Geum.ru

tza ru/index html

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   22   23   24   25   26   27   28   29   30

Примечания


[1] Собр. гос. гр. и дог. I, стр. 585: решить дело по совету государя с митрополитом и боярами значило «с митрополитом соборне и с бояры приговорить». Указн. кн. Пом. прик. 55: в 1620 г. государь, советовавшись с отцом своим патриархом и «говоря о том на соборе, со всеми бояры, приговорили»; о выборных людях других чинов не упомянуто. Дв. Разр. III, 968 и 982. П. С. З. №№ 399 и 584. Зап. отд. русск. и слав. арх. Р. Арх. Общ. II 526. Соловьев, VIII, 410. А. Арх. Эксп. II, стр. 14. Введение к Разр. кн. в Синб. Сб. Балуева, 165. Чт. в Общ. Ист. и Др. Р. 1847 г. №№ 7 и 9.

[2] Др. Росс. Вивл. XV, 284. А. Арх. Эксп. I, стр. 260 и 372; IV, 88 и 331. Врем. Общ. Ист. и Др. Р. VII, смесь, 73. Соловьев, XIV, приложения, XXX. П. С. З. №№ 547, 723, 905, 775, 741, 859, 659, 832, 799, 985, 1210 и др. Котош. 4 и 107. Чт. в Общ. Ист. и Др. Р. 1876, кн. 2, IV, 7. А. И. V, № 29. Собр. гос. гр. III, 384. Зап. отд. русск. и сл. арх. Р. Арх. Общ. II, 372.

[3] Дворц. Разр. III, 1288. Прилож. к III т. Дв. Разр. 110. П. С. З. №№ 1071, 1081, 1157, 34, 1117 и 1163. A. A. Э. I, № 360; IV, № 284. Зап. отд. русск. и сдав. арх. Р. Арх. Общ. II, 305.

[4] А. Арх. Эксп. III, № 108; IV, № 155. Уложение XII, 1 и 2; XVII, 1. Дв. Разр. IV, 305. П. С. 3. № 1452. Протокол дела о зауморных животах в собрании грамот у автора; распоряжение 1692 г. о передаче таких дел в Московский Судный приказ, вероятно, осталось без действия или было вскоре отменено. См. грамоту патриарха 1694 г. в А. Арх. Эксп. IV, № 309.

[5] Собр. гос. гр. и дог. II, стр. 207; IV, 398; I, № 200. Ист. акты Яросл. Спасск. мон., изд. г. Вахрамеевым: Книга кормовая, стр. 1.

[6] Флетчер, гл. 8. Ср. мнение митроп. Даниила по поводу войны с Литвой в Царств. кн. 40. А. Ист. I, стр. 270.

[7] Доказательства этого см. у Павлова в его Ист. очерке секуляриз. церк. имуществ в России, I, 147 и сл.

[8] Сказ. современ. о Дим. Самозв. I, 12. Русск. Старина 1878 г., № 9, стр. 126. Gordon, Tagebuch, II, 233. Ук. книга Пом. приказа, 61 и сл. Уложение, XVII, 1 и 2.

Глава XXVI. В социально-политическом значении московской боярской думы отразился основной факт истории Московского государства

ссылка скрыта



Обычай, как основа политического значения думы; источник этого обычая в военно-национальном происхождении Московского государства. Местничество, как опора этого обычая. Падение боярства и местничества в XVII в.

Мы пытались изобразить московскую боярскую думу с двух сторон. Она, во-первых, была учреждением, тесно связанным с судьбой известного класса московского общества. Во-вторых, она была учреждением, которое создавало московский государственный и общественный порядок и им руководило. По своему социальному составу это было аристократическое учреждение. Такой его характер обнаруживался в том, что большинство его членов почти до конца XVII в. выходило из известного круга знатных фамилий и назначалось в думу государем по известной очереди местнического старшинства. По устройству своему дума была учреждением, действовавшим при государе, под его действительным или номинальным председательством. Отсюда вытекали главные особенности ее деятельности: эта деятельность захватывала все пространство верховной власти; действуя часто без личного присутствия государя, дума не отдавала ему отчета в своих действиях; ее приговор входил основным моментом в законодательный процесс и имел силу государства указа, закона. Такое устройство и значение думы никогда не держалось на самостоятельном политическом положении думных людей вне думы и не долее одного поколения держалось на праве по договору. Единственной постоянной опорой этого устройства и значения был обычай, в силу которого государь призывал к управлению людей боярского класса в известном иерархическом порядке.

Крепость этого обычая создана была историей самого Московского государства. Оно не было произведением какой-либо политической теории, как смутно помышлял царь Иван Грозный, не было и следствием удачного хищничества его предков, как решительно утверждали его политические противники. Оно было делом народности, образовавшейся к XV веку в области Оки и верхней Волги. Народность эта образовалась по отступлении старинного русского населения в глубь нашей равнины с южных и юго-западных окраин перед торжествовавшими врагами. Разделенная политически, угрожаемая гибелью с разных сторон и с одной уже раз завоеванная, эта народность начала устрояться в обширный лагерь. Средоточием этого лагеря стал центральный город тогдашней Великороссии, a вождем князь этого города. Все национальные, церковные, экономические и другие условия, содействовавшие государственному объединению Великороссии, связались с судьбой Москвы только потому, что она была таким центральным городом боевой Великороссии XIV—XV в., только благодаря ее стратегическому отношению к тогдашнему театру военных действий. Свойства самих московских князей, их так называемая политика и политические таланты были производной и довольно второстепенной причиной их политических успехов. Княжи племя московских Даниловичей в Твери, a племя их соперников тверских Ярославичей в Москве, великорусские цари XVI в. были бы Ярославичи, a не Даниловичи. Московское государство и было, этим народным лагерем, образовавшимся из боевой Великороссии Оки и верхней Волги и боровшимся на три фронта, восточный, южный и западный. Оно родилось на Куликовом поле, a не в скопидомном сундуке Ивана Калиты. Военное по происхождению, оно и устроилось по-военному. В основании его социального строя лежало деяение общества на служилых и неслужилых людей, т. е. на строевые и нестроевые части населения. Строевое общество составилось из прежних удельных военных дворов, в том числе и московского. На верху этого строевого общества стояли бывшие главные и второстепенные вожди этих дворов, удельные князья и их удельные бояре, в том числе и московские. Увлекаемые общим народным движением, и эти местные вожди волей или неволей собрались с своими полками под знаменами московского князя, сначала с значением не подданных, a вольных слуг его или военных союзников. Из мысли о вольной службе или вольном союзе развилось договорное право, определявшее взаимные отношения московского великого князя и других князей; на ней построены их договорные грамоты XIV и XV в. Московская армия долго состояла из территориальных корпусов, удельных «дворов» или «разрядов», тверского, рязанского, одоевского, с их местными тверскими, одоевскими и другими командирами. Московский двор или разряд выделялся в составе этой армии до конца XVII в. Руководя народной обороной из своей кремлевской ставки, московский князь сначала действовал в этом лагере не как государь, каким стал впоследствии, a как главный военачальник или, выражаясь языком московской полковой администрации, первый воевода большого, т. е. московского полка. Из сочетания власти такого военачальника с правительственными понятиями и привычками хозяина-вотчинника удельных веков и вышел своеобразный политический авторитет московских государей, как он обнаруживался в правительственной практике, a не как пытались его изобразить древнерусские публицисты, царственные и простые: неограниченно распоряжаясь лицами, эти государи в делах общего порядка привыкли действовать вместе и по совету с потомками тех местных воевод, которые некогда были военными товарищами их предков. Московская боярская дума XV— XVI в. является по преимуществу военным советом, члены которого то и дело рассылаются из столицы командовать но окраинам и советуются с государем в промежутке походов или при сборе на походе и советуются преимущественно о военных делах или тесно с ними связанных делах внешней политики и служилого землевладения, что и выразилось в значении приказов Разрядного, Посольского и Поместного, как отделений думной канцелярии. Сначала эти военные советники имели широкие правительственные полномочия в местах расположения своих удельных дворов—остаток их прежней удельной самостоятельности. Они и в общем строе государственного управления, т. е. в лагерной и походной администрации расстанавливались по степени важности своих местных полков, т. е. дворов, если были удельные князья, или по своему иерархическому положению в этих полках, если были простые удельные бояре. Посредством сочетания удельного происхождения с правительственными, прежде всего военно-походными назначениями на московской службе, посредством соглашения удельного родословца с московским разрядом и сложилось московское местничество, военно-аристократический распорядок московского боярства. Но потом с военно-административной перестройкой государства и с землевладельческой перетасовкой титулованных и простых бояр их местное полковое значение постепенно исчезло, прежние политические и экономические связи порвались, удельные столы и усадьбы развалились.

Но утратив территориальное значение, московское боярство сохранило значение генеалогическое. Оторвавшись от ярославской или оболенской почвы, прежний авторитет боярской или княжеской фамилии, ее удельный вес, так сказать, через родословную книгу связался с московской разрядной книгой и перешел в московский политический обычай, застыв в местническом отечестве. Правительственный порядок, завязавшийся при начале народной борьбы, в минуту соединения для нее удельных полков с московским, развивался в том же направлении все время, пока длилась борьба, хотя уже не было ни удельных полков, ни самых уделов. Когда московский удельный князь стал государем Русской земли, высшего управления, как и формы отношений этого государя к своим советникам, оставались те же, какие установились еще в то время, когда этот государь был первым воеводой большого народного великорусского полка, a эти советники, князья и бояре, первыми и «другими» воеводами удельных великорусских послов. Характер управления, сущность отношений, разумеется, изменялись; но крепость форм была такова, что пока стройной местнической цепью стоял вокруг престола правительственный класс, составившийся из больших и малых удельных воевод, эти изменения не отражались заметно в ходе управления. Деятельность государя с боярами оставалась деятельностию народного военачальника с военными товарищами, младшими соратниками, государевыми «верными приятелями», как называли их московские публицисты XVI в., как в XVII в. называл сам царь Алексей членов «стародавных честных родов» в своих письмах к ним. Здесь источник и отмеченных выше особенностей устройства и деятельности думы, как и правительственного типа знатного думного советника: между тем как в высшем управлении складывался кружок неродовитых дельцов, специально или преимущественно действовавших на невоенных должностях, родовитый боярин до конца XVII в. оставался собственно воеводой, который сидел в думе в промежутках между посылками на воеводство городовое или полковое. Формы высшего управления стали изменяться, когда началось разрушение правительственного класса, когда, пользуясь библейской фразеологией кн. Курбского и царя Ивана, на место «сильных во Израиле» стали являться созданные из камней чада Авраама. Это было в XVII в. Прежде всего эта перемена сказалась в том, как выражено правительственное значение думы в Уложении 1649 г. сравнительно с Судебником 1550 г. Последний признает законом то, что постановлено «с государева докладу и со всех бояр приговору»: боярский приговор, как необходимый момент законодательства, является с характером права, верховного полномочия. Уложение, определив думу, как высшую судебную инстанцию, прибавляет просто: «а бояром и окольничим и думным людем сидети в палате и по государеву указу государевы всякие дела делати всем вместе». По-видимому расширяя ведомство думы [/всякими делами, кодекс понижает ее авторитет, придавая ей характер простого исполнительного учреждения. Но и в эпоху Уложения старые правительственные формы еще обнаруживают большую живучесть. После того как утратил силу политический договор, местничество осталось единственной опорой политического положения боярства. Знатные люди чувствовали его политическую цену, когда говорили в конце XVI века: «то их смерть, что им без мест быть». Так как местничество основано было на связи политического положения родовитого человека с значением его предков, следовательно на предании, a это предание часто не имело никакой опоры ни в экономическом положении, ни в личном значении родовитых потомков, то московское боярство царя Алексея можно назвать в полном смысле слова аристократией воспоминаний. Но эта аристократия понесла столько потерь в своем генеалогическом составе, так разбилась, растворяясь в массе дворянства, что стало трудно поддерживать местнический порядок, высчитывать отечество каждого, и в конце века сами наличные остатки боярства принуждены были согласиться на отмену того, за что, как выразился один боярин царя Алексея, «прежде наша братия помирали». Так не боярство умерло потому, что осталось «без мест», чего оно боялось в XVI в., a «места» исчезли потому, что умерло боярство и некому стадо сидеть на них. Последние бояре сами чувствовали необходимость переместить свое политическое положение на новые основания: мысль об этом и блеснула в их одновременном с отменой местничества проекте о «великородных вечных наместниках». Не смотря на это, боярская дума и в XVII в. действовала по-прежнему, в прежнем порядке и по форме с прежним политическим авторитетом, так что становится заметно противоречие между ее устройством и ее социальным составом, Если бы сторонний наблюдатель, не зная, что случилось с боярством, внимательно посмотрел па боярскую думу во второй половине XVII в., она показалась бы ему торжественной палатой, устроенной и убранной для великородных и властных посетителей, товарищей хозяина; но такие посетители почему-то перестали являться в палату, a пришли туда невзыскательные рабочие люди, простые исполнители хозяйской воли, которым нужна была не такая палата, a простая рабочая канцелярия, «изба», как назывались приказы в ХVІ в. Нечто подобное этому впечатление и можно прочитать между строками у некоторых иностранцев XVII в. в известиях о думе. Боярская дума, как правительственное учреждение, пережила боярство, как правительственный класс.

Так московская боярская дума по своему устройству и характеру деятельности была созданием того же факта, который послужил походной точкой истории самого Московского государства. Это государство началось военным союзом местных государей Великороссии под руководством самого центрального из них, союзом, вызванным образованием великорусской народности и ее борьбой за свое бытие и самостоятельность. Дума стала во главе этого союза с значением военно-законодательного совета местных союзных государей с их вольными слугами боярами, собравшихся в Москве под председательством своего вождя.

Приложения

ссылка скрыта