Geum.ru

Г. Николаевск-на-Амуре. Пароход "Байкал". Мыс Пронге и вход в Лиман. Сахалин полуостров. Лаперуз, Браутон, Крузенштерн и Невельской

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   33
часть телег бросить, а часть положить на полозья. Прибывши в долину 20

ноября, они немедленно стали строить себе бараки и землянки, чтоб укрыться

от холода. За неделю до Рождества пришли остальные 6 семейств, но

поместиться им было негде, строиться поздно, и они отправились искать

пристанища в Найбучи, оттуда в Кусуннайский пост, где и перезимовали в

солдатских казармах; весною же вернулись в Такойскую долину.

"Но тут-то и начала сказываться вся неряшливость и неумелость

чиновничества", - пишет один из авторов. Обещали разных хозяйственных

предметов на 1000 рублей и по 4 головы разного скота на каждую семью, но

когда отправляли переселенцев на "Манджуре" из Николаевска, то не было ни

жерновов, ни рабочих волов, лошадям не нашлось места на судне, и сохи

оказались без сошников. Зимою сошники были привезены на собаках, но только 9

штук, и когда впоследствии переселенцы обратились к начальству за сошниками,

то просьба их "не обратила на себя должного внимания". Быков прислали осенью

1869 г. в Кусуннай, но изнуренных, полуживых, и в Кусуннае вовсе не было

заготовлено сена, и из 41 околело за зиму 25 быков. Лошади остались зимовать

в Николаевске, но так как кормы были дороги, то их продали с аукциона и на

вырученные деньги купили новых в Забайкалье, но эти лошади оказались хуже

прежних, и крестьяне забраковали нескольких. Семена отличались дурною

всхожестью, яровая рожь была перемешана в мешках с озимою, так что хозяева

потеряли скоро к семенам всякое доверие, и хотя и брали их из казны, но

скармливали скоту или съедали сами. Так как жерновов не было, то зерен не

мололи, а только запаривали их и ели, как кашу.

После ряда неурожаев, в 1875 г. случилось наводнение, которое

окончательно отняло у переселенцев охоту заниматься на Сахалине сельским

хозяйством. Стали опять переселяться. На берегу Анивы, почти на полдороге от

Корсаковского поста к Муравьевскому, в так называемой Чибисани, образовался

выселок в 20 дворов. Потом стали просить позволения переселиться в

Южно-Уссурийский край; ожидали они разрешения, как особой милости, с

нетерпением, десять лет, а пока кормились охотой на соболя и рыбною ловлей.

Только лишь в 1886 г. они отбыли в Уссурийский край. "Дома свои бросают, -

пишет корреспондент, - едут с весьма тощими карманами; берут кое-какой скарб

да по одной лошади" ("Владивосток", 1886 г., э 22). В настоящее время между

селениями Большое и Малое Такоэ, несколько в стороне от дороги, находится

пожарище; тут стояло когда-то вольное селение Воскресенское; избы,

оставленные хозяевами, были сожжены бродягами. В Чибисани же, говорят, до

сих пор еще сохранились в целости избы, часовня и даже дом, в котором

помещалась школа. Я там не был.

Из вольных поселенцев осталось на острове только трое: Хомутов, о

котором я уже упоминал, и две женщины, родившиеся в Чибисани. Про Хомутова

говорят, что он "шатается где-то" и живет, кажется, в Муравьевском посту.

Его редко видят. Он охотится на соболей и ловит в бухте Буссе осетров. Что

касается женщин, то одна из них, Софья, замужем за крестьянином из ссыльных

Барановским и живет в Мицульке, другая, Анисья, за поселенцем Леоновым,

живет в Третьей Пади. Хомутов скоро умрет, Софья и Анисья уедут с мужьями на

материк, и таким образом о вольных поселенцах скоро останется одно только

воспоминание.

Итак, вольную колонизацию на юге Сахалина следует признать неудавшеюся.

Виноваты ли в этом естественные условия, которые на первых же порах

встретили крестьян так сурово и недружелюбно, или же все дело испортили

неумелость и неряшливость чиновников, решить трудно, так как опыт был

непродолжителен, и к тому же еще приходилось производить эксперимент над

людьми, по-видимому, неусидчивыми, приобретшими в своих долгих скитаниях по

Сибири вкус к кочевой жизни. Трудно сказать, к чему бы привел опыт, если б

он был повторен {2}. Собственно для ссыльной колонии неудавшийся опыт пока

может быть поучителен в двух отношениях: во-первых, вольные поселенцы

сельским хозяйством занимались недолго и в последние десять лет до переезда

на материк промышляли только рыбною ловлей и охотой; и в настоящее время

Хомутов, несмотря на свой преклонный возраст, находит для себя более

подходящим и выгодным ловить осетров и стрелять соболей, чем сеять пшеницу и

сажать капусту; во-вторых, удержать на юге Сахалина свободного человека,

когда ему изо дня в день толкуют, что только в двух днях пути от Корсаковска

находится теплый и богатый Южно-Уссурийский край, - удержать свободного

человека, если, к тому же, он здоров и полон жизни, невозможно.

Коренное население Южного Сахалина, здешние инородцы, на вопрос, кто

они, не называют ни племени, ни нации, а отвечают просто: айно. Это значит -

человек. В этнографической карте Шренка площадь распространения айно, или

айну, обозначена желтою краской, и эта краска сплошь покрывает японский

остров Матсмай и южную часть Сахалина до залива Терпения. Живут они также

еще на Курильских островах и называются поэтому у русских курилами.

Численный состав айно, живущих на Сахалине, не определен точно, но не

подлежит сомнению все-таки, что племя это исчезает, и притом с

необыкновенною быстротой. Врач Добротворский, 25 лет назад служивший на

Южном Сахалине {3}, говорит, что было время, когда около одной лишь бухты

Буссе было 8 больших аинских селений и число жителей в одном из них доходило

до 200; около Найбы он видел следы многих селений. Для своего времени он

гадательно приводит три цифры, взятые из разных источников: 2885, 2418,

2050, и последнюю считает наиболее достоверной. По свидетельству одного

автора, его современника, от Корсаковского поста в обе стороны по берегу шли

аинские селения. Я же около поста не застал уже ни одного селения и видел

несколько аинских юрт только около Большого Такоэ и Сиянцы. В "Ведомости о

числе проживающих инородцев за 1889 г. по Корсаковскому округу" численный

состав айно определяется так: 581 мужчин и 569 женщин.

Причинами исчезания айно Добротворский считает опустошительные войны,

будто бы происходившие когда-то на Сахалине, незначительную рождаемость

вследствие неплодовитости аинок, а главное болезни. У них всегда наблюдались

сифилис, цинга; бывала, вероятно, и оспа {4}.

Но все эти причины, обусловливающие обыкновенно хроническое вымирание

инородцев, не дают объяснения, почему айно исчезают так быстро, почти на

наших глазах; ведь в последние 25-30 лет не было ни войн, ни значительных

эпидемии, а между тем в этот промежуток времени племя уменьшилось больше чем

наполовину. Мне кажется, вернее будет предположить, что это быстрое

исчезание, похожее на таяние, происходит не от одного вымирания, но также и

от переселения айно на соседние острова.

До занятия Южного Сахалина русскими айно находились у японцев почти в

крепостной зависимости, и поработить их было тем легче, что они кротки,

безответны, а главное, были голодны и не могли обходиться без рису {5}.

Занявши Южный Сахалин, русские освободили их и до последнего времени

охраняли их свободу, защищая от обид и избегая вмешиваться в их внутреннюю

жизнь. Беглые каторжники в 1885 г. перерезали несколько аинских семейств;

рассказывают также, будто был высечен розгами какой-то аинец-каюр, который

отказывался везти почту, и бывали покушения на целомудрие аинок, но о

подобного рода притеснениях и обидах говорят как об отдельных и в высшей

степени редких случаях. К сожалению, русские вместе со свободой не принесли

рису; с уходом японцев никто уже не ловил рыбы, заработки прекратились, и

айно стали испытывать голод. Кормиться, подобно гилякам, одною рыбой и мясом

они уже не могли, - нужен был рис, и вот, несмотря на свое нерасположение к

японцам, побуждаемые голодом, напали они, как говорят, выселяться на

Матсмай. В одной корреспонденции ("Голос", 1876 г., э 16) я прочел, будто бы

депутация от айно приходила в Корсаковский пост и просила дать работы или по

крайней мере семян для разводки картофеля и научить их возделывать под

картофель землю; в работе будто бы было отказано, и семена картофеля обещали

прислать, но обещания не исполнили, и айно, бедствуя, продолжали

переселяться на Матсмай. В другой корреспонденции, относящейся к 1885 г.

("Владивосток", э 38), говорится тоже, что айно делали какие-то заявления,

которые, по-видимому, не были уважены, и что они сильно желают выбраться с

Сахалина на Матсмай.

Айно смуглы, как цыгане; у них большие окладистые бороды, усы и черные

волосы, густые и жесткие; глаза у них темные, выразительные, кроткие. Роста

они среднего и сложения крепкого, коренастого, черты лица крупны, грубоваты,

но в них, по выражению моряка В. Римского-Корсакова, нет ни монгольской

приплющины, ни китайского узкоглазия. Находят, что бородатые айно очень

похожи на русских мужиков. В самом деле, когда, айно надевает свой халат

вроде нашей чуйки и подпоясывается, то становится похожим на купеческого

кучера {6}.

Тело айно покрыто темными волосами, которые на груди иногда растут

густо, пучками, но до мохнатости еще далеко, между тем борода и волосатость,

составляющая такую редкость у дикарей, поражали путешественников, которые по

возвращении домой описывали айно, как мохнатых. И наши казаки, в прошлом

столетии бравшие с них ясак на Курильских островах, тоже называли их

мохнатыми.

Айно живут в близком соседстве с народами, у которых растительность на

лице отличается скудостью, и немудрено поэтому, что их широкие бороды ставят

этнографов в немалое затруднение; наука до сих пор еще не отыскала для айно

настоящего места в расовой системе. Айно относят то к монгольскому, то к

кавказскому племени; один англичанин нашел даже, что это потомки евреев,

заброшенных во времена оны на японские острова. В настоящее время наиболее

вероятными представляются два мнения: одно, что айно принадлежат к особой

расе, населявшей некогда все восточноазиатские острова, другое же,

принадлежащее нашему Шренку, что это народ палеоазиатский, издавна

вытесненный монгольскими племенами с материка Азии на его островную окраину,

и что путь этого народа из Азии на острова лежал через Корею. Во всяком

случае, айно двигались с юга на север, из тепла в холод, меняя постоянно

лучшие условия на худшие. Они не воинственны, не терпят насилия; покорять,

порабощать или вытеснять их было нетрудно. Из Азии их вытеснили монголы, из

Ниппона и Матсмая - японцы, на Сахалине гиляки не пустили их выше Тарайки,

на Курильских островах они встретились с казаками и таким образом в конце

концов очутились в положении безвыходном. В настоящее время айно,

обыкновенно без шапки, босой и в портах, подсученных выше колен, встречаясь

с вами по дороге, делает вам реверанс и при этом взглядывает ласково, но

грустно и болезненно, как неудачник, и как будто хочет извиниться, что

борода у него выросла большая, а он все еще не сделал себе карьеры.

Подробности об айно см. у Шренка, Добротворского и А. Полонского {7}.

То, что было сказано о пище и одежде у гиляков, относится и к айно, с тою

лишь прибавкой, что недостаток риса, любовь к которому айно унаследовали от

прадедов, живших когда-то на южных островах, составляет для них серьезное

лишение; русского хлеба они не любят. Пища у них отличается большим

разнообразием, чем у гиляков; кроме мяса и рыбы, они едят разные растения,

моллюсков и то, что итальянские нищие называют вообще frutti di mare {8}.

Едят они понемногу, но часто, почти каждый час; прожорливости, свойственной

всем северным дикарям, у них не замечается. Так как грудным детям приходится

с молока переходить прямо на рыбу и китовый жир, то их отнимают от груди

поздно. Римский-Корсаков видел, как аинку сосал ребенок лет трех, который

отлично уже двигался сам и даже имел на ременном поясе ножик, как большой.

На одежде и жилищах чувствуется сильное влияние юга - не сахалинского, а

настоящего юга. Летом айно ходят в рубахах, сотканных из травы или луба, а

раньше, когда были не так бедны, носили шелковые халаты. Шапок они не носят,

лето и всю осень до снега ходят босиком. В юртах у них дымно и смрадно, но

все-таки гораздо светлее, опрятнее и, так сказать, культурнее, чем у

гиляков. Около юрт обыкновенно стоят сушильни с рыбой, распространяющей

далеко вокруг промозглый, удушливый запах; воют и грызутся собаки; тут же

иногда можно увидеть небольшой сруб-клетку, в котором сидит молодой медведь:

его убьют и съедят зимой на так называемом медвежьем празднике. Я видел

однажды утром, как аинская девочка-подросток кормила медведя, просовывая ему

на лопаточке сушеную рыбу, смоченную в воде. Сами юрты сложены из накатника

и тесу; крыша, из тонких жердей, покрыта сухою травой. Внутри у стен тянутся

нары, выше их полки с разной утварью; тут, кроме шкур, пузырей с жиром,

сетей, посуды и проч., вы найдете корзины, циновки и даже музыкальный

инструмент. На наре обыкновенно сидит хозяин и, не переставая, курит

трубочку, и если вы задаете ему вопросы, то отвечает неохотно и коротко,

хотя и вежливо. Посреди юрты стоит очаг, на котором горят дрова; дым уходит

через отверстие в крыше. Над огнем висит на крюке большой черный котел; в

нем кипит уха, серая, пенистая, которую, я думаю, европеец не стал бы есть

ни за какие деньги. Около котла сидят чудовища. Насколько солидны и

благообразны айно-мужчины, настолько непривлекательны их жены и матери.

Наружность аинских женщин авторы называют безобразной и даже отвратительной.

Цвет смугло-желтый, пергаментный, глаза узкие, черты крупные; невьющиеся

жесткие волосы висят через лицо патлами, точно солома на старом сарае,

платье неопрятное, безобразное, и при всем том - необыкновенная худощавость

и старческое выражение. Замужние красят себе губы во что-то синее, и от

этого лица их совершенно утрачивают образ и подобие человеческие, и когда

мне приходилось видеть их и наблюдать ту серьезность, почти суровость, с

какою они мешают ложками в котлах. и снимают грязную пену, то мне казалось,

что я вижу настоящих ведьм. Но девочки и девушки не производят такого

отталкивающего впечатления {9}.

Айно никогда не умываются, ложатся спать не раздеваясь.

Почти все, писавшие об айно, отзывались об их нравах с самой хорошей

стороны. Общий голос таков, что это народ кроткий, скромный, добродушный,

доверчивый, сообщительный, вежливый, уважающий собственность, на охоте

смелый и, по выражению д-ра Rollen'a, спутника Лаперуза, даже

интеллигентный. Бескорыстие, откровенность, вера в дружбу и щедрость

составляют их обычные качества. Они правдивы и не терпят обманов.

Крузенштерн пришел от них в совершенный восторг; перечислив их прекрасные

душевные качества, он заключает; "Такие подлинно редкие качества, коими

обязаны они не возвышенному образованию, но одной только природе, возбудили

во мне то чувствование, что я народ сей почитаю лучшим из всех прочих,

которые доныне мне известны" {10}. А Рудановский пишет: "Более мирного и

скромного населения, какое мы встретили в южной части Сахалина, быть не

может". Всякое насилие возбуждает в них отвращение и ужас. А. Полонский

рассказывает следующий печальный эпизод, почерпнутый им из архивов. Дело

происходило давно, в прошлом столетии. Казацкому сотнику Черному,

приводившему курильских айно в русское подданство, вздумалось наказать

некоторых розгами: "При одном виде приготовлений к наказанию айно пришли в

ужас, а когда двум женщинам стали вязать руки назад, чтобы удобнее

расправиться с ними, некоторые из айно убежали на неприступный утес, а один

айно с 20 женщинами и детьми ушел на байдаре в море... Не успевших убежать

женщин высекли, а мужчин шесть человек взяли с собою на байдары, а чтобы

воспрепятствовать побегу, им связали руки назад, но так немилостиво, что

один из них умер. Когда его, распухшего и как будто с обваренными руками,

бросили с камнем в море, Черный в назидание прочим его товарищам проговорил:

"У нас по-русски так водится"".

В заключение несколько слов об японцах, играющих такую видную роль в

истории Южного Сахалина. Известно, что южная треть Сахалина принадлежит

безусловно России лишь с 1875 года, раньше же ее относили к японским

владениям. В "Руководстве к практической навигации и мореходной астрономии"

кн. Е. Голицына 1854 г., - в книге, которою моряки пользуются до сегодня, -

к Японии отнесен даже Северный Сахалин с мысами Марии и Елизаветы. Многие, в

том числе Невельской, сомневались, что Южный Сахалин принадлежит Японии, да

и сами японцы, по-видимому, не были уверены в этом до тех пор, пока русские

странным поведением не внушили им, что Южный Сахалин в самом деле японская

земля. Впервые японцы появились на юге Сахалина лишь в начале этого

столетия, но не раньше. В 1853 г. Н.В. Буссе записал свой разговор со

стариками айно, которые помнили время независимости своей и говорили:

"Сахалин - земля аинов, японской земли на Сахалине нет". В 1806 г., в год

подвигов Хвостова, на берегу Анивы было только одно японское селение и

постройки в нем все были из новых досок, так что было очевидно, что японцы

поселились тут очень недавно. Крузенштерн был в Аниве в апреле, когда шла

сельдь, и от необычайного множества рыбы, китов и тюленей вода, казалось,

кипела, между тем сетей и неводов у японцев не было, и они черпали рыбу

ведрами, и, значит, о богатых рыбных ловлях, которые были поставлены на

такую широкую ногу впоследствии, тогда и помину не было. По всей

вероятности, эти первые японские колонисты были беглые преступники или же

побывавшие на чужой земле и за это изгнанные из отечества.

В начале же этого столетия впервые обратила внимание на Сахалин и наша

дипломатия. Посол Резанов, уполномоченный заключить торговый союз с Японией,

должен был также еще "приобрести остров Сахалин, не зависимый ни от

китайцев, ни от японцев". Вел он себя крайне бестактно. "В рассуждении

нетерпимости японцами христианской веры" он запретил экипажу креститься и

приказал отобрать у всех без изъятия кресты, образа, молитвенники и "все,

что только изображает христианство и имеет на себе крестное знамение". Если

верить Крузенштерну, то Резанову на аудиенции было отказано даже в стуле, не

позволили ему иметь при себе шпагу и "в рассуждении нетерпимости" он был

даже без обуви. И это - посол, русский вельможа! Кажется, трудно меньше

проявить достоинства. Потерпевши полное фиаско, Резанов захотел мстить

японцам. Он приказал морскому офицеру Хвостову попугать сахалинских японцев,

и приказ этот был отдан не совсем в обычном порядке, как-то криво: в

запечатанном конверте, с непременным условием вскрыть и прочитать лишь по

прибытии на место {11}.

Итак, Резанов и Хвостов впервые признали, что Южный Сахалин принадлежит

японцам. Но японцы не заняли своих новых владений, а лишь послали землемера

Мамиа-Ринзо исследовать, что это за остров. Вообще во всей этой сахалинской

истории японцы, люди ловкие, подвижные и хитрые, вели себя как-то

нерешительно и вяло, что можно объяснить только тем, что у них было так же

мало уверенности в своем праве, как и у русских.

По-видимому, у японцев, после того как они познакомились с островом,

возникла мысль о колонии, быть может даже сельскохозяйственной, но попытки в

этом направлении, если они были, могли повести только к разочарованию, так

как работники из японцев, по словам инж. Лопатина, переносили с трудом или

вовсе не могли выносить зимы. На Сахалин приезжали только японские

промышленники, редко с женами, жили здесь, как на бивуаках, и зимовать

оставалась только небольшая часть, несколько десятков, остальные же

возвращались на джонках домой; они ничего не сеяли, не держали огородов и

рогатого скота, а все необходимое для жизни привозили с собой из Японии.