А. П. Чехова автор рассказ

Вид материалаРассказ

Содержание


Городок был маленький, хуже деревни…жил он бедно
Чего только не делается у нас в провинции от скуки, сколько ненужного, вздорного! И это потому, что совсем не делается то, что н
Подобный материал:

Людмила Сергеевна Мирскова,

учитель литературы СЗШ №276

г. Киев.

Образ автора в произведениях А.П.Чехова

( автор – рассказчик – читатель)


9 декабря 2009 года в Гуманитарном институте Киевского университета имени Бориса Гринченко прошел круглый стол на тему «Образ автора в художественном произведении: семантика и эстетические функции», организованный кафедрой теории, истории и методики преподавания зарубежной литературы. В нем приняли участие научные работники, методисты, учителя и ученики школ г. Киева, студенты Гуманитарного института.

Участники круглого стола обговорили многоаспектность проблемы образа автора. Материалом для выводов, исследований и обобщений стали художественные произведения, написанные в разное время – от эпохи Средневековья до современности. Представляется интересным сопоставление изменений пространственного образа мира, созданного человеком, и форм авторской позиции в художественных произведениях, написанных в разные эпохи. Так, в античную эпоху пространственный образ мира определял ощущение красоты: красиво то, от чего исходит ощущение жизни. Средние века, по праву, называют «юностью европейской культуры». Мир представляется как мироздание, как «Храм Божий». Духовное начало выделялось как единственное ценное. Проблема авторства в средневековых текстах не завершается выяснением вопроса, кто писал произведение. Известно, что средневековый писатель и не стремился написать абсолютно оригинальное произведение. Напротив, даже в условиях диктата жестких жанровых требований, обязательным цитированием религиозных текстов автор мог проявить и проявлял самобытность. В эпоху Нового времени внимание человека сосредотачивалось на великом открытии ценности реального земного пространства-времени, в котором существует человек и которое можно постичь чувствами. Образ автора в английской романтической традиции изменяется в отношениях с героем: отсутствует дистанция между автором и героем; автор не оценивает, а, главное, не осуждает своего персонажа, даже когда он действует аморально, автор так строит сюжет, чтобы, в конце концов, оправдать героя. Интересны формы выражения авторской позиции В.Гюго, Вольтера:

* «Виктор Гюго – автор-диктатор»;

*«Тенденциозная форма выражения авторской позиции в философских повестях Вольтера».

200-летию со дня рождения Н.В.Гоголя посвящена работа «Сказовая манера изложения в гоголевских петербургских повестях» Т.И.Тверитиновой. Автор работы утверждает, что характер гоголевского повествования дает возможность почувствовать присутствие рядом с автором другого рассказчика, между которыми сохраняется субъективно-пространственная дистанция.

Человеку ХХ века мир стал представляться как безгранично космический, многомерный, в котором хаос и порядок не противостоят, а дополняют друг друга. Ощущая мир бесконечным, человек в ХХ веке признал возможность сосуществования разных точек зрения на мир изнутри человеческого сознания.

Меняется и функция автора. Интересна точка зрения автора выступления «Феномен физического присутствия автора в художественном пространстве». Рассматривается сложность взаимоотношений: «Автор имеет право выражать себя», «Автор не может не выражать себя», « Автор должен умереть».

Попытаемся понять сложные взаимоотношения между автором-рассказчиком и читателем на примере произведений А.Чехова.

Для этого предлагаю попутешествовать во времени и пространстве, рассмотреть такие текстовые категории, как «простой человек», «пространство героя» и «пространство художественного текста».

Итак, в связи с тем, что в произведениях А. П. Чехова большое внимание уделяется «простому человеку», выделим три способа решения старой русской задачи «возвращения к простому человеку» в течение столетий (см. журнал «Москва», 2001, №7, статья Л.А. Панарина, посвященная М.Ю Лермонтову):
  • «простой человек» может быть стереотипно истолкован как низовой народный тип…»;
  • «простой человек» также может быть стереотипно понят как восточный тип, тяготеющий к космизму или стоицизму, в противовес мятущейся фаустовской душе, выпавшей из космической гармонии;
  • наконец, «простой человек» может явиться нам так, как это завещано исихастской традицией, в которой решение – в Христе: «И уже не я живу, но живет во мне Христос».

Думаю, что «простой человек» в чеховском смысле – не классовое, а экзистенциальное понятие, выражающее духовную подлинность, в ареоле которой есть шанс узнать и понять друг друга людям разных сословий, разных исторических и культурных эпох.

Взаимоотношения автора и рассказчика в чеховских рассказах представляет особый интерес в связи с тем, что главным присутствующим лицом является рассказчик, с которым читатель путешествует по пространству художественного текста. Но в то же время читатель, возможно, и не замечает игры с пространством, в котором находится герой рассказа. Поэтому предлагаю проиграть возможный вариант влияния пространства на окружающий нас с вами мир, но путешествовать мы будем по Киеву с героем чеховского рассказа «Скрипка Ротшильда» - с Яковом.

Киев, столицу Украины, любят, ощущают тепло и открытость мира украинского народа. Улицы города, архитектура, памятники передают те изменения, которые происходили в жизни города во времени. Множество и красота церквей говорят о преобладающем начале в жизни жителей государства в целом на духовном уровне. Но ХХ1 век со своими требованиями врывается в пространство города, и Яков, думаю, очень будет доволен заполняемостью пространства города всем тем, что необходимо веку - из всего, что нас окружает, нужно уметь «делать» деньги. Примером может служить вид со стороны «красного» здания университета имени Т.Г.Шевченко на памятник нашему великому Кобзарю.

Можно не знать глубины философского восприятия мира поэтом, но он всегда напоминал нам титана Атланта, который держит на своих плечах небо Украины и беспокоится о судьбе народа: «Думы мои, думы…»





Но мы с Яковом увидели совсем другого Тараса. Если вы пойдете к памятнику по прямой дорожке, то неожиданно увидите, что на верху здания на Терещенковской улице, которая находится прямо за спиной Тараса, пристроена мансарда, и она как бы опирается на плечо поэта. Назначение надстройки понятно, и Яков был бы доволен: все используется, достраивается, пристраивается, лишь бы потоком текли деньги. Странным образом эта настройка совершила, казалось бы, невозможное: отделила небосвод и положила на плечи великого поэта заботу о сегодняшнем состоянии наших с вами душ. Наше путешествие помогло понять, как изменения в окружающем нас пространстве невольно приоткрывает наше душевное состояние. Вернемся к чеховским героям. В произведениях полное руководство и над рассказчиком, и над читателем автор берет на себя, причем использует игру с пространством, в которое помещает героя, и насыщаемость пространства текста каким-то кошмаром с целью превращения читателя в автора.

Корни умения поглощать пространство художественного текста кошмаром уходят в готическую эстетику. Но если Н.В.Гоголь использует для разрушения границ текста ужас, то А.П.Чехов, с нашей точки зрения, использует окружающую человека реальность, которая ставит перед читателем серьезные, иногда просто страшные вопросы – «ЗАЧЕМ и ПОЧЕМУ». Для подтверждения своих мыслей предлагаю попутешествовать страницами рассказов А.П.Чехова «Скрипка Ротшильда», «Человек в футляре», «Студент».


1894 год. «Скрипка Ротшильда».

Игру с пространством писатель начинает с первых строк рассказа: « Городок был маленький, хуже деревни…жил он бедно, как простой мужик, в небольшой старой избе, где была одна только комната, и в этой комнате помещался он, Марфа, печь, двуспальная кровать, гробы, верстак и все хозяйство»…Читатель поначалу спокойно следует за рассказчиком: «Яков никогда не бывал в хорошем расположении духа, так как ему постоянно приходилось терпеть страшные убытки», « …убыток!», «…это тоже был убыток. Полицейский надзиратель был два года болен и чахнул, и Яков с нетерпением ждал, когда он умрет, но надзиратель уехал в губернский город лечиться и взял да там и умер. Вот вам и убыток, по меньшей мере рублей на десять, так как гроб пришлось бы делать дорогой, с глазетом», « умирала и была рада, что наконец уходит навеки из этой избы, от гробов, от Якова..»

«Да, он не велел ей пить чай, потому что и без того расходы большие, и она пила только горячую воду. И он понял, отчего у нее теперь такое странное, радостное лицо, и ему стало жутко». Жутко становится и читателю от насыщения пространства текста убытками от жизни.

«Яков погулял по выгону, потом пошел по краю города куда глаза глядят…А вот и река….Он недоумевал, как это вышло так, что за последние сорок или пятьдесят лет своей жизни он ни разу не был на реке, а если, может, и был, то не обратил на нее внимания?». Пространство, окружающее нашего героя, расширяется и заполняется звуками музыки: « Думая о пропащей, убыточной жизни, он заиграл, сам не зная что, но вышло жалобно и трогательно, и слезы потекли у него по щекам. И чем крепче он думал, тем печальнее пела скрипка».

А вот сейчас мы имеем возможность проследить за этим невидимым превращением рассказчика в автора, исчезновение автора, его появления в образе читателя и оставляющего за собой право на сближение сознания читателя с народным сознанием.

« …жизнь прошла без пользы, без всякого удовольствия, пропала зря, ни за понюшку табаку; впереди уже ничего не осталось, а посмотришь назад – там ничего, кроме убытков, не осталось, и даже таких страшных, что даже озноб берет. И почему человек не может жить так, чтобы не было этих потерь и убытков?...Зачем люди делают не то, что нужно?...Зачем вообще люди мешают жить друг другу..Если бы не было ненависти и злобы, люди имели бы друг от друга громадную пользу.?


1898 год.

Рассказ А.Чехова «Человек в футляре» напоминает не только композиционным построением повесть О. де Бальзака «Гобсек», но и тем, что оба писателя, помещая своих героев в замкнутое пространство, наделяют их чертами монстра, который диктует свои требования в отношениях с людьми, - только Бальзак наполняет подсознание героя ощущением счастья от удачно проделанной сделки, а второй – наполняет страхом окружающих его людей.

Чехов начинает игру с пространством окружающего героя мира, постепенно сужая оболочку-футляр физического тела до старательного желания Беликова замкнуть и мысль в футляр.

Следуя за рассказчиком, читатель знакомится с жизнью города: вместе с героем мы успеваем прочитать газетные статьи, посетить педагогический совет гимназии, исключить, подсмотреть, подслушать, даже заглядываем под одеяло главного героя. И постепенно наполняемся страхом от насыщаемости пространства текста словосочетанием «как бы чего не вышло». Замкнутостью пространства чеховский город напоминает «зачумленный» городок А.Камю:

«Мы, учителя, боялись его. И даже директор боялся….однако же этот человечек… держал в руках всю гимназию целых пятнадцать лет! Да что там гимназию? Весь город!» Но Беликов не один: «Под влиянием таких людей, как Беликов, за последние десять-пятнадцать лет в нашем городе стали бояться всего. Боятся громко говорить, посылать письма, знакомиться, читать книги, боятся помогать бедным, учить грамоте…».

Все меняется с приездом в город «… учителя истории и географии, некоего Коваленка,.. из хохлов. Приехал он не один, а с сестрой Варенькой.» И в затхлую атмосферу города врывается смех, смелые мысли, музыка, движение. «Ах, господа, как вы можете тут жить! Атмосфера у вас удушающая, поганая. Разве вы педагоги, учителя? Вы чинодралы, у вас не храм науки, а управа благочиния, и кислятиной воняет, как в полицейской будке…Он даже название дал Беликову «глитай абож паук». Автор выходит из состояния наблюдателя за рассказчиком.

А что же читатель? Увидел ли ты странные превращения, которые произошли с учителями («…наши учителя народ все мыслящий, глубоко порядочный, воспитанный на Тургеневе и Щедрине…»)?

« -А хорошо бы их поженить,- тихо сказала мне директорша.

Чего только не делается у нас в провинции от скуки, сколько ненужного, вздорного! И это потому, что совсем не делается то, что нужно». Вновь появился автор. А рассказчик продолжает: «Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие. Когда мы возвращались с кладбища, то у нас были скромные, постные физиономии; никому не хотелось обнаружить этого чувства удовольствия… Ах, свобода, свобода! Даже намек, даже слабая надежда на ее возможность дает душе крылья…»

И остается читатель наедине со своими мыслями: свобода от чего? «Глубокопорядочные» люди, просто так, от скуки, довели Беликова до смерти и получили от похорон «большое удовольствие». Нет ни автора, ни рассказчика, но есть читатель. Думай!


1894 год. Рассказ «Студент».

Используя умозрительный образ пространственного мира как Храма Божьего, А.Чехов переводит состояние физических тел героев, находящихся в прямой зависимости от реального пространства, в духовное: «Прошлое, - думал он, связано с настоящим непрерывной цепью событий, вытекавших одно от другого. И ему казалось, что он только что видел оба конца цепи: дотронулся до одного конца, как дрогнул другой».

Думаю, что наше путешествие в мир чеховских героев не оставит равнодушным участников конференции. Настоящее, действительно, связано с прошлым непрерывною цепью событий. Интересно, вздрогнем ли мы от прикосновения к миру Антона Павловича Чехова и, возможно, вернем в программу изучение его рассказов для формирования читательских интересов учеников.