Но безумие лучший путь к истинной, скрытой от глаз реальности

Вид материалаДокументы
3 сентября — Первая лунная четверть
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15




3 сентября — Первая лунная четверть

НА УЭЙТЕНЗИЙСКОМ МЫСУ Мисти останавливает машину. Тэбби сидит рядом, обвив руками урну. С бабушкой и дедушкой. С твоими родителями. Грэйс и Гэрроу.
Сидя около дочери на переднем сиденье старого «бьюика» Мисти пристраивает руку на коленку Тэбби и зовет:
— Солнышко.
И Тэбби оборачивается к матери.

Мисти сообщает:
— Я решила официально сменить наши имена, — говорит Мисти. — Тэбби, я должна рассказать людям, что произошло на самом деле, — Мисти сжимает худенькую коленку Тэбби, белый чулок скользит по коленной чашечке, а Мисти продолжает. — Мы можем поехать жить с твоей бабушкой в Текумеш Лэйк.
На самом деле, теперь они могут поехать жить куда угодно. Они снова богаты. От Грэйс и Гэрроу, и от всех стариков поселка, остались миллионы по страховке жизни. Миллионы и миллионы, не обложенные налогом и укрытые в банке. Приносящие достаточный процент, чтобы прожить в покое следующие восемьдесят лет.
Ищейка детектива Стилтона, два дня спустя после пожара, эта собака вырыла яму в горе обугленного дерева. Три нижние этажа гостиницы выгорели до каменных стен. Бетон от жары превратился в сине зеленое стекло. То, что унюхала собака, запах гвоздик или кофе, привело спасателей к Стилтону, который лежал мертвым в подвале под вестибюлем. Эту собаку, которая дрожала и мочилась, зовут Рыжий.
Фото по всему миру. Тела, выложенные по улице перед гостиницей. Обугленные трупы, черные и заскорузлые, растрескавшиеся, с обнажившимся внутри печеным мясом, влажным и красным. На каждом снимке, в каждом ракурсе — какая нибудь корпоративная эмблема.
На каждой секунде видеозаписи — почерневший скелет, уложенный на стоянке. Пока что, общее число — сто тридцать два, — и над ними, за ними, где нибудь в кадре — корпоративная марка. Лозунг или улыбающийся талисманчик. Мультяшный тигр. Смутный оптимистичный призыв.
«Боннер и Миллз — КОГДА ВЫ ГОТОВЫ ПРЕКРАТИТЬ НАЧИНАТЬ ЗАНОВО».
«Мьютворкз — У НАС ПРОГРЕСС НЕ СТОИТ НА МЕСТЕ».
Непонятному можно придать любой смысл.
Очередная машина островитянина с шелкотрафаретной рекламной печатью на борту припаркована в каждом кадре новостей. Очередной кусок бумажного мусора — стаканчик или салфетка, с отпечатанной корпоративной маркой. Можно прочесть какой нибудь рекламный щит. На островитянах — пуговицы на лацканах или футболки, в которых они дают телеканалам интервью на фоне скрученных дымящихся тел. Сейчас финансовые компании, кабельные телевизионные сети и фармацевтические фирмы платят счета по жирному откупу, чтобы выкупить всю свою рекламу. Чтобы стереть с острова свои имена.
Прибавить эти деньги к страховке — и остров Уэйтензи богат как никогда раньше.
Сидя в «бьюике», Тэбби смотрит на мать. Разглядывает урну, которую сжимает в объятиях. Ее главная скуловая мышца растягивает губы к ушам. Щеки Тэбби вздымаются, чуть приподнимая нижние веки. Обнимая прах Грэйс и Гэрроу, она сама себе крошечная Мона Лиза. С улыбкой под древность, Тэбби говорит:
— Если расскажешь — я расскажу.
Произведение Мисти. Ее ребенок.
Мисти спрашивает:
— Что ты расскажешь?
Тэбби отвечает, все улыбаясь:
— Я подожгла им одежду. Дедуля и бабуля Уилмоты научили меня, как нужно, и я их подожгла, — говорит. — Они заклеили мне глаза, чтобы я не видела, чтобы я выбралась.
В уцелевших обрывках записи новостей видно только, как дым клубится из дверей вестибюля. Это в секунды после открытия полотна. Вбегают пожарники — и не выходят. Никто из полицейских, никто из гостей — не выходит. Каждую секунду, попавшую в запись, огонь разрастается, пламя хлещет из окон оранжевыми языками. Какой то офицер полиции пробирается вдоль крыльца, чтобы глянуть в окно. Приседает, заглядывая внутрь. Потом встает во весь рост. Дым вырывается ему в лицо, от пламени вспыхивает одежда и волосы, — он переступает подоконник. Не моргая. Не дергаясь. У него горят лицо и руки. Офицер полиции улыбается тому, что видит внутри, и идет навстречу ему без оглядки.
По официальной версии, все вызвал камин в столовой. По уставу гостиницы огонь должен был гореть всегда, как бы тепло не было на улице, — и так начался пожар. Люди умирали, стоя в шаге от распахнутых окон. Их трупы находили на расстоянии вытянутой руки от дверей наружу. По смерти они были обнаружены ползущими, лезущими, пробирающимися к стене в столовой, на которой горело полотно. К очагу пожара. К тому, что увидел в окно у крыльца полицейский, что бы это ни было.
Никто даже не пытался спастись.
Тэбби рассказывает:
— Когда отец попросил меня убежать с ним, я сказала бабуле, — говорит. — Я спасла нас. Я спасла будущее всего острова.
Разглядывая океан в окно машины, не глядя на мать, Тэбби заявляет:
— Так что если ты кому нибудь расскажешь, — говорит. — Я попаду в тюрьму.
Говорит:
— Я очень горжусь тем, что сделала, мать.
Она смотрит на океан, прослеживая глазами изгиб береговой линии, назад, к поселку и черной глыбе разрушенной гостиницы. Где люди сгорели заживо, пригвожденные к месту синдромом Стендаля. Полотном Мисти.
Мисти теребит коленку дочери и говорит:
— Прошу тебя, Тэбби.
А Тэбби, не поднимая взгляд, тянется, открывая дверцу машины, и выходит.
— Тэбита, мать, — отзывается. — Отныне, пожалуйста, называй меня полным именем.
Когда погибаешь в огне, сокращаются мышцы. Руки подтягиваются, сжимая ладони в кулаки; кулаки тянутся к подбородку. Сгибаются колени. Это все делает жара. Называется — «поза боксера», потому что похоже на мертвого кулачного бойца.
Люди, погибшие в огне; люди в устойчивом растительном состоянии — все они в итоге оказываются в одной позе. Как и ребенок, ожидающий рождения.
Мисти и Тэбита минуют бронзовую статую Аполлона. Минуют поляну. Минуют растрескавшийся мавзолей, замшелый банк, врытый в холм, — его железные ворота болтаются нараспашку. Внутри темно. Они добираются до края мыса, и Тэбита, — не ее дочь, больше не часть Мисти, кто то, Мисти даже незнакомый, — чужая Тэбита высыпает обе урны с утеса над водой. Длинное серое облако содержимого, прах и пепел, уносит бриз. Оно тонет в океане.
Просто на заметку: от Океанического Объединения Борьбы за Свободы больше не было слышно ни одного слова, и полиция не проводила арестов.
Доктор Туше объявил, что единственный общественный пляж закрывается из соображений здравоохранения. Паром урезал службу до двух раз в неделю, и только для обитателей острова. Остров Уэйтензи во всех планах и смыслах закрылся для чужака.
Возвращаясь к машине, они минуют мавзолей.
Тэбби… Тэбита останавливается и спрашивает:
— Хочешь теперь заглянуть внутрь?
Железные ворота ржавые и болтаются нараспашку. Внутри темно.
И наша Мисти отвечает:
— Да.
Просто на заметку: погода сегодня спокойна. Спокойна, отстранена и побеждена.
Один, два, три шага во тьму — и видно их. Два скелета. Один лежит на полу, свернувшись на боку. Второй сидит, привалившись к стене. Мох и плесень проросли сквозь их кости. На стенах блестят капельки росы. Эти скелеты — ее скелеты; женщин, которыми побывала Мисти.
Что Мисти поняла — боль, ужас и паника длятся только минуту другую.
Что Мисти поняла — ей до смерти надоела смерть.
Просто на заметку: твоей жене известно, что ты блефовал, когда писал о том, что пихал все зубные щетки в зад. Ты просто хотел испугом вернуть людей в действительность. Ты просто пытался разбудить их от их собственной личной комы.
Мисти больше не пишет это для тебя Питер, уже нет.
Нигде на острове она не может оставить свой рассказ, чтобы только она сама могла его найти. Она из будущего, через сотню лет. Собственную крошечную временную капсулу. Собственную личную часовую бомбу. Население Уэйтензийского поселка перекопает каждый квадратный дюйм своего прекрасного острова. Они снесут гостиницу в поисках ее секретов. У них будет столетие на раскопки, снос и охоту, пока она вернется. Пока ее вернут. А потом будет уже поздно.
Нас предает все, что мы ни сделаем. Наше искусство. Наши дети.
Но мы здесь. Мы все еще здесь. Что бедной забитой Мисти Марии нужно сделать — так это спрятать свой рассказ на видном месте. Она спрячет его по всему миру.
Она узнала то, что узнает всегда. Платон был прав. Мы все бессмертны. Мы не можем умереть, даже если захотим.
Каждый день своей жизни, каждую минуту своей жизни, — если бы она только могла помнить об этом.