ, а некая надисторическая мистическая матрица из ивритских букв, то значит, история - это грандиозная фикция, хорошо отрежессированный спектакль, ферьерическое надувательство, причем совершенно бессмысленное, ибо не ясна его цель.
Итак, традиция говорит, что Тора предсуществовала миру, что Всевышний творил мироздание глядя в Тору, что она представляет Его имя. При этом утверждается, что в Торе учтена каждая буква, что ее мудрость скрывается “не только в простом значении фраз Торы, но и в тайном смысле ее слов и даже в способе написания отдельных букв”. Но можно ли сохранить идею историю, если считать, что та Тора, глядя в которую Всевышний творил мир, это та самая Тора, которая известна нам сейчас?
Я никогда не слышал, как сторонники подобной теории разрешают эти ее внутренние трудности, но я бы на их месте рассудил так: Первозданный текст Торы - это сплошной массив, представляющий собой специфическую последовательность из 22 букв еврейского алфавита общим числом 304805. При определенной разбивке этого текста он представляет собой имя Всевышнего. Однако почему не предположить, что число разбивок неограниченно?
Возможно, при иных поступках персонажей священной истории разбивка слов оказалась бы иной и в этом случае Тора описала бы какие-то другие, а не известные нам события.
Может быть, то имя Всевышнего, которое представляет собой Тора, предусматривает множество вариантов развития событий, в зависимости от поступков своих героев. Просто в каждом случае возникала бы иная разбивка и даже трансформировалось бы значение каких-либо слов; более того, появлялись бы новые слова с определенными значениями. Кто-то скажет, что в этом случае это уже не будет известный нам язык, иврит. Возможно и так.
Тем не менее мы вправе допустить, что миру предсуществовала именно та Тора, которую мы знаем теперь, если предположим, что свободные деяния людей, живших до синайского откровения, влияли на связи между ее буквами: разрывали одни из них и устанавливали другие.