Geum.ru

Ликвидатор паханов (черное правосудие)

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   24

ГЛАВА 6


Убийство Полины расследовал молодой, но уже достаточно опытный следователь прокуратуры.

Полину убил киллер. Знал об этом только сам Максим. «Привет от Верещагина». Он прекрасно понимал, что значили эти слова.

Следователю он ничего такого не рассказал. Слишком много завязано на этом Верещагине. Не дай бог начнут копать. Он прикинулся дурачком. Да, с Полиной он был знаком давно. Через Майю. Да, спас вместе с другом девчонку от похитителей. Встретился с Полиной на дискотеке, она, было дело, приревновала его к какой-то певичке, он вышел ее успокаивать. А тут какие-то ублюдки. На, мол, сука, получи! За что они ее убили, он даже и не догадывается. Хорошо, что сам уцелел. С испугу плохо запомнил лица киллеров, фоторобот составить не может. Но если найдут кого и предъявят на опознание, возможно, опознает. И Толик о Верещагине ни словом не обмолвился. Майя о нем и знать не знала. Ее отец тоже разговаривал со следователем, но и ему не было смысла упоминать своего должника.

Следователь попался дотошный. С кем он только не беседовал. Дотошность его и подвела. Он ухватился сразу за несколько версий, ни одна из которых не могла привести его к искомому результату. Следствие уверенно подходило к станции «тупиковая».

Максима и Толика пытали, кто они, откуда. Связались с Грибовском, запросили материалы на них. Это могло обернуться катастрофой. Ведь они не знали, ищут их в связи с исчезновением двух фюреровских братков и угоном танка или нет. К счастью, все обошлось. Грибовское УВД компрометирующими материалами на них не располагало, во всяком случае, официально. Все грибовские менты были куплены Фюрером с потрохами. А он, как видно, команды спустить на Максима и Толика псов в погонах

не давал. Скорее всего сам решил разобраться с ними.

Их отпустили, но обязали по вызову являться для дачи показаний. Расследование убийства Полины не прекращалось. Они поспешили сменить адрес. Следователь не должен знать, где они живут. Через него на них могли выйти недавние киллеры или посланцы от Фюрера. Тот уже наверняка знал, где их искать. Что он их ищет, Максим чувствовал нутром.

Они сняли квартиру в Хамовниках, затаились в ней. Нечего без нужды шляться по Москве. Время от времени Максим связывался со следователем. Напоминал о себе, чтобы тот сам не искал его. Но тот и не искал. Не нужен был. Так и не нашли киллеров, которые убили Полину.

К весне следствие окончательно зашло в тупик. Надобность в Максиме отпала сама собой.

Максиму и Толику чертовски надоело прятаться по норам. Да и с Верещагиным пора уже было связаться, чтобы выйти через него на убийц Полины. Максим не мог оставить ее смерть безнаказанной. Только время тянул, выжидал. Нужно, чтобы о них забыли. Но забудут ли?..

— Мочить нужно этих козлов, — говорил Толик. — И за Полинку расчет получишь, и нам легче дышать станет.

Если за тобой охотятся, нужно или надежно спрятаться, или избавиться от охотника. Толик предпочитал второе, и Максим был полностью согласен с ним. Они должны вычислить киллеров и тех, кто за ними стоит.

— А пороху хватит? — спросил Максим.

— Да без делов. У нас с тобой еще восемь штук баксов. На эти бабки мы и стволы прикупим, и всякой другой херни достанем. Потом на Верещагина наедем. Да чего тебе объяснять, сам все знаешь. Максим отступать не собирался. Он готовил себя к серьезному делу. Придется убивать. Не дрогнет ли у него рука? Он легко расправился с двоими в Грибовске. У него есть опыт. Бесценный опыт. Нет, рука у него не дрогнет. Ведь убивать ему придется убийц и подонков. На руках у Толика крови еще не было, но он готов был пристрелить любого из тех, кто мешал ему жить. Но думал он при этом только о себе да о Максиме. Бандиты мешают жить и другим людям, но это ему было как-то все равно. Николай Анатольевич Верещагин чувствовал весну не душой, а телом, вернее, нижней его частью. Он и зимой не страдал импотенцией, разве что с женой, а в марте месяце с ним начиналось нечто невообразимое. Тянуло на всех баб без разбору. Даже на Машку. Он готов был трахать все, что шевелится. Наверное, именно поэтому он проводил в своем клубе чуть ли не каждый вечер. В разномастной толпе посетителей его заведения всегда были и юные девушки, и зрелые женщины, которым не возбранялось порезвиться на стороне. Как хозяин клуба, он пользовался среди публики особым уважением. Это помогало ему привораживать к себе очередную подружку на ночь. У него был свой кабинет, к которому примыкала комната отдыха. Роскошное ложе и горячий душ. Большего и желать не надо. Сегодня ему повезло. Сексапильную красотку снял. Бабенка лет под сорок, но смотрится на зависть двадцатилетним. Судя по ее голодному взгляду, она готова отдаться ему хоть сейчас. Он уже собирался вести ее в свой кабинет, когда к нему подошел метрдотель. И взглядом показал на столик в ресторанном зале. — Николай Анатольевич, с вами хотят поговорить. За столиком Кучер со своими мордоворотами. Спортивные костюмы, толстенные цепи на шеях: у главного золотая, у других серебряные. Но и без этой атрибутики ясно, кто они. Печать на рожах бандитская, и ничем ее не смоешь, не закрасишь. Крепко держит Кучер под своим контролем его клуб. И процент с дохода дерет, и через казино «черный нал» прокручивает. Он здесь полновластный хозяин. Вот и сейчас поманил к себе, будь добр, иди. Ослушание дорого обойдется. Верещагин любезно передал стареющую красотку с рук на руки метрдотелю. Пусть посидит пока, его подождет, и чтобы не скучала. Сам направился к Кучеру. А куда деваться? — Все баб терзаешь? — с усмешкой спросил Кучер, наполняя для него рюмку. Выпить сейчас в самый раз. И дорогой сигаретой затянуться. — Пока терзалка работает, чего ж не терзать. — Все верно, братан, — прогрохотал Кучер. — Давай за это и выпьем! Выпили, закусили. — Ты бойся баб, они тебе впрок не идут. Помнишь Натали? Нашел, о ком вспомнить. Натали! Ловко его тогда козлы залетные вокруг пальца обвели. На долг Самсонову раскрутили, а он даже и не понял. Этого могло и не быть, если бы Натали не запала на чернявого красавчика. И рога ему наставили, и деньги через это забрали. После этого одно время Натали с Кучером любовь крутила. Но недолго. Потом куда-то исчезла. Ну и черт с ней!

— Как же не помнить!

— А пацанов, которые тебя на бабки раскрутили?

— В лицо-то я никого не видел.

— Зато бабки за них готов был отстегнуть. По двадцать штук «зеленью» за каждого, помнишь?

На хрен бы они ему сдались, эти пацаны! Но Кучер решил их проучить. За деньги. За его, Верещагина, кровные деньги. Сорок тысяч долларов, мол, гони, а я кровью твою обиду смою. Разве с ним поспоришь?

Но деньги отдавать не пришлось: что-то не сладилось у Кучера.

— Сорок штук на дороге не валяются, — философски рассудил Верещагин и отвел взгляд.

Ну не хотел он расставаться с такими деньгами, ну хоть убей!

— Да ты не менжуйся. Бабки пока попридержи. Ушли от меня эти пацаны. Не могу я их пока достать. Но достану, ты так и знай.

Глаза у Кучера налились кровью. И выпил он много, и природная злость наружу прет.

— Да я не сомневаюсь. Меня там женщина ждет. Я пойду?

Опасно сейчас сидеть с Кучером. Да и красотке пора уже вставить. Но почему он не может взять и уйти без спроса? Стыдоба! Ну кто бы избавил его от этого ублюдка?..

Кучер только рукой махнул: вали, мол, ничтожество.

Верещагин встал, отошел от столика, остановился, встряхнулся, как будто дерьмо сухое с себя стряхивал. После встречи со своим «покровителем» он всегда чувствовал себя обгаженным.

Любовь — так звали красотку — с нетерпением ожидала его за отдельным столиком.

— Извините, мадам, я задержался, — зафорсил он перед ней. — Может, пройдемся?

— Куда? — Она кокетливо закатила глаза.

— В мои апартаменты.

— Так сразу? А далеко ехать?

— Не ехать, идти. И минуты не пройдет, как мы будем в моем кабинете.

— А вы шалун!

В комнате отдыха было тепло, уютно, но несколько тесновато. Только Верещагину было все равно. Он с ходу как одержимый набросился на женщину. Она была совсем не прочь отдаться ему, он это чувствовал.

И удивился, когда она вырвалась из его объятий.

— О нет, только не здесь!

— А где?

— Я женщина свободная. У меня отличная квартира. Там просторно, не то что здесь.

Он ее понял. И с удовольствием принял приглашение.

«Бойся баб, они тебе впрок не идут». Эта фраза Кучера всплыла в голове, когда они ехали в ее машине, в роскошном «Ягуаре». Но Верещагин не придал ей никакого значения.

А надо было садиться в свою машину и брать с собой телохранителя. Но как-то не до того было. Уж больно он спешил.

— Клевую бабенку козлик наш снял, — сказал Толик, закрепляясь на хвосте у спортивной машины.

— И тачка у нее не хилая, — добавил Максим.

— Москва — не автородео. Никуда она от нас не денется.

Толик уверенно держался в неизменной сотне метров от иномарки.

Стволы у них были. «Макаров» и обрез от карабина. Менты осматривали «Ниву», но бегло, без пристрастия. Тайник не обнаружили. Повезло.

Обрез, конечно, вещь неплохая, но для дела не годится. «ПМ» — это да, самое то. Но к нему еще до пары ствол нужен. Максим не стал привередничать, не соблазнили его иностранные «игрушки». На черном рынке он раздобыл все тот же «макаров». Кроме того, они взяли и две «лимонки». Всякое может быть. Но главное, сумели достать и автомат. «Калаш», он посерьезнее двух «макаров» сразу.

Следующий шаг в их плане — это Верещагин. Они установили за ним слежку. Ждали удобного момента. И момент настал. Толстячок снял крутобедрую бабенку в глубоко декольтированном красном платье. Секс-бомба ускоренного действия. И вот они в ее «Ягуаре» уносятся неизвестно куда. Их всего двое, никакой охраны.

— Тетка его к себе домой везет, — решил Толик.

К ней домой или не к ней, но остановились они перед десятиэтажным жилым зданием. Итальянский кирпич, черепичная крыша, как с картинки его сняли и на землю поставили. Иностранная фирма строила, это ясно. Здесь простые смертные не живут. Бабенка, видать, не из бедных. Об этом по одной только машине можно судить.

Время полдвенадцатого ночи. Во дворе ни души. Толик припарковал «Ниву» впритык к «Ягуару». Верещагин и его мадам выходят из машины, о чем-то говорят. Женщина спешит. Глаза горят блудным огнем. Невмоготу уже, страсть как мужика охота. Только дверцу за собой с пульта закрыть и на сигнализацию поставить не забыла.

— Ну че, берем козлика? — спросил Толик.

Да, сейчас в самый раз выйти из машины, подступить с обеих сторон и взять под белы рученьки. Никуда кобель от них не денется. И помешать некому. Бабенка не в счет. Она только крик поднять может. Пока на крик сбегутся, много воды утечет. Да и вряд ли она будет шум поднимать из-за какого-то там гребаря.

Максим и Толик выскочили из машины, захлопнули за собой дверцы и направились к Верещагину. Но тут из одного подъезда вывалила шумная компания и направилась в другой, как раз в тот, куда двигала парочка озабоченных. Серьезная помеха.

Но друзья продолжали свой путь. Зашли в лифт вместе с Верещагиным. Парочка вышла на пятом этаже. Толик даже увидел, к какой квартире они подошли.

Дверь в квартиру оказалась бронированной, только пушкой ее и прошибешь..

— Ничего, на выходе тепленьким гада возьмем, — сказал Толик, усаживаясь в свою машину.

— А если он утром выходить будет? — спросил Максим, поудобнее устраиваясь на переднем сиденье.

— Не-а, эта сучка тачку свою во дворе бросила. Значит, трах-тарарах этот ненадолго.

— Она свою тачку на сигнализацию поставила.

— И если ее тронуть...

Толик аж затаил дыхание.

«Музыку не заказывали?»

У себя в кабинете он начал приставать к Любочке первым, но у нее дома роли поменялись. Она сама набросилась на него, прямо в прихожей. Пальто, брюки, все что под ними — долой. Сама платье задрала, трусики сорвала и нанизалась на его розовое древо с жадностью оголодавшей кошки. Это было что-то.

Николай Анатольевич вот-вот должен был кончить, когда с улицы до них донесся звук сработавшей сигнализации. Он бы его и не услышал, если бы не Любочка. Как ветром сдуло ее с «вертела».

— Что такое, дорогуша моя?

— Моя машина!

Машина у нее, конечно, крутая. Такую жаль потерять. Неудивительно, что она так быстро накинула на себя шубку, открыла дверь и выскочила из квартиры.

Но тут же вернулась. Вернее, ее вернули. Высокий крепко сколоченный парень в дубленке и вязаной спортивной шапочке на голове всей своей громадой втолкнул ее обратно в квартиру. И зашел туда сам.

— Тихо, тетя! С твоей машиной все о'кей, — пробасил он, прикрывая за собой дверь.

В нем было что-то до боли знакомое. Фигура, движения, манера разговаривать.

— Я вызову милицию! — начала возмущаться Любочка.

Но тут же заткнулась, глянув на пистолет, направленный ей в живот. Потерял дар речи и Николай Анатольевич. Он стоял в одном пиджаке без исподнего и тупо смотрел на громилу.

— Я же сказал, тихо.

Дверь за его спиной открылась, и в квартиру ввалился еще один парень. Высокий, худощавый и очень красивый. И взгляд такой сильный, волевой. Такие типы притягивают к себе женщин, как валерьянка кошек. У Любочки, кажется, аж слюнки потекли.

Черные вьющиеся волосы. Где-то он их уже видел. Только сейчас они длиннее, почти до плеч. Как у рок-музыкантов. Этому волосатику даже и шапку носить не надо.

Красавчик, не говоря ни слова, закрыл за собой дверь на замок. Затем подхватил Любочку под руку и повел в глубь ее роскошной квартиры. Та даже не сопротивлялась. Напротив, она была даже рада такому насильнику. Только насильник ли он?..

— А с тобой поговорю я, — громила ткнул Верещагина пистолетом в грудь и кивнул головой на дверь одной из комнат.

Ноги сами понесли Верещагина в гостиную. Он включил свет и встал рядом с креслом.

— Садись, в ногах правды нет. — Парень первым уселся на кожаный диван.

— Да я постою.

Николая Анатольевича колотила нервная дрожь. Страшно. Он снова под прицелом. Как тогда, в случае с лжекиллером.

— Ну и постой, а то будешь яйцами светить.

А Верещагину стыдно и неловко. Надо же, без трусов перед бандитом стоит. Хорошо хоть пиджак все прикрывает.

— Что вам от меня нужно? — выдавил он.

— Ты меня не узнаешь? — усмехнулся громила.

Разве он должен его узнать?.. Постойте, постойте! А не этот ли гад выманил у него пятьдесят штук «зелени»?

— Вам мало пятидесяти тысяч? — Возмущение пересилило страх.

Он готов был броситься на этого ублюдка с кулаками. Но не бросился. Жить хотелось.

— Короче, времени у меня в обрез, — парень пропустил его вопрос мимо ушей. — Ты натравил на нас киллеров?

— Я?.. Киллеров?..

Когда это он на кого-то натравливал киллеров?

— Ну не шлюх же с Тверской!

— Вы что-то путаете.

— Даю тебе пять секунд, подумай хорошенько.

Громила дослал патрон в патронник. Сейчас начнет стрелять.

— Это не я.

Вовремя он вспомнил о Кучере и о его с ним подневольном договоре. По двадцать штук за каждого пацана.

— Кто?

— Кучер.

— Не знаю такого.

— Зато я знаю. Кучер — это моя «крыша».

Что такое «крыша», парню объяснять не пришлось. Оно и понятно. Сам бандит, по роже видно.

— Дальше.

— Он вычислил вас. И потребовал с меня по двадцать тысяч долларов за каждого. Он хотел убить вас обоих.

— А убил девчонку. Обычную девчонку. Он тебе о ней ничего не рассказывал? — Глаза у парня горели злобой.

Верещагина затрясло.

— Нет.

— Идет следствие. Прознай менты про Кучера, худо тебе будет. Ведь ты же заказал нас.

— Я не хотел. Он требовал деньги. У меня не было выхода.

— Заткнись, мразь!.. Ты отдал ему эти деньги?

— Нет, вы ведь живы-здоровы.

— Короче, урод, сейчас ты мне подробно расскажешь, где можно

найти твоего Извозчика.

— Кучера.

— Пусть будет Кучер. Ты поможешь нам добраться до него.

— Но он же меня убьет.

— Я тоже могу тебя убить. И прямо сейчас. Выбора у тебя нет.

Парень вскинул руку с пистолетом и начал старательно целиться в Верещагина. Нервы не выдержали.

— Я все расскажу.

Толик внимательно слушал Верещагина, этого ублюдка с поросячьей душой.

У него не было оснований ненавидеть этого человечка. Обычный трус. Крутым он только кажется. Припер его бандит к стенке, давай, говорит, сорок штук баксов за тех, кто обидел тебя. По двадцать тысяч на душу. Совсем неплохо. Бывают ведь заказы всего в тысячу долларов, а то и меньше. Жизнь человеческая нынче ничего не стоит. И этому хряку деваться некуда. Как в том анекдоте: «купи кирпич».

Ненависти к нему он не питал, но глубоко презирал. И с легкостью бы вогнал в него пулю. Такому уроду не место среди людей.

И вообще Толик не думал, что убивать — это так сложно. Пиф-паф, ой-ей-ей, умирает зайчик мой. Сейчас он готовился воевать с Кучером и его братвой. Но совсем не потому, что горит желанием очистить землю от бандитов. Пионерско-комсомольская ненависть — это не по нем. Кучер обидел его самого, обидел Максима, убил Полинку. А потому он отказывает ему в праве на жизнь. Поэтому он и должен умереть. Мешал бы ему жить кто-то другой, не бандит, он бы объявил войну и ему. Такие вот дела.

Верещагин кое-что знал о Кучере. Уголовник со стажем, своя кодла у него, десятка два стволов. Немало. Но и не так уж много. Есть группировки, где число «пехоты» за полтысячи переваливает. Адреса его Верещагин не знал. Но это и не обязательно. В его ночном клубе он чуть ли не каждый вечер тусуется, жрет, пьет на халяву. Но всегда с телохранителями, два-три «быка», и наверняка все «подкованы».

— Короче, Склифосовский, — нахмурился Толик. — Мочить я тебя не стану. Сам сдохнешь, если Кучеру о нашем разговоре настучишь.

— Что я, дурак?

— В чем-то да, в чем-то нет.

Но Кучеру об их «задушевной» беседе он даже и не заикнется. Жить страх как хочет, козел!

— И бабе своей скажи, чтоб помалкивала.

— Ей-то что, она левая, ей все до одного места.

Тем лучше. Ну все, с этим козлом больше не о чем говорить. С потрохами сдал своего «крышника».

Но он еще к нему наведается. Двадцать штук баксов с него скачает. За Кучера. Когда его грохнут. А что, за них с Максом хоть и подневольно, но он готов был вдвое больше отстегнуть. Можно и больше запросить. Но двадцать штук — это предел. Если взять больше, выходит, Кучер стоит дороже, чем он сам или Макс.

Толик оставил Верещагина одного и направился в комнату, где Макс культурно сдерживал «секс-бомбу». Только не очень-то получалось. Нет, в комнату к Верещагину красотка не рвалась. В этом Макс преуспел. Но она рвалась к нему. Он ей что-то втирает, а она на него так пристально смотрит, вот-вот на шею кинется, завалит на кровать и затрахает от всей души. Если бы он хотел, он бы сам ее давно уже отодрал. Но он не хочет. В Ольгу влюблен, в командирскую дочку. Только о ней и думает.

А бабенку неплохо было бы отодрать. В качестве компенсации за моральный ущерб. Тогда уж точно вонять не будет. Ну да ладно, обойдется.

— Все, братан, уходим, — позвал он Макса.

Тот с готовностью поднялся с места. Если бы красотка могла удерживать взглядом, ему бы никогда от нее не уйти.

— Прощайте, мадам! — Толик был сама вежливость.

Она люто глянула на него: уводит от нее Макса!

В машине он подробно рассказал другу о разговоре с Верещагиным.

— Так мы и думали, «крышники» этого мозгляка нас хотели причесать. И все еще хотят, — заключил он.

— Десятка два стволов у этого Кучера, говоришь, — задумался Макс. — Всех не передавишь.

— А на хрен всех-то давить? Кучера грохнем, и хватит. От него все беды.

— Но и после этого охота за нами будет продолжаться.

Макс не жаждал крови, но понимал, что одним Кучером от банды не отделаешься. Братки могут врубиться, откуда ветер дует. И тогда на охоту за ними будут брошены все силы.

— Сечешь, брат, базара нет.

Надо распылять всю кучеровскую кодлу. Чтобы одно лишь воспоминание о ней осталось. Но как это сделать?

Что-то нужно придумать.

Кучер не лез на чужие территории. Знал, это чревато тяжелыми последствиями. Зато он всерьез занялся распространением наркотиков, имел с этого неплохой навар. За последнее время он значительно расширил рынок сбыта героина, опия, марихуаны, создал разветвленную сеть сбыта. Работали на него не только мелкие торговцы, но и те, кто выискивал потенциальных клиентов, уговорами и увещеваниями сажал их на иглу. И у них неплохо получалось. С каждого новичка они получали свой процент.

Наркотики он сбывал, но доставкой занимались другие. Азербайджанская мафия прочно занимала лидирующие позиции в доставке растительных наркотиков из южных регионов некогда единой страны. С ней Кучер и контактировал с выгодой для обеих сторон.

Сегодня он договорился с Саидом о партии героина на сумму в двести тысяч долларов. Завтра будет товар, завтра же будут отданы и деньги. Из двухсот кусков он сделает минимум пятьсот. Навар в триста штук баксов — для него это большие деньги.

И вообще он брался за любое дело, которое могло принести прибыль. Кроме всего прочего, промышлял заказными убийствами. Три пацана у него, по высшему разряду работают. Кого хочешь завалят. Заказов, правда, не так много. Но есть. Штука баксов, три, пять. Один раз он мог сорвать сорок штук. За двух козлов, которые Верещагина «обули». Сам же бизнесмен и должен был отстегнуть по двадцать «кусков» за рыло.

Не сладилось. Путник и Клеш лоханулись. Все как надо, выследили пацанов, одного на узкой тропинке подловили. А он с бабой. И у бабы этой крыша вдруг набок съехала. Под пулю сама бросилась. А пацан ушел. В канализационный колодец спрыгнул. И не достать.