Корейский протестантизм и особенности его миссионерских практик в азиатской части российской федерации в конце XX начале XXI вв. (По материалам этноконфессиональных исследований)

Вид материалаАвтореферат
Научная новизна
Практическая значимость исследования.
Апробация исследования
2. Структура и основное содержание работы.
Во введении
Вторая глава «Миссионерские практики корейского протестантизма в азиатской части РФ на рубеже XX – XXI вв.»
Основные положения диссертации отражены в следующих работах автора
Подобный материал:
1   2

Методология и методы исследования. Данная диссертационная работа представляет собой попытку совмещения теоретического и прикладного подходов к исследованию и имеет комплексный характер. Методологию работы определяют теория этноса и этноконфессиональных общностей, сформированная в советской, российской этнологии.

Согласно теории, положенной в основу данной работы, конфессиональный фактор оказывает существенное влияние на течение этнических процессов и нередко играет этнообразующую роль. Особенно повышается значение религии при сохранении этнической идентичности в условиях иноэтничного окружения или межэтнической конкуренции. Известно, что религиозный фактор может играть основополагающую роль в консолидирующих и интеграционных процессах разного уровня.

Вопрос о месте религии в обществе одним из первых поставил М. Вебер в серии работ: «Протестантская этика и дух капитализма» (1905 г.); «Социология Религии» (1916 г.); «Хозяйственная этика мировых религий» (1919 г.). Впервые он рассмотрел религию в тесной взаимосвязи с процессами социального и экономического развития мирового сообщества, выдвинув положения о формировании национальных форм мировых религий и о роли религиозного фактора в формировании национальных культурных моделей.

Этот подход в оценке роли религии получил развитие в рамках цивилизационных концепций. Именно цивилизационный подход стал определяющим в богословской и светской традициях Европы и России -религиозный фактор назывался в числе приоритетных при определении специфики национального развития отдельных стран и народов.

Выдающийся представитель цивилизационного подхода А. Дж. Тойнби в работах 1946 г., 1957 г. и др. был близок к признанию религии в качестве цивилизационной детерминанты. Известный философ С. Хантингтон в своей монографии «Столкновение цивилизаций» (1997 г.) классифицировал цивилизации по принципу принадлежности к той или иной религиозной традиции и рассматривал их будущее взаимодействие с этой точки зрения.

В эпоху глобализации, на рубеже уже ХХ – ХХI вв. дискуссии о значении религии в мировом сообществе приобрели особую актуальность. Череда конфликтов на конфессиональной почве утвердила исследователей в оценке религии как важнейшего цивилизационного и этнодифференцирующего фактора.

Анализу связи этнического и конфессионального посвящены работы Пучкова П.И., Ипатова А.Н., Шерстовой Л.И. и др.; в них обосновано понятие этноконфессиональной общности, под которой, по определению Ипатова А.Н., понимают особый тип социальной общности людей с религиозно-оформленным укладом, этническое самосознание которых выступает как религиозное, принимающее в конкретных социально-исторических условиях функции этнического определителя (Ипатов, 1978 г.). Это понятие является ключевым при изучении процессов христианизации Восточной Азии, а также при определении тенденций протестантского прозелитизма в азиатской части РФ в рамках данной работы.

На основе соотношения религиозного и этнического принято выделять несколько основных типов этноконфессиональных общностей (ЭКО): ЭКО первого порядка - это группа людей, религиозная и этническая принадлежность которых совпадает и выражается в конфессиональном самоназвании; ЭКО второго порядка создают этнотерриториальные группы людей, где этническая идентификация заслоняет конфессиональную; ЭКО третьего порядка – это группа, выделяющаяся из основного этнического массива по религиозному признаку, но имеющая самоназвание, в котором религиозная особость не отразилась. Выделяется также обширная группа ЭКО, образовавшихся в результате распространения мировых религий среди народов, уже исповедующих другие мировые религии; для них осознание своей религиозной особости не заслоняет и не изменяет этнической принадлежности. Важным для данной работы является положение, разработанное Пучковым П.И. (1973 г.) о том, что понятия конфессиональной и этнической идентичности, хотя и могут совпадать при определенных условиях, тем не менее, остаются автономными.

Проблемы формирования ЭКО, связанные с переносом и адаптацией религиозных традиций, могут быть рассмотрены с учетом обобщений в области теории культуры этноса и культурных инноваций. Механизмы освоения культурных новаций и перевода их в традицию в отечественной этнологии были определены Арутюновым С.А. (1982 г., 1989 г.); он пришел к выводу, что инновация может структурно интегрироваться в культуру этноса; она может получить этноинтегрирующую и этнодифференцирующую функцию и из культуры этноса проникнуть в этническую культуру, превращаясь в традицию. При характеристике этноконфессиональных общностей важно подчеркнуть, что в ходе освоения религии этнические явления постепенно становятся составными элементами культа, «конфессионализируются». Также элементы культового комплекса проникают в формы общественной жизни, сливаются с традиционными верованиями и этнизируются. Таким образом, происходит срастание религиозных элементов с рядом признаков этнической общности, таких как: форма хозяйства, быт, этническое самосознание и т.д.

По мнению автора диссертации, описанные механизмы внедрения инновации и образования ЭКО, по сути, отражают процессы появления национальных версий христианства в странах Азии. Механизм подобного процесса в религиозной сфере на примере японских синкретических христианских движений показал М. Мюллинс в фундаментальной монографии «Христианство: сделано в Японии» (1998 г.). Исследования М. Мюллинса по истории и идеологии миссионерских практик христианских церквей в странах Азии (Японии) использовались автором для типологических заключений.

При ориентации на изложенные методологические принципы, подходы и понятия, автор прибегает к сравнительно-историческому методу для анализа механизмов и результатов внедрения протестантских миссионерских практик в странах Восточной Азии и в азиатской части России. Данный метод позволил проанализировать исторические условия переноса христианства в культуру народов Восточной Азии в целом и протестантизма в культуру корейского этноса в частности. При этом этноконфессиональные процессы рассматривались в работе в развитии с опорой на исторические ретроспекции и религиоведческий анализ. Цель данного исследования также заключалась в выявлении общих и специфических аспектов утверждения корейского протестантизма в ряде регионов Сибири и ДВ РФ в конце ХХ – начала XXI вв. При этом автор ориентировался на этно-культурный подход, пытаясь выявить специфические черты, которые инкорпорировал протестантизм, адаптируясь к этнической ситуации в различных регионах.

В ходе выполнения данной работы особое внимание уделялось сбору статистики, характеризующей деятельность протестантов, и анализу официальной текущей документации. При оценке ситуации в Саяно-Алтайском регионе были использованы качественные методы этносоциологических исследований, в том числе включенное наблюдение, интервьюирование, анкетирование, качественный контент-анализ локальных и религиозных СМИ и тематических Интернет-сайтов.

Комплексный подход, опирающийся на использование ряда конкретных методик, позволил достичь итоговой цели работы - проследить историю становления корейского протестантизма и его миссионерских практик и дать оценку современного прозелитизма в азиатской части Российской Федерации.

Научная новизна данной диссертации заключается в том, что она впервые представляет комплексный анализ корейского протестантизма и его миссионерских практик в современной РФ.

Впервые дается типологическая характеристика корейского протестантизма в рамках существующей теории об этноконфессиональных общностях; также впервые на примере корейского протестантизма раскрываются механизмы адаптации вероучения и форм богослужений к местным этническим особенностям с точки зрения освоения инноваций в этнических средах.

Оригинальность данной работы состоит в определении места корейского протестантизма в структуре конфессионального пространства азиатской части РФ, а также в выделении основных стратегий миссионерской работы в этнических сообществах Южной Сибири. В научный оборот впервые вводятся оригинальные материалы по современной этноконфессиональной ситуации начала 2000-х гг. в Саяно-Алтайском регионе, собранные автором в экспедициях.

Практическая значимость исследования.

Работа совмещает опыт типологии и научно-практических исследований. Ее основные выводы и положения могут быть использованы в различных регионах РФ для выработки рекомендаций по оптимизации взаимодействия государства и религиозных организаций с точки зрения сохранения этноконфессиональной и этносоциальной стабильности. Работа вносит свой вклад в формирование основ религиозной культуры у населения, что является необходимым условием для гармонизации конфессиональной ситуации.

Различные аспекты диссертации могут найти применение при подготовке учебных лекционных курсов по религиоведению, этнологии и социологии религии.

Апробация исследования Материалы диссертации представлены в 8 публикациях; апробированы в ходе участия в международных семинарах и конференциях, в том числе: на семинарах педагогического факультета Государственного Университета Йокогама (Япония) 2003-2004 гг., на Общероссийской научной конференции «Российские корейцы: история и современные проблемы» в октябре 2004 г., на международном симпозиуме Международного Общества Социологии Религии (ISSR) «Религия и общество: преодолевая границы» в июле 2005 г. в Загребе (Хорватия), в работе Международной методологической лаборатории по социологическим методам в Свободном Университете Амстердама, организованной Международной Ассоциацией Социологии (ISA) и ЮНЕСКО в декабре 2005 г.; на годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН в 2004-2005 гг., на II и III Межрегиональной научно-практической конференции «Сибирь на перекрестье мировых религий» в 2004 г., 2006 г. Материалы диссертации были использованы при разработке спецкурса «Христианизация Восточной Азии: опыт освоения православия, католичества и протестантизма в странах макрорегиона», включенного в лекционный план ГФ НГУ в 2006-2007 гг.

2. Структура и основное содержание работы. Диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, заключения; включает список сокращений, список использованных источников и литературы, а также приложение.

Во введении обоснована актуальность работы, поставлены цели и задачи, определены хронологические и территориальные рамки, рассмотрены используемые источники, охарактеризована методологическая база и методы исследования, обозначена степень разработанности темы. Введение завершает оценка научной новизны работы, ее практическая значимость.

Первая глава «Становление корейского протестантизма и его миссионерских практик: исторические и этносоциальные аспекты» включает три раздела.

Первый раздел «Христианство в Восточной Азии: история западных миссионерских практик» анализирует причины и обстоятельства, при которых среди всех христианских миссионерских практик (реализуемых с XV по ХIХ вв.) в странах региона, в конечном итоге именно протестантизму удалось занять значительную нишу в религиозной жизни Кореи.

Начало христианизации в макрорегионе было связано с деятельностью католических миссий, возникших в XV в. в ходе процесса колонизации Азии европейскими государствами. Активная деятельность католического ордена иезуитов стала первым опытом адаптации христианства к локальным условиям; но была прервана в связи с роспуском ордена в 1773 г. Римская католическая церковь ввела запрет на ведение служб на местных языках; она отрицала правомерность отправления культа предков, не желала назначать священников из числа местных христиан и вводила другие ограничения, которые делали католицизм недоступным для большинства. Жесткая институциональная привязка к Ватикану и фактический запрет на формы адаптации к местным этнокультурным условиям привели к тому, что процесс индигенизации христианского учения католиками в этнических сообществах Восточной Азии шел медленно.

Присутствие православия в странах Восточной Азии на протяжении XVI-XIX вв. также было ограниченным. Установление контактов со странами Восточной Азии и основание там российских дипломатических представительств сопровождалось появлением в этих регионах православных миссий, в чьи задачи, однако, прозелитская деятельность не входила. Деятельность РПЦ в восточно-азиатском регионе была ориентирована на поддержку этноконфессиональной идентичности русских иммигрантов и их потомков. Практически полное отсутствие контактов аборигенных этнических сообществ с носителями русской культуры не создавало предпосылок для приобщения их к православию.

В целом, несмотря на внешние воздействия, в XV- середины XIX вв. религиозная ситуация в странах Восточной Азии оставалась глубоко традиционной: буддизм, конфуцианство, даосизм и пантеистические верования выполняли религиозные функции на всех социальных уровнях. Принятие христианства представителями местного населения в то время означало нарушение социального порядка.

К концу XIX в., когда западное присутствие в Восточной Азии усилилось, а с другой стороны, страны макрорегиона вошли в стадию модернизации, возможности для усиления влияния христианства на местное население расширились. Вследствие военно-политического давления США, Англии и Германии, в 1870-е гг. Япония и Корея были вынуждены открыть свои порты и города для иностранцев. С этого момента начался новый период миссионерской деятельности в регионе; инициатива перешла к протестантским деноминациям.

Немаловажным фактором в увеличении числа обращенных в христианство стала либерализация миссионерских социокультурных практик, предложенных в ХХ в. протестантскими деноминациями. В 1910 г. в г. Эдинбурге (Англия) состоялась Всемирная Миссионерская Конференция, где было принято решение об освобождении от жесткого контроля со стороны западных миссионерских организаций всех национальных церквей, что дало толчок к их росту.

В новейшее время очевидное отставание восточноазиатских стран от стран Европы и США поставило их образованные слои перед вопросом выбора. Для части просвещенных слоев Кореи, принятие христианства рассматривалось как фактор модернизации страны.

Решающим моментом в истории Кореи стала оккупация ее территорий Японией, начавшаяся в первое десятилетие ХХ в. Антиколониальные настроения актуализировали этническое самосознание и привели к всплеску национального освободительного движения. В результате участия христиан в политических освободительных акциях, христианство, как и некоторые другие религиозные учения (чхондогё, чхусангё) превратилось в фактор отстаивания национальной идентичности корейского народа. В отличие от многих азиатских стран, где распространение христианства ассоциировалось с колониальной политикой Запада, в Корее оно стало идеологией освобождения от японского агрессора.

Прояпонские настроения ряда американских церквей и миссионеров, их исход из Кореи во время Второй мировой войны - повлияли на то, что корейские церкви предприняли шаги к автономии - деноминации стали формировать свои национальные организации: Баптистская Церковь в Корее была сформирована в 1906 г., Церковь Холинесс - в 1910 г., Англиканская Церковь - в 1910 г., Методистская Церковь - в 1930 г.

Окончание Второй мировой войны открыло новые возможности для работы западных миссионеров в Корее. Однако, попытки миссионеров установить патронажную иерархию вызвали недовольство корейских религиозных лидеров. К середине ХХ в. корейцы занимали все уровни власти в корейских христианских церквях Республики Корея; с этого момента можно говорить о статусе христианства как об одной из лидирующих религий в стране. Если на юге число христиан росло, то развитие христианства на севере Корейского полуострова закончилось с приходом к власти коммунистического режима.

Во втором разделе «Этносоциальные особенности формирования и специфика национальной версии протестантизма в Республике Корея» рассматривается адаптация протестантизма к этнокультурным реалиям корейского общества во второй половине ХХ в.

После Второй мировой войны в Республике Корея христианство официально получило равные права с другими религиозными традициями. После раздела Кореи в 1953 г. большое количество миссионеров из различных деноминаций приехали в Корею из США и Европы. США сделали большие финансовые вложения на социальные и экономические нужды южнокорейского государства. Распространение и поддержка христианских институтов в стране рассматривались как важнейшие факторы трансляции американских либерально-демократических ценностей в корейское общество. Президенты Ли Сынман (1948-1960 гг.), Чон Духван (1980-1988 гг.), Ро Дэу (1988-1993 гг.), Ким Ёнсам (1993-1998 гг.), Ким Дэджун (1998-2003 гг.) были верующими христианами. При участии западных миссионеров и под влиянием США была сделана ставка на обращение в протестантизм социально-активных граждан и студенчества Кореи через реализацию программ по евангелизации в армии и университетах; миссионерская работа велась на предприятиях социальной сферы. К 1960 г. в стране было 623 тыс. христиан, а в 1985 г. их стало 6,4 млн. человек.

Религиозная реформация была связана с быстрым экономическим ростом в стране и с изменениями социальной структуры общества. Определяющим фактором увеличения числа последователей христианства в Корее стала концентрация населения в городах и формирование рабочего класса. Вовлечение масс в религиозную жизнь во многом снимало проблему социального напряжение в связи с ограничением политических свобод и экономическими трудностями послевоенного времени.

На государственном уровне в русле христианизации были внесены изменения в соционормативную и образовательную сферу. В контексте общего курса на модернизацию некоторые традиционные обряды стали рассматриваться как признак «отсталости» - они искоренялись указами правительства; другие воспринимались христианами из правительственных кругов как языческие. Корейцы-христиане стали ориентироваться на западные стандарты в обрядах жизненного цикла, сохраняя при этом этнические элементы. В соционормативной сфере корейское правительство пыталось обеспечить межконфессиональный баланс: в годовом цикле государственных праздников Республики Корея сосуществовали христианское Рождество, День рождения Будды, День образования государства (2333 до н.э. - День основателя Тангуна). Такие праздники, как: День освобождения (от японского колониального режима), День Конституции 1948 г., День памяти (павших в войнах), День движения за независимость (1 марта 1919 г.) подчеркивали вехи нациостроительства и актуализировали этническое самосознание корейцев.

В 1970-е гг. в Республике Корея предпринимались попытки социального прочтения христианства в рамках теологии кибок синан и теологии минджун. Теология кибок синан с акцентом на блага реального мира возникла в Корее как результирующая двух параллельных процессов; с одной стороны, происходила адаптация христианства к корейской традиционной религиозности, а с другой стороны, теология являлась ответом на социально-экономические перемены в стране. Теология минджун сформировалась как социально-политическое прочтение христианства; она провозглашала борьбу против угнетения, за права человека.

В 1970-1980-е гг. корейские лидеры церквей классического протестантизма, частично изменили доктрины и адаптировали свою деятельность к корейской этнической культуре. Самый большой рост церквей наблюдался в евангельском лагере; церкви, включившие пятидесятнические элементы в свои доктрины и практики, имели преимущество. Ярким примером стала самая большая пятидесятническая церковь в Корее и в мире – Йоидо Фул Госпел во главе с харизматическим лидером Чо Ёнги, спецификой доктрины церкви стала «теология процветания», рассматривающая здоровье и богатство как форму священного благословения.

Социальная, культурная, структурно-институциональная адаптация христианства в Республике Корея была практически завершена к концу ХХ в. К 2005 г. в стране к верующим себя отнесли 53.5% корейцев – из них 24.4% буддистов, 21.4% протестантов, 6.7% католиков, 0.9% др.

Протестантизм в Республике Корея перестал восприниматься как инновация и стал органической частью этноконфессиональной традиции. Он приобрел этническую окраску. Следует назвать такие специфические признаки корейского протестантизма, как: использование молитвенных гор, всенощные и утренние молитвы, активная работа локальных ячеек, частое проведение собраний возрождения и т.д. – связанные с социо-культурными и религиозными традициями корейского этноса. При обращении в христианство население Республики Корея осваивало западные либерально-демократические ценности, в результате формировался новый набор идентичностей. Этот процесс способствовал интеграции страны в мировое культурное и социально-экономическое пространство.

В третьем разделе «Прозелитизм корейского протестантизма в современном мире» анализируется становление миссионерских практик корейского протестантизма внутри страны и за рубежом.

Экономический рост Республики Корея на протяжении последних десятилетий ХХ в. придал корейскому этносу уверенности в себе и породил стремление занять соответствующее экономическому потенциалу политическое и культурное положение в Азии. Геополитические амбиции государства, кроме прочего, нашли выражение в религиозном прозелитизме. В рамках миссионерских концепций корейцы стали рассматривать себя как особый народ, которого «использует бог» для распространения христианства. Лидерами миссионерской деятельности стали корейские протестанты. В 2002 г. корейские миссии находились в 156 странах, а число миссионеров достигло 10 тыс. человек.

Корейские теологи предлагают следующую периодизацию корейского миссионерского движения. Первый период начинается с 1907 г. и заканчивается 1969 г., когда лишь единицы миссионеров могли проповедовать в связи со сложной внутриполитической ситуацией в стране.

Период с 1970 г. по 1990 г. ознаменовался миссионерским выходом за пределы страны - в связи со скачкообразным ростом церквей в Республике Корея появились средства для миссионерской деятельности за границей. К концу 1980-х гг. Республика Корея достигла высокого уровня промышленного, технологического и валютно-финансового развития; многие корейцы стремились получить образование за рубежом, сочетая учебу с миссионерской активностью. Южнокорейский капитал расширял своё присутствие в ряде азиатских стран – Индонезии, Малайзии, на Филиппинах. Расширение экономических связей сопровождалось также религиозным прозелитизмом. В этот период Республика Корея стала второй после США страной по численности посылаемых в разные страны миссий.

Если первоначально миссионерская активность корейских протестантов сосредотачивалась на корейской диаспоре, то с 1980-х гг. она начинает ориентироваться на евангелизацию «нехристианских» народов.

Следующий период миссионерского движения корейских протестантов начался с 1991 г. С этого момента Пресвитерианская церковь Кореи объявила начало «Эры политики развития миссий». Один из векторов активного корейского прозелитизма оказался сориентированным на страны Центральной Азии и Россию, что по времени совпало с открытием границ стран постсоветского пространства в 1991 г. При этом прозелитизм корейских протестантских церквей оказывается наиболее успешным в этнических сообществах, сохраняющим традиционные социальные и культурные стандарты.

В целом, анализ развития протестантизма в Корее позволяет заключить, что корейская версия протестантизма была сформирована в транзитивный период ХIХ-ХХ вв. и стала ответом на изменения в социальной структуре и ценностных ориентациях традиционного общества.

Будучи еще в начале ХХ в. инновацией в Корее, протестантизм, пройдя стадии модификации, структурно интегрировался в систему культуры корейского этноса. Следуя схеме Арутюнова С.А., описавшего процессы внедрения инноваций, можно заключить, что в течение ХХ в. в Корее протестантизм перестал осознаваться инновацией, превратился в органическую часть этнической культурной традиции, приобретя этническую специфику. Он стал выполнять этноинтегрирующую и этнодифференцирующую функции.

В связи с модернизационными процессами второй половины ХХ в. корейский этнос предпринял попытки осмыслить свое место в мировом сообществе. Национальная версия корейского протестантизма легитимировала традиционные ценности, с одной стороны, а с другой, позволила Республике Корея интегрироваться в современные общемировые процессы. При этом, идея «корейской мессии», несущей свет христианства другим народам, стала стержневым элементом мировой миссионерской кампании, и христианские круги озвучивали свое видение Кореи не иначе как «Второго Израиля». Мессианская идея нашла свое воплощение в миссионерской деятельности по всему миру. Активный прозелитизм во многом стал потребностью набирающего силу корейского государства выйти за рамки собственного национального изоляционизма в мировое экономическое и социо-культурное пространство и заявить о себе, распространения корейскую национальную идеологию и культуру в рамках миссионерства.

Вторая глава «Миссионерские практики корейского протестантизма в азиатской части РФ на рубеже XX – XXI вв.» включает три раздела.

В первом разделе «История протестантизма и современные тенденции его распространения в РФ» рассматривается место протестантизма в религиозной жизни страны, причины его усиления в 1990-2000-х гг.; также дается характеристика зарубежным миссионерским протестантским практикам, реализуемым в субъектах РФ в Сибири.

Хотя в ряде регионов РФ протестантизм лидирует по количеству официально зарегистрированных организаций, однако общая численность последователей протестантизма в России не превышает 1-1,5% населения страны.

Среди факторов, привлекающих россиян в протестантские образования, необходимо назвать: их общинный характер, восполняющий дефицит общения в современном обществе; протестантизм является христианской конфессией и не требует радикальной смены религиозных воззрений; социальная и гуманитарная помощь со стороны протестантских церквей и миссий играет важную роль в привлечении россиян в протестантское вероисповедание. Факторами отторжения являются: существующие в обществе предубеждения по поводу протестантских («сектантских» в представлении обывателей) деноминаций. Кроме того, на фоне низкого уровня жизни для последователей проблематичным является требование платить десятину ежемесячно, что приводит к их оттоку из церкви.

Протестантизм имеет четырехсотлетнюю историю существования в российском государстве. Однако долгое время протестантизм оставался вероисповеданием этнических анклавов и имел слабую миссионерскую направленность.

В XVIII-XIX вв. первыми протестантами в Сибири были иностранцы, работавшие в городах региона. Рост количества протестантского населения был связан с ссылкой и с добровольным переселением приверженцев протестантской веры из европейской части России в Сибирь. Первые лютеранские церкви были построены: в г. Омске в 1792 г., в г. Барнауле - в 1857 г., в г. Томске - в 1859 г.; общины меннонитов возникли в 1860-1865 гг. В начале XX в. на территории Сибири насчитывалось около 4 тыс. последователей протестантизма; к 1915 г. - уже 11 тыс. человек.

В результате ссылки, добровольного переселения и миссионерской активности к середине 1920-х гг. число протестантов в Сибири выросло до 150 тысяч последователей всех деноминаций, представленных в России. Организации баптистов, меннонитов, евангелистов были оформлены структурно, имели централизованные руководящие органы, издавали свои журналы. С начала 1930-х гг. в связи с началом политики коллективизации начался массовый погром религиозных протестантских общин в Сибири и уже к началу 1940-х гг. они в большинстве своем прекратили существование.

Массовое привлечение россиян в протестантские церкви стало актуальным только в 1990-е гг. Новая страница в истории российского протестантизма открылась после выхода закона о «Свободе совести и вероисповеданий» (1990 г.), легализовавшего деятельность всех протестантских организаций и миссионерских обществ.

Протестантские церкви, существовавшие в России в советский период, стали базой для деятельности миссионеров из-за рубежа. Вследствие активной миссионерской работы (прежде всего пятидесятнических, баптистских, харизматических церквей) в Сибири в протестантские церкви начали вступать не только представители европейских диаспор и русское население, но и представители коренных народов. Именно в церквях этих деноминаций, формы богослужения начали приобретать этнический характер, приоритетным стало отношение к национальному языку, что способствовало привлечению в церкви представителей коренных народов Сибири. В основанных для коренных народов церквях власть и полномочия переходили в руки национальных лидеров. В 1990-х гг. протестантизм стал занимать прочное положение в конфессиональной структуре Тувы, Якутии, Алтая, Чукотки, Камчатки, Тюменской области и Красноярского края.

Во втором разделе «Деятельность корейских протестантских миссий в диаспоральных средах РФ и стран СНГ» дается характеристика миссионерским практикам корейских протестантов в диаспорах, прежде всего в корейской диаспоре на ДВ РФ.

Сегодня на фоне универсализации и интеграции духовных практик в РФ обозначились зоны этноконфессиональных миссионерских приоритетов. Начиная с 1990-х гг. на конфессиональной карте России и шире стран СНГ появились и начали расширяться зоны влияния корейских протестантов.

Наиболее активными в прозелитской деятельности среди корейских церквей стали: пресвитерианская, методистская церковь, деноминация Холинесс («Святость»), и ряд харизматических церквей, таких как Йоидо Фул Госпел. На территории РФ работают следующие корейские миссионерские организации: UBF и отделившейся от нее CMI (Christ Mission International - Христианская Интернациональная Миссия), CCC (Campus Crusade for Christ) работающий в России под названием «Новая Жизнь», Навигатор (Navigator), OM (Operation Mobilization) и др.

Первоначально миссионерские корейские организации, работающие в РФ, ориентировались на задачу консолидации корейской диаспоры, значительная часть которой, по данным на 2002 г., проживает на Дальнем Востоке РФ (61429 корейцев). Консолидация российских корейцев реализовывалась в рамках концепции построения «Корейского глобального сообщества», курс на создание которого был взят правительством Республики Корея, а также была вызвана непосредственно потребностью церковных институтов к прозелитизму.

ДВ был полигоном для корейских миссий еще в начале ХХ в.; их деятельность была запрещена в советское время. Однако с 1991 г. корейские миссионеры появились здесь вновь и основали первые церкви для российских корейцев. На 2005 г. в Приморском крае 30% всех протестантских церквей составляли корейские церкви, это 17% от всех зарегистрированных религиозных организаций края.

Эксперты отмечают, что миссионерская активность на ДВ РФ также связана с так называемым «транзитным» прозелитизмом. Рассматривая проблему христианизации пограничных районов Китая, исследователи полагают, что российский ДВ оказался стратегически важным регионом для усилий в евангелизации этнических корейцев, проживающих на севере КНР и КНДР (Кобызов Р.А., 2005 г.); облегченные условия пересечения российско-китайской границы; этноконфессиональная терпимость российских властей – все это определило интересы корейских протестантских миссионеров к присутствию на ДВ РФ.

Корейские миссионеры ведут работу по евангелизации представителей диаспор народов РФ и стран СНГ (узбеков, таджиков, др.) с целью пролонгированной евангелизации регионов их исхода. Проведение миссионерской деятельности через диаспору, проживающую на территории государств, где она доступна для миссионеров, рассматривается как эффективный механизм евангелизации.

К началу третьего столетия миссионерская деятельность корейских протестантов вышла за узколокальные рамки корейской диаспоры и усилилась среди коренных народов и мигрантов азиатской части РФ.

В третьем разделе «Современная этноконфессиональная ситуация в Республиках Алтай, Бурятия, Тыва, Хакасия. Миссионерские практики корейских протестантов среди коренного населения Южной Сибири» определяются особенности миссионерской работы корейцев среди коренных народов Южной Сибири в контексте современной этноконфессиональной ситуации в каждом из рассматриваемых регионов.

К середине 1990-х гг. вектор миссионерской активности корейских церквей сместился с ДВ на Сибирь, и оказался направленным на Республики Алтай, Хакаcию, Тыву и Бурятию - регионы со значительной долей титульного населения. При всех культурно-исторических различиях этих сибирских регионов, все они переживают процесс глубокой социально-экономической трансформации.

В Республиках Алтай, Хакаcия, Тыва и Бурятия идет активный поиск новых постсоветских идентичностей, в рамках которого актуальными становятся дискуссии о конфессиональном факторе в формировании национальной идеи у титульных народов. При том, что национальные элиты делают ставку на традиционные верования (шаманизм и буддизм) и ориентируются на диалог традиционных для РФ конфессий – православия, буддизма и ислама, общей тенденцией в развитии конфессиональной ситуации в этих республиках является усиление присутствия протестантских организаций. Большую роль в их деятельности играют зарубежные миссионеры, в том числе представители корейских протестантских церквей.

Корейским протестантам удалось организовать церкви в Республиках Алтай, Тыва и Бурятия; среди прихожан церквей от 80 до 100% составляют представители титульного населения. Позиции классического протестантизма в Хакасии были и остаются очень сильными; здесь попытки внедрения в социокультурную среду региона корейского протестантизма, по словам миссионеров, натолкнулись на незаинтересованность правительства Республики Хакасия и на непонимание полиэтничного сообщества.

В Бурятии сегодня действует десять групп деноминации Сунбогым и четыре пресвитерианские церкви. В Туве большое влияние имеет церковь Сунбогым; в г. Кызыле она действует уже более десяти лет, имея отделения во многих районах (кожуунах) республики. Процесс протестантизации с участием корейских миссионеров также активно разворачивается в Республике Алтай, где действует пресвитерианская церковь в г. Горно-Алтайске, имеющая два отделения в селах Шеболино и Онгудае.

Протестанты адаптируют свое учение к социокультурным и мировоззренческим реалиям коренных народов Саяно-Алтайского региона. Представители интеллигенции – верующие протестанты пытаются обосновать органичность сосуществования протестантизма и этнических традиций, синтезировать библейское мировосприятие с ценностями автохтонной культуры.

Начиная с 2000-х гг. христианизация тувинского, бурятского населения проводится усилиями представителей коренного населения; пасторы буряты и тувинцы полностью заменили корейских проповедников в миссионерских церквях; литература и службы переведены на местные языки и адаптированы к социокультурным особенностям регионов.

Исследования показали, что миссионерские практики корейских протестантов среди коренного населения Южной Сибири оказываются конкурентноспособными в силу следующих преимуществ: - миссионерская и материальная помощь стран-доноров; - соблюдение жесткой иерархии статусов в корейской церкви; - «теология процветания», нацеленная на обретение богатства и здоровья (с особым акцентом на изгнание духов и исцеления); - общая азиатская идентичность, высокий статус корейской культуры с точки зрения некоторых представителей коренных народов и мнение об авторитете корейских церквей, действующих в регионах; - доступная образная проповедь с музыкальным служением и танцевальными движениями юльтон. По целому ряду показателей, корейские миссионеры имеют преимущества перед западными миссионерами в евангелизации азиатских обществ, проходящих модернизационный этап. Факт общей азиатской идентичности играет большое значение в привлечении коренных народов именно в корейские церкви.

Заключение. В заключении диссертации подводятся итоги и делаются выводы исследования.

В целом, следует подчеркнуть, что в сложных экономических и социальных условиях рубежа ХХ – ХХI вв. протестантское учение оказалось востребованным среди народонаселения ряда сибирских регионов, в том числе и среди коренных народов. Перспектива принятия рационального протестантского учения, со сформированной трудовой этикой, оптимистическим настроем, теологией «процветания», наделением статусом «избранничества», стала одним из факторов модернизации регионов. Но при низких показателях экономического развития, социальной основой для прозелитизма на юге Сибири стало преимущественно сельское население, переехавшее в города и неблагополучные слои населения (при незначительной доли национальной интеллигенции); их социальная и экономическая слабость ограничивает рост протестантских церквей в регионах. Неотрадиционалистская ориентация национальных элит республик не способствует функционированию нетрадиционных для регионов протестантских церквей. Дополнительной причиной, ограничивающей численность прихожан протестантских церквей, стал общий низкий уровень религиозности населения Саяно-Алтайского региона как следствие атеистической политики советского прошлого.

Протестантизм в этнических сообществах азиатской части России, функционально заменяет кризисные составляющие мировоззрения, но не нивелирует этническую идентичность. Протестантские общины коренных народов могут быть классифицированы как этноконфессиональные общности, в которых при заимствовании мировой религии представителями этноса, исповедующего, как правило, другую мировую религию (буддизм, православие), происходит смена конфессиональной идентичности, а этническая идентичность остается неизменной. Но в то же время протестантизм формирует надэтническую протестантскую идентичность, нивелирующую культурную самобытность коренных народов Сибири.

Используя схему внедрения инновации в культуру этноса С.А. Арутюнова, можно констатировать, что в Бурятии и Туве протестантизм прошел стадию селекции, воспроизведения и приспособления. Однако набор социально-экономических и культурных факторов на сегодняшний день не позволяет протестантизму достичь стадии структурной интеграции. В этих регионах не сформировано национальных протестантских церквей независимых от головных церквей, церкви не в состоянии финансировать себя и свою миссионерскую деятельность самостоятельно. Предпринятые в рамках диссертации комплексные исследования, позволяют предполагать, что процессы обращения в протестантизм коренных народов Сибири будут продолжаться в Туве и Бурятии – в регионах с большой долей коренного населения. И здесь лидирующая роль в обращении в протестантизм бурят и тувинцев вероятно останется за церквями, организованными корейскими миссионерами.


Основные положения диссертации отражены в следующих работах автора:

Статьи в рецензируемых российских изданиях.

1. Ковальчук Ю.С. Протестантский прозелитизм и национальные христианские церкви в Японии и Корее ХХ в. // Религиоведение. – 2005. - №4. - С.71-83.

Статьи в других научных изданиях.

2. Ковальчук Ю.С. Рост Евангельских деноминаций в Южной Корее в 70-80-ые гг. ХХ века // Сибирь на перекрестье мировых религий: Материалы II Межрегиональной научно-практической конференции. – Новосибирск: Изд-во НГУ, 2005. – С.240-246.

3. Ковальчук Ю.С. Корейский протестантизм на рубеже XX- XXI вв.: стратегии прозелитизма. // Сибирь на перекрестье мировых религий: Материалы III Межрегиональной научно-практической конференции. – Новосибирск: Изд-во НГУ, 2006. – С.301-304.

4. Ковальчук Ю.С. Современная конфессиональная ситуация в Республике Алтай по данным мониторинга 2004 г. // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Материалы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН 2004 г. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2004. - Т.X. - С.57-62.

5. Ковальчук Ю.С. Деятельность Церкви Сунбогым в Республике Тыва в связи с проблемой этноконфессиональной идентичности тувинцев // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий: Материалы Годовой сессии Института археологии и этнографии СО РАН 2005г. - Новосибирск: Изд-во ИАЭТ СО РАН, 2005. – С.91-95.

6. Ковальчук Ю.С. Миграции идей. Деятельность корейских протестантов в Сибири и на Дальнем Востоке // Миграции и опыт взаимодействия регионов по усилению этносоциальной стабильности в Евразии. – Новосибирск, 2004.- С.183-194.

7. Ковальчук Ю.С. Современные тенденции распространения протестантизма в России и миссионерские практики в среде коренных народов Сибири // Гуманитарные науки в Сибири. – Новосибирск, 2006. - №4.– С.94-99

8. Ковальчук Ю.С. Корейские протестантские миссии в современной России // Корейцы в тюменской области: Материалы научно-практической конференции. - Тюмень, 2005. - С. 22-29.