Geum.ru

Револьтом Ивановичем Пименовым, краткими по­ясне­ниями об авторе и самих книга

Вид материалаКнига
§6. Вопросы избирательного права
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   17

§6. Вопросы избирательного права


Всеобщее избирательное право и представительство меньшинства; социалистическое отношение к парла­ментаризму; партийные списки.

Полностью теряя политическую почву под собой (“Кому они нужны? Кто их слушает?”), правитель­ство начало лихо­ра­дочно (Керенский в это время пребывал в состоянии бес­пре­ры­вной истерии человека, который не спит много месяцев) са­мо­­ре­организовываться и приискивать себе правовой фунда­мент.

Теоретически все с Февраля считали, что источником вла­сти должен будет явиться народ, представ­ленный Учреди­тельным Собранием. Поэтому с первых же месяцев разраба­тывались вопросы и законо­проекты, связанные с процедурой созыва Учредительного Собрания. Всегда, пока надо лишь добиваться, можно не думать о процедуре, посредством кото­рой будешь потом пользоваться достигнутым. А когда добь­ешься – добился – никто не мешает созвать Учредительное Собрание – как его созывать?! Казалось бы, просто: бери западные образцы и действуй по ним. Ан, нет, образцы-то разные у разных стран. Вон в Англии, небось, до сих пор мо­нархия и все еще нет всеобщего избирательного права (оно было введено лишь в 1918). А мы не хотим, не потерпим, чтобы хоть какая-нибудь часть населения была отстранена от участия в Учредительном Собрании (вот никогда не интересо­вался: дали ли членам царской семьи право голосовать в Уч­редительное Собрание?)!

Избирательное право должно быть всеобщим, т.е. никаких цензов (больше всего социалистов раз­дражал ценз имущест­венный, но и оседлости тоже). Исторически нигде, кроме разве молодых африкан­ских государств, социальное развитие не начиналось со всеобщего голосования. Обычно право вы­бора в парламент давалось некоторой части населения, при­чем разного рода цензы служили критериями ответ­ственности голосующего (или избираемого): если он даже не сумел себе заработать на собственный дом, то как же допустить его уча­ствовать в управлении государством? Если он бродяга без определенного места жительства, то неужели допускать его к выборам моего правительства, которое установит мне потом налоги? У русских в силу широкого развития обостренно отрицательного отношения к собствен­ности имущественный ценз казался совершенно не оправданным. Нелепое, противо­общественное управ­ление страной со стороны царской власти породило громадное количество одаренных неудачников, не­устроенных в жизни. Немыслимо было лишать их голоса.

Всюду в Европе передовые люди требовали участия жен­щин в социальной жизни, в управлении (“суфражистки”, “Высшие женские курсы им.Бестужева”), поэтому, разуме­ется, право голоса должно быть дано и женщине. Когда моло­дых парней забирают в армию проливать свою кровь за Ро­дину, то нет никаких оснований лишать их права участвовать в управлении своей родной страной – поэтому надо поелику возможно понизить возрастной ценз. Более того, нельзя по­терпеть никаких цензов несамостоя­тельности: скажем, кое-где военнослужащие лишаются права голоса, ибо они в первую очередь повину­ются воинской дисциплине и, следовательно, будут голосовать так, как им прикажет начальство, т.е. пре­доставление солдатам права голоса на самом деле обернется предоставлением офицерам и генералам дополнительных голосов. Кое-где по этой же причине лишают права голоса лиц, работающих по найму, ибо они, естественно, проголо­суют так, как велит им работодатель, обеспечивающий их единственным источником прожития. Так вот, никаких по­добных ограничений! И в самом деле, как можно было взять в голову идею лишения работающих по найму лиц права го­лоса, когда проекты правил голосования разра­батывались в атмосфере митингов, шествий и бесконечных прекрасных песней:

“Вышли мы все из народа, дети семьи трудовой”, “Вихри враж­дебные веют над нами, черные силы нас злобно гнетут”, “Вы жертвою пали в борьбе роковой за честь и свободу народа”, “Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов”, “Смело, товарищи, в ногу, духом окрепнем в борьбе”.

Нет, разработчики законопроекта об Учредительном Соб­рании стремились полностью реализовать всеобщее голосо­вание. К августу-сентябрю лозунг всеобщего избирательного права приобрел еще новое звучание.

В самом деле, с первых же дней Февральской революции на первое место в ряду политических фак­торов встали сначала Петроградский, а потом и прочие Советы, сначала рабочих и солдатских, а потом крестьянских, казачьих, мусульманских депутатов. Некоторые – пусть не очень здравые с точки зре­ния правительства, но все-таки весьма влиятельные – полити­ческие деятели время от времени выдвигали даже лозунг “Вся власть Советам”. Не одни большевики – были многие социа­листы (почти все с.-д.), которые полагали, что власть должна перейти к Советам, как органу представительства организо­ванного пролетариата; в отличие от большевиков они стояли за мирный переход, и не в руки одной партии. По­жалуй все социалистическое большинство Петроградского Совета было убеждено в преимуществе со­ветской демократии перед бур­жуазно-парламентской демократией будущего Учредитель­ного Собрания; Ленин знал, к кому обращался в “Государстве и революции”, когда провозглашал лозунг “отмирание парла­ментаризма”. И с самого начала XX века на Западе были ши­роко распространены антипарламент­ские учения французских синдикалистов и антипарламентарный социализм Сореля, из которого позже вышли и Муссолини, и Гитлер. И Плеханов – старый, тяжело больной, при смерти, отринутый Советом за оборончество, не приемлющий Ленина как сознательного либо бессознательного немецкого агента – разве в 1903 не он рубил фразами воздух:

Высшее благо – благо революции. И если Учредительное Собра­ние окажется не отражающим волю пролета­риата, мы должны бу­дем разогнать его!

Поэтому социалистическое большинство ИК и ЦИК не про­явило энтузиазма к созыву Учредительного Собрания. Советы – вот путь к социализму.

А как созывались Советы? По классовому признаку, ибо это орган пролетарской диктатуры. Ну да, если бы речь шла только о рабочих Советах. Однако с первых дней преобладали в Советах солдаты, они были Советами рабочих и солдатских депутатов. И тут все классовые критерии лопались, начинали бук­совать. Что это за класс такой – солдаты?! В каком из то­мов “Капитала” он обозначен?! В первые дни еще можно было утешать себя, “что солдаты – это крестьяне в солдатских шинелях”. Но когда возникли Советы крестьянских депута­тов? Кто же такие “солдаты” с позиций марксистской терми­нологии? Полу­чалось, говоря точным русским языком, со­словное представительство: сословие солдат – это и Николай I понял бы. Но почему же самая свободная в мире страна Рос­сия, с ее великими завоеваниями Февраль­ской революции будет организовывать свое верховное управление по сослов­ному признаку? Вот какой вопрос стал волновать многих, после того, как роль Советов оказалась осознанной.

Советы лавочников, советы капиталистов, советы земле­владельцев не смели возникнуть на полити­ческой арене, а если бы и возникли, их не допустили бы в лоно советской демократии. Ну а почему тот же лавочник, после того, как его призовут в армию, сможет стать членом Совета и, может быть, даже руководить рабочими и крестьянами? А как быть с солдатскими Советами после окончания войны? И почему в самой демократической стране практически все грамотные люди должны быть отстранены от участия в управлении: ведь лица с высшим образованием – не крестьяне, не рабочие, не солдаты. Инже­неры, священники, скорняки, профессоры, врачи, адвокаты – они все отстранялись от советской демо­кратии. Конечно, Александрович, Ильич, Спиридонова, Суха­нов, Троцкий, Церетели знали про себя лично, что они выра­жают интересы народных низов, потому их и избрали в совет­ские вожди (конечно, выражаем! послушайте только, как нам аплодируют!), но ведь большинство-то культурных и грамот­ных людей остается вне Советов. (“Веду его, значит, в штаб, щекочу слегка штыком, а рожа у него такая ин­теллигентная, так и хочется прикончить”, – напишет через год Замятин, еще большевик, свой рассказ “Воробушек”.)

До революции октябристы, прогрессисты и кадеты боро­лись с самодержавием за то, чтобы в управ­лении государст­вом принимали участие “все живые силы страны”. И теперь они вспомнили этот термин в ощущении угрозы “советодер­жавия”.

Вот что стояло за эпитетом “всеобщее” избирательное право. Но дело было не в нем одном. На сцене появилась уйма партий (не менее 14). Спрашивается, как организовать голосо­вание?

Прямолинейный ответ: нарезать Россию на избирательные округи, в каждом открыть одну вакансию депутата, кто хочет будет выставлять кандидатуры, чья соберет большинство голосов в своем округе, тот и пройдет в депутаты, – не удов­летворял почти никого. В самом деле, почти все политические деятели были собраны в Петрограде, от которого в Учреди­тельное Собрание прошло бы 3, ну 4, ну 5 депутатов. А про­чие? Значит им бросить ответственную работу по руководи­тельству революцией на самом ответст­венном участке и разъ­ехаться к черту на рога для обольщения местных избирате­лей? Или пассивно до­жидаться, покамест провинция пришлет депутатами никому не известных лиц (как это случилось во Французскую революцию с Законодательным собранием)?

Еще хуже: если от каждого округа будет посылаться один депутат, собравший большинство голосов, то окажется, что 13 из 14 партий в его округе будут не представлены, даже если они вместе взятые со­брали голосов больше, чем его партия! Как только что, в 1912, случилось в США, где президентом был избран Вильсон, получивший лишь 42% голосов от числа принявших участие в голосовании (от общего числа избирате­лей – так всего-навсего 26%). Могут случиться и совсем уж неуместные парадоксы: неко­торые влиятельные партии, бес­спорно имеющие право на представительство во всероссий­ском Учреди­тельном Собрании, вообще не будут в нем пред­ставлены ни одним депутатом. В самом деле, эта партия мо­жет ни в одном округе не оказаться в большинстве, всюду собрав, скажем, по 10% голосов. Таким образом, 10 миллио­нов русских людей проголосуют, а не будут никем представ­лены. Какое же это “рав­ное” избирательное право – возмути­лись политики.

Проблема отражения воли меньшинства и его представи­тельства в парламенте не нова. Еще в 30-е годы XIX века ее обсуждали американские юристы1. Но они ее обсуждали спо­койно, в условиях функ­ционирования какой ни на есть парла­ментарной системы, помаленьку предлагая свои усовершенст­вова­ния. В России же эту проблему постарались решить в лоб и сразу, при первых же выборах (отчасти из-за этого так затя­нулись выборы в Учредительное Собрание). Пойти на бес­принципные коалиции на англий­ский манер, уступая сопер­нику такой-то округ, дабы он по безмолвному соглашению уступил тебе такой-то, противоречило российской беском­промиссности. Решение после долгих месяцев споров стали искать на путях изменения мажоритарной системы в духе пропорционального представительства. Оно заключа­ется в том, что голоса, поданные за меньшинство, суммируются и тем или иным способом предоставля­ются партии, которая выдвигает кандидата меньшинства. Точнее, в России это сде­лали так.

Вся Россия была поделена на малое число больших изби­рательных округов с тем, чтобы от округа избирался не один депутат, а десяток. Избиратели голосовали не за лиц, а за пар­тии. Каждая партия вы­ставляла свой список кандидатов, ка­кой хочет длины. Избиратель, бросая в урну бюллетень №2 или №9, или №14, объявлял о своем желании видеть в Учре­дительном Собрании представителей именно этой партии (или блока партий). Потом все голоса складывались, и свободные места по округу делились про­порционально поданным за пар­тию голосам. Так от списка проходило несколько человек, причем заве­домо от каждой партии хоть один. И ехать в про­винцию почти никому не надо, можно местную агита­цию перепоручить местным кадрам. И никого не обидим. Что при этом нарушался эпитет “прямые” выборы – как-то никто не заметил. Что между избирателем и его парламентом стано­вятся партии – воспринималось как должное. И эту мысль позже подхватил Муссолини: он тоже объявил всю Италию одним избирательным округом, предоставил избирателям говорить “да” или “нет” фашистской партии, а депутатов в парламент назначал Большой Фашистский Совет (“назначен­ные депутаты”). В России они тоже назначались партиями.

И пока шли такие прения о форме выборов, сам созыв Уч­редительного Собрания безбожно затя­нулся. Большевики, которые ни одно упущение правительства не оставляли без внимания, начали кампа­нию против Керенского: тот, мол, умышленно затягивает созыв Учредительного Собрания, меч­тая стать пожизненным диктатором! Разумеется, с.-р., для которых созыв Учредительного Собрания был основой основ программы, тактики и стратегии, поддержали большевиков в их справедливых требованиях со­брать его как можно скорее.

И в сентябре было, наконец, точно установлено, что вы­боры в Учредительное Собрание будут про­изведены 12 но­ября, а созвано оно будет 28 ноября, в Петрограде.

Но до того времени правительству нужна была какая-то правовая опора, суверенный источник вла­сти. И 14-22 сен­тября в Петрограде проводится Демократическое совещание, собранное всякими раз­ными хитрыми способами, примерно как Государственное совещание, но с преобладанием социа­листи­ческих элементов. Оно одобряет в принципе политику правительства и выделяет из своего состава так называемый Совет Российской Республики, в просторечии “Предпарла­мент”, под председательством с.-р. Авксентьева для того, чтобы в критические минуты правительство имело к кому обратиться как к высшему авторитету. Еще раз “оконча­тельно” сформировался кабинет. Но уже никаким авторитетом правительство не пользовалось. Оно не имело даже автори­тета настолько, чтобы заставить себя выслу­шать, не говоря уже  чтобы заставить слушаться.