Ги де Мопассан. Дуэль  Война кончилась, Франция была оккупирована немцами; страна содрогалась, как побежденный борец, прижатый к земле коленом победителя

Вид материалаДокументы
Часть первая 1
Николай Васильевич Гоголь. Портрет
Подобный материал:
1   ...   40   41   42   43   44   45   46   47   ...   60

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ




1




В здании 3-го нью-йоркского уголовного суда в ожидании

процесса сидел Америго Бонасера; он жаждал отомстить людям,

которые жестоко надругались над его дочерью, пытаясь

обесчестить ее.

Судья, человек с грубыми чертами лица, засучил рукава

своей черной мантии, будто собираясь собственноручно наказать

двух молодых людей, сидящих на скамье подсудимых. Его лицо

изображало холодность и даже гнев. Но это было фальшью, которую

Америго ощущал, но которую в то же время не мог до конца

постичь.

- Вы действовали как последние дегенераты, - жестким

голосом произнес судья.

"Да, да, - подумал Америго Бонасера. - Звери. Звери." Двое

молодых людей с коротко подстриженными блестящими волосами и

гладко выбритыми щеками скромно потупились и почтительно

склонили головы.

Судья продолжал:

- Вы действовали как дикие звери, и ваше счастье, что вы

не изнасиловали несчастную девушку, иначе я упрятал бы вас за

решетку на двадцать лет. - Судья остановился, его глаза хитро

блеснули из-под лохматых бровей в сторону мрачного Америго

Бонасера, а потом уткнулись в стопку протоколов, лежавшую перед

ним. Он скорчил гримасу и пожал плечами, показывая, что

действует против своей воли.

- Но учитывая вашу молодость, безукоризненное прошлое и

незапятнанную репутацию ваших семей, я приговариваю вас к трем

годам заключения условно.

Только сорок лет занятия своим ремеслом не дали гримасе

ненависти исказить лицо Америго Бонасера. Его дочь все еще

находилась в больнице со сломанной челюстью, а эти звери уже

выходят на свободу? Все это выглядело настоящей комедией. Он

смотрел на счастливых родителей и родственников, которые

сгрудились вокруг своих дорогих чад. О, теперь все они

счастливы, теперь все они улыбаются.

Комок черной желчи подкатил к горлу Бонасера и с силой

прорвался сквозь сомкнутые зубы. Он вынул белый носовой платок

и поднес его к губам. Он стоял и глядел на двух паршивцев,

которые уверенно прошагали в направлении к выходу, не удостоив

его даже взглядом. Он позволил им пройти, не произнеся ни

звука, и лишь крепче прижимая к губам чистый, пахнущий мылом

платок.

Теперь мимо него проходили родители этих зверей, - двое

мужчин и две женщины его возраста, но, судя по одежде,

американцы с большим стажем. Они смотрели на Америго, и в их

взглядах смущение смешивалось со странным презрением

победителей.

Потеряв самообладание, Бонасера грубо прокричал:

- Вы у меня поплачете так, как я плачу теперь! Я заставлю

вас плакать, как заставили плакать меня ваши дети.

Адвокаты подталкивали своих клиентов к выходу и не

спускали глаз с молодых людей, которые было повернули обратно,

пытаясь встать на защиту родителей. Служащий суда, огромного

роста мужчина, рванулся к ряду, где стоял Бонасера, но в этом

уже не было необходимости.

Все годы, проведенные в Америке, Америго Бонасера верил в

закон и справедливость. Теперь его мозг заволокло туманом

мести, он уже видел, как покупает пистолет и убивает двух

мерзавцев. Однако у него оказалось достаточно самообладания,

чтобы повернуться к жене, которая ничего еще не поняла и

объяснить ей: "Они оставили нас в дураках". Помолчав, он

добавил: "Во имя справедливого суда нам придется поклониться

дону Корлеоне".


- Остался только Бонасера?

Хаген утвердительно кивнул головой. Дон Корлеоне в

раздумьях сморщил лоб, а потом сказал:

- Перед тем, как ввести его, пригласи сюда Сантино. Он

должен поучиться некоторым вещам.


Америго Бонасера вошел вслед за Хагеном в угловую комнату

дома и увидел там дона Корлеоне, который сидел за огромным

рабочим столом. Сонни Корлеоне стоял у окна и смотрел в сад. В

этот праздничный день дон впервые проявил холодность. Он не

обнял гостя и не пожал ему руки. Угрюмый могильщик удостоился

приглашения только благодаря своей жене, которая была близкой

подругой жены дона. Дон не любил Америго Бонасера.

Бонасера подошел к своей просьбе окольными путями:

- Ты должен простить мою дочь, крестницу твоей жены, за

то, что она не пришла сегодня поздравить тебя и твою семью. Она

все еще в больнице.

Он посмотрел на Сонни Корлеоне и на Хагена, давая понять,

что не хочет говорить в их присутствии. Но дон был безжалостен:

- Всем нам известна история с твоей дочерью, - сказал дон

Корлеоне. - Если я могу ей чем-нибудь помочь, только скажи, и я

все сделаю. Ведь моя жена - ее крестная. Я никогда не забывал

этой оказанной нам чести.

Это было уколом. Могильщик никогда не звал дона "крестным

отцом", как этого требовал обычай.

Лицо Бонасера посерело, и он спросил прямо:

- Я могу остаться с тобой наедине?

Дон Корлеоне отрицательно покачал головой:

- Я жизнь свою доверяю этим людям. Оба они - моя правая

рука. Я не могу обидеть их таким недоверием.

Могильщик закрыл на мгновение глаза, а потом начал

говорить. Говорил он тихим, навевающим тоску голосом:

- Я воспитал свою дочь по американской моде. Я верю в

Америку. Америка дала мне богатство. Я предоставил дочери

свободу, но в то же время предупредил ее, чтобы она не принесла

позор семье. Она нашла себе друга - не итальянца. Ходила с ним

в кино. Возвращалась домой поздно. Но он ни разу не пришел

познакомиться с ее родителями. Я принял все это без протеста.

Два месяца назад он повез ее кататься на машине. С ним был еще

один друг. Они заставили ее пить виски, а потом пытались

изнасиловать ее. Она сопротивлялась и защитила свою честь. Я

навестил ее в больнице. У нее сломан нос и раздроблен

подбородок. Она плакала от боли: "Папа, папа, почему они это

сделали? Почему они это сделали?" И я тоже плакал.

Дон Корлеоне сделал явно принужденный соболезнующий жест,

а Бонасера продолжал страдающим голосом:

- Почему я плакал? Она была светочем моей жизни.

Чувствительная девушка, красавица. Никогда больше не будет она

красивой.

Он весь дрожал, безобразное его лицо покрылось

темно-красными пятнами.

- Как добропорядочный американец, я отправился в полицию.

Парней арестовали. Их судили. Доказательства были налицо, и им

пришлось во всем сознаться. Судья приговорил их к трем годам

условно. В тот же день они вышли на свободу. Я стоял, как

последний идиот, а эти выродки насмехались надо мной. И я тогда

сказал жене: "Мы должны пойти к дону и просить его о

справедливом суде".

Дон склонил голову в знак участия. Но когда он заговорил,

слова его прозвучали холодно и обиженно:

- Для чего ты пошел в полицию? Почему не пришел сразу ко

мне?

Бонасера неслышно пробормотал:

- Чего ты хочешь от меня? Я на все готов, только сделай

то, о чем я тебя молю.

Его слова прозвучали почти нахально. Дон Корлеоне спросил

серьезным голосом:

- А о чем ты молишь?

Бонасера бросил взгляд на Хагена и Сонни Корлеоне и

покачал головой. Дон, который все еще сидел за рабочим столом

Хагена, пересел поближе к могильщику. Бонасера с секунду

колебался, потом нагнулся к волосатому уху дона, почти касаясь

его губами. Дон Корлеоне слушал, словно священник на исповеди,

глядя в невидимую даль и не произнося ни звука. Это

продолжалось довольно долго, пока Бонасера, наконец, не кончил

нашептывать и не выпрямился во весь рост. Дон окинул его

недобрым взглядом. У Бонасера раскраснелись щеки, и лицо

покрылось испариной, но он посмотрел дону прямо в глаза.

Дон наконец ответил:

- Этого я сделать не могу. Ты требуешь слишком многого.

Бонасера ответил громким и ясным голосом:

- Я заплачу тебе, сколько запросишь.

Услышав эти слова, Хаген нервно встрепенулся. Сонни

Корлеоне скрестил руки и насмешливо улыбнулся из своего угла, -

казалось, он только сейчас заметил разыгрывающийся в кабинете

спектакль.

Дон Корлеоне встал из-за стола. Лицо его все еще ничего не

выражало, но от голоса веяло холодом.

- Мы с тобой знакомы много лет, - сказал он могильщику. -

До сегодняшнего дня ты ни разу не приходил ко мне за советом

или помощью. Я не могу припомнить, когда в последний раз ты

пригласил меня к себе на кофе. А ведь моя жена - крестная твоей

единственной дочери. Давай будем откровенны. Ты отклонил мою

дружбу. Боялся быть моим должником.

Бонасера промямлил:

- Я не хотел навлечь на себя беду.

Дон поднял руку:

- Нет. Не говори. Америка показалась тебе раем. У тебя

была хорошая профессия, ты нажил состояние. Ты думал, что

Америка - самое безопасное место на земле. Ты не позаботился о

том, чтобы обзавестись надежными друзьями. Ведь тебя охраняла

полиция. Ведь существует, в конце концов, правосудие,

призванное защищать таких честных и добропорядочных граждан,

как ты. Ты не нуждался в доне Корлеоне. Очень хорошо. Я

оскорблен в своих лучших чувствах и я не намерен просто так

дарить свою дружбу людям.

Дон выдержал паузу и насмешливо-презрительно улыбнулся

Бонасера:

- Теперь ты приходишь ко мне и говоришь: "Дон Корлеоне,

сотвори суд справедливости". И даже в этой твоей просьбе не

чувствуется уважения ко мне. Ты не предлагаешь мне своей

дружбы. Ты входишь в мой дом в день свадьбы моей дочери и

говоришь (дон изменил голос, подражая Бонасера): "Я заплачу

тебе, сколько ты запросишь". Нет-нет, я не обиделся, но разве

дал я тебе повод относиться ко мне с таким неуважением?

В голосе Америго перемешались горе и страх:

- Америка была так добра ко мне. Я хотел быть хорошим

гражданином. Я хотел, чтобы моя девочка была американкой.

Дон хлопнул в ладоши, будто подводя итог своему решению:

- Это ты хорошо сказал. Очень хорошо. Так нечего

жаловаться. Судья вынес приговор. Когда пойдешь в больницу,

прихвати цветы и коробку конфет для твоей дочери. Будь доволен.

В конце концов, ведь дело не так уж серьезно: парни молодые,

горячие, один из них - сын влиятельного политического деятеля.

Нет, дорогой Америго, ты всегда был честным человеком. Несмотря

на то, что ты отклонил мою дружбу, я готов положиться на слово

Америго Бонасера больше, чем на слово любого другого человека.

Так дай же мне слово, что ты отбросишь все эти глупости.

Прости. Забудь. Жизнь полна несчастий.

Жестокая насмешливость и презрительность, с которыми все

это было произнесено, и едва сдерживаемый гнев дона Корлеоне

превратили несчастного могильщика в кисель, но он смело

произнес:

- Я прошу твоего справедливого суда.

Дон Корлеоне ответил коротко:

- Суд вынес справедливый приговор.

Бонасера упрямо затряс головой:

- Нет. Этот приговор справедлив только для преступников.

Кивком головы дон подтвердил свое согласие с этим тонким

диагнозом, потом спросил:

- А каков он, твой справедливый приговор?

- Око за око, - ответил Бонасера.

- Ты просил большего, - сказал дон. - Твоя дочь жива.

Бонасера произнес недовольным тоном:

- Пусть пострадают так же, как моя дочь.

Дон выжидал. Бонасера собрал последние остатки своей

храбрости и спросил:

- Сколько я тебе должен за это заплатить?

Это было криком отчаяния.

Дон Корлеоне повернулся спиной к Бонасера, что было явным

намеком на конец аудиенции, но Бонасера не трогался с места.

Наконец, со вздохом дон Корлеоне снова повернулся к

могильщику, который был теперь бледнее своих клиентов. Дон

Корлеоне был нежен и терпелив:

- Почему ты боялся довериться мне первому? - спросил он. -

Ты идешь в суд и ожидаешь месяцами. Ты тратишь деньги на

адвокатов, которым прекрасно известно, что ты останешься в

дураках. Ты выслушиваешь приговор судьи, который продает себя,

как последняя уличная девка. Много лет назад, когда ты нуждался

в деньгах, ты пошел в банк и заплатил разрушительные проценты,

словно нищий стоял ты со шляпой в руках, а они обнюхивали тебя

со всех сторон и совали носы в твой зад, чтобы выяснить,

сможешь ли ты возвратить им долг. - Дон остановился, голос его

стал жестче. - А приди ты ко мне, мой кошелек стал бы твоим.

Приди ты ко мне за справедливостью, мерзавцы, которые

изничтожили твою дочь, плакали бы сегодня горькими слезами.

Если бы по какой-то непонятной причине столь честный и

порядочный человек, как ты, нажил бы себе врагов, они стали бы

моими врагами. - Дон поднял руку и показал пальцем на Бонасера.

- И тогда, поверь мне, они боялись бы тебя.

Бонасера наклонил голову и невнятно произнес:

- Будь другом. Я принимаю.

Дон Корлеоне положил руку на плечо могильщика:

- Хорошо, - сказал он. - Ты получишь мой суд

справедливости. Однажды, причем может случиться, что этот день

никогда не наступит, я приду к тебе и попрошу оказать мне

ответную услугу. До того дня считай это подарком от моей жены,

крестной твоей дочери.

Когда дверь за могильщиком захлопнулась, дон Корлеоне

обратился к Хагену:

- Передай это дело Клеменца, пусть они позаботятся о том,

чтобы это проделали надежные люди, которых не воротит от вида

крови. Ведь мы, в конце концов, не убийцы, как думает пустая

голова этого служителя трупов.


Тема: Литературные направления. Реализм.

Авторы и произведения: Н.В. Гоголь «Портрет», О. Бальзак «Неведомый шедевр», Амир Макоев «Натюрморт с чайкой».

Проблемы: Процесс творчества и его восприятие, Живопись и литература. Восприятие художника.

Николай Васильевич Гоголь. Портрет