1820 175 В

Вид материала

Документы

Содержание Литография К. Рабуса. 1822 г. А. С. Пушкин, «К морю» Акварель Н. Чернецова. 1832 г. Картина Н. Чернецова. 1837 г. Гравюра С. Галактионова. 20-е гг. XIX в.

Подобный материал:

• Пушкин Александр Сергеевич, 88.13kb.
• Русский поэт, родоначальник новой русской литературы, создатель современного русского, 159.33kb.
• Постановлением Госстандарта России от 30 июня 2000 г. №175-ст Внастоящем стандарте, 262.66kb.
• Постановлением Госстандарта России от 30 июня 2000 г. 175-ст 3 Внастоящем стандарте, 219.42kb.
• Всероссийский конкурс, посвященный 175-великого мыслителя и ученого Д. И. Менделеева, 719.25kb.
• Журналистская деятельность н. А. Полевого в историко-литературном контексте 1820-х, 466.29kb.
• Афанасий Афанасьевич Фет родился в усадьбе Новоселки Мценского уезда в ноябре 1820, 72.66kb.
• Вгод открытия в школе обучалось 155 детей; в настоящее время 175 обучающихся из 5 сельских, 421.9kb.
• Афанасий Афанасьевич Фет (1820-1892), 62.18kb.
• Обязательно для прочтения к 16. 01., 383.02kb.

[173]

КРЫМ

1820


175

В Крыму Пушкин провел около тридцати дней в августе — сентябре 1820 года.

Срок небольшой. Но каждый из этих дней был так насыщен событиями, яркими впечатлениями, что кратковременное крымское путешествие оставило в жизни и поэзии Пушкина глубокий след, явилось началом нового, весьма важного этапа его творческого развития.

Многое из того, что видел поэт в Крыму, что волновало и вдохновляло его, дошло до нас и является теперь предметом пристального внимания и заботы советских людей.

Выехав из Пятигорска 5-го или 6 августа, Пушкин вместе с семьей Раевских 12-го прибыл в Тамань. Путь шел через Ставрополь, Кавказскую крепость, Усть-Лабинскую крепость, г. Екатеринодар (Краснодар) и казачьи поселения правобережной Кубани — Капыл (ныне станица Славянская), где путешественники ночевали, и дальше — Калаузы, Курки (теперь станица Курчанская), Темрюк, станица Голубицкая, Переситы, Сенная. Из-за плохой погоды в Тамани пришлось задержаться. В суворовской крепости Фанагории Раевским и Пушкину предоставили квар-


176


тиру; ¹ 15-го к вечеру попали в Керчь. «Из Азии переехали мы в Европу на корабле», — писал поэт А. А. Дельвигу (VI, 633).

Сейчас Керчь — крупный портовый и промышленный город, расположенный вдоль берега моря на северном и юго-восточном склоне горы Митридат. Кварталы многоэтажных домов, заводы, рудники. Множество зелени. Вдоль всего побережья протянулся широкий приморский бульвар.

В 20-х годах прошлого столетия Керчь была совсем небольшим городком, наполовину торговым складом, наполовину военной крепостью. Из одного конца городка в другой тянулась единственная улица, в начале которой возвышались древние полуразрушенные башни.

Пушкину Керчь была интересна прежде всего своим историческим прошлым. Поэт рассчитывал увидеть там «развалины Митридатова гроба... следы Пантикапеи», — как писал он позже брату (X, 15).

Однако он был разочарован: «...на ближайшей горе посреди кладбища увидел я груду камней, утесов, грубо высеченных — заметил несколько ступеней, дело рук человеческих. Гроб ли это, древнее ли основание башни — не знаю» (X, 18).

Действительно, развалины гробницы знаменитого Митридата VI Евпатора — легендарного полководца древности, которые мечтал увидеть Пушкин, ничего интересного не представляли. И. М. Муравьев-Апостол, побывавший на развалинах почти в одно время с поэтом, писал: «Здесь осталися развалины огромных цоколей, может быть служивших портиком царских чертогов. Одному из них присвоено имя Кресел Митридатовых, без всякой другой причины, кроме той, что непременно хотелось найти здесь какой-нибудь памятник знаменитейшего из царей боспорских: сии же развалины столько на кресла похожи, как и на стол и на всё то, в чем не рассудок, а воображение будет открывать намерение и цель».²

Позже, в «Путешествии Онегина», Пушкин отправляет своего героя к тем же местам, где в 1820 году был сам:

Воображенью край священный:

С Атридом спорил там Пилад,

Там закололся Митридат,

Там пел изгнанник вдохновенный

И посреди прибрежных скал

Свою Литву воспоминал.

(V, 202)

Не оправдали ожиданий поэта и керченские «следы Пантикапеи» — столицы и главного торгового центра Боспорского царства: «Развалины

¹ См.: Г. Гераков. Путевые записки по многим российским губерниям. СПб., 1828.

² И. М Муравьев-Апостол. Путешествие по Тавриде в 1820 году. СПб., 1823. стр. 263.


177

Вид Керчи с моря.

Акварель Г. Гагарина. 30-е гг. XIX в.


Пантикапеи не сильнее подействовали на мое воображение. Я видел следы улиц, полузаросший ров, старые кирпичи — и только» (VI, 633). В письме к брату от 24 сентября 1820 года Пушкин подробнее описывал свои впечатления от виденного: «Ряды камней, ров, почти сравнившийся с землею — вот всё, что осталось от города Пантикапеи. Нет сомнения, что много драгоценного скрывается под землею, насыпанной веками; какой-то француз¹ прислан из Петербурга для разысканий — но ему недостает ни денег, ни сведений, как у нас обыкновенно водится» (X, 18).

¹ П. А. Дюбрюкс (1774—1835); занимался с 1816 г. раскопками в Керчи; 26 апреля 1820 г. был избран членом-корреспондентом Вольного общества любителей российской словесности.


178

Уверенность поэта в том, что много ценного могут дать будущие раскопки, подтвердилась. Археологами сделаны в районе керченских развалин замечательные находки, часть которых хранится ныне в Историко-археологическом музее имени Пушкина. Это один из старейших историко-археологических музеев страны (основан 15 июня 1826 года).

Из Керчи Пушкин и Раевские поехали в древнюю Каффу — в Феодосию.

Когда-то турки восхищались богатством этого города и называли его Кучук-Стамбулом («Маленьким Стамбулом»). Ко времени же приезда Пушкина от прежнего величия Каффы почти ничего не осталось: разрушенная в период русско-турецкой войны крепость восстанавливалась на скромные правительственные субсидии.

Феодосия была немногим больше Керчи. Окрестности города не отличались особой привлекательностью: невысокие холмы, плоское побережье, скудная растительность. Правда, на берегу моря был разбит небольшой бульвар, но молодые деревья еще почти не давали тени.

Прибыв на место 16 августа вечером или 17-го утром, Раевские и Пушкин не остановились в городе, а поехали на дачу к С. М. Броневскому,¹ расположенную в двух верстах от Феодосии. «...Остановились у Броневского, — писал Пушкин, — человека почтенного по непорочной службе и по бедности» (X, 18).

Деревянный дом, где жил Броневский, был невелик, но красив, имел всевозможные балкончики, застекленные веранды и небольшую надстройку с флюгером наверху. По обеим сторонам центрального входа стояли колонны паросского мрамора.

Во время Великой Отечественной войны дача Броневского была разрушена фашистами. От нее остался только фундамент и развалины бассейна. Теперь это район между Керченским шоссе, Московской улицей и кинотеатром «Украина». Правда, одна постройка тех времен сохранилась до наших дней. Это — небольшой грот, который известный исследователь Крыма географ И. И. Бабков назвал «Пушкинским».²

У входа в Центральный феодосийский санаторий, расположенный на территории бывшего сада Броневского, установлена мемориальная доска с текстом: «Здесь 16—18 августа 1820 г. останавливался проездом в Гурзуф великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин».

В Феодосии Пушкин прожил всего сутки и отправился 18 августа на рассвете вместе с Раевскими в Гурзуф.

¹ С. М. Броневский — с 1810 г. был градоначальником Феодосии. Много сделавший для благоустройства города, Броневский, однако, в 1816 г. был отстранен от должности без назначения пенсии. Ко времени приезда в Феодосию Раевских и Пушкина он жил в своем доме, сильно нуждался.

² Газета «Победа» (Феодосия), 1956, 8 июля.


179

Длившееся уже трое суток путешествие по Крыму пока что мало радовало поэта. С тем большим нетерпением ждал он новых богатых впечатлений от морского перехода на бриге «Мингрелия» в Гурзуф.

Берега от Феодосии до Алушты показались ему скучными. Это понятно: Пушкина приводила в восторг «великолепная цепь» Кавказских гор, «ледяные их вершины, которые издали, на ясной заре, кажутся странными облаками, разноцветными и недвижными» (X, 77). Береговые же горы от Феодосии невысоки и довольно однообразны. После величественных картин Кавказского хребта ни Судакские горы, сами по себе очень красивые, ни Чатырдаг, который очень нравился Мицкевичу, не поразили поэта.

Однако именно на борту «Мингрелии» Пушкин написал свое первое появившееся в печати крымское стихотворение — романтическую элегию «Погасло дневное светило».


Феодосия. «Пушкинский грот» на территории бывшей усадьбы Броневского.

Фотография.


180

Погасло дневное светило;

На море синее вечерний пал туман.

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Я вижу берег отдаленный,

Земли полуденной волшебные края;

С волненьем и тоской туда стремлюся я,

Воспоминаньем упоенный...

(II, 7)

Природа в элегии тоже романтична: обобщенна, без подробностей, раскрывает не столько пейзаж, сколько переживания автора:

Я вспомнил прежних лет безумную любовь,

И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило,

Желаний и надежд томительный обман...

Шуми, шуми, послушное ветрило,

Волнуйся подо мной, угрюмый океан.

Лети, корабль, неси меня к пределам дальным

По грозной прихоти обманчивых морей,

Но только не к брегам печальным

Туманной родины моей...

(II, 7)

О своей поездке по Черному морю Пушкин несколько позже писал брату: «...Морем отправились мы мимо полуденных берегов Тавриды, в Юрзуф, где находилось семейство Раевского <жена генерала Раевского и дочери жили к этому времени уже в Гурзуфе>. Ночью на корабле написал я Элегию, которую тебе присылаю; отошли ее Гречу без подписи. Корабль плыл перед горами, покрытыми тополями, виноградом, лаврами и кипарисами; везде мелькали татарские селения» (X, 19).

Некоторые особенности южного берега Крыма прочно остались в памяти Пушкина: в его тетрадях на черновике строфы XLVI первой главы «Евгения Онегина» (1823 год, октябрь) имеется рисунок, на котором легко узнать Ворота Карадага. Эта своеобразная, торчащая из моря скала изображена на рисунке так, как ее можно было увидеть только со стороны моря; с суши она выглядит иначе.

Подъехав на рассвете 19 августа к Гурзуфу, Пушкин увидал Крым во всей его прелести. Именно в это утро поэт понял и полюбил «полуденную Тавриду»: «Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли; плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам; тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ими; справа огромный Аю-даг... и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск и воздух полуденный...» (VI, 633).


181

В 1830 году, работая над «Путешествием Онегина», Пушкин так вспоминал поразившие его десять лет назад гурзуфские берега Крыма:

Прекрасны вы, брега Тавриды,

Когда вас видишь с корабля

При свете утренней Киприды,

Как вас впервой увидел я;

Вы мне предстали в блеске брачном:

На небе синем и прозрачном

Сияли груды ваших гор,

Долин, деревьев, сёл узор

Разостлан был передо мною.

А там, меж хижинок татар...

Какой во мне проснулся жар!

Какой волшебною тоскою

Стеснялась пламенная грудь!..

(V, 202)

Утру в Гурзуфе посвящена и «Нереида». Это стихотворение и стихотворение «Редеет облаков летучая гряда» поэт объединил под общим названием «Эпиграммы во вкусе древних».

Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду...

(II, 22)

Гурзуф во времена Пушкина представлял собой небольшую татарскую деревушку, приютившуюся у подошвы Яйлы, вблизи Аю-дага. Селение было расположено амфитеатром в долине, которая спускалась к морю. Однако внизу, около моря, построек не было; туда не спускались даже татарские хижины. Они стояли выше, образуя узкие улицы, утопавшие в плодовых садах.¹ Огромный гурзуфский парк доходил до речушки Салгир.²

Живя осенью того же 1820 года на берегу Тясмина в имении Давыдовых Каменке, Пушкин вспомнил Гурзуф и «полуденные волны»:

Редеет облаков летучая гряда;

Звезда печальная, вечерняя звезда,

Твой луч осеребрил увядшие равнины,

И дремлющий залив, и черных скал вершины;

Люблю твой слабый свет в небесной вышине:

Он думы разбудил, уснувшие во мне.

Я помню твой восход, знакомое светило,

Над мирною страной, где всё для сердца мило;

Где стройны тополи в долинах вознеслись,

Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,

И сладостно шумят полуденные волны...

(II, 23)

¹ См.: Б. Л. Недзельский. Пушкин в Крыму. Симферополь, 1929.

² В Крыму протекают два Салгира. На берегах довольно крупной реки Салгир стоит Симферополь; маленький же и мелкий Салгир протекает через Гурзуф.


182

В заключительной строфе «Бахчисарайского фонтана» Пушкин еще раз описал панораму Гурзуфа:

Поклонник муз, поклонник мира,

Забыв и славу и любовь,

О, скоро вас увижу вновь.

Брега веселые Салгира!

Приду на склон приморских гор,

Воспоминаний тайных полный,

И вновь таврические волны

Обрадуют мой жадный взор.

Волшебный край! очей отрада!

Всё живо там: холмы, леса,

Янтарь и яхонт винограда,

Долин приютная краса,

И струй и тополей прохлада...

Всё чувства путника манит,

Когда, в час утра безмятежный,

В горах, дорогою прибрежной

Привычный конь его бежит,

И зеленеющая влага

Пред ним и блещет и шумит

Вокруг утесов Аю-дага...

(IV, 192-193)

Сегодняшний Гурзуф — крупный курорт. Светлые просторные здания санаториев и домов отдыха сплошной лентой тянутся вдоль побережья.

Но пейзаж Гурзуфа, если смотреть на него с моря, и сейчас почти такой же, как во времена Пушкина. Те же гряды невысоких гор, замыкающих горизонт, нагорные леса, широкая прибрежная полоса, утопающая в садах и парках. Гурзуфские отроги Яйлы мягко спускаются к морю, и от западного берега мыса разворачиваются широкой свободной дугой. С востока — скала с руинами крепости, фантастическая Медведь-гора, мыс Суук-су («Холодная вода»), острова Адалар...

Приехав в Гурзуф, Раевские и Пушкин остановились в доме Ришелье — бывшего новороссийского генерал-губернатора. Двухэтажная дача стояла почти на самом берегу — светлая, легкая, как бы приподнятая над заливом, окруженная стройными кипарисами и невысокой каменной оградой.

Пушкин с другом своим Николаем Раевским поселился наверху, одну из угловых комнат занял генерал Н. Н. Раевский, другую — С. А. Раевская. Дочерям отдали две средние комнаты, самые большие и светлые.

В. Б. Броневский в 1815 году так писал о внешнем виде дома Ришелье: «Остановились мы у большого о двух этажах дома с бельведером, принадлежащего дюку де Ришелье. Хотя дом не совсем еще отстроен, но вблизи низких хижин кажется огромным и великолепным замком. Глав-


183

Гурзуф. Справа внизу — дом Ришелье, где жил Пушкин.

Литография К. Рабуса. 1822 г.


ным фасадом обращен он к горам; с другой стороны видно море».¹ И. М. Муравьев-Апостол также оставил свое описание дома Ришелье: «Огромное здание состоит из крылец, переходов с навесом вокруг дома, а внутри из одной галереи, занимающей всё строение, исключая четырех небольших комнат, по две на каждом конце, в которых столько окон и дверей, что нет места, где кровать поставить. В этом состоит всё помещение, кроме большого кабинета над галереею, под чердаком, в которое надобно с трудом пролезть по узкой лестнице».²

Позже этот дом принадлежал различным лицам и неоднократно перестраивался. Но всё же в основных чертах он и поныне сохранил облик пушкинского времени. Высокая галерея украшает фасад со стороны сада,

¹ В. Б. Броневский. Обозрение южного берега Тавриды в 1815 году. Тула, 1822, стр. 82.

² И. М. Муравьев-Апостол. Путешествие по Тавриде в 1820 году, стр. 153-154.


184

а у главного входа — красивая застекленная веранда. Кругом растут пирамидальные кипарисы.

Во время Великой Отечественной войны фашисты сильно повредили дом и разрушили существовавший в нем пушкинский музей. После изгнания оккупантов здание было восстановлено, и теперь в нем размещается дом отдыха.

В Гурзуфе Раевские, а с ними и Пушкин, прожили три недели.

«В Юрзуфе жил я сиднем, — писал поэт А. А. Дельвигу в 1824 году, — купался в море и объедался виноградом; я тотчас привык к полуденной природе и наслаждался ею со всем равнодушием и беспечностию неаполитанского lazzarone.¹ Я любил, проснувшись ночью, слушать шум моря — и заслушивался целые часы. В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество» (VI, 633—634).

В «старинной библиотеке» Ришелье нашлось немало интересных книг — сочинения Вольтера и других европейских писателей. С увлечением Пушкин читал А. Шенье и особенно Байрона.

Много мест, сохранивших память о Пушкине, можно найти в окрестностях Гурзуфа. На утесе, нависшем над бухтой, видны развалины Генуэзской крепости, построенной еще императором Юстинианом I. Сейчас от когда-то могущественного укрепления осталась только полуразрушенная стена. Пушкин же застал еще и башни, причем одна из них, восточная, была почти целой. В незавершенной строфе стихотворения 1821 года Пушкин писал:

Когда луна сияет над заливом,

Пойду бродить на берегу морском

И созерцать в паденьи горделивом

Развалины, поникшие челом.

Старик Сатурн в полете молчаливом

Снедает их...

И волны бьют вкруг валов обгорелых,

Вкруг ветхих стен и башен опустелых.

В другом черновике Пушкин упоминал о греческом кладбище, расположенном недалеко от крепости:

Близ ветхих стен один над падшей урной

Увижу ль я сквозь темные леса

И своды скал, и моря блеск лазурный,

И ясные как радость небеса.

О гротах Суук-су, прибрежных скалах Пушкин вспоминал в стихотворениях «Буря» (1825), «Талисман» (1827) и других.

¹ Нищего (итал.).


185

Гурзуфскому винограду, этой «красе долин», Пушкин посвятил одно из своих стихотворений 1824 года:

Не стану я жалеть о розах,

Увядших с легкою весной;

Мне мил и виноград на лозах,

В кистях созревший под горой,

Краса моей долины злачной,

Отрада осени златой,

Продолговатый и прозрачный,

Как персты девы молодой.

«Виноград» (II, 200)

Скала Аю-даг и гроты Суук-су, в которые можно попасть только на лодке с моря, теперь называются Пушкинскими. Находятся они на территории Артека, который как раз и расположен между Медведь-горой и утесом с Генуэзской крепостью.

Детвора, собирающаяся на отдых в пионерский лагерь Артек со всех концов страны и из-за рубежа, организовала свой пушкинский музей, с особым интересом ходит на экскурсии по пушкинским местам, устраивает Пушкинские чтения, вечера, костры. Стихи Пушкина звучат здесь постоянно.

На верхней части Пушкинской скалы (эта часть искусственная) построена небольшая серая башенка по средневековому образцу. К ее восточной стороне прикреплена мраморная доска со стихами:

Прощай, свободная стихия!

В последний раз передо мной

Ты катишь волны голубые

И блещешь гордою красой.

А. С. Пушкин, «К морю»

Восточнее дома Ришелье, у начала парка Центрального санатория Министерства обороны, между входными воротами и спортивным городком, находится группа оливковых деревьев. Среди них — беседка, а возле нее — бюст поэта и мемориальная доска с надписью: «Здесь был А. С. Пушкин». В 1949 году, в ознаменование 150-летия со дня рождения поэта, гурзуфской библиотеке было присвоено имя Пушкина.

Память о пребывании Пушкина в Гурзуфе хранится и в устных преданиях. Еще в 50-х годах прошлого столетия было записано татарское предание о поэте и его соловье. В поэме «Русские женщины» Некрасов поэтически пересказал это предание:

«К поэту летал соловей по ночам,

Как в небо луна выплывала,

И вместе с поэтом он пел — и, певцам

Внимая, природа смолкала!


186

Потом соловей — повествует народ —

Летал сюда каждое лето:

И свищет, и плачет, и словно зовет

К забытому другу поэта!

Но умер поэт — прилетать перестал

Пернатый певец... Полный горя,

С тех пор кипарис сиротою стоял,

Внимая лишь ропоту моря...»¹

Немало интересных рассказов о Пушкине можно услышать в окрестностях Гурзуфа и поныне. Сам поэт время пребывания в Гурзуфе считал «счастливейшими минутами своей жизни»: «Там прожил я три недели... Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался — счастливое, полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение — горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда — увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского»,— писал Пушкин в сентябре 1820 года брату из Кишинева (X, 19).

Позже воспоминания о Гурзуфе всегда связывались у Пушкина с ощущением счастья, успокоенности, света:

Ты вновь со мною, наслажденье;

В душе утихло мрачных дум

Однообразное волненье!

Воскресли чувства, ясен ум.

Какой-то негой неизвестной,

Какой-то грустью полон я.

Одушевленные поля,

Холмы Тавриды, край прелестный,

Я снова посещаю вас,

Пью жадно воздух сладострастья

И будто слышу близкий глас

Давно затерянного счастья.

«Таврида» (II, 108)

Между 5-м и 8 сентября Раевские и Пушкин уехали из Гурзуфа. Путь их лежал тропой через Ай-Данильский лес до Никитского сада и далее до Ялты — в то время небольшой деревни на берегу моря. Отсюда путешественники поднялись на Аутку и через Ореанду, Кореиз и Гаспру спустились вниз до Мисхора и Алупки.

Теперь это приблизительно маршрут Верхнего шоссе.

В Алупке, в небольшом татарском домике, Раевские и Пушкин заночевали.

Из Алупки путь шел по берегу до Симеиза. Со стороны моря пришлось сделать небольшой обход вокруг горы Кошка, подняться через Кикинеиз, а затем по крутой, обрывистой, с очень высокими ступенями Шай-

¹ Н. А. Некрасов. Избр. соч. М., 1947, стр. 188.


187

Артек. Пионеры на Пушкинской скале.

Фотография.


тан-мердвеня («Чертовой лестнице») выйти к Байдарской долине. Четыре года спустя в письме к Дельвигу Пушкин вспоминал: «...страшный переход ...по скалам Кикенеиса не оставил ни малейшего следа в моей памяти. По Горной лестнице взобрались мы пешком, держа за хвост татарских лошадей наших. Это забавляло меня чрезвычайно и казалось каким-то таинственным, восточным обрядом» (VI, 634).

Через селение Байдары путники подошли к Георгиевскому монастырю и в нем ночевали. В том же письме поэта к Дельвигу читаем:


188

«Георгиевский монастырь и его крутая лестница к морю оставили во мне сильное впечатление» (VI, 634).


Георгиевский монастырь.

Акварель Н. Чернецова. 1832 г.


Георгиевский монастырь стоит на утесе вблизи мыса Фиолент. Вид с утеса здесь величественный и несколько мрачный: море, которое кажется очень темным от нависших над ним крутых и диких скал, амфитеатр утесов, покрытых зеленью садов и фруктовых деревьев, а кое-где холодно проглядывают суровые гранитные отроги.

Переночевав в монастыре, Пушкин и Раевские решили отклониться от своего пути на три версты для того, чтобы осмотреть легендарный храм Дианы. В это время от храма дочери Зевса оставались лишь развалины; однако на Пушкина они произвели огромное впечатление: «Тут же видел я и баснословные развалины храма Дианы. Видно, мифологические предания счастливее для меня воспоминаний исторических; по крайней мере тут посетили меня рифмы. Я думал стихами. Вот они:


189

К чему холодные сомненья?

Я верю: здесь был грозный храм,

Где крови жаждущим богам

Дымились жертвоприношенья;

Здесь успокоена была

Вражда свирепой эвмениды;

Здесь провозвестница Тавриды

На брата руку занесла;

На сих развалинах свершилось

Святое дружбы торжество,

И душ великих божество

Своим созданьем возгордилось.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чадаев, помнишь ли былое?

Давно ль с восторгом молодым

Я мыслил имя роковое

Предать развалинам иным?

Но в сердце, бурями смиренном,

Теперь и лень и тишина,

И в умиленьи вдохновенном,

На камне, дружбой освященном,

Пишу я наши имена».

(VI, 634—635)

Оставив влево Севастополь, путешественники двинулись Балаклавской дорогой через Черкес-Кермен и 7 сентября приехали в Бахчисарай, лежащий в глубокой ложбине.

«Бахчисарай» — по-татарски означает «дворец садов». До присоединения Крыма к России город был столицей крымских ханов. В 20-е годы XIX века он был одним из самых населенных пунктов Крыма, насчитывал одиннадцать тысяч жителей. Через весь город тянулись две длинные улицы, над которыми нависали утесы. Это придавало утопающему в садах Бахчисараю некоторую сумрачность. У открытых дверей домов-лавок сидели ремесленники и купцы. Одни торговали фруктами, другие шили изделия из сафьяна или вырезали тонкие ножи из стали.

Покрыты белой пеленой,

Как тени легкие мелькая,

По улицам Бахчисарая,

Из дома в дом, одна к другой,

Простых татар спешат супруги

Делить вечерние досуги.

«Бахчисарайский фонтан» (IV, 183)

В наши дни Бахчисарай делится как бы на две части: новый город и старый.

По старому Бахчисараю, как и во времена Пушкина, течет мутная речушка Чурюк-су, а над ее берегами склонились каменные глыбы гор. Время сберегло прежний колорит города. Основная, очень длинная


190

Бахчисарайский дворец.

Фотография.


улица, ведущая ко дворцу, как и сто сорок лет назад, узка, и вдоль нее теснятся маленькие домики.

Новый, советский Бахчисарай ушел из ущелья. Он состоит из больших белых и розовых домов, его улицы достаточно широки и богаты зеленью.

Пушкина и его спутников особенно интересовал в Бахчисарае старый ханский дворец.

Это здание построил еще в первой половине XVI века Менгли Гирей-хан. В середине XVIII века, во время похода Миниха, большая часть дворцовых построек и сада была уничтожена. Здание, которое видел Пушкин, отстроили в 1750 году при Керим-Гирее и частично реставрировали в 1787 году при Потемкине, когда ожидался приезд в Крым Екатерины II.

Для того чтобы попасть во дворец, надо было с улицы войти во внешние ворота и перейти мост через Чурюк-су. За ним начинался сад, налево — мечети, справа — дворец. И. М. Муравьев-Апостол писал: «...В стороне от сего строения находился гарем, неприступный для всех, кроме хана, и для него одного имеющий сообщение через коридор с дворцом. Эта часть более всех в упадке. ...Обвалившиеся потолки, изломанные полы».¹

Пройдя через сад, Пушкин увидел запущенный, полуразвалившийся дворец: «Я обошел дворец с большой досадою на небрежение, в котором он истлевает, и на полуевропейские переделки некоторых комнат. NN почти насильно повел меня по ветхой лестнице в развалины гарема и на ханское кладбище,

но не тем

В то время сердце полно было...»

(VI, 635)

¹ И. М. Муравьев-Апостол. Путешествие по Тавриде в 1820 году, стр. 114.


191

В поэме «Бахчисарайский фонтан» Пушкин описывает ханский дворец:

Еще поныне дышит нега

В пустых покоях и садах;

Играют воды, рдеют розы,

И вьются виноградны лозы,

И злато блещет на стенах.

Я видел ветхие решетки,

За коими в своей весне,

Янтарны разбирая четки,

Вздыхали жёны в тишине.

(IV, 191)

В письме к П. А. Вяземскому от 20 декабря 1823 года поэт подчеркивал достоверность своего описания дворца: «Ты, кажется, сбираешься сделать заочное описание Бахчисарая? брось это... Впрочем, в моем эпилоге описание дворца в нынешнем его положении подробно и верно...» (X, 77).

Посещение ханского дворца в Бахчисарае заставило Пушкина вспомнить слышанную им ранее в Петербурге легенду о влюбленном хане Гирее и его пленнице Марии Потоцкой, вдохновило на создание прославленной романтической поэмы.¹

Ханский дворец сохранился в Бахчисарае и до настоящего времени. Белые стены его по-прежнему украшены башенками, массивные чугунные ворота гостеприимно открыты; над воротами — герб Гиреев: два извивающихся в смертельной схватке дракона.

В помещении дворца находится историко-археологический и краеведческий музей. В 1949 году при нем открыта выставка «Пушкин в ссылке на юге».

Против дворца стоит мечеть с двумя минаретами, вокруг — кладбище-сад. На некоторых надгробиях еще можно прочитать сохранившиеся старые надписи. Например, на одном из них начертано: «Война была ремеслом знаменитого Крым-Гирей-хана». Несколько в стороне на самой высокой садовой террасе возвышается мавзолей Дилары Бикеч (1764), о котором Пушкин писал Дельвигу: «Что касается до памятника ханской любовницы, о котором говорит М. <Муравьев>, я об нем не вспомнил, когда писал свою поэму, а то бы непременно им воспользовался» (VI, 636).

О самом кладбище в «Бахчисарайском фонтане» Пушкин говорит:

Я видел ханское кладбище, Владык последнее жилище.

¹ О замысле и истории создания поэмы «Бахчисарайский фонтан», см. ст.: Л. П. Гроссман. У истоков «Бахчисарайского фонтана». — В сб. «Пушкин. Исследования и материалы», т. III. M—Л., изд-во АН СССР, 1960, стр. 49—100.


192

Сии надгробные столбы,

Венчанны мраморной чалмою,

Казалось мне, завет судьбы

Гласили внятною молвою.

(IV, 191)

Особое внимание Пушкина привлек «фонтан слёз». Поэт писал Дельвигу: «Я прежде слыхал о странном памятнике влюбленного хана. К** поэтически описывала мне его, называя la fontaine des larmes. Вошед во дворец, увидал я испорченный фонтан; из заржавой железной трубки по каплям падала вода» (VI, 635).

Знаменитый фонтан находился внутри дворца, напротив большой железной двери, служившей входом во внутренние покои.

Когда Пушкин писал свою поэму, «фонтан слёз» рисовался ему «бесконечно шумящим» и «сладкозвучным». Он дал его романтическое описание:

Опустошив огнем войны

Кавказу близкие страны

И сёла мирные России,

В Тавриду возвратился хан,

И в память горестной Марии

Воздвигнул мраморный фонтан,

В углу дворца уединенный.

Над ним крестом осенена

Магометанская луна

(Символ, конечно, дерзновенный,

Незнанья жалкая вина).

Есть надпись: едкими годами

Еще не сгладилась она.

За чуждыми ее чертами

Журчит во мраморе вода

И каплет хладными слезами,

Не умолкая никогда.

Так плачет мать во дни печали

О сыне, падшем на войне.

Младые девы в той стране

Преданье старины узнали

И мрачный памятник оне

Фонтаном слёз именовали.

(IV, 190)

В 1824 году фонтану Бахчисарайского дворца Пушкин посвятил стихотворение:

Фонтан любви, фонтан живой!

Принес я в дар тебе две розы.

Люблю немолчный говор твой

И поэтические слёзы.

Твоя серебряная пыль

Меня кропит росою хладной:


[193]

Пушкин в Бахчисарайском дворце.

Картина Н. Чернецова. 1837 г.


194

Ах, лейся, лейся, ключ отрадный!

Журчи, журчи свою мне быль...

Фонтан любви, фонтан печальный!

И я твой мрамор вопрошал:

Хвалу стране прочел я дальной;

Но о Марии ты молчал...

Светило бледное гарема!

И здесь ужель забвенно ты?

Или Мария и Зарема

Одни счастливые мечты?

Иль только сон воображенья

В пустынной мгле нарисовал

Свои минутные виденья,

Души неясной идеал?

(II, 201)

«Бахчисарайский фонтан», поэма Пушкина.

Гравюра С. Галактионова. 20-е гг. XIX в.

Теперь фонтан такой же, каким видел его Пушкин: непрестанно падают капли воды; рядом с магометанской луной небольшой крестик — символ любви Гирея к христианке Марии. Не сгладилась и надпись. У фонтана часто лежат живые цветы.

8 сентября Пушкин и Раевские выехали из Бахчисарая и в тот же день были в Симферополе. Остановились у губернатора А. Н. Баранова, который жил в четырех верстах от города. Собственно, города в то время еще не было; строительство его только намечалось. Было поле, среди которого стояли четыре постройки; в их числе губернаторский дом и недостроенный соборный храм. Неподалеку размещалось селенье Ак-Мечеть («Белая мечеть») с небольшим минаретом и белыми домиками под красными крышами.

На месте всех этих строений, на берегу реки Салгира, позднее возник современный Симферополь.

В память о пребывании здесь Пушкина одна из центральных улиц города носит сейчас его имя.

Между 12-м и 14 сентября Пушкин вынужден был уехать в Кишинев; этим завершилось его кратковременное пребывание в Крыму.


195

Недолго прожил Пушкин в «полуденной Тавриде», но понял и навсегда полюбил этот край.

Не раз впоследствии он стремился снова попасть в Крым. Воспоминания о Черном море, о Гурзуфе, Бахчисарае, горных дорогах и легендарных развалинах всегда будили в нем радостные и теплые чувства, рождали новые и новые поэтические образы:

Златой предел! любимый край Эльвины,

К тебе летят желания мои!

Я помню скал прибрежные стремнины,

Я помню вод веселые струи,

И тень, и шум — и красные долины...

(II, 49)

В одном из писем к брату Пушкин характеризовал Крымский полуостров как «сторону важную и запущенную». Поэт был прав: в то время Крымом интересовались мало, плохо использовали его богатство и его красоты.


«Фонтан слёз» в Бахчисарайском дворце.

Фотография.


[196]

Только в советскую эпоху Крым стал подлинно цветущей страной — краем высокоразвитой промышленности, культуры, сельского хозяйства, краем величественных исторических памятников и прекрасных санаториев, здравниц, домов отдыха. Много радости, счастья приносят людям его богатства, его красота. Пушкин помогает нам видеть их и наслаждаться ими.