Государственная и меценатская деятельность рода строгоновых в имперский период

Вид материала

Содержание

I. Общая характеристика работы.
Состояние научной разработанности темы.
Хронологические рамки исследования
Объектом исследования
Предметом исследования
Методологическую основу исследования
Научная новизна
Практическая значимость работы.
Апробация работы.
Структура работы.
II. Основное содержание работы

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6

На правах рукописи

Кузнецов Сергей Олегович

ГОСУДАРСТВЕННАЯ

И МЕЦЕНАТСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

РОДА СТРОГОНОВЫХ

В ИМПЕРСКИЙ ПЕРИОД

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Специальность – 07.00.02 – Отечественная история

Санкт-Петербург

2008

Диссертация выполнена в Санкт-Петербургском государственном

политехническом университете

Научный консультант: доктор исторических наук С. Н. Полторак

Официальные оппоненты:

доктор исторических наук Е. В. Анисимов

доктор исторических наук Н. К. Гуркина

доктор исторических наук В. И. Морозов

Ведущая организация: Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств

Защита состоится «____» _____________ 2008 г. в _____час. на заседании специализированного совета Д 502.007.01 по защите диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук при Северо-Западной академии государственной службы по адресу: 199178, г. Санкт-Петербург. В.О. Средний пр., д.57.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Северо-Западной академии государственной службы

Автореферат разослан « » 2008 г.

Ученый секретарь диссертационного совета

кандидат исторических наук, доцент Л. И. Комиссарова

I. Общая характеристика работы.

Актуальность темы. В постсоветский период, в условиях принципиально новой историографической ситуации, свободной от идеологических рамок, возрос интерес к исторической роли отдельных личностей, усилиями которых вершились судьбы российской государственности на протяжении всей ее многовековой истории. Особое место среди таких родов по праву принадлежит Строгоновым^{^}, которые в XV – начале XXв. многократно оказывали настолько значительные финансовые и другие услуги верховной власти, что должны почитаться среди главных столпов государства.

В имперский период, в 1721–1917 гг., в России существовало несколько династий, сыгравших большую роль в истории страны (Разумовские, Шереметевы, Юсуповы), но даже на их фоне Строгоновы представляют собой уникальное явление в отечественной истории. Формирование вотчины, которая с самого начала исчислялась миллионами десятин, относится к середине XVI века Аникой Федоровичем (1492–1569) – человеком, которого следует считать основателем династии. Масштаб владения Строгоновых в период высшего могущества (первая четверть XVIII века при именитом человеке Григории Дмитриевиче, 1656-1715) –10 миллионов десятин – соответствовал небольшому европейскому государству. Даже последний представитель рода, граф Сергей Александрович (1852–1923), обладал миллионом десятин. И потому результат хозяйственной деятельности землевладельцев оказывал существенное влияние на экономику всей страны. В конце 1760-х гг. гр. А. С. Строгонов (1736?-1811) хвастался, что он со своим доходом мог бы иметь в Пермском крае свое войско и собственный двор с канцлером, камергерами, камер-юнкерами и даже фаворитом. Это недалеко от истины, но следует помнить, что ему принадлежала только треть владения деда, именитого человека Григория Дмитриевича. Успешно решая при занятии своим хозяйством судьбы десятков тысяч людей, Строгоновы должны были обладать способностями к государственной деятельности. И именно потому Петр Великий решил поднять их до титулованного дворянства. В 1722 г. Александр, Николай и Сергей Григорьевичи получили титул барона, в 1761 г. Александр Сергеевич стал графом Священной Римской империи, что открыло Строгоновым путь к занятию высших бюрократических постов. С другой стороны, за процессами, протекавшими в обширной вотчине солепромышленников, внимательно следили власти. Так в 1792 г. Екатерина Великая решительно воспротивилась браку Е. Б. Шаховской, внучки бар А. Г. Строгонова, и бельгийского принца Луи Мари д'Аренберга (1757–1795). Его императрица считала революционером и потому не желала видеть собственником большого числа крестьян. Наконец, сразу несколько представителей династии породнились с представителями правящего дома. Это взаимовлияние государства на вотчину своих богатейших граждан и их владения на хозяйство страны стало причиной особого, хотя и не оформленного каким-либо образом, статуса Строгоновых, которые привыкли считать все свои деяниями, и даже семейные неурядицы, значимыми для государства, признавали себя равными или почти равными монархам.

К настоящему времени в общих трудах по истории России присутствует лишь граф Павел Александрович. Это связано с тем, что не существуют научно обоснованные биографии других представителей рода и, кроме того, остро ощущается отсутствие обобщающей работы, где была бы показана роль всего рода в развитии российской государственности. Практическая деятельность Строгоновых на высоких государственных постах нуждается в научном анализе и переосмыслении в контексте истории империи в ее историческом развитии. Изучение наследия династии приобрело особую актуальность в наши дни в связи с потребностью цивилизовать отечественный бизнес и с огромным интересом к возрождению меценатства, в истории которого Строгоновы сыграли исключительную роль.

Объективной оценке деятельности Строгоновых способствуют неиспользованные ранее исследователями архивные документы, обнаруженные диссертантом, а также другие материалы, позволяющие понять масштабность свершений династии, показать всю многогранность ее деятельности, оставившей огромный след в истории нашего отечества, выявить истинную роль в становлении государственных учреждений дореволюционной России, ясно представить их влияние на развитие страны в имперский период.

Состояние научной разработанности темы.

В то время как истории родов Разумовских, Шереметевых, Юсуповых были написаны и изданы еще в конце XIX в.^¹, полноценное исследование о династии Строгоновых было завершено к 1960-м гг. и только на материале XVI–XVII вв.^². Последующие два века, разнообразная деятельность представителей рода в имперский период истории России, оказались не описаны. До второй российской политической революции XX в. , это произошло, прежде всего, по причине отсутствия достаточного числа источников, а также, вероятно, в связи с противодействием исследованиям семейного архива со стороны гр. С. Г. Строгонова. В советский период первая проблема не могла быть устранена, в отличие от второй, но на пути ученых оказалось идеологическое препятствие – история аристократического рода не вписывалась в рамки господствующей доктрины народных масс как двигателей прогресса.

Источниковая база диссертации.

Источниками для написания диссертации послужили:

воспоминания представителей династии;
мемуары и письма современников;
опубликованные документы;
документы 16 центральных, местных архивов и архивов (отделов рукописей) учреждений;
живописные, скульптурные, нумизматические коллекции, а также графические материалы музеев Российской Федерации и частных собраний.

Хронологические рамки исследования охватывают 1722–1923 гг. Строгоновы были известны в России задолго до начала имперского периода в ее истории. Однако изменение статуса государства совпало с революционным изменением их положения в системе государства: в 1722 г., то есть спустя год после провозглашения России империи, Строгоновы, прежние предприниматели, получили титул барона. Затем пять поколений рода в большей или меньшей степени оказывало влияние на развитие страны, вплоть до самого конца империи в 1917 г. Более того, ее финал совпал с физическим вымиранием династии. В 1923 г. скончался последний представитель рода – Сергей Александрович.

Объектом исследования является роль династии Строгоновых в истории Российского государства, ее положение в обществе, влияния на главные вопросы внутренней политики.

Предметом исследования является государственная и меценатская деятельность представителей рода Строгоновых.

Цель исследования – дать систематическое изложение государственной и меценатской истории рода на протяжении двух веков, выявить значение рода Строгоновых для российской государственности в XVIII – начале XX в.

Для достижения данной цели автор поставил следующие задачи:

определить основные этапы становления и эволюции рода Строгоновых;
рассмотреть деятельность основных ее представителей на фоне исторического развития России в имперский период;
выявить круг идей, оказавших непосредственное влияние на поведение Строгоновых в XVIII–XIX вв.;
дать объективную оценку роли династии Строгоновых с учетом их практической деятельности на высших государственных постах;
критически осмыслить историческую литературу, посвященную династии.

Методологическую основу исследования составляют принципы историзма, объективности и системности, диалектическое понимание процесса исторического развития, признание причинно-следственной закономерности событий и явлений, важной роли субъективного фактора в истории.

Диалектический метод познания позволяет обеспечить многомерный подход к анализу событий, их оценки с учетом всей совокупности факторов в их взаимообусловленности и противоречивости.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

- показана эволюция династии от именитых купцов к графам Российской империи, занимавших важные государственные посты и влиявших на принятие важнейших внутриполитических решений;

- гр. А. С. Строгонов (1736?-1811) впервые представлен не только как коллекционер и меценат, но и как государственный деятель;

- впервые рассмотрена предпринимательская деятельность гр. С. В. Строгоновой и показано ее значение для становления отечественного лесоводства;

- проведен системный анализ биографии гр. С. Г. Строгонова;

- установлены основные этапы жизни гр. П. С. Строгонова, а его деятельность в рамках Общества поощрения художников (художеств) впервые представлена как часть истории российского меценатства второй половины XIX в.;

- деятельность рода на рубеже XIX и XX вв. впервые представлена в рамках истории клана (совместно с кн. Щербатовыми и кн. Васильчиковыми);

- приведены новые факты из жизни последнего представителя династии – гр. С. А. Строгонова, который до настоящего времени почти неизвестен в исторической литературе;

- введено в научный оборот значительное число новых исторических источников;

- дано научное толкование ряда документов и показано их значение для реконструкции взглядов конкретных людей.

Практическая значимость работы.

Результаты исследования могут быть использованы при составлении государственных программ по привлечению представителей отечественного бизнеса к меценатству и спонсорству, написании истории России XVIII–XIX вв., при чтении курсов в средних и высших учебных заведениях по курсам «Отечественная история», «Государственная служба», «История предпринимательства и меценатства в России», «История лесного дела в России».

Апробация работы.

Основные положения и выводы диссертации обсуждались на научных конференциях в Санкт-Петербургском государственном университете, Санкт-Петербургском государственном политехническом университете, Новгородском государственном университете им. Я. Мудрого. Отдельные положения исследования были апробированы в ходе чтения спецкурса «История рода Строгоновых в XVIII–начале XX в.». в Санкт-Петербургском государственном университете. Основные обобщения и выводы отражены также в публикациях автора.

Структура работы.

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, списка использованных фондов и литературы, а также приложения, в котором приведен генеалогический список представителей рода в имперский период.

II. Основное содержание работы

Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, раскрываются его методология, цели и задачи.

В главе первой «Теоретические основы исследования. Историография. Источники.» изложено толкование ряда терминов, использованных в работе. Так, здание, известное ныне как Строгановский дворец на Невском проспекте, в Санкт-Петербурге самими владельцами называлось исключительно домом. Поэтому в историческом контексте автор использует именование Строгоновский дом.

После получения достоинства баронов Российской империи Строгоновым требовалось значительное время не только даже для получения грамоты, но и самоутверждения среди дворянства. Это процесс, который занял примерно три десятилетия, мы назвали «легимитизацией герба».

Другое понятие, которое используется в диссертации – «строгоновский матриархат». Этот условный термин вводится для обозначения кризисных периодов в истории рода, который в эти моменты, во-первых, стремился к единению и, во-вторых, возглавлялся женщиной. Начало первого такого кризиса относится 1716 г., когда после кончины именитого человека Григория Дмитриевича, с одной стороны, его дети были слишком молоды и инертны для того, чтобы возглавить обширное дело, а с другой – Мария Яковлевна, вдова, были слишком энергична для того, чтобы выпускать из рук рычаги управления хозяйством. Баронесса (с 1722 г.) также препятствовала центробежным тенденциям , что отчетливо проявилось после ее кончины в 1733 г.: вскоре владения были разделены на части между тремя сыновьями Григория Дмитриевича.

Документ 1817 г. конституировал «второй строгоновский матриархат» и определил его главой Софью Владимировну. Следует отметить все сложность положения графини, окруженной большим количеством мужчин. Старейшим представителем рода в тот момент был Григорий Александрович (1770 – 1857). Его сын Сергей стал супругом Натальи Павловны. Главным управляющим имениями являлся кн. В. С. Голицын, муж Аглаиды (Аделаиды) Павловны. Брат Софьи кн. Д. В. Голицын был губернатором Москвы. Кроме того, до 1837 г. она должна была считаться с мнением матери властной кн. Н. П. Голицыной, которая принадлежала к числу авторитетных старейшин российского двора. И все же именно вдова Павла Александровича осуществляла руководство строгоновской вотчиной.

Третий «строгоновский матриархат» относится к 1882–1944 гг., то есть выходит за хронологические рамки исследования. Он имеет как отличия, так и ряд схожих черт с двумя предыдущими кризисными периодами. Этот матриархат сложился в период между русско-турецкой (1877–1878 гг.) и японской войнами в тот момент, когда воля графа Сергея Александровича, владельца нераздельного имения была парализована после смерти супруги. Княгиня Ольга Александровна оказалась посредницей между братом и мужем кн. А. Г. Щербатовым, который взял на себя роль теоретика клана Строгоновых–Щербатовых, хотя различия между позициями его и графа Сергея Александровича все же существовали.

Мы рассматриваем Строгоновых обладателями «имперского сознания» – то есть людей, наделенных особенной широтой кругозора, способных завоевывать и управлять значительными территориями, рассматривать проблемы государства в совокупности с европейским политическим процессом. Наиболее яркие представители рода – Аника Федорович, Григорий Дмитриевич, Александр Сергеевич – в полной мере были наделены набором качеств «имперского человека» и благодаря этому прославили свое Отечество и династию. К концу XIX в. Строгоновы, в частности граф Сергей Григорьевич, утратили указанные способности, что стало причиной снижения их роли в хозяйстве и духовной сфере Российской империи и, в некоторой степени, и в ее последующем падении.

Использованный в диссертации материал позволил определить в истории рода Строгоновых в имперский период «либеральный» и «консервативный» этапы. Первый связан с личностью гр. А. С. Строгонова и его сына Павла. Из-за сложившихся обстоятельств Александр Сергеевич значительное время – весь период правления имп. Екатерины II – оказался в «интеллектуальной оппозиции» трону. Это явление подробно изучено Е. Н. Марасиновой. По ее мнению, социально-психологической первоосновой формирования оппозиционных настроений в интеллектуально–аристократической среде последней трети XVIII в. было усложнение внутреннего мира дворянина, стремление к эмансипации и личностному самовыявлению. Пробуждение индивидуальности оказало принципиальное воздействие на процесс смены традиционных ценностей иными устремлениями, затронуло в первую очередь сознание элиты и предопределило путь выхода из кризиса девальвации традиционных и общепринятых ценностей. «Угасание статусных ориентаций, ослабление воздействия идеологических доктрин абсолютизма на сознание дворянина порождали психологию отстранения, желание обрести новый смысл существования. Падение ценности чиновного успеха поставило перед дворянами вопрос о новых путях самоосуществления. Постепенное высвобождение личности из–под самодержавного давления направляло нереализованные возможности в иные социальные области, удаленные и относительно независимые от бюрократического аппарата, престола, светской массы»^³. Для Строгонова такой областью стало собирательство и меценатство. Обладая в своем мире внутренней независимостью, создавая новые контакты и разрушая собственную идентификацию с придворными кругами, он не мог отстраниться от них слишком далеко. С другой стороны, богатство Александра Сергеевича заставляло и императрицу держать его в поле зрения. Более того, объективно граф способствовал успеху ее правления, ибо в период просвещенного абсолютизма и коллекционирование были политической задачей поддержания авторитета империи. Участие гр. П.А. Строгонова в кружке вел. кн. Александра Павловича (1790-е гг.), оппозиционном имп. Павлу I и занимавшимся «подготовкой умов» путем знакомства с новинками сочинений по политической экономии западноевропейских ученых, было логичным, учитывая свидетельство А. Чарторийского: «В доме Строгановых всегда господствовал так называемый либеральный и немного фрондирующий тон»^⁴. Вершиной подобных устремлений рода следует признать участие Павла Александровича в деятельности Негласного комитета при имп. Александре I.

Изучение биографии гр. С. Г. Строгонова, принуждает к использованию определения «консерватор». Его толкование мы заимствовали у А. Н. Боханова, который указал, что отношение к Богу и к Церкви является линией водораздела между русскими либералами и русскими консерваторами. Для последних он установил следующие принципиальные положения: незыблемость самодержавного монархического правления как проявление универсального мирового порядка, санкционированного религией; признание несовершенства природы человека, у которого за внешней благопристойной оболочкой скрывается неразумность и греховность, преодолеть которые можно лишь путем нравственного самосовершенствования в лоне церкви; принятие как всеобщей данности социального, умственного и физического неравенства людей; необходимое наличие социально–сословных классов и групп, развивающихся под покровительством власти; безусловное признание незыблемости частной собственности; необходимое участие аристократии в делах управления государством; ограниченность сферы человеческого разума и, следовательно, важность традиции, исторических институтов, исконных символов, государственно-церковных и бытовых ритуалов^⁵. Всем этим принципам следовал гр. С.Г. Строгонов и это позволяет включить его в число российских консерваторов, разумеется, с различными оговорками.

В российском меценатстве, в истории которого Строгоновы сыграли выдающуюся роль, принято выделять два этапа – аристократический и буржуазный, иногда говорят о трех этапах: «вельможном» (время Екатерины Великой), «барском» (1800–1870-е гг.) и «купеческом» (последняя четверть XIX – начало XX в.)^⁶. Следует отметить, что графы Павел и Григорий Сергеевичи Строгоновы, принадлежа к аристократии, участвовали в меценатском движении во второй половине XIX-начале XX в., что позволяет обогатить сложившие представления о периодизации явления.

В этой части главы рассмотрены и другие понятия, способствовавшие раскрытию концепции работы.

При анализе историографии вопроса констатировано, что до настоящего времени лишь деятельность гр. П. А. Строгонова была признана имеющей государственное значение и уже описана отечественными исследователями в рамках изучения Негласного комитета (М. М. Сафонов^⁷ и др.). Поэтому детальное обращение к личности этого представителя рода в диссертации представляется излишним. М. М. Сафонов на протяжении многих лет также исследует вопрос об участии гр. П. А. Строгонова в дворянской оппозиции имп. Павлу I и кружке вел. кн. Александра Павловича^⁸.

Публикации о роде Строгоновых принадлежат преимущественно перу искусствоведов в связи с тем, что наследие семьи прежде рассматривалось почти исключительно как художественное. С другой стороны, число работ столь незначительно, что нет оснований для их периодизации. Начало научного изучения династии относится к концу XIX в. До этого момента появилось три сочинения, написанные служащими (П. Икосов, 1761,^⁹ Н. М. Колмаков, 1844 и 1887 гг.^¹⁰). Во всех трех случаях отсутствуют ссылки на архивы и литературу. Работа Икосова содержит некоторый фактический материал о первых баронах Строгоновых, Колмаков поставил своей главной задачей сбор сведений о гр. А. С. Строгонове. Его первая книга представляет собой сборник небольших исторических анекдотов, вторая – более пространный экскурс в биографию человека и его дома. Инициатива изучения личности графа принадлежит немецкому путешественнику Е.А. Энгельгарду^¹¹, который обнаружил в Новом Усолье наставление Строгонова своему управляющему 1786 г. Затем оно оказалось в руках А. Плетнева, который, предав гласности находку и определив место графа в российской истории как второго, после И.И. Шувалова, «российского мецената», существенных сведений о нем не собрал^¹². Издатель «Современника» сам оценил свою работу как «неполную и бесцветную биографию» и, кажется, намеренно уступил тему, которая оказалась весьма сложной из-за отсутствия достаточного числа источников , Н. М. Колмакову – человеку, который, действительно, имел гораздо больше возможностей для исполнения поставленной задачи в силу своего доступа к архиву семьи. Между тем к началу 1870-х гг. существовала уже фундаментальная монография М. И. Богдановича, где Строгоновым уделено большое внимание^¹³. В 1865 г. в «Русском архиве» Колмаков поместил лишь малозначительное воспоминание о пребывании И.А. Крылова в гостях у графини Софьи Владимировны^¹⁴. Возможно, что на опубликование чего-то большего он не имел согласия графа Сергея Григорьевича, который взял в свои руки создание «мифа династии». В 1864 г. именно он передал в «Русский архив» письменную полемику между имп. Екатериной II и Александром Сергеевичем по поводу добра^¹⁵, в которой «Северная Минерва» пыталась умерить интерес графа к масонству. Этот документ в сочетании с наставлением 1786 г., который можно считать манифестом века Просвещения, способствовал сложению образа главного представителя рода в XVIII в. как прекрасного душой человека, коллекционера и мецената, который воспитал А. Н. Воронихина, знаменитого архитектора, и покровительствовал всему отечественному (именно так он и был показан Н. М. Колмаковым в окончательной редакции его работы, которая была опубликована уже после смерти графа Сергея Григорьевича). Следует, правда, отметить, что некоторой мифологизации всех Строгоновых как едва ли не идеальных людей способствовало почти полное отсутствие, по неизвестной причине, документов об их повседневной жизни.

В 1901 г. А. Н. Бенуа поставил перед собой ту же задачу – рассказать о самом знаменитом владельце дома на Невском проспекте. Сам он написал статью, которая представляет собой беглый обзор архитектуры здания, критический разбор живописного собрания и перечисление других произведений искусства^¹⁶. Это было дело чести российских исследователей хотя бы потому, что статьи об отдельных строгоновских шедеврах регулярно появлялись в немецкой научной печати начиная с 1860 г.^¹⁷. Биографический очерк об Александре Сергеевиче написал искусствовед И. Н. Божерянова, используя мемуары воспитателя имп. Павла I С. А. Порошина, секретаря имп. Екатерины II А. В. Храповицкого, а также писателей И. М. Долгорукова и Д. И. Фонвизина^¹⁸. Это вновь был только очерк, заканчивая который автор написал: «Таков был гр. А. С. Строганов, будущий биограф которого напишет редкую, занимательную и поучительную книгу. Нам остается пожелать лишь, чтобы такая монография явилась поскорее в свет»^¹⁹. Однако такое издание не было подготовлено в ближайшие десятилетия. Первой причиной тому стало отсутствие письменных источников о жизни графа. Другой – было изменение взгляда на реформы Петра Великого, произошедшее в первой четверти XIX в. у части российской элиты, и доминирование в последующие десятилетия в семье графа Сергея Григорьевича, который как раз негативно относился к петровским преобразованиям. Наконец, третьей причиной был переход личности Александра Сергеевича в тень его сына Павла Александровича в период после правительственного кризиса рубежа 1870-х и 1880-х гг.

В 1887 г., одновременно с публикацией Н. М. Колмакова в «Русской старине», П. Н. Бартенев подготовил публикацию о гр. П. А. Строгонове^²⁰. Она была основана на книге французского исследователя М. Виссака 1883 г.^²¹, и впервые ставила вопрос о соотношении революционной юности этого представителя династии и его последующей государственной деятельности. В эпоху террора революционная тема была весьма злободневной, и именно с этого момента Александр Сергеевич оказался в тени сына. В 1903 г., то есть уже два года спустя после реализации «проекта Бенуа», вел. кн. Николай Михайлович издал книгу «Павел Александрович Строганов»^²². Александр Сергеевич упомянут здесь во вступительной статье вскользь, только как отец главного героя. Впрочем, анализа деятельности Павла Александровича также нет. По существу, книга великого князя, несмотря на свой внушительный вид, представляет собой, сборник материалов, которые еще предстояло изучить. Тем не менее, «революционер» затмил «мецената» и эта ситуация не менялась на протяжении всего XX в., когда имя Павла Строгонова продолжало беспрерывно упоминаться как в романах, так и в серьезных исторических исследованиях. Разумеется, наибольшее внимание привлекал «революционный период».

В последнее десятилетие XIX в. появились две публикации Д.М. Айналова, известного знатока византийской культуры, о шедеврах коллекции гр. Г.С. Строгонова, находившейся в Риме и малоизвестной россиянам^²³. Некоторый штрих к портрету личности А. Г. Строгонова сделал М. Шимановский. На основе воспоминаний современника он попытался выявить причины неприязненного отношения графа к А. С. Пушкину^²⁴.

Затем после краткого упоминания династии в самом знаменитом энциклопедическом словаре эпохи^²⁵, произошел настоящий прорыв в виде публикации в 1908 г. Н. И. Сербовым, историком народного просвещения, биографий всех сколько-нибудь заметных представителей рода, за исключением здравствовавших в тот период. Это были, в частности, статьи об именитом человеке Г. Д. Строгонове, бар. М. Я. Строгоновой, баронах А. Г., Н. Г. и С. Г. Строгоновых, гр. А. С. Строгонове и его сыне Павле Александровиче, о гр. С. В. Строгоновой, графах С. Г. и А. Г. Строгоновых. Чрезвычайно полезным было составление списков литературы о персонажах, которые не потеряли свое значение до настоящего времени^²⁶. Это, прежде всего, относится к биографии гр. С. Г. Строгонова, которому до настоящего времени уделялось наименьшее внимание историков, хотя С. В. Рождественский успел описать деятельность графа при министерстве народного просвещения^²⁷. Практически одновременно появилась история Рисовальной школы графа, сочиненная А. Гартвигом на основе материалов архива учебного заведения. Эта работа, освящающая лишь один из периодов деятельности графа, до настоящего времени является наиболее важным трудом о Сергее Григорьевиче^²⁸. Издание Е. Н Шульгиной и И. А. Прониной, предпринятое столетием позже, не содержит новых источников и новых положений ^²⁹.

После статей Н. И. Сербова публикации о коллекциях здравствовавших Строгоновых стали регулярно появляться не только в столь популярном журнале как «Старые годы»,^³⁰ но и менее известных изданиях, таких как «Гербовед»^³¹ или «Гермес»^³².

Политические революции 1917 г., по понятным причинам, прервали традицию исследования династии. В 1919–1929 гг. в Строгоновском доме, существовал музей, предпринявший ряд изданий. В частности, в 1922 г. К. В. Тревер был подготовлен путеводитель^³³, а 1923 г. А. Н. Зограф опубликовал каталог итальянских медалей^³⁴. Эти издания по своему строю и методологии связаны с дореволюционным периодом.

В. Виргинский был первым, кто с новых идеологических позиций оценил личность гр. П. А. Строгонова^³⁵, в то время как К. И. Раткевич не только составила описания его архива, но и опубликовала извлечение из него ^³⁶.

В последующее время, вплоть до середины 1980-х гг., Строгоновы в отечественной литературе могли упоминаться только как владельцы тех или иных предметов, дома на главной улице Ленинграда, а также в качестве адресатов сочинений. Первыми такого рода исследованиями следует считать работы А. Кукулевича «Русская идиллия Гнедича «Рыбаки»^³⁷ и М. Азадовского «Из материалов «Строгановской Академии»^³⁸. Во второй статье продолжено исследование строгоновских альбомов в собрании библиотеки Томского университета, начатое Н. М. Соловьевым и А. И. Милютиным перед Первой мировой войной^³⁹. В целом такое восстановление связей характерно только для 1990-х гг., когда оно приобрело более последовательный характер. В 1940 г. Е. Я. Данько, изучая тему изобразительного искусства в поэзии Г. Р. Державина, проанализировала кантату «Любителю художеств», заказанную гр. А. С. Строгоновым в 1790 г. Она трактовала ее как источник сведений о доме мецената, в частности, обнаружила указание на статую Аполлона, поражающего Пифона^⁴⁰.

Реконструируя в 1950-х гг. на основе материалов Российского государственного исторического архива, а также опубликованных источников биографию Е. И. Есакова, одного из строгоновских живописцев, Г. В. Смирнов внес весомый вклад в историю меценатства рода, в котором появилась новая персоналия ^⁴¹.

В советское время изучалась также хозяйственная деятельность Строгоновых на рубеже .^⁴². Особая роль в изучении этого вопроса принадлежит Н. И. Павленко, который в ряде работ на основе документов Берг-коллегии проанализировал формирование металлургической промышленности династии^⁴³, ставшей единственной альтернативой их соляной индустрии (правда, следует отметить, первые сведения по этому вопросу появились в литературе несколько ранее)^⁴⁴. Автор фундаментальной работы не избежал ряда неточностей, причиной которых стало приблизительное представление о генеалогии Строгоновых.

В 1950-е гг. началось изучение трудов лесовода А. Е. Теплоухова, которое первоначально не выходило за рамки краеведения^⁴⁵, но с течением времени развилось в особое направление в рамках темы «история рода Строгоновых в имперский период»^⁴⁶. Этот человек столь же важен для построения концепции истории рода в имперский период как А.Н. Воронихин.

Большое событие в изучении династии произошло в 1962 г., когда А. А. Введенский, который еще в 1920-х гг. начал изучение проблемы и издал монографию «Торговый дом XVI–XVII вв.»^⁴⁷, опубликовал сочинение о хозяйственной деятельности Строгоновых в XVI– XVII вв.^⁴⁸ Тем самым, была решена, правда, в соответствии с методологией минувшей эпохи, первая часть задачи создания фундаментальной книги о роде. В этом многолетнем и обширном труде о царском периоде содержатся ценнейшие сведения об Анике Федоровиче и Григории Дмитриевиче, деятельность которых служила образцом для представителей рода, живших в XVIII и XIX вв.

В начале 1960-х гг., в момент «хрущевской оттепели», продолжился процесс публикации предметов из коллекции А. С. Строгонова^⁴⁹. В 1970 г. И. Г. Спасский в рамках общего обзора коллекции поместил информацию о нумизматической коллекции семьи^⁵⁰.

В 1973 г. Е. Н. Рахманина и Ю. В. Трубинов написали первую после 1912 г. статью об имении Марьино. Используя документы усадебного архива и графические материалы собрания Строгоновых, они представили усадьбу как архитектурный шедевр, созданный трудом крепостных крестьян^⁵¹. В 1977 г. О. И. Брайцева издала книгу, где проанализировала с архитектурной точки зрения храмы, возведенные на средства именитого человека Г. Д. Строгонова^⁵². Таким образом в научный оборот был введен круг памятников, демонстрировавших своеобразие меценатства рода на рубеже XVII и XVIIIвв.

Таким образом, с начала 1960-х гг. практически беспрерывно появлялись работы, которые накапливали информацию о Строгоновых. В то же время издание о них в СССР представить было невозможно. Но оно появилось за рубежом и сделано в традиции Н. М. Колмакова, то есть как семейная книга, лишенная научного аппарата^⁵³. Несмотря на это, значение ее велико, прежде всего, потому, что оно напоминало обо всей династии, а не только Павле Александровиче. Его имя продолжало упоминаться как в романах, так и в серьезных исторических исследованиях, затрагивавших, правда, чаще всего только период обучения сына Александра Сергеевича у Ж. Ромма. Можно повторить вслед за А. В. Чудиновым сожаления по поводу не использования Меттерних европейских статей и источников. Их сам Чудинов привел в пространной историографической статье, характеризующей отечественные и иностранные публикации о самом ярком периоде биографии гр. П.А. Строгонова – его воспитании Ж. Роммом^⁵⁴. Ускользнули от внимания княгини и статьи о предметах из строгоновских коллекций^⁵⁵. С середины 1990-х гг. А. В. Чудинов вслед за М. Виссаком, вел. кн. Николаем Михайловичем и А. Галанте-Гарроне стал работать над темой «Ж. Ромм и гр. П.А. Строгонов». Помимо уже упомянутой выше историографической статьи, он до конца 1990-х гг. опубликовал еще ряд исследований^⁵⁶.

Во второй половине 1980-х гг. с началом реформ политического устройства страны начался новый этап изучения Строгоновых. Количество публикаций резко увеличилось, а их темы стали более разнообразными. Дальнейшему развитию науки о династии препятствовало отсутствие практики постоянного обмен информацией между исследователями разных стран Европы и различных регионов страны . Межрегиональная конференция в Российской федерации была проведена лишь однажды в 1992 г.^⁵⁷ В подготовленном по ее итогам сборнике научных статей, несмотря на название, «Строгановы и Пермский край», сразу семнадцать статей посвящено имперскому периоду в истории рода и, по существу, это коллективная монография, которая зафиксировала состояние знаний о династии на начало 1990-х гг. Ее составитель – автор диссертации о крепостных художниках^⁵⁸ . Затем происходило соперничество за право проведения Строгоновских чтений, которые вслед за Пермью имели место в Петербурге (1995, материалы не опубликованы), селе Ильинском близ Перми (1997^⁵⁹), Соликамске (2002^⁶⁰), Первоуральске (2004^⁶¹). В Петербурге не были представлены уральские исследователи, на Урал почти не выезжали специалисты из столиц. К настоящему моменту сформировался следующий состав исследователей: «союз П. А. Строгонова и Ж. Ромма» (А. В. Чудинов), «участие П. А. Строгонова в создании деятельности Негласного комитета» (М. М. Сафонов), «библиотека А. С. Строгонова» (В. А. Сомов), «скульптурное наследие А. С. Строгонова и Строгоновского дома» (Е. В. Карпова), «коллекционер П. С. Строгонов» (Е. Н. Муравьева) «усадьба Волышово» (Н. Н. Масленникова). Все они относятся к «столичному округу» (Санкт-Петербург и Москва). В уральском регионе (Пермь, Екатеринбург, Челябинск, Новое Усолье) преимущественно разрабатывается тема «Строгоновы и Урал» (В. В. Мухин), «крепостная интеллигенция строгоновской вотчины», (А. В. Шилов, Н. В. Голохвастова, Н. В. Казаринова), а также книжные собрания (Н. А. Мудрова) и генеалогия (А. В. Купцов). В Одессе изучается библиотека гр. А. Г. Строгонова (В. С. Фельдман). В. Халпахчьян, проживающая в Падуе, занимается исследованием собирательской деятельности Г. С. Строгонова. К сожалению, многие из перечисленных ученых не имеют представления о достижениях коллег.

Первая попытка собрать и проанализировать строгоновское художественное наследие была сделана в 2000 г., когда для выставки в США был издан каталог на английском языке. В нем с разных сторон анализируются собрания графов Александра Сергеевича и Павла Сергеевича . Переиздания, подготовленные для выставок в Париже и Амстердаме соответственно на французском и голландском языках оказались почти не имели отличий^⁶². Новые сведения были включены лишь в русскую версию каталога^⁶³ .

В 2001–2002 гг. журнал «Наше наследие» предпринял публикацию целого ряда материалов о Строгоновых, среди которых наиболее важными являются статьи Е. Дерябиной, проанализировавшей творчество исключительно важного для понимания личности гр. А. С. Строгонова живописца Г. Робера^⁶⁴, и О. Я. Неверова, одного из исследователей собирательства рода^⁶⁵.

Наследие графа Александра Сергеевича с конца 1980-х гг. привлекает внимание специалистов в разных областях знания – искусствоведов, литературоведов и историков архитектуры. Они, раздробив деятельность графа на отдельные темы, не способствовали пониманию масштаба личности этого представителя династии. Характерным примером является исследование А. А. Арциховской-Кузнецовой, которое имеет название «А. С. Строганов как тип русского коллекционера» (1988), а на самом деле представляет собой исключительно анализ каталога живописи графа^⁶⁶. Все его помыслы были направлены в сторону того, чтобы соответствовать, прежде всего, французскому, а значит, в тот момент, общеевропейскому образцу. Не случайно каталог был издан на французском языке. Лишь в самом конце жизни Александр Сергеевич стал интересоваться произведениями русской школы, которая в 1800-е гг. лишь только миновала стадию определения. В дальнейшем живописной коллекции А. С. Строгонова часто уделялось внимание исследователей^⁶⁷. Сведения о нем как о меценате можно обнаружить в работах, посвященных изучению творчества западноевропейских художников, работавших в России^⁶⁸.

В статье К. Лаппо-Данилевского «Пифон или Тифон? (Из комментария к стихотворению Державина «Любителю художеств»)» пересмотрены результаты проведенного полстолетия назад исследования Е. Я. Данько^⁶⁹. Его вывод гласил: поэт «обращаясь к Строгонову … ввел … образ [Тифона], связанный с масонской историософией и допустил таким образом в свой текст голос адресата стихотворения»^⁷⁰. Он же опубликовал сведения из Российского государственного исторического архива о попытках Н. А. Львова, выдающегося художника и художественного деятеля эпохи Просвещения, создать накануне XIX в. биографический словарь русских художников. Участие в проекте гр. А. С. Строгонова проливает новый свет на патриотические устремления президента Академии художеств^⁷¹.

Следует особо отметить, что литература об архитекторах, работавших для Строгоновых, содержит информацию к рассматриваемой теме. Первое место в изучении творчества А. Н. Воронихина, наиболее крупного строгоновского мастера, до настоящего времени принадлежит Г. Г. Гримму^⁷², который также составил исчерпывающую историографию о мастере до начала 1960-х гг. Некоторый материал к для истории меценатства А. С. Строгонова содержит диссертация Н. В. Глинки, с выводами которой относительно значения для графа и его дома трудов Ф. И. Демерцова мы не можем согласиться^⁷³. Особое место в числе строгоновских зодчих, помимо Воронихина, принадлежит Ф. Б. Растрелли^⁷⁴. Следует также упомянуть статьи о И.Ф. Колодине^⁷⁵ и П.С. Садовникове^⁷⁶, а также монографию об И.А. Монигетти^⁷⁷. Большое значение имеет также изучение не только Марьино, но и других, менее известных строгоновских усадеб, в частности Волышово в Псковской губернии ^⁷⁸

В 1990 г. были опубликованы тезисы докладов Г. И. Колосовой,^⁷⁹ В. С. Фельдмана ^⁸⁰ и В. А. Сомова^⁸¹, положившие начало современному изучению библиотек Строгоновых. В дальнейшем лидирующая роль в этом процессе стала принадлежать В. А. Сомову, который сосредоточил свои усилия на реконструкции книжного собрания гр. А. С. Строгонова на основе каталогов, хранящихся в Российской национальной библиотеке. Исключительно важная для изучения раннего периода биографии графа статья ученого «Круг чтения петербургского общества в начале 1760-х гг. (Из истории библиотеки графа А. С. Строганова)» вводит в научный оборот тетрадь выдачи книг из рукописного отдела Библиотеки академии наук в Санкт-Петербурге. Документ содержит сведения о ближайшем окружении мецената (читателях его библиотеки) в малоизученный период его жизни^⁸². Затем В. А. Сомов опубликовал еще одно исследование, которое отчасти знакомило коллег с результатом его работы над комментарием дневника двух швейцарцев, посетивших Россию в 1760-х гг.^⁸³ и, кроме того, было посвящено публикации части каталога книг А. С. Строганова^⁸⁴.

В самом конце XX в. было предпринято несколько других попыток углубленного проникновения в духовный мир гр. А. С. Строгонова. В частности, Е. В. Карпова к 1999 г. в ряде публикаций обстоятельно представила скульптурную коллекцию графа и скульптурную отделку его дома на Невском проспекте в Петербурге^⁸⁵. Особый интерес представляет относительно давняя статья исследовательницы о работе И. П. Прокофьева^⁸⁶, которую еще раньше продажи на аукционе 1931 г., но особенно после этого события, приписывали различным знаменитым европейским мастерам. Случайный эксперимент любопытен как проверка художественного качества работы русского мастера.

Самостоятельное значение в настоящий момент приобрел вопрос о собирателе рукописей П. П. Дубровском – одном из самых ярких протеже А.С. Строгонова. Начало современному исследованию его личности было положено Т. П. Вороновой^⁸⁷. С. О. Шмидт впервые обозначил проблемы влияния деятельности Дубровского на труды Н. М. Карамзина по созданию российской истории^⁸⁸ и отношения А. Н. Оленина к наследию А. С. Строгонова^⁸⁹, которого автор осторожно назвал «по зову души общественным деятелем и, тем самым, в какой-то мере и государственным деятелем»^⁹⁰.

К началу XXI в. на основе сопоставления различных опубликованных источников, архивных сведений и газетных публикаций, было в целом закончено составление достоверной генеалогии рода ^⁹¹

Blog