Методические указания для подготовки к семинарским занятиям, написанию контрольных работ и рефератов по дисциплине «История Украины» для студентов всех форм обучения
| Вид материала | Методические указания |
- Методические указания по выполнению рефератов и контрольных работ по курсу «экология», 187.76kb.
- Тольяттинский государственный университет, 441.45kb.
- Методические указания для студентов всех форм обучения Содержатся темы контрольных, 942.93kb.
- Методические указания и рекомендации к практически-семинарским занятиям по дисциплине, 441.59kb.
- Методические указания по выполнению контрольных работ по дисциплине «Страхование» для, 1588.5kb.
- Методические указания по выполнению контрольных работ и домашних заданий (рефератов), 314.07kb.
- Методические указания по выполнению контрольных работ и домашних заданий (рефератов), 137.22kb.
- Программа, методические указания по выполнению контрольных работ и курсовой работы, 997.49kb.
- Программа, методические указания, тематика контрольных работ для студентов специальности, 789.24kb.
- Методические указания по подготовке к семинарским занятиям для студентов дневной формы, 1587.03kb.
После поездки в Сибирь в январе 1928 г., Сталин в выступлениях перед партийными работниками изложил программу из трех пунктов:
Потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам, а на случай отказа – применить чрезвычайные меры и конфисковать излишки.
-
В ближайшие 3-4 года провести частичную коллективизацию сельского хозяйства.
- После частичной провести сплошную коллективизацию сельского хозяйства.
Важно подчеркнуть, что осенью 1927 г. в беседе с делегациями иностранных рабочих Сталин заявил, что всеобъемлющая коллективизация – дело далекого будущего. Не прошло и три месяца, а Сталин уже выдвинул лозунг сплошной коллективизации, который противоречил самому понятию добровольного вступления в колхоз. Колхозы были нужны Сталину, чтобы преодолеть хлебозаготовительный кризис и получить от села дополнительные средства на индустриализацию.
Таким образом, сразу после XV съезда ВКП (б) Сталин отошел от курса намеченного в директивах по пятилетнему плану. Никто не мог предусмотреть, что брошенный мимоходом лозунг сплошной коллективизации обещает в недалеком будущем ликвидацию новой экономической политики и рождение жестокого антикрестьянского курса.
Ликвидация НЭП, переход к сплошной коллективизации встретили сопротивление со стороны известных партийных и государственных деятелей: Н. Бухарина, А. Рыкова, М. Томского. Но они оказались в меньшинстве и потерпели поражение. Сталин победил под знаменем борьбы за ускорение индустриализации страны. Получив абсолютный контроль над партией и страной, он немедленно перешел к авантюристической левацкой политике «прыжка» в индустриализацию. Основным поставщиком средств оставалось крестьянство.
1929 г. был объявлен «годом великого перелома». Этот год характеризовался окончательным откатом к политике «военного коммунизма». Начало форсированной коллективизации совпало с фактическим запретом торговли и введением плановых заданий относительно сдачи хлеба и другой сельскохозяйственной продукции, с определением плана по каждому селу, коллективному или индивидуальному хозяйствую. С лета 1930 г. распространилась практика твердых заданий по сдаче всех «излишков».
Поставки товарной продукции государству провозглашались для колхозов первой заповедью. Цены на продукцию были заниженными, а через инфляцию вскоре стали вообще символическими. Относительно объемов поставок, то здесь господствовала неопределенность. Государство не вступало в налоговые отношения с колхозами, по которым заранее определялась часть продукции, которую надлежало передать хлебозаготовительным органам. За исключением семенного, продовольственного и фуражного фондов хлеб должен был поступать только государству.
Первая колхозная весна 1930 г. была многообещающей. В Украине созревал неплохой урожай, рассчитывали собрать более 1.300 млн. пудов хлеба. 376 млн. пудов необходимо было для создания продовольственного фонда с расчета 16 пудов на человека (в УССР насчитывалось 23.5 млн. человек сельского населения). В посевной, фуражный, страховой и резервный фонды – 500. Исходя из этих расчетов, хлебозаготовительный план определялся в 430 млн. пудов. Потом его увеличили до 440 млн., 472 млн. и, наконец, до 490 млн. пудов. До 1 июня 1931 г. заготовки с урожая 1930 г. достигли 477 млн. пудов против 310 млн. с урожая 1929 г.[6, с. 21]. Складывалось представление, что колхозы способны обеспечить «прыжок» в индустриализацию. Сталин говорил, что зерновая проблема в СССР «решается в основном с успехом».
Результаты первого года сплошной коллективизации привели крестьян в шоковое состояние. Хотя грозное слово «продразверстка» не употреблялось, в колхозное село возвращался полузабытый быт десятилетней давности. Рынок исчезал. Деньги потеряли свою покупательную способность. Фонд отоваривания заготовок был ничтожным, а заработки в коллективном хозяйстве нищенскими. Чтобы прокормиться, надо было рассчитывать в основном на приусадебный участок.
Коллективизация сопровождалась экспроприацией зажиточной прослойки крестьянства и разрушением развитой системы сельскохозяйственной кооперации. Продразверстка вела к быстрому разрастанию кризисных явлений. Ярким проявлением кризиса, охватившего молодой колхозный строй, была полнейшая незаинтересованность крестьян в развитии общественного хозяйства, их прямое нежелание работать. Так, по заданию ЦК КП(б) Украины в начале 1933 г. были обследованы 340 колхозов разных районов республики. Оказалось, что 19% трудоспособных колхозников за год не заработали ни одного трудодня, а 30% имели от 1 до 50 трудодней [6, с. 22].
До начала сплошной коллективизации в колхозах господствовала «поденщина». Иногда доходы распределялись по едокам или количеству работающих в семье. Колхозцентр СССР в директиве от 6 июня 1930 г. «Об оценке и учете труда в колхозах» высказался за внедрение новой экономической категории – трудодня, который давал возможность учитывать не только количественные, но и качественные результаты труда. В 1932 г. преобладающее большинство колхозов перешло к организации труда по трудодням. Однако в самом порядке их начисления существовало много недостатков. Одним из самых серьезных – дискриминация труда полевых работников, вызванная, прежде всего, бюрократизацией управленческой сферы. За первую половину 1932 г. в колхозе им. Ворошилова (с. Крымка Одесской области) на полевых работников приходилось только 800 трудодней из 2700, а в колхозе им. XVI партсъезда (с. Дерюгин Брод той же области) – 4 тысячи из 13 300. Большинство трудодней «заработал» управленческий и обслуживающий персонал. Об этих фактах писала газета «Правда» 22 августа 1932 г. [6, с. 23].
В 1930 и 1931 гг. в колхозах создавались временные бригады – на период сельскохозяйственной кампании. Непостоянный состав бригад и незакрепленность рабочего скота, инвентаря, земельных участков влекли за собой обезличивание и уравниловку. Постановления о создании постоянных бригад, за которыми закреплялись бы земельные участки и средства труда, не выполнялись. Правительственные структуры установили, что в 1932 г. постоянных бригад не было в большинстве колхозов. О низкой эффективности временных бригад, об отсутствии организации в их работе, о бесхозяйственном отношении к инвентарю и рабочему скоту писали в областные и республиканские газеты сами колхозники.
Бюрократические методы руководства колхозами были неминуемы в условиях разверстки и отрыва непосредственных производителей от средств производства. Они сильно сказывались на результатах хозяйствования.
Количество колхозов быстро увеличивалось, до конца 1932 г. в Украине в них вовлекли почти 70% крестьянских хозяйств и 80% посевных площадей. Но значительная масса колхозников обнаружила неготовность к коллективному труду. Они демонстрировали низкий уровень дисциплины, безответственное отношение к обобществленному имуществу и скоту, равнодушие ко всему, что было за пределами собственного приусадебного участка. Это происходило на фоне недостаточных мер со стороны государства по организационному и хозяйственному укреплению колхозов, материальной помощи им и внедрения продразверстки.
С одной стороны, крестьяне не могли чувствовать себя хозяевами в собственном колхозе, потому что произведенная коллективным трудом продукция не становилась собственностью коллектива. С другой стороны, они знали, что колхозы созданы путем объединения их собственных средств производства. Коллизия разрешалась просто: колхозники начинали забирать продукцию, произведенную в колхозе, до ее оприходования и вывоза. Такие действия расценивались как воровство. В нем порой участвовало до 80-90% колхозников. Воровали, чтобы обеспечить себя продовольствием или заработать на продаже продукции. На рынке, который существовал практически нелегально, цены на продукцию сельского хозяйства до конца первой пятилетки выросли в десятки раз. Понятно, что для колхозов, колхозников и единоличников не существовал вопрос, сдавать ли произведенную продукцию государству по низким ценам, или сделать попытку реализовать ее на рынке.
Колхозники применяли своеобразную тактику саботажа хлебозаготовок: пытались скрыть при учете действительные размеры урожая, оставляли зерно в соломе во время обмолота, чтобы потом перемолотить ее повторно – для себя. Эти случаи стали массовыми. В процессе контрольного переобмолота соломы в колхозах Дворичанского района Харьковской области оказалось, что припрятанный урожай составлял 9 пудов зерна с гектара. Когда такие факты становились известны, они вызывали усиление административного нажима на районы и колхозы, которые не выполнили продразверстки.
Вместо того, чтобы покончить с производственными отношениями, которые заставляли колхозников воровать собственную продукцию, Сталин и его ближайшее окружение избрали путь репрессий. Хотя давно уже было объявлено о ликвидации кулачества как класса, Молотов снова заговорил об угрозе со стороны кулака, который якобы организовал в селах расхищения хлеба и другого колхозного добра, чтобы вредить колхозам.
Разрушительное влияние продразверстки на производительные силы сельского хозяйства в полной мере проявились в 1931 г., когда в колхозы объединилось большинство сельского населения Украины. Однако дезорганизация и деградация общественного производства колхозов не отразилась на поставках государству: их взыскивали железной рукой. Зато уровень жизни колхозников, который зависел от «остаточного» принципа оплаты труда (поставки государству – первая заповедь!), катастрофически снижался. Уже в первые месяцы 1932 г. во многих сельских районах были исчерпаны запасы продовольствия, прежде всего хлеба. Над колхозниками нависла угроза голода.
6 июля 1932 г. в Харькове начала работу третья конференция Компартии Украины. Она обсудила доклад секретаря ЦК С. Косиора «Об итогах весенней посевной кампании и о задачах организационно-хозяйственного укрепления колхозов». Созыв конференции накануне жатвы, ограничение повестки дня одним вопросом, участие в ее работе членов политбюро ЦК ВКП(б) Л. Кагановича и В. Молотова – все это свидетельствовало о том, что ситуация сложилась чрезвычайная.
Действительно, в сельском хозяйстве Украины наблюдалось катастрофическое положение. Посевная кампания затянулась до конца июня и, все же, не засеяли более 2 млн. гектаров, отведенные под пары площади превратились в рассадник сорняков. Так как пропашные культуры не обрабатывались, часть посевов погибла. На значительных территориях не было осадков. В докладе Косиора отмечалось, что уборка урожая идет плохо, много хлеба терялось во время обмолота и вывоза. Во многих выступлениях делегатов конференции говорилось о фактах голода и росте апатии среди крестьян, В. Молотов тоже коснулся тяжелого продовольственного положения в некоторых районах УССР. Делегаты подвергали критике политику продразверстки. Но Сталин не считался ни с какими аргументами и отстаивал экономически ошибочную и политически опасную систему продразверстки.
О состоянии украинских сел свидетельствуют материалы приемной председателя ВУЦИК Г. И. Петровского, куда обращались за помощью голодавшие крестьяне. В апреле 1932 г. из колхоза «Червоный Жовтень» Лозовского района писали: «в колхозе 70 дворов, 260 едоков, хлеба хватило только до 1 февраля, колхозники употребляют в пищу исключительно свеклу, через что болеют, были четыре случая голодной смерти, больных – 50 человек». Из хутора Степного Пещанского сельсовета Решетиловского района поступила жалоба крестьян: «план хлебозаготовок выполнен, однако совсем нет хлеба, нет картофеля, люди пухнут с голода». Из артели «Трактор» Сумского района писали: «во время заготовок взяли все зерно, колхозники не имеют хлеба и картофеля, без фуража остался скот». В мае 1932 г. один из жителей Остерского района писал Петровскому: «Я хочу жить, но не могу, умираю с голоду. Как у нас в селе Крихаеве, так и по целому району Остерском настоящая голодовка: пуд муки ржаной 100 руб., пуд картофеля – 20 руб. и то нигде не купишь»[6, с. 29-30].
Уже в первой половине 1932 г. жалобы и просьбы о помощи от колхозников, школьников, студентов, членов партии в большом количестве направлялись в ЦК КП(б) Украины и Совнарком УССР, в ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР, партийным и государственным деятелям.
В конце апреля 1932 г. отдел агитации ЦК КП(б) Украины подготовил обзор писем, адресованных Центральному Комитету и лично Сталину. Из Глобинского района Полтавской области писали: «Уважаемый тов. Сталин, есть ли закон Советской власти, чтобы крестьянство сидело голодное, так как мы, колхозники, не имеем с 1 января 1932 года в своем колхозе ни фунта хлеба. Мы, колхозники, решили спросить, – что будет дальше. Возникает вопрос. Как мы можем строить социалистическое народное хозяйство, когда мы обречены на голодную смерть. Спрашиваем, за что мы бились на фронтах, за то, чтобы сидеть голодными, чтобы видеть, как умирают дети с голода?»[15, с. 162]. В письме из Днепропетровщины автор пишет, что учился в партийной школе, где «изучал марксизм, ленинизм и нигде не встречал в их учении, чтоб детей морить голодом, ведь они невинные жертвы. Дальше жить нельзя, я себе не представляю, как дальше так жить, и на их слезах строить фундамент социализма, тот бетон поливать их слезами - это я нигде не видел и не читал»[15, с. 163].
Член партии П. В. Смирнов из Киева в письме Сталину писал: «Тов. Сталин, Вам очевидно идут сведения, что кругом хорошо. Я Вам только одно скажу: на селе несчастье, люди голодают, лошади дохнут. Уже люди начали с голода умирать. Советую Вам выехать в село не в России, а вот здесь на Украине, хотя бы в Киевской области. Я два дня тому приехал из села, я там своими глазами видел все то несчастье, как через каждые 2-3 саженя по дороге лежат дохлые лошади и их крестьяне режут по куску и едят. Тов. Сталин, у нас делается то, что делалось при царе, - царь жил далеко, а Бог высоко, но сейчас в тысячу раз большая беда». Член партии с 1925 г. Крофан П. С. из Винницы писал М. Калинину и В. Молотову: «В нашей местности голод охватил все районы. Все крестьянство движется и удирает из сел, дабы спастись от голода. В селах в день умирает от голода по 10-20 семей. В деревнях не осталось ни лошадей, ни скота. Говорить о выполнении посевной кампании – не приходится, так как процент крестьян в наших селах малый и все истощены голодом»[15, с. 163].
Тревожные письма шли не только из голодающих районов Украины. В июле 1932 г. в ЦК КП(б) Украины направили письмо рабочие Петров, Савин и Кудук из Белоруссии. Они писали: «Когда это было, чтоб Украину Белоруссия кормила. Были худшие годы, но Украина кормила Белоруссию, а теперь наоборот». Белорусские рабочие писали, что по городам БССР «голодные скитаются украинцы» в поисках продуктов. В своем письме они спрашивали: «Как разрешена хлебная проблема на Украине, где ЦК партии Украины, где ЦИК, что предпринимает?»[3, с. 222-223].
Сложившееся в украинских селах положение подрывало авторитет советской власти. Студенты Днепропетровского химико-технологического техникума писали Сталину: «Дорогой товарищ Сталин, обратите на это особое внимание и улучшите положение трудящихся масс, ибо будет внутри страны война. Дорогой товарищ Сталин, чтобы этого не было, надо быстро, очень быстро обеспечить село хлебом, ибо будет стыдно, будет грех и партии и ЦК, когда пойдут все крестьяне против Советской власти и поднимут забастовку с требованиями: «долой Сталина, долой конину, давай царя, давай свинину»[15, с. 164-165].
Подобная тревога звучала в письме комсомольца Ткаченко, направленном в июне 1932 г. секретарю Компартии Украины Косиору. После посещения Киевщины, Белоцерковщины, Уманщины он писал: «Люди страшно голодают. Я просто не понимаю и если бы мне кто авторитетный доказывал где-то в 1927-1928 гг. о том, что при советской власти могут умирать на работе с голода, я не поверил бы и прогнал бы его, считая идиотом, контрреволюционером. Ну, а что же мы имеем сейчас? Десятки и сотни колхозников выходят в поле и умирают. Разве возможно идти на тяжелую работу, нахлебавшись каких-то сорняков с обычной мякиной. А «начальство» провозглашает красноречиво «за темпы, за социализм». Куда к черту годится такой социализм, когда целыми семьями крестьяне просят кусок хлеба, пухнут с голода.
Ну и чем я тому крестьянину или рабочему, которым раньше объяснял верность политики партии, смогу доказать, что мы социализм строим и построим, когда в них полностью исчезла вера в победу социализма. На мой взгляд, все это зависит от головотяпства руководства. Мне кажется, что насколько партия была авторитетна среди широких масс, сейчас все меньше. Я сам за социализм, безусловно, но против такого идиотского пути»[15, с. 155].
Доведенные до отчаяния люди не скрывали в письмах своих имен и фамилий и рассчитывали получить ответ из Москвы. Секретарь комсомольской ячейки из села Полонистое возле Умани Пастушенко писал: «Вот такое выслушайте товарищ Сталин. Село насчитывает 317 дворов. Коллективизация выполнена на 100%. А что тут, думаете, - Советская власть? Нет, не советская, а чисто буржуазный строй… Село выполнило план на 65%. Колхоз вывез весь хлеб до фунта. Нет ни зернышка. Свиней было 500 голов. На все село остается на 1932 год 14 голов. Люди пухнут. Люди говорят: «Хлеба, хлеба…». В прошлом году урожай был средний, и то еле выжило население, и план был 38 тыс. пудов, а сейчас – 57 тыс. пудов. Теперь буксир над буксиром – бригада 86 человек ходит три месяца, ничего не делают, изо дня в день ходят под каждую хату. С начала кампании, раз по 60 каждую хату перелопатили. Забрали до фунта все огородное в колхозе, у колхозников на душу два пуда картошки, а все до фунта – в заготовку. Никаких запасов на весенний сев, ни фунта какой бы то ни было культуры: ни картофеля, ни гороха, ни гречки, ни проса, ни ячменя, ни овса, ни сои. Все до фунта – и свеклу, капусту квашеную забрали и забирают кур. Такое вот, товарищ Сталин. Трудодень обошелся 37 копеек, пара сапог – 36 рублей, пара ботинок – 26 рублей, костюм – 80 рублей. Вот так, тов. Сталин, сто дней на одну пару сапог. Довела власть Советов… Фунта соломы не дают, в хатах холод, раскулачивают бедняков, колхозников выбрасывают из колхоза за то, что хлеб не сдают. Зажим, не дают крестьянину говорить на собраниях. Масса населения настроена против Сов. Власти. Население босое, голое, голодное. Дети не посещают школу, тоже босые, голые, голодные. В селе ни керосина светить, ни мыла.
Ответ персонально по адресу: Бабанский район УССР, Полонистое. Комсомолец, секретарь ячейки. Член бюро РКМ Пастушенко».
Подпись Пастушенко в письме заверил печатью председатель Бабанского РК (рабочего контроля) и РККИ (комиссии рабоче-крестьянский инспекции) Г. Максименко. Письмо из Москвы было возвращено в Украину, в приемную председателя ВУЦИК Петровского. С грифом «срочно» письмо переслали в Бабанский район для проверки фактов и составления ответа с выводами. Проверку поручили уже известному нам Г. Максименко. Через неделю он подготовил ответ: «В ВУЦИК. Сообщаем: Автор письма тов. Сталину за подписью «Член бюро РКМ Пастушенко, не обнаружен. Таким образом, письмо анонимное»[14, с. 47].
«Буксирные бригады», о которых писал Пастушенко Сталину, создавались в Украине повсеместно. От населения поступали многочисленные жалобы на действия этих бригад. Так, в с. Пчельная на Винничине была создана бригада по хлебозаготовке почти из 400 человек, которую назвали Отряд «Летучая эскадрилья». В состав отряда входили не только местные активисты, но и представители из других сел, а также студенты зоотехникума и рабочие из местечка Теплик. В селе было организовано несколько штабов, из них один главный штаб, начальником которого был председатель райколхозсоюза Алексюк. Отряд при главном штабе Алексюка насчитывал 50-60 человек. Село было переведено на военное положение, члены бригады по 2 человека были размещены по крестьянам, которые не выполнили хлебозаготовку. Крестьяне должны были содержать и кормить членов бригады до того времени, пока они не выполнят хлебозаготовку. В селе проводились поголовные обыски у всех без исключения колхозников, бедняков и середняков; для питания бригады забирали у крестьян без всякого учета овец, кур, мед и другие продукты.
Колхозник из с. Пчельная Онуфрий Стойко даже перевыполнил план хлебозаготовки, но после допроса и издевательств в штабе «летучей эскадрильи» у него реквизировали: часы - будильник, ведро, долото, две кадушки с капустой, керосин, скатерть, нож, дрова, сено, кур и т.д. Секретарь партячейки Ефим Федоренко рассказывал, что отряд «всегда ходил по селу в строю под командой Алексюка с песней. Сам Алексюк впереди отряда верхом на лошади… Алексюк говорил, что штабы должны сами себе находить харчи: овец, бычков, сало, кур, мед, крупу, капусту, огурцы и так далее»[14, с. 50].
Село Пчельная предстала этакой малой моделью большой государственной диктатуры пролетариата с его классовыми подходами, идеей экспроприации экспроприаторов, с неизбежным перерастанием диктатуры класса в диктатуру личности, вождя, вожака и т.д. В Москве – Сталин; в Пчельной – уполномоченный Алексюк.
На районном уровне было много руководителей, которые старались как можно быстрее отрапортовать о выполнении плана хлебозаготовок. Так, например, секретаря Марковского райкома Луганской области Барышева не интересовало, останется ли зерно для нужд тех, кто его выращивает. Его беспокоило лишь то, почему на железнодорожных станциях России плохо организован прием хлеба. В письме Косиору в апреле 1932 г. Барышев писал: «… очень много мешают выполнению хлебозаготовок и такие безобразия, о которых я хочу доложить: станционные ссыппункты Кантемировка и Зориновка на территории Центрально-Черноземной области по несколько дней не принимают хлеб, давая официальные распоряжения нашим заготовителям телеграфом, чтобы прекратить вывоз хлеба на ссыппункты на 3-4 дня, имели место случаи, когда нами отправленный обоз с хлебом возвращался обратно в село, ссыппункт не принимал. Нами внутри района заготовлено 100 000 пудов хлеба, исчерпаны все складские помещения, внутри положение катастрофическое, о чем считаю необходимым доложить Вам, эти безобразия не единичные, а повторяются дальше»[12, с. 11].
Руководители Украины и СССР были достаточно информированы о надвигающейся катастрофе. Писали не только взрослые, но и дети. Они рассказывали о своем бедственном положении, о возможной голодной смерти. В одном из писем украинские школьники писали: «Нам надо учиться, а мы от голода не можем по свету ходить, пухнем от голода, в желудке болит от того мусора, который мы сейчас едим, так как у нас забрали не только хлеб до зернышка, но и картофель, фасоль и все, что можно есть. Мы верим, что советская власть нам поможет и спасет нас от голодной смерти». Но помощи дети так и не дождались.
Так как ждать помощи от государства было бесполезно, крестьяне из восточных районов Украины в поисках хлеба направлялись в Россию. Секретарь Кантемировского райкома Центрально-Черноземной области Журилов докладывал в обком партии: «Начиная с февраля 1932 г. с рядом лежащих районов Украины начался приток граждан за покупкой, меной и выпрашиванием хлеба; в последние дни мешочники формальным образом наводнили район. Станция битком набита людьми, во всех селах ходят толпами люди, причем целыми семьями с маленькими детьми и дряхлыми стариками… О действительно тяжелом голоде свидетельствует еще и такой факт: в Кантемировке только за последние дни похоронено 12 человек, пришедших за хлебом с украинских соседних районов». Журилов просил обком договориться с Харьковским обкомом о том, чтобы вопрос о загрузке украинских крестьян работой на местах был «разрешен немедленно»[12, с.11].
Нельзя сказать, что все руководители были равнодушны к человеческой беде, из областей часто докладывали в столицу о катастрофическом положении в украинских селах. Так, председатель Киевского облисполкома Василенко сообщал председателю СНК УССР В. Чубарю о том, что в области недоедание становится массовым, голодают десятки колхозов и тысячи детей; среди крестьян быстро растет смертность, а в Белоцерковском и Смелянском районах зафиксированы случаи людоедства. Василенко писал, что хлеба, круп, растительных жиров уже не осталось, а снабжение районных центров хлебом сократилось с 442 тонн хлеба до 161 тонны. Облисполком просил СНК Украины предоставить продовольственную помощь области[15, с. 157-158]. Секретарь Харьковского обкома Терехов просил ЦК Компартии Украины «немедленно поставить вопрос перед ЦК ВКП(б) о продовольственной помощи как путем отпуска продовольствия, а также предоставить права потребкооперации Харьковской области закупать хлеб и продукты на территории ЦЧО и Северного Кавказа»[3, с. 222].
Секретарю, ЦК КП(б) С. Косиору, стали составлять доклады о фактах голодной смерти. В секретном сообщении по Уманскому району от 20 мая 1932 г. указывалось, что в с. Рыжовка умерло 80 человек, в с. Черповоды – 85 чел. в с. Ропотуха - 100 чел., в с. Фурманка – 111 чел. Органы ГПУ Киевской области стали фиксировать факты людоедства. В селе Молодецкое Букского района крестьянин Сиваченко был заподозрен в причастности к смерти 3-х летнего мальчика. Во время обыска в доме Сиваченко были найдены кости и голова мальчика. Заместитель начальника ГПУ Киевской области Каминский сообщал, что на допросе Сиваченко сознался в преступлении, а также заявил, что «он совместно с односельчанами Кузьмиком И., Пугаченко Ф., Аксентьевым В., Кузьмик Н. в разное время последних месяцев зарезали и съели 7 человек в возрасте от 3 до 38 лет»[15, с. 167-168]. Арестованный подробно описал все преступления, но не смог указать, где находятся остальные убийцы. Органы ГПУ предпринимали меры к их задержанию. Количество подобных случаев увеличивалось, но информация о них оседала на уровне областей и в республиканских учреждениях, в Москву она не доходила.
Тем временем СНК СССР и ЦК ВКП(б) продолжали осуществлять прежнюю политику. Сталин слепо верил в действенность обязательных постановлений, независимо от того, отвечают ли они реальным интересам и отношениям или нет. Он думал, что проблему уборки 1932 г. можно решить принятием закона, в котором были бы предусмотрены меры против обнаруженных ранее недостатков. Самым слабым звеном в организации уборки, как свидетельствует опыт 1930-1931 гг., казалась конвейерная система, то есть поэлементное выполнение операций – жатвы, скирдования, обмолота, вывоза зерна. Несогласованность операций приводила к запаздыванию жатвы на больших площадях и значительных потерь зерна от обсыпания. В постановлении СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 5 июля 1932 г. «Об уборочной кампании 1932 г.» выдвигалось требование внедрять скирдование: своевременно скошенный и заскирдованный хлеб мог продолжительное время храниться в поле. С целью поощрения колхозников разрешалось уже во время обмолота выдавать авансы в счет натуральной части доходов в объеме 10 -15% фактически обмолоченного хлеба. Это был определенный шаг вперед от «остаточного» принципа оплаты трудодней: раньше хлеб на трудодни выдавали только зимой, после выполнения заготовительного плана (если его вообще можно было выполнить). Однако в крестьянской практике работа за десятый сноп никогда не считалась выгодной, а на дополнительную выдачу хлеба зимой уже никто не рассчитывал.
Свидетельства о ходе уборочной кампании показывают, как выполнялось постановление от 5 июля. В газете «Правда» 22 июля 1932 года сообщалось, что в Днепропетровской области «скошенный хлеб в снопы не вяжут, копны кладут как попало, ветер разбрасывает копны, хлеб везде разбросан, колосья не сгребают ни конными граблями, ни ручными. По скошенному хлебу ходят лошади с подводами, ездят и тракторы, вымолачивая зерно». Из Очаковского района Одесской области Наркомзем Украины получил такую информацию: «Десятки гектаров скошенного хлеба лежат у валках и портятся под дождем. Скирдовать еще не начали. Подоспели уже яровые, которые надо косить. В колхозе «Червона Украина» нет ни одного валка, чтобы колеса трактора не переехали. В тракторной бригаде заявляют: пусть пропадает, все равно и это заберут».
Все же в 1932 г. было заскирдовано больше скошенного хлеба, чем в предыдущие годы. Потери от обсыпания уменьшились. Зато длительное хранение хлеба в поле вызвало массовое размножение грызунов. На заседание СНК УССР 11 ноября 1932 г. указывалось, что распространение полевых мышей приобретает размеры стихийного бедствия. О масштабах потерь, нанесенных только одним «мышиным» фактором, можно иметь представление по результатам акций, осуществленных в колхозе «Перемога» на Херсонщине. Чтобы не умереть с голода, колхозники ценой нечеловеческого труда вскрыли мышиные норы на площади 120 гектаров. В результате удалось получить 17 центнеров доброкачественного зерна. В каждой норе было от 2 до 6 кг. пшеницы.
В соответствии с постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 6 июля 1932 г. план хлебозаготовок по крестьянскому сектору Украины с урожая 1932 г. установили сниженный – 356 млн. пудов. В связи с этим политбюро ЦК КП(б) Украины в тот же день на своем заседании «признало правильным установленный план хлебозаготовок» и приняло его к «безусловному выполнению»[3, с. 631]. Оставалось лишь выяснить: можно ли его выполнить? Пробные обмолоты показали, что на полях вызревает в целом неплохой урожай – в среднем 7,2 центнера с гектара против 8,3 центнера в 1931 г. и 10,2 центнера в 1930-м. Неурожайным год был только в центре и в южных областях УССР. В 1930 г. крестьянский сектор сдал государству 393 млн., а в 1931-395 млн. пудов хлеба. На таком фоне план в 267 млн. пудов казалось реальным.
Для обеспечения выполнения плана хлебозаготовок, установленного 6 июля, Сталин направил в Украину Молотова и Кагановича. В ответ на жалобы, что у крестьян уже больше нечего забирать, так как все уже вычищено под метлу, сталинские прислужники заявили: «Никаких уступок и сомнений, в отношении выполнение задания, поставленного партией и Советским правительством перед Советской Украиной, не будет». За этим последовало наделение партийных активистов юридическими правами конфискации зерна.
Испытывая трудности в финансировании индустриализации, руководство СССР усиливало нажим на украинское крестьянство. В конце лета 1932 г. заместитель председателя Совета труда и обороны СССР В. Куйбышев требовал от ЦК КП(б) Украины: «Вместо установленного вам плана отгрузки в августе через порты 190 тыс. вами отгружено только 20 тыс. Такое положение приводит к большим валютным потерям, связанным с невыполнением контрактов, простоем тоннажа, также подрыву авторитета на рынках. Предлагаю немедленно усилить в первую очередь отправку через порты, отгрузить до конца месяца в тоннах: пшеницы 30 тыс., ячменя–20 тыс., ржи-10 тыс., не считая уже отгруженного. Примите как боевое задание о ежедневных отгрузках»[3, с. 237].
В конце лета в полную силу уже действовало постановление ВЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и коопераций и об укреплении общественной (социалистической) собственности». В соответствии с этим законодательным актом расхищение имущества колхозов и кооперативов каралось расстрелом, а при смягчающих обстоятельствах – лишением свободы на срок не менее 10 лет. 22 августа 1932 г. ВЦИК и СНК СССР приняли постановление «О борьбе со спекуляцией». Спекуляция каралась заключением в концлагерях на срок от 5 до 10 лет без права применения амнистии. Постановление от 7 августа в народе получило название «закон о пяти колосках». Сбор колосков, оставшихся на полях после уборки, квалифицировался как уголовное преступление. В селе Малая Бережанка Киевской области председатель сельсовета открыл стрельбу по семерым крестьянам, когда они собирали колоски, трое из них – дети. К уголовной ответственности привлекали даже детей, достигших возраста 10 – 12 лет. К началу 1933 г. по этому постановлению было осуждено 54 645 человек, из них 2110 к расстрелу[2, с. 389].
Борьба партийных и государственных органов за выполнение плана хлебозаготовок усиливалось на фоне расшатывания колхозного производства продразверсткой и роста потерь сельскохозяйственной продукции. На третьей конференции КП(б) Украины Косиор, Любченко, Петровский, Скрипник и другие делегаты говорили, что потери хлеба в 1931 г. составляли от 100 до 200 млн. пудов. Никаких данных о потерях в 1932 г. не существует. Но можно предположить, исходя из общей картины дезорганизации производства, что они увеличились. Даже Сталин весной 1933 г. говорил, что уборка хлеба в 1932 г. прошла «менее удовлетворительно», чем в 1931 г.
В 1932 г. потери урожая сказались уже не только на жизненном уровне колхозников, но и на хлебозаготовках. Политбюро ЦК КП (б) Украины на заседании 8 сентября 1932 г. отметило, что идет «резкое снижение хлебозаготовок». Была составлена специальная директива обкомам, райкомам, директорам МТС, которую подписал С. Косиор. ЦК предупреждал весь руководящий состав районов, «что в случае если не будет обеспечен резкий перелом в хлебозаготовках, если не будет развернута широкая массовая работа и меры решительного нажима на единоличника, ЦК будет ставить вопрос о применении более решительных мер воздействия к районам своей безобразной работой срывающих хлебозаготовки»[15, с. 133].
Репрессивная политика партии и государства порождала открытое и скрытое сопротивление со стороны крестьян и колхозных руководителей. Среди председателей колхозов и местных партийных руководителей можно было встретить таких, которые не хотели больше принимать участие в преступных акциях, направленных против своего народа. В августе 1932 г., когда стало очевидно, что государственные задания по заготовке зерна выполнить невозможно, трагическое событие произошло в с. Михайловка Сумской области. Председатель колхоза, член партии и бывший партизан Чуенко рассказал колхозникам о плане заготовок, а потом заявил, что не намерен отдавать зерно без согласия тех, кому оно принадлежит. Той же ночью он покинул село, но ОГПУ схватило его и арестовало вместе с председателем сельсовета. На следующий день произошел «женский бунт», участницы которого требовали освобождения арестованных, снижения налога, выплаты задолженности по заработной плате, но главное – снижения зерновых норм. В результате судебного процесса 67 человек отправили в концлагерь, а некоторых крестьян, в том числе и Чуенко, расстреляли[5, с. 256].
Во второй половине 1932 г. средства массовой информации все чаще критиковали председателей колхозов и сельских коммунистов, обвиняя их в том, что они «присоединились к кулакам и петлюровцам и стали не борцами за хлеб, а агентами классового врага». На деле же их «вина» заключалась в том, что они выдавали крестьянам зерно, в соответствии с заработанными трудоднями, вместо того, чтобы сдать весь хлеб государству[5, с. 256].
Централизованные ресурсы хлеба и других видов продовольствия в стране быстро таяли. Это вызвало сокращение и без того низких норм выдачи продуктов по карточкам для работников и служащих. Резко сократился хлебный экспорт, что привело к многократному увеличению дефицита внешне - торгового баланса в сравнении с 1925 г. В спешном порядке стали искать дополнительные источники поступления средств. Именно тогда за границу стали вывозить древние рукописи, дорогие иконы, произведения великих художников. Появился лозунг: «Превратим Рубенса в рубли, а Рафаэля в трактора».
Таким образом, государство своей политикой сплошной коллективизации и введением продразверстки обрекало крестьянство на голодное существование.