А. А. Елизаров, А. Н. Косарев

Вид материала

Подобный материал:

1 2

Качка

В представлении многих пишущих «за жизнь», особенно журналистов, качка представляется как важная черта трудного морского быта. Для многих привыкание к качке, особенно на малых судах, проходит мучительно и болезненно. Однако, хотя и редко, встречаются люди совсем неспособные прикачаться, как впрочем и те, кто вообще не укачиваются. Для тех же, кому качка не помеха, они становятся источником юмора, забавных происшествий.

На логгере, во время крутой килевой качки, в салон нужно было влетать сноровисто, выбрав нужный момент. Андрей что-то не подрассчитал, схватился за дверь, как утопающий за соломинку, сорвал ее с петель и буквально упал в салон вместе с ней. Еще в полете он нелицеприятно осудил боцмана, который, по его мнению, не следил за дверями как подобает.

Боцман, сидевший тут же, возразил традиционно: «Набрали детей на флот, возись тут с ними».

Поворот на огород

Второй штурман собирался изменить курс судна, но комсостав, обедавший в салоне «Академика Книповича», об этом не знал. Старший механик, поглядев на большой портрет Николая Михайловича Книповича, погрузил ложку в тарелку с борщом. Но его ожидание приятности от поглощения любимой пищи было грубо нарушено. Судно внезапно накренилось на правый борт. Чтобы выровнять уровень жидкости в тарелке, стармех привстал. Крен резко увеличился, заставив его пробежать через весь салон к портрету и выплеснуть борщ на бороду академика. Мнение, высказанное о судоводительских качествах второго штурмана, было настолько ярким, что Книпович, казалось, покраснел. Впрочем, роль борща в этом тоже нельзя отрицать. Капитан, окончив эквилибристику с собственной тарелкой, сказал: «Полно, Михалыч. Покормил академика, спасибо, но без второго штурмана тебе ничего не удалось бы».

Конечно, с юмором качку воспринимают более 90% людей, привыкших к ней. Тем же, кто совсем не прикачивается, не до смеха.

Один океанолог из ленинградского вуза, что только не делал, чтобы быть как все – много времени проводил на палубе, пил морскую воду и глотал всевозможные лекарства. Есть не мог, исхудал. Однажды автор застал его завязывавшим узелок полотенца вокруг тоненькой шеи. Свободный конец он собирался укрепить за крюк в подволоке: «Тело будет качаться, а голова – нет». Пришлось развязать опасный узел. Из-за ослабленной реакции он потопил много приборов. Но в следующий месячный рейс мы его все-таки взяли, жалко было – человек уж больно хороший. Все равно не прикачался. Списали, и он впоследствии поменял специальность – стал метеорологом.

И все же в Мировом океане есть обширная область, в которой качка отрицательно сказывается решительно на всех, незаметно подтачивая здоровье моряков. В Южном полушарии расположена широкая зона, в которой суша почти или полностью отсутствует. В любое время здесь господствует длинная и гладкая волна, так называемая, «мертвая зыбь». Ветровая волна, на первый взгляд, хуже, она налетает и, в зависимости от силы ветра, досаждает мореплавателям как может. Но штормы имеют свойство кончаться и организм человека, привыкшего к морю, отдыхает и набирается сил.

А мертвая зыбь бесконечна. Вначале раздражает лишь звон плохо закрепленных предметов, затем, с течением дней, люди начинают ощущать некую усталость, связанную с нервным истощением, хочется чтобы зыбь хоть на время затихла, но она все продолжается. Возможно, именно это природное явление отразилось на ухудшении здоровья многих научных сотрудников, постоянно участвовавших в длительных антарктических экспедициях «Академика Книповича»

Добрые хищники

С океанологией, особенно с ее биологической частью, связано немало загадок. Почему акулы и барракуды, слывущие людоедами в южных американских штатах, не нападают на пловцов вблизи побережья Кубы? Директор Кубинского института океанологии Гитар, в своей диссертации, защищенной в конце шестидесятых годов прошлого века, писал, что «за последние 50 лет не зафиксировано ни одного случая нападения акул на людей у берегов острова Свободы». А виды те же, что у полуострова Флорида.

С барракудами вопрос, пожалуй, более или менее ясен. Два подвида этого семейства, обитающие вблизи Гаваны, имеют размер не более полутора метров. А любые животные не любят нападать на существа, превосходящие их по в размерам. В Красном море, где живут трехметровые барракуды, они нападают на людей, о чем есть многочисленные свидетельства.

А вот акулы, трех- и четырехметровые? Можно, конечно, сказать, что они предпочитают мясо упитанных американцев, но до революции их и на Кубе было более чем достаточно.

Объяснение такого рода, что мол здесь кормовая база лучше, чем у Майами, явно хромает. Южные берега США не относятся к олиготрофным районам, корма там вполне достаточно.

Единственное различие заключается в том, что кубинцы ведут промысел акул круглосуточно, а американцы – нет. Остается предположить, что взятые на крюк, умирающие особи, дают сигнал живущим – здесь опасно.

А за барракудой интересно следить, как она «пасет» стада молодых ставридок. Лениво двигается за косяком, но стоит какой-либо неосторожной особи зазеваться – раз, и жертва проглочена.

Аквариум

Сильное чувство испытываешь, когда стоишь на дне у рифа метрах в 12-15 от поверхности. Вверху, над поверхностью воды – небо, что-то из чужой, другой жизни. Рядом – великое множество новых для тебя существ. Раньше ты мог их видеть в кино, по ТВ, но – это другое. Картинки и животные в их собственном мире – это, как день и ночь.

Толстомордый, похожий на кабана мероу, проплывает мимо, не обращая на тебя никакого внимания. Косяк ставридок, внимательная барракуда, по-испански – пикуда. Красные морские окуни – лутьяновые – довольны собой. Нескончаемо разнообразие рифовых рыбок (хирурги, бабочки). Смысл их движений понять очень трудно.

Огромная манта отдыхает, лежит неподалеку на дне. Ей некого бояться из окружающего калейдоскопа рыб. Один энтузиаст с подводным ружьем всадил как-то в нее гарпун. Манта потащила его на глубину, метрах на 25-ти он догадался бросить ружье, иначе охота могла закончиться печально.

Человек все-таки не относится к рыбам, и ему требуется глотнуть воздуха. Это быстро, четыре, пять секунд – и назад. Конечно, с аквалангом выныривание не требуется. Но акваланг дает другие ощущения. Техника – она и есть техника. Кажется, настоящие альпинисты тоже любят подъемы без специального снаряжения.

Богатство красок – губки, кораллы, горгонарии – завораживает. Впечатление совершенно другого мира, с которым ты мог никогда не познакомиться, если бы не стал океанологом, поражают раз и навсегда. Становится понятным вольный, иногда игривый настрой дельфинов, косаток и других морских млекопитающих.

Они нам не завидуют.

Встреча с прошлым

Тысяча девятьсот пятьдесят восьмой год. Траулер «Одесса» работает у побережья Западной Гренландии. На материковом склоне много желанного морского окуня. Но работать очень трудно: сложный характер грунта, много острых пиков и мало удобных площадок для траления. Ничего похожего на Ньюфаундлендские банки. Все, с чем траулеры сталкиваются в плохих условиях, здесь происходит одновременно – задев, зацеп, заверт и, как кульминация, отрыв за отрывом. В лучшем случае теряется очередной трал, в худшем – с ваерами впридачу. Палубная команда смеется – «скоро очередь дойдет до траловой лебедки».

Несмотря на хорошую работу, потеряв несколько тралов, переходим на шельф банки Фюлла. Здесь треска, и относительно приличные грунты. В конце дня – неожиданная встреча. Большое судно необычной конструкции, черт-те знает из какого времени, не иначе как близкого эпохе Колумба и Васко да Гамы. В бинокль видно, как по палубе расхаживают одетые в красочные мундиры офицеры, а вокруг, сколько хватает взгляд, разбросаны маленькие лодчонки с одинокими рыбаками. Ловят треску на поддев.

«Португальская москитная флотилия, – говорит знающий все второй штурман, – я видел их в другом районе. Рано утром лодки спускают на воду, а с темнотой поднимают на борт. Тяжкий труд. А если шторм? Кого-то наверняка не досчитаются, их тут сотни, сразу всех не поднимешь».

Мы медленно подходим к одной из лодчонок. Португалец показывают ладони, они изрезаны, кровоточат. Трески у него немного, и наши матросы, с разрешения капитана, набросали в лодку рыбу с последнего траления. Он что-то кричал, благодарил, прижимая руки к груди.

«У него и перчаток-то нет, – неожиданно сказал боцман, – а вы мне плешь проели, каждый день просите новые».

Купание в Гольфстриме

У кого-то из русских писателей, скорее всего у Станюковича, есть рассказ о купании в тропических водах на военном корабле. Для соблюдения безопасности в воду опускали парус. У нас все получилось по-другому.

Траулер «Севастополь» работал в районе Ньюфаундлендских банок. Океанологическую съемку проводили на стандартном разрезе ледового патруля – организации, созданной после гибели «Титаника». Последний разрез проходил по «хвосту» Большой банки, пересекал холодное Лабрадорское течение и упирался прямо в Гольфстрим. Его окончания ждало полкоманды. Всем надоела апрельская погода полюса туманов, душа жаждала тепла и необычных ощущений. И вот, на предпоследней станции разреза температура скакнула с -1С до 6С. Пошли дальше. На последней станции вокруг гидрологической лебедки столпилось столько народу, как не собиралось даже при подъеме трала.

Сколько?– с таким нетерпением отсчета термометров не ждали никогда.
Двадцать два, восемьдесят семь сотых.
Можно купаться. Дай хоть рукой попробовать, – кто-то притащил штормтрал и спустил с подветренного борта.
Горячая. Эх, была не была, – достаточно было кому-то одному прыгнуть в воду, как люди посыпались с палубы как горох из худого мешка. Не удержались и мы, океанологи.
Немедленно вернуться на борт, - голос капитана в матюгальнике был необычайно суров.

Полезли не спеша.

Капитан собрал не всех провинившихся:

Я понимаю матросов. Это – большие дети. Но вы-то, научные сотрудники, вы же должны понимать всю опасность случившегося?
Виноваты, очень уж обидно было бы возвратившись домой сказать, что и не искупался в Гольфстриме. Глупость, конечно.

Капитан был прав. Командир старого Российского флота вряд ли пострадал бы в случае гибели какого-нибудь матроса, и то принял серьезные меры безопасности, а наш, как пить дать, лишился бы и звания и места, а может быть попал в места «не столь отдаленные».

А опасность была вполне реальная. Человек мог попасть в струю сильного течения, чувствовать себя плохо и не быть замеченным с борта судна, да и прожорливых акул в этих местах немало.

Акула

На банке Флемиш-кап в трал попалась настоящая полярная акула. По определителю ее длина может превышать пять метров, но наша была не рекордсменка, около четырех метров.

Все мы в детстве начитались Жюля Верна и потому жаждали узнать, что у нее в брюхе, вдруг бутылка или еще что-нибудь занимательное.

Протянули ее через штаг-карнак, чтобы заняла вертикальное положение, предельно отточенным шкерочным ножом вскрыли желудок и начали доставать оттуда… морских окуней. Она пришла сюда за тем же, что и мы. За этой вкусной морской рыбой.

В «трюме» акулы оказалось больше пятидесяти окуней. Сначала шли свеженькие, хоть сейчас неси на камбуз, затем слегка проваренные желудочным соком, а под конец уже некие останки. К великому разочарованию зрителей, бутылки не оказалось.

ПОНЕМНОГУ О РАЗНОМ

Кафедра океанологии объединяла ведущих ученых. Н. Н. Зубов, А. Д. Добровольский, А. И. Дуванин, О. И. Мамаев и другие представляли широкий спектр знаний и направлений исследований. Но любое объединение мертво без хозяйки. Такой у нас всегда была (и остается!) Анна Тимофеевна Макерова. Она проявляет постоянную заботу обо всех, не различая профессоров и студентов. Она может незаметно подать мудрый совет, успокоить чем-то разволновавшихся мужчин, а иногда и повысить голос на «самых главных».

***

У океанологов второго выпуска существовало некое часто употребляемое выражение: «Корешки в кружок». Нужно что-то обсудить или над чем-то посмеяться, кто-то бросает клич – и дело идет. Но кроме таких стихийных сборов существовал и очень серьезный океанологический кружок. Зубов придавал ему большое значение, приглашая с докладами известных в стране людей, таких как капитан «Седова» Бадигин, полярный летчик Чухновский, один из создателей «справочной океанографии» Муромцев, да всех не перечислишь. Их выступления открывали студентам горизонты профессии, показывали, как и что можно сделать. Ставил отец кафедры задачи и перед студентами: подготовить, скажем, сообщение об открытиях Беллинсгаузена в антарктических водах, о рейсах Коцебу или Крузенштерна. Проводились и отчеты по практикам, в которых разбирались не только физические, но и этические действия студентов.

Так, после возвращения из шлюпочного перехода Москва – Ленинград Николай Николаевич укорил участников, что в штормовую погоду шлюпки расстались. Никакие объяснения, что, мол, одна шлюпка лучше ходит при полном ветре, в бакштаг, а другая в бейдевинд, когда ветер дует в скулу, не помогли.

«Вас извиняет только полное отсутствие представлений о русских военно-морских традициях, не позволяющих бросать товарищей ни при каких обстоятельствах».

Своеобразным продолжением этической темы было обсуждение уже с А. Д. Добровольским опоздания студентов на занятия после зимней практики на Каспии. В ответ на объяснения руководителя экспедиции, что уведомить о задержке с военного гидрографического судна было невозможно, Алексей Дмитриевич прокомментировал: «Понять – могу, простить – нет», т.е. надо было любыми средствами все-таки уведомить о задержке.

***

Некоторые выпускники кафедры уходили в другие сферы деятельности, но были и рекордсмены по времени работы в море и числу экспедиций. Вячеслав Вячеславович Масленников, окончивший кафедру в 1962 г., значительную часть своей трудовой жизни провел в море. Он участвовал более чем в сорока длительных рейсах на судах Академии наук («Академик Иоффе» и др.), Гидрометслужбы (суда ААНИИ) и, конечно, рыбной промышленности (»Академик Книпович»), а также на многих других отечественных и иностранных судах. Свыше 15 лет чистого времени в море, сотни океанологических станций, основная часть которых приходится на малоизученные морские районы. Он внес существенный личный вклад в промысловую океанологию наиболее продуктивных районов Мирового океана. А начинал на практике, прямо по Городницкому, на паруснике «Крузенштерн»

Не меньше Масленникова работал в море выпускник 1957 г. Юрий Иванович Буздалин. Его специализация не была слишком разносторонней, он постоянно ходил на научно-поисковых судах рыбной промышленности. В 1970-х и 1980-х годах руководил крупными экспедициями в различных районах Атлантики – от Ньюфаундлендских банок, до антарктических вод. При этом было открыто и освоено много важных районов промысла, внесен ценный вклад в изучение Мирового океана.

***

В далеком прошлом две родственные кафедры – океанологии и гидрологии суши – отмечали праздники общими застольями в гидрохимической лаборатории. Среди океанологов был аспирант, Юрий, демобилизованный капитан-лейтенант. А у гидрологов работал бывший флотский старшина, который, естественно, с пиететом относился к офицеру. Во время одной из вечеринок на конце стола, где сидел Юрий, временно иссякла водка. Старшина тут же бросился опекать командира, а кто-то попытался налить в его стакан портвейна. Глаза старшины прямо-таки расширились от ужаса: «Нет-нет! Капитан-лейтенант цветного не пьют!»

***

Известный профессор – морской метеоролог, - увидя в ГОИНе табличку «Отел приливов», тут же вошел и стал интересоваться: «А где отдел отливов?» Ему сказали, что это в другом конце здания.

***

В течение нескольких лет среди студентов-океанологов был модным яхтенный спорт. Даже не столько сам спорт, сколько времяпрепровождение в яхт-клубе – с компаниями, барышнями, банкетами на борту и другими атрибутами красивой жизни в стиле модного тогда Хемингуэя. Одна из яхт скромно называлась «Кремль». Однажды ее капитана пригласили в дирекцию яхт-клуба, откуда он вернулся слегка смущенным. «В чем дело?» – «Да вот, яхту просили переименовать» – «Почему?» – «Говорят, слишком часто вы приемы в «Кремле» устраиваете».

***

В пятидесятых, шестидесятых и почти до конца семидесятых годов океанологи относились к одной из самых модных профессий. Еще бы, в стране господствовало мнение, что на море, в небе, в экспедициях вырабатывается настоящий мужской характер, да и заработок соответствует. Специальность приносила и другие барыши, ощутимые лишь по прошествии определенного времени. Мы были первыми в чужих портах, в Арктике и Антарктике, в различных экзотических странах. Когда сейчас читаешь, что Макаревич увлекается подводным плаванием (по-современному – «дайвингом»), а кто-то еще из тусовщиков вступил в схватку с муреной, остается только усмехнуться.

После смерти жены один из первых выпускников кафедры решил заняться туризмом. В турбюро увидел очередь. Перед ним была очень неплохая женщина.

Чего это очередь такая большая? Мне говорили, что здесь очередей не бывает
Тут необычный случай. Просто чудо. Есть путевки в Антарктику, на остров Южная Георгия. Всего за 2000 рублей.

Такую сумму он заработал в последнем рейсе с заходами на эту самую, прекрасную Южную Георгию. Пришлось потихонечку исчезнуть из очереди, хотя соседка была вполне подходящая для дальнего плавания.

Сейчас энтузиастов океанологии стало намного меньше.

Несколько слов океанолога второго выпуска

Сегодня мы отмечаем пятидесятилетие кафедры. Будто бы она образовалась в 1953 г. Но в том году был уже первый выпуск океанологов, т.е. фактически кафедра уже существовала.

В 1949 г., после окончания школы, я купил известный сборник «Куда пойти учиться», и принялся штудировать раздел геологических вузов. От нечего делать начал просматривать другие главы. И вдруг, вот уж открытие, так открытие – на географическом факультете МГУ есть специальность «океанология». Оказывается, де-факто кафедра во главе с Н.Н. Зубовым и А.Д. Добровольским, уже создалась, но де-юре еще не оформилась.

Естественно, поехал подавать документы в МГУ и вскоре стал студентом геофака – океанологом. Прошло много лет, но чувства горечи или сожаления по поводу сделанного выбора нет. Меня окружали стоящие, самостоятельные люди, достойные коллеги. Работа оказалась еще интереснее, чем думалось. Побывал в очень многих интересных местах нашей планеты и как мог, трудился для науки и практики. Словом, спасибо создателям кафедры, спасибо нашим учителям.

1 Здесь, кстати, отпочковывается отдельный небольшой сюжет. В песне о девушке и капитане есть и такие слова: «девушку с глазами дикой серны…»

Так вот, у А. Д. Добровольского был хороший друг – профессор-океанолог из Ленинграда. Когда он приезжал в Москву, то останавливался у Добровольских, где ему отводился кабинет. О своих визитах он уведомлял телеграммой с подписью «кабжил» - кабинетный жилец. Профессор имел колоритную внешность: борода, пронзительные глаза, и в ленинградских океанологических кругах был известен как «дедушка с глазами дикой серны».

* Здесь и далее стихи А. Н. Косарева.