Автор и читатель в публицистике ф. М. Достоевского 70-х гг. XIX в
| Вид материала | Диссертация |
- Символический реализм Достоевского в 40-50 годы 10 § Понятие реализма к 40-м годам, 286.21kb.
- Дэвид Д`Алессандро Войны брендов, 1859.7kb.
- Темы курсовых работ по «стилистике и литературному редактированию» Особенности употребления, 17.74kb.
- Исследование феномена любви в русской публицистике XIX-XX, 134.73kb.
- Произведения Н. С. Лескова для детей и проблема детского чтения в публицистике и критике, 452.95kb.
- Эльги Миры «Скорлупа», 73.33kb.
- Ф. М. Достоевского «бобок» в контексте темы кладбища в русской литературе XIX века, 87.06kb.
- Шилова Н. Л. Достоевский и проблема интерпретации "Египетских ночей" Пушкина, 107.99kb.
- В российской публицистике XIX – нач., 118.43kb.
- Ф. М. Достоевского XXXV международные чтения «Достоевский и мировая культура», 225.51kb.
Заключение
В настоящей диссертационной работе была предпринята попытка рассмотреть различные аспекты проблемы автора и читателя в публицистике Ф.М. Достоевского 70-х гг. XIX в.
Для исследования был выбран период 70-х гг. XIX в. – этап «зрелого» творчества Достоевского. В это время его творческий метод, нацеленный на достижение максимального читательского отклика, уже сформировался. Тем более наглядными представляются публицистические принципы привлечения внимания аудитории, которые использовал писатель. Важным принципом анализа текста для нас стало выявление тех или иных контекстов особой значимости, «узловых точек», где контакт автора и читателя предстает особенно наглядным.
Поставленные задачи предопределили для нас принцип следования самому материалу, обильного использования характерных цитат. Мы изучили речевые высказывания автора в этих фрагментах, а также «ответные реплики» конкретных читателей, иллюстрирующие тот или иной «эффект» (или его отсутствие) как результат успеха или неудачи данной коммуникативной стратегии, использованной автором.
По нашему предположению, учет читательского мнения в публицистике Достоевского имел под собой, во многом, коммерческую основу (читатель понимался как своего рода «сторона» в торге). Но ещё более существенно, что одновременно в её границах писатель ставил перед собой коммуникативно-социальную сверхзадачу. В частности, Достоевский в этом издании попытался создать идеальное пространство для общения, удобное для всех идеологических групп современного ему общества. Это соотносилось с его идеей о роли писателя как общественного «медиума».
В нашей концепции «Дневник» – самое объемное публицистическое произведение данного периода – предстает уникальной для своего времени художественно-документальной формой, в которой читатель мог выступать героем-идеологом (его речь обильно цитировалась в «Дневнике») и одновременно соавтором писателя. В этом смысле Достоевский говорил только отчасти метафорически: «Я… прямо считаю многочисленных корреспондентов моих моими сотрудниками. Мне много помогли их сообщения, замечания, советы и та искренность, с которою все обращались ко мне» (26, 126).
Основным результатом нашей работы является доказательство тезиса о том, что в публицистике Достоевского применяется целостная успешная коммуникативная стратегия «диалога» с читателем. Сам Достоевский безусловно считал свою задачу выполненной. Завершая издание «Дневника» в 1877 г., он писал: «…и не ожидал, начиная прошлого года "Дневник", что буду встречен читателями с таким сочувствием. Сочувствие это продолжалось всё время, до последнего дня <…> Авось ни я, ни читатели не забудем друг друга до времени» (26, 34). Характерна также авторская оговорка в черновиках: «-За себя я ручаюсь» (Варианты, 26, 241).
В рамках нашей работы на многочисленных примерах мы попытались показать взаимовлияние автора и читателя, переход «текста» в «контекст». Речь шла о системе приемов, благодаря которым стали возможны, в частности, такие отклики на «Дневник» (1878): «Таких хороших и таких близких отношений между писателем и обществом до сих пор ещё не было <…> "Дневник писателя" сделал первый удачный опыт в этом отношении, и в этом его огромная заслуга» («Донская пчела», 1878) (Цит. по: Комм., 25, 349).
В работе предпринята попытка дать целостную классификацию образов читателей, представленных в тексте «Дневника». В данной диссертации впервые применительно к текстам Достоевского введены термины «читатель-оппонент» (реальный и идеальный) и «читатель-реципиент» (реальный и идеальный), – речевые инстанции, представленные в публицистике изучаемого автора и отличающиеся друг от друга по ряду дистрибутивных признаков.
Кроме того, мы показали, как реализуются такие позиции автора по отношению к читателю, как заведомо более «низкая», «равная» с ним и, наконец, «учительская» по отношению к нему. Мы размышляем о функциях подобной параметризации отношений автора и аудитории. «Самоумаление» автора призвано нейтрализовать негативные реакции читателя-оппонента. Разговор «наравне» апеллирует к сочувствию, доверительности и «сотрудничеству» аудитории. В свою очередь, позиция «учителя» и «пророка» востребуется в «педагогических» целях. Очень часто эти статусы комбинируются и резко сменяются. Во многом, именно так формируется сложная игра читательских восприятий, составляющая напряженный «коммуникативный сюжет» «Дневника».
Ещё одной важной задачей, поставленной нами, стала интерпретация массива суждений о духовном «облике» Достоевского 70-х гг., сделанных его читательской аудиторией. Мы предприняли попытку выявить основные инвариантные черты образа Достоевского как «учителя» и «пророка» (личности с особым жизненным опытом, обладающим уникальным знанием народа и человеческой психологии), которые, как мы пытаемся показать, не спонтанно, а, во многом, осознанно культивировались самим автором.
Анализ публицистики Достоевского позволяет сделать вывод, что принципы диалога с читателем, явленные в ней, соответствуют глобальной теме журнала – поиску русской национальной идеи. Ср. речевое поведение автора «Дневника» с таким размышлением Достоевского: «Нет человека готового повторять чаще русского: "какое мне дело, что про меня скажут", или: "совсем я не забочусь об общем мнении" - и нет человека, который бы более русского (опять-таки цивилизованного) более боялся, более трепетал общего мнения, того, что про него скажут или подумают» (23, 55-56).
Подводя итоги работы, стоит наметить дальнейшие перспективы исследования проблемы автора и читателя в публицистике Достоевского рассматриваемого периода. За рамками нашего анализа неизбежно остались некоторые аспекты рецептивной поэтики «Дневника», изучение которых, тем не менее, представляется плодотворным. Среди них, в частности, проблема женской и молодежной аудитории «Дневника» как целевых, проблема цензуры как «проточитателя», на которого ориентировался Достоевский при создании статей, проблема коммуникативных аспектов Пушкинской речи (сложной устно-письменной формы с особой историей бытования). Также чрезвычайно интересной областью рецептивных исследований мы считаем проблематику, связанную с диахроническим и синхроническим историко-литературным контекстом, в котором находится моножурнал Достоевского.
Далее, представляется, что осуществленная нами работа позволяет по-новому поставить вопрос о соотношении «монологизма» и «диалогизма» в публицистике Достоевского. В разных контекстах характерна различная степень этих тенденций, характеризующих взаимодействие автора с читателем. Они, по нашему мнению, не противоречат друг другу, но создают особое коммуникативное «напряжение» текста.
Стратегия Достоевского – это виртуозная игра на парадоксах читательского восприятия, постоянной смене статусов автора и адресата, перманентной взаимной рекогносцировке. Сложная последовательность взаимных «действий» автора и аудитории образует захватывающий «сюжет» его публицистики – именно потому, что эти «взаимоотношения» сложны и неоднозначны.
В конечном счете, именно в этом и состоит главный успех коммуникативной стратегии Достоевского: его интересно читать.