Geum.ru

Принципы экономической науки

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   81
§ 4. Цивилизация продолжала продвигаться на Запад, ее следующим центром оказался Рим. Римляне являлись скорее великой армией, чем великой нацией. В том, что они возлагали хозяйственную деятельность на рабов, они напоминали греков, но в основном они представляли собой их противоположность. В отличие от свежей полноты жизни в Афинах, юношеской радости, с которой они позволяли свободно проявляться всем своим способностям и развивали свой собственный склад ума, римляне проявили твердую волю, железную решимость, посвятили себя определенным серьезным целям зрелого человека. [ Эта фундаментальная противоположность между греческим и римским характером была выявлена Гегелем в его "Философии истории". "В отношении греков мы можем утверждать, что первая настоящая форма их свободы состояла в отсутствии совести; обычай жить для своей страны, не затрудняя себя дальнейшими рассуждениями и размышлениями, представлял собой их основной принцип... Субъективность превратила греческий мир в руины", а гармоничная поэзия греков проложила путь "прозе жизни римлян", которая была полна субъективности и "жестких, сухих рассуждений о некоторых добровольных целях". Высоко, хотя и специфически оценил услуги, косвенным образом оказанные Гегелем истории экономики, Рошер в "Истории национальной экономики" (Rоsсher. Gesch. der Nat. OEk. in Deutschland), § 188. Ср. также главы о религии в "Истории" Моммсена (Моmmsen. History), которая, видимо, испытала сильное влияние Гегеля, а также работу Каутца "Развитие национальной экономики", кн. I (Кautz. Entwikcelung der National-OEkonomie).]

Будучи каждый в отдельности свободным от ограничений, связанных с обычаем, они самостоятельно строили свою жизнь, пользуясь никогда ранее не известным преднамеренным выбором. Они были смелыми и бесстрашными, настойчивыми в достижении цели и находчивыми, подчинены дисциплине в своих привычках и проницательными в своих суждениях, и, таким образом, хотя предпочитали заниматься войной и политикой, они постоянно использовали те качества, которые необходимы для коммерческой предприимчивости.

Не остался без применения и принцип объединения. Некоторую деятельность вели ремесленные гильдии, несмотря на очень малое количество свободных ремесленников. Те методы совместных действий в коммерческих целях и крупномасштабного производства на основе труда рабов на фабриках, которым греки научились на Востоке, получили новую силу будучи привнесенными в Рим. Способности и характер римлян делали их особенно пригодными для управления акционерными компаниями, и сравнительно небольшое число очень богатых людей, при отсутствии среднего класса, были способны при помощи подготовленных рабов и свободных граждан осуществлять крупные сделки во внутренней и внешней наземной и морской торговле. Они вызвали ненависть к капиталу, но они сделали его могущественным и эффективным; они с большой энергией создавали инструменты денежного кредита; и частично вследствие единства имперской власти и широкого распространения языка римлян в некоторых важных аспектах существовала большая свобода коммерции и движения во всем цивилизованном мире во времена Римской империи, чем даже в наши дни.

Когда затем мы вспомним, насколько великим центром богатства был Рим, насколько чудовищными были состояния отдельных римлян (они только недавно были превзойдены) и насколько огромными были масштабы римских военных и гражданских дел, их материального обеспечения и механизма по доставке этих материальных средств, нам не следует удивляться, что многие авторы пришли к выводу относительно близкого подобия между экономическими проблемами, возникавшими перед римлянами, и нашими экономическими проблемами. Но это подобие является внешним и обманчивым. Оно распространяется лишь на формы, а не на живой дух национальной жизни. Оно не распространяется на признание значения жизни рядовых людей, которое в наши дни придает экономической науке наибольший интерес [ См. ранее, гл. I, § 2. Недоразумение в некоторой мере следует отнести за счет такого в целом проницательного и вдумчивого автора, как Рошер. Он с особым восторгом указывал на аналогии между древними и современными проблемами, и хотя он также отмечает различия, однако общее влияние его работ приводило к заблуждениям- (Его позиция подверглась обстоятельной критике со стороны Книса в "Политической экономии с исторической точки зрения", особенно с. 391 второго издания).].

В Древнем Риме промышленность и торговля не имели той жизненной силы, которой они достигли в более недавние времена. Он добивался импорта товаров при помощи меча, а не путем его оплаты продуктом искусной работы, которым граждане с достоинством гордились, как это было в Венеции или Флоренции либо в Брюгге. Как движение товаров, так и производство осуществлялось почти с единственной целью получения от них денежного выигрыша, а состояние коммерческой жизни определялось общественным презрением, находившим свое проявление в "правовом и практически эффективном запрещении" [ Friedlander. Sittengeschichte Roms, S. 225. Моммсен заходит настолько далеко, что утверждает ("История", кн. VI, гл. XI): "О ремеслах и производителях ничего нельзя сказать, кроме того, что итальянская нация в этом отношении оставалась в бездеятельности, граничащей с варварством... Единственной яркой стороной римской частной экономики были денежные операции и торговля". Многие абзацы "Рабской власти" Кернса (С a i г n e s. Slave Power) читаются как современный вариант "Истории" Моммсена. Даже в городах судьба бедных свободных римлян напоминала судьбу "бедных белых" южных рабовладельческих штатов. Latifundia perdidere Italian, но они были подобны фермам южных штатов, а не Англии. Слабость свободного труда в Риме показана в "Истории римских предприятий". (L i e b e n a m. Geschichte des romischen Vereinswesens). ] для сенаторов любой коммерческой деятельности, кроме той, которая связана с землей. Патриции больше всего наживались на откупе налогов, грабеже провинций, а позднее на благосклонности императоров и не обладали тем духом неподкупности и прилежности в работе, который необходим для создания крупной национальной торговли, и в конечном счете частная предприимчивость была задушена неизменно возраставшим могуществом вездесущего государства [ Один из аспектов этого описан Шмоллером в его коротком, но блестящем очерке торговых компаний древности. Показав, как торговые группы, все члены которых принадлежат к одной семье, могут процветать даже среди примитивных народов, он доказывает ("Iahrbuch fur Gesetzgebung", XVI, S. 740-742), что ни одна форма коммерческой ассоциации современного типа не могла долго процветать в тех условиях, которые существовали в Древнем Риме, если только она не имела привилегий или преимуществ, подобных тем, что предоставлялись Societates Puhlicanorum. Причину того, почему нам, современным людям, успешно удается объединить и держать много людей "под одной шляпой" с целью совместной работы, что не удалось в античные времена, "следует искать исключительно в более высоком уровне интеллектуальной и моральной силы и в большей возможности ныне, чем тогда, связать воедино эгоистическую коммерческую энергию людей узами социальной симпатии" . См. также: D е 1 о u m e. Les Manieurs d'Argent a Rome; статью о государственном контроле над производством в IV в. У.А.Брауна в "Political Science Quarterly", vol. II; Бланки. История политической экономии, гл. V и VI, и И н г р э м. История (В 1 a n q u i. History of Political Economy; I n g г а m. History).].

Но хотя римляне внесли лишь небольшой вклад непосредственно в развитие экономической науки, они оказали большое влияние на него, трудно сказать, положительное или отрицательное, заложив основы современной юриспруденции. Та философская мысль, которая существовала в Риме, относилась главным образом к школе стоиков, а большинство великих стоиков в Риме происходили с Востока. Когда их философия была перенесена на римскую почву, она приобрела огромную практическую силу, не потеряв эмоциональной напряженности, и несмотря на ее суровость, она заключала в себе многое, что оказалось в родстве с утверждениями современной общественной науки. Большинство великих юристов империи были среди приверженцев этой философии, и, таким образом, она задала тон позднейшему римскому праву, а через него - всему современному европейскому праву. Мощь же римского государства привела к тому, что государственные правовые нормы полностью вытеснили клановые и племенные нормы на более ранней стадии, чем это произошло в Греции. Но многие примитивные традиционные формы мышления арийских племен в отношении собственности еще долгое время продолжали существовать даже в Риме. Как бы ни велика была власть главы семьи над ее членами, собственность, которая находилась под его контролем, на протяжении долгого периода рассматривалась в качестве принадлежащей ему как представителю семьи, а не как отдельному лицу. Но когда Рим превратился в империю, его юристы превратились в основных толкователей правовых норм многих народов и под влиянием стоиков они занялись открытием естественных законов, которые, как они считали, в скрытом виде лежали в основе всех сводов законов. Этот поиск универсальных, а не случайных элементов в юриспруденции показал разрушительное воздействие на права совместного владения, существование которых можно было объяснить лишь местными обычаями. Поэтому позднее римское право постепенно, но неизменно приводило к расширению сферы действия контрактных отношений, придавало им большую точность, гибкость и силу. Наконец, почти все общественные институты оказались внутри этой сферы, были четко определены границы собственности индивидуума, и он мог обращаться с нею по своему усмотрению. От широты и благородства характера стоиков современные юристы унаследовали высокое чувство долга, а присущая стоикам строгость в собственных определениях вызвала у них стремление к четкой формулировке индивидуальных прав в отношении собственности. И поэтому на счет косвенного влияния римлян, а особенно стоиков, мы можем отнести многое из того хорошего и плохого, что имеется в нашей современной экономической системе: с одной стороны — большая часть неограниченной энергии, проявляемой индивидуумом в устройстве своих собственных дел, а с другой стороны — немалое жестокое зло, творимое под прикрытием прав, созданных системой законов, которая сохраняет свою силу, поскольку ее основные принципы мудры и справедливы.

Сильное чувство долга, принесенное стоицизмом с Востока, содержало также в себе нечто от восточного квиетизма. Хотя стоик и проявлял активность в отношении обеспечения своего здоровья, он гордился тем, что стоял выше мирских забот: он принимал участие в жизненной суете, потому что это было его долгом, но он никогда не мирился с нею, его жизнь оставалась унылой и суровой, отягощенной сознанием его собственных неудач. Это внутреннее противоречие, по словам Гегеля, не могло исчезнуть, пока внутреннее совершенство не было признано в качестве цели, которая может быть достигнута только через самоотречение, и, таким образом, стремление к ней примирялось с теми неудачами, что неизбежны в любой социальной деятельности. Путь к этим большим изменениям был проложен глубокими религиозными чувствами евреев. Но мир не был готов погрузиться в широту христианского духа, пока в нем не появилась новая тональность, привнесенная глубокими личными привязанностами германской нации. Даже среди германских народов истинное христианство медленно прокладывало себе дорогу, и в течение долгого времени после падения Рима в Западной Европе царил хаос.

§5. Для германца, каким бы решительным и сильным он ни был, оказалось очень трудным делом освободиться от уз обычаев и от невежества. Сердечность и преданность [ Гегель ("Философия истории", гл. IV) смотрит в корень лроблемы, когда он говорит об их энергии, их свободном духе, их самостоятельности (Eigensinn), их сердечности (Gemilth), и добавляет: "Преданность - их второй лозунг, в то время как "ервым является свобода". ] , которая придавала ему особую силу, склоняла его к тому, чтобы он чрезмерно дорожил институтами и обычаями своей семьи и своего племени. Ни одна другая великая раса завоевателей не продемонстрировала столь ограниченные способности к восприятию новых идей от более культурного, хотя и более слабого, покоренного ими народа, как германцы. Они гордились своей грубой силой и своей энергией, и они мало заботились о знаниях и искусствах. Но и то, и другое нашло себе временное прибежище на восточных берегах Средиземного моря, пока другая нация завоевателей, продвигавшаяся с юга, не оказалась способной вдохнуть в них новую жизнь и новую энергию.

Сарацины легко усваивали все лучшее, чему может научить побежденный. Они лелеяли искусства и науки, поддерживали огонь в очаге просвещения, когда христианскому миру было почти безразлично, погас он или нет, за что мы должны быть им благодарны. Но их моральная природа не была столь целостной, как у германцев. Теплый климат и чувственность их религии привели к быстрому упадку их энергии, и они оказали очень небольшое непосредственное влияние на проблемы современной цивилизации [Похвала их деятельности была блестящим образом воздала Дрейпером в кн. "Интеллектуальное развитие Европы" гл.XIII (Draper. Intellelctual Development of Europe).].

Просвещение среди германцев распространялось медленно, но верно. Они несли цивилизацию к северу, в климат, где непрерывная напряженная работа шла рука об руку с медленным ростом стабильных форм культуры, и они несли ее на запад, к Атлантике. Цивилизация, которая задолго до этого покинула берега рек ради берегов великого моря, окруженного со всех сторон сушей, должна была в конечном итоге отправиться через огромный океан. Но эти изменения происходили очень медленно. Первая представляющая для нас интерес проблема новой эпохи состоит в возрождении старого конфликта между городом и нацией, который был временно подавлен повсеместным владычеством Рима, представлявшим собой, по сути дела, армию со штабом, размещенным в городе, однако черпающую свою мощь на обширной территории.

§ 6. До недавних лет полное и прямое самоуправление людей было невозможно в рамках большой нации, оно могло существовать только в городах или на очень небольших территориях. Правление неизбежно находи лось в руках немногих, кто считал себя привилегированным высшим классом и рассматривал рабочих в качестве низших классов. Следовательно, рабочие, даже когда им позволялось управлять собственными местными делами, часто не имели достаточной смелости, уверенности в себе и достаточных навыков умственной деятельности, требующихся в качестве основы коммерческого предприятия. На деле как центральное правительство, так и местные магнаты самым непосредственным образом нарушали свободу промышленности, запрещая миграцию и устанавливая самые тягостные и вызывающие раздражение налоги и сборы. Даже те из низших классов, которые были номинально свободны ми, подвергались грабежу в результате произвольно установленных штрафов и сборов, а часто и в результате прямого насилия и открытого разбоя. Это бремя падало главным образом именно на тех людей, которые были более трудолюбивыми и более бережливыми, чем их соседи, на тех, в чьей среде, если бы страна была свободной, постепенно развился бы дух свободного предпринимательства, чтобы стряхнуть узы традиций и обычаев.

Совершенно иным было положение людей в городах. Там сила промышленных классов состояла в их численности, и, даже когда они оказывались совершенно не способными взять верх, к ним не относились, подобно их собратьям в сельской местности, как если бы они принадлежали к совершенно иным существам по сравнению с их правителями. Во Флоренции и в Брюгге, как и в древних Афинах, весь народ мог слышать, и иногда действительно слышал, от руководителей государственной политики заявления относительно их планов и их обоснование и мог выразить свое одобрение или неодобрение, прежде чем был предпринят следующий шаг. Весь народ иногда совместно обсуждал социальные и производственные проблемы своего времени, зная намерения друг друга, используя опыт друг друга, сов местно разрабатывая определенные решения и приводя их в жизнь своей собственною деятельностью. Но ничего подобного не могло быть осуществлено на обширной территории, пока не были изобретены телеграф, железные дороги и дешевая печать.

При их помощи нация может теперь утром прочесть то, что ее лидеры сказали в предшествующий вечер, и, прежде чем закончится еще один день, довольно хорошо будет известно о мнении нации. При их помощи совет крупного профсоюза может при небольших издержках представить на рассмотрение его членов во всех частях страны какой-либо трудный вопрос и через несколько дней получить их решение. Даже большая страна может ныне управляться ее народом, но до сих пор то, что называлось "народным правительством", в силу физических обстоятельств представляло собой правительство более или менее широкой олигархии. Только те немногие, кто сам мог часто посещать правительственный центр или по крайней мере постоянно получать из него сообщения, могли принимать непосредственное участие в правлении. И хотя значительно большее число людей знало достаточно о происходящем, чтобы обеспечить широкую эффективность своего волеизъявления путем выбора представителей, но даже и они составляли до самого последнего времени лишь незначительное меньшинство нации, представительная же система сама по себе является продуктом недавнего прошлого.

§ 7. В средние века история подъема и упадка городов есть история подъема и спада следующих друг за Другом волн прогресса. Как правило, средневековые города своим происхождением были обязаны торговле и промышленности и не презирали их. И хотя более богатые граждане могли иногда образовать правительство узкого круга, в котором работники не принимали участия, они в редких случаях сохраняли свою власть в течение длительного времени, широкий круг жителей часто обладал полными гражданскими правами, самостоятельно определяя внешнюю и внутреннюю политику своего города и в то же время работая своими руками и гордясь своей работой. Они самоорганизовались в гильдии, увеличивая тем самым свою сплоченность и расширяя свои навыки и опыт в области самоуправления, и хотя часто гильдии носили замкнутый характер, а их правила в конечном счете задерживали прогресс, однако они проделали великолепную работу, прежде чем проявилось это крайне отрицательное воздействие [ Что справедливо в отношении крупных вольных городов, которые были практически автономными, в меньшей степени справедливо и в отношении так называемых "вольных графств в Англии. Их конституции были даже более разнообразными, чем причины происхождения их свобод, но сейчас представляется вероятным, что в целом они были более демократичными и менее олигархическими, чем одно время полагали. См., в част ности: Гросс. Купеческая гильдия, гл. VII (Gross. The Gild Merchant).].

Граждане повышали свою культуру, не теряя своей энергии, они приучались приобретать интеллектуальный интерес во многих вещах помимо своего коммерческого предприятия. Они занимали ведущее место в области изящных искусств и не были отсталыми в искусстве войны. Они гордились большими затратами на общественные цели и в равной мере были горды тщательным и экономным расходованием общественных ресурсов, четко составленными государственными бюджетами и справедливой системой налогообложения, основанной на разумных деловых принципах. Таким образом, они прокладывали путь к современной промышленной цивилизации и, если бы они двигались в своем направлении без помех и сохранили свою первую любовь к свободе и социальному равенству, они, вероятно, уже давно раз работали бы решение многих социальных и экономических проблем, с которыми мы только начинаем сталкиваться. Но после того как они в течение длительного времени испытывали на себе воздействие массовых вол нений и войн, они наконец уступили растущей мощи окружавших их стран, и действительно, когда они получали власть над своими соседями, их правление часто было жестоким и деспотичным; таким образом, то, что страна лишала их в конечном итоге власти, было в какой-то мере результатом справедливого возмездия. Они страдали за причиненное ими зло, но плоды их положительной деятельности остаются, и они являются источником многого из того, что является лучшим в социальных и экономических традициях, которые наш век унаследовал от своих предшественников.

§ 8. Феодализм, вероятно, был необходимой стадией в развитии германской нации. Он способствовал широкому росту политических способностей преобладающего класса и воспитывал рядовых людей в традициях дисциплины и порядка. Но под формами внешней красоты он скрывал много жестокости и физической и моральной нечистоты. Рыцарские порядки сочетали крайнее уважение к женщинам на людях с домашней тиранией; изысканные правила вежливости к соперникам в сражениях рыцарского ранга соблюдались одновременно с проявлением жестокости и вымогательства в отношениях с нижестоящими классами. От правящих классов ожидали, что они будут выполнять свои обязательства друг перед другом с откровенностью и щедростью [ Но предательство было обычным в итальянских городах и не было редким в северных замках. Люди ускоряли смерть своих знакомых покушениями и при помощи яда, от хозяина часто ожидали, что он попробует еду и питье, предложенные гостю. Подобно тому как художник должным образом запол няет свое полотно самыми благородными лицами, которые ему Удается обнаружить, и держит как можно дальше на заднем фоне то, что достойно презрения, так и популярный историк может быть оправдан в попытках вызвать зависть у молодежи историческими картинами, в которых резко выпячивается жизнь благородных мужчин и женщин, в то время как набрасы вается покров на основную массу окружающего порока. Но когда мы желаем составить представление о мировом прогрессе, мы должны учитывать зло прошлых времен в том виде, как оно существовало. Быть более чем справедливым к нашим предкам - значит быть далеким от справедливости в отношении лучших надежд ныне существующих людей.]. Их жизненные идеалы не были лишены благородства, и поэтому их личности будут всегда обладать некоторой привлекательностью для вдумчивого историка, как и для того, кто изучает историю войн, довольствуясь прекрасными сценами и романтическими событиями. Но их совесть была удовлетворена, когда они действовали в соответствии с кодексом чести, установленным для них их собственным классом, и одно из требований этого кодекса состояло в том, чтобы удерживать низшие классы в пределах отведенного для них места, хотя на деле они часто проявляли благосклонность и даже сердечную привязанность к тем вассалам, с которыми они жили в повседневном контакте.

Что касается невзгод в жизни отдельных людей, церковь стремилась защищать слабых и уменьшить страдания бедняков. Вероятно, те более утонченные натуры, которые были привлечены ее службами, были бы в состоянии оказать более широкое и более благотворное влияние, если бы они были свободны от обета безбрачия и могли бы вступить в мирскую жизнь. Но это не дает основания низко оценивать те выгоды, которые церковники, и особенно монахи, предоставили более бедным классам. Монастыри были работными домами и особенно способствовали применению научных методов в сельском хозяйстве, они являлись безопасными учебными заведениями для ученых, а также и больницами и домами призрения для страждущих.

Церковь выступала в качестве миротворца в крупных и мелких вопросах, проводимые под ее эгидой празднества и ярмарки обеспечивали свободу и безопасность торговли [ Мы, вероятно, склонны уделять чересчур много внимания осуждению церковью "ростовщичества" и некоторых видов торговли. В те времена существовали очень небольшие возможности для займа капитала с целью использования в коммерции, а когда они возникали, запрет можно было обойти многими способами, которые на деле были санкционированы самой церковью. Хотя святой Иоанн Златоуст и говорил, что "тот, кто приобретает какой-либо товар, чтобы получить прибыль, избавившись от него целиком и в неизменном виде, изгоняется из храма господнего", церковь все-таки побуждала купцов покупать и продавать товары в неизменном виде на ярмарках и в других местах. Авторитет церкви и государства в сочетании с предрассудками людей создавали трудности на пути тех, кто покупал большие количества товаров с целью их розничной продажи ради прибыли. Но хотя в значительной мере деятельность этих людей представляла собой законную торговлю, часть ее была аналогична "рингам" и "корнерам" на современных товарных рынках. Ср. с прекрасной главой о канонической доктрине в "Истории" Эшли и заметкой об этом Хьюиса в Economic Review, vol. IV.] . Кроме того, церковь постоянно протестовала против кастовой исключительности. Она была демократична по своей организации подобно армии в Древнем Риме. Она всегда стремилась поднять на наиболее высокие посты самых способных людей независимо от их сословного происхождения; священники и монастырские ордена делали много для физического и морального благополучия людей и иногда даже толкали их к открытому сопротивлению тирании их правителей. [Косвенным образом они содействовали прогрессу, поощ ряя крестоносцев, о чем удачно сказал Ингрэм ("История", гл. II) : "Они показали сильное экономическое воздействие, передав во многих случаях имущество феодальных вождей промышленным классам, в то же время осуществляя контакты между различными нациями и расами, расширяя кругозор и представления населения, а также создавая особые стимулы для мореплавания, они способствовали новой активизации международной торговли".]

Но, с другой стороны, церковь не преследовала цель помочь им в развитии таких качеств, как вера в собственные силы, самостоятельность, и в достижении истинной внутренней свободы. Хотя и стремясь к тому, чтобы люди, имеющие исключительные природные таланты, поднялись при содействии ее обрядов к самым высоким постам, она скорее помогала, чем препятствовала силам феодализма в их стремлении держать трудящиеся классы в целом в невежестве, лишенными предприимчивости и во всех отношениях зависящими от всех, кто стоит выше них. Германский феодализм проявлял не столь жестокие инстинкты, как военные власти Древнего Рима, и миряне вместе с церковниками находились под влиянием христианской религии, насколько бы неточно она ни истолковывалась в отношении понимания достоинства человека как такового. Тем не менее правители сельских районов в раннем средневековье соединили все наиболее влиятельные элементы восточной утонченности теократической касты с римской силой дисциплины и решительности и использовали такое объединенное могущественное воздействие, чтобы в целом задержать рост силы и независимости характера среди нижестоящих слоев населения.

Однако военная сила феодализма в течение длительного времени ослаблялась местными распрями. Эта сила была удивительным образом приспособлена гением Карла Великого для подчинения под единой властью огромной территории, но она также была склонна к распаду на составные элементы, как только исчез направлявший ее гений. Италия долгое время управлялась ее городами, один из которых, имевший римское происхождение, с римскими амбициями и твердыми целями оберегал свои водные пути от всех нападений вплоть до самого недавнего времени. И в Нидерландах, и других частях Европейского континента вольные города долго могли противостоять враждебности окружавших их королей и баронов. Но в конце концов стабильные монархии были установлены в Австрии, Испании и Франции. Деспотическая монархия, которой служило несколько способных людей, подготавливала и организовывала вооруженные силы из огромного числа невежественных, но упорных деревенских жителей; и предприимчивость вольных городов, их благородное сочетание ремесел и культуры прекратили свое существование, прежде чем смогли перерасти свои первоначальные ошибки.

Затем мир мог бы оказаться отброшенным назад, если бы как раз в это время не начали возникать новые силы, разрывавшие узы ограниченности и способствовавшие распространению свободы на широкой территории. На протяжении очень недолгого времени было изобретено книгопечатание, возродилась наука, наступила реформация и были открыты океанские пути в Новый Свет и Индию. Любого из этих событий было бы достаточно, чтобы составить целую историческую эпоху, но, наступив одновременно и действуя целиком в одном направлении, они привели к настоящей революции.

Мышление приобрело относительную свободу, и знания перестали быть совершенно недоступными народу. Возродился свободный характер, присущий грекам; могучий дух самостоятельности приобрел новую силу и оказался способен распространить свое влияние на других. А новый континент поставил новые проблемы перед вдумчивыми людьми, в то же время он предложил новые возможности для предприимчивости смелых авантюристов.