Роман "Дом сна" написан преимущественно в 1995-1996 годах и первоначально задумывался как исключительно юмористическое произведение

Вид материалаДокументы

Содержание


Стадия четвертая
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   19

в гостиной Ребекки, первоначальное удивление быстро сменилось самобичеванием, а следом ее исподволь охватило другое, более неожиданное чувство. Сара вдруг поняла, что чувствует себя в этой комнате как у себя дома; больше того - после ухода Энтони даже в собственной квартире она не чувствовал себя так комфортно, как здесь. Сара ничего не понимала. Ведь она провела в этом доме лишь несколько минут - ожидая, пока Ребекка принесет вино, которое холодно и неохотно предложила, после того, как оправилась от потрясения, узнав, что перед ней учительница дочери. Очевидно, подобное ощущение комфорта в доме совершенно постороннего человека - полная нелепость, особенно если учитывать, что посторонний этот, судя по обстановке, располагает немалым доходом; да и разговор предстоял чрезвычайно трудный. Тем не менее, мебель, цветовая гамма, картины на стенах, игра света, льющегося на ковер из французских окон, ряды книжных переплетов, вазы

с гипсофилой и дельфиниумом - нечто во всем этом рождало у Сары неотвязное, хоть и необъяснимое чувство, будто все здесь знакомо ей и привычно. Она даже на мгновение подумала, не переживает ли dйjа vu - или, быть может, она видела эту комнату в одном из своих правдоподобных снов. Но нет, решила Сара, нет. Объяснение странному и приятному ощущению, будто она вернулась домой (по-другому чувство это и назвать нельзя), лежало где-то глубже.

- Боюсь у меня есть только из "Сейнзбериз", - сказала Ребекка, небрежно протягивая Саре бокал зеленовато-желтого австралийского вина. – Элисон наверху делает уроки. Я могла бы попросить ее спуститься, но, быть может, нам лучше самим разобраться с этим вопросом.

Сара встревожилась при мысли, что ей нужно "разбираться" с этой женщиной. Она уже углядела на полках ряды томов по юриспруденции и догадалась, что Ребекка, по всей видимости, работает адвокатом. Сара сделала три быстрых и нервных глотка.

- Зачем все-таки вы пришли? - прямо спросила Ребекка. - Сегодня утром я подала жалобу вашей директрисе. И полагала, что на этом вопрос будет исчерпан.

Сара наполовину рассмеялась, наполовину задохнулась от наглости хозяйки, которая явно перекладывала всю вину на нее.

- Похоже, она так не считает, и, честно говоря, я тоже. Мы очень обеспокоены тем, что вчера днем я нашла вашу дочь в парке Финсбери. Девочка не могла попасть в дом, и ей некуда было пойти в течение почти четырех часов.

Ребекка вздохнула.

- Послушайте, меня это встревожило так же, как и любого нормального человека. Этого не должно было случиться. Мне пришлось уехать в Лондон по делу, а Элисон сказала, что до начала шестого задержится в школе, посмотрит соревнования. Я думала, что кто-нибудь из подруг проводит ее до дома, и она сама откроет дверь. Но глупышка потеряла ключи. - Вполголоса, словно про себя, она добавила:

- Похоже, в последнее время она стала растеряхой.

- Простите, - сказала Сара, - но это же ненормально. Во-первых, я не уверена, что в школе у Элисон есть подруги. Она не очень-то общительна. А, во-вторых, неудивительно, что она постоянно все теряет, - девочка явно переживает очень трудный и несчастливый этап.

- Давайте-ка отбросим эту доморощенную психологию, - сухо сказала Ребекка. - Вы лучше скажите, какое отношение все это имеет к вашему странному поступку? Зачем вы повели ее на фильм, который, судя по всему, достаточно жесток и неприятен, чтобы вывести девочку ее возраста из душевного равновесия.

Ее голос прибавил как по части громкости, так и по части пронзительности. У Сары не было ни малейшего желания с самого начала вступать в пререкания.

- Не стоит выяснять, кто и в чем виноват, - сказала она. - Мы обе желаем Элисон добра, так что давайте не будем забывать, что на самом деле мы с вами заодно. А раз так… - тут она позволила пробиться стальным ноткам, - … мне нужно ваше заверение, что этого больше не повторится. В противном случае, мне придется доложить об этом в соответствующие органы.

- Да, конечно, - без намека на любезность согласилась Ребекка и тут же добавила:

- А я бы хотела, чтобы в следующий раз вы хорошенько подумали, прежде чем вовлекать мою дочь… в неподобающие развлечения.

Сара выдержала небольшую паузу, которая казалась ей вполне весомым ответом. Затем спросила:

- Отец Элисон сегодня дома?

- Отец Элисон здесь не живет, - сказала Ребекка.

- Тогда чем занимается ваш муж, если это не бестактный вопрос?

- Мой - кто?

- Ваш муж.

- У меня нет мужа.

- Тогда ваш партнер.

- Мой партнер, - Ребекка слегка подчеркнула это слово, - мой партнер умер.

Именно это Сара и предполагала услышать. Но слова все равно потрясли ее - как своей бесповоротностью, так и спокойной, почти бесстрастной прямотой, с какой были произнесены. Сара склонила голову.

- Простите.

- Ничего страшного.

Ребекка осушила бокал.

- Мне кажется, теперь… кое-что понятно. - Сара подняла взгляд. – Вы видели стихотворение, которое Элисон написала в качестве домашнего задания? Про звезды?

- Да.

- Полагаю… полагаю, Элисон в каком-то смысле имела в виду отца.

Взгляд Ребекки был пристален, испепеляющ и нетерпелив.

- Отец Элисон жив.

- Жив? Но, по-моему, вы только что сказали…

- Я сказала, что ее отец здесь не живет. Но он очень даже жив. Вообще-то, это мой брат.

Сара с трудом понимала.

- Ваш брат? Но в таком случае… я хочу сказать, как?..

- Не волнуйтесь. Перед вами вовсе не случай инцеста, о чем вы непременно бы сообщили в социальные органы. Видите ли, я не являюсь биологической матерью Элисон. С формальной точки зрения я прихожусь ей тетей.

- Тетей. Понятно. Но в таком случае кто… кто биологическая мать?

- Мой партнер. Точнее, партнерша. Которая, как я уже сказала, умерла.

Сара многое бы отдала за то, чтобы соображать побыстрее. Она не понимала, откуда в ней эта вялость, это безволие.

- Значит, ваш партнер - женщина?

- Да. - Ребекка встала и подошла к окну. - Впрочем, я не вполне уверена, что вас это касается.

- Да, вы правы. Не касается.

- Почему-то вы не кажетесь мне человеком широких взглядов.

Отвечать Сара не стала - слова до нее попросту не дошли.

- Сколько лет вы жили вместе? - спросила она.

- В августе исполнилось бы одиннадцать. Он умерла почти год назад.

Некоторое время они молчали. Ребекка снова села, и Саре показалось, что напряжение, владевшее хозяйкой, постепенно спадает. Последние несколько месяцев Ребекка, наверное, мало с кем могла поделиться своими мучительными откровениями. Когда Сара задавала следующий вопрос, голос ее звучал неуверенно и мягко, словно она вручала хрупкий подарок.

- А как она… умерла?

- Непристойно, - ответила Ребенка. Но это была последняя попытка бравады. Внезапно маска соскользнула с ее лица, оно сморщилось, и в Ребекке не осталось ничего, кроме горя, нескрываемого и безутешного. - Она покончила с собой.

Но заплакать она себе все же не позволила.

Сара молчала. Она не могла решиться на расспросы. Она понимала, что Ребекка и так расскажет все.

- Газеты придумали название для таких случаев, - продолжала Ребекка прерывающимся голосом. - "Яппи-стресс". Такой синдром. Десять лет работаешь в Сити, как проклятый, зарабатываешь кучу денег, и потом вдруг оглядываешься на свою жизнь и не можешь понять, зачем все это делал. У нее был

классический случай. В пятницу вечером ехала по Южному Лондону - бог знает, что она делала в Южном Лондоне, - нашла удобный длинный тупик с кирпичной стеной в конце, разогналась до девяноста миль в час и врезалась в стену. Уничтожила служебный "БМВ". И себя в придачу.

- Это… это ужасно, - сказала Сара и тут же поморщилась от убожества своих слов. - Мне трудно представить. То есть, мне трудно представить, что испытываешь, когда тебе сообщают такое.

- Не так уж и страшно. - Ребекка пошевелилась и твердо улыбнулась. - Пожалуй, пора выпить еще бокал. Хотите?

- С удовольствием.

- Наверное, лучше принести бутылку.

Ее не было несколько минут: достаточно долго, чтобы к Саре незаметно подкралось понимание - не торопясь, дожидаясь удобного момента, так, чтобы нанести удар как можно более жестокий и разрушительный. Это понимание пришло с очередной волной странного узнавания - сперва смутного, связанного с очертаниями, обстановкой, цветами, - но чуть позже проступило нечто конкретное. Поначалу это были книги. Ее взгляд привлекли романы Розамонд Леманн в переплетах, явно первые издания, оригинальные суперобложки защищены пластиком, но одной книги недоставало: "Приглашение к вальсу". Да, она всегда говорила, что эту книгу трудно найти… И стоило этой мысли ворваться в мозг, как Сара поняла и все остальное - всю невозможную истину, раскрывшуюся с внезапной очевидностью, - и мир перевернулся за одно бесконечно малое мгновение. Африканская статуэтка на каминной полке - воспоминание о семейной поездке в Гану… Крошечная фотография в рамке на книжной полке - руки, обнимающие Ребекку, сияющее лицо, счастливая пара… И где-то за пределами поля зрения, Сара ее точно не видит, но она там, несомненно там: еще одна книга, там самая, с памятным зеленым корешком… Это все ее. Это ее вещи. Это ее дом, ее комната…

Ребекка вернулась с бутылкой. Сара видела ее словно в тумане.

- Как ее звали?

- Простите?

- Ее ведь звали Вероника?

А дальше - сплошная чернота, пока она не обнаружила, что лежит на диване и безудержно рыдает, а Ребекка прижимает ее к себе, в неловком, непонимающем объятии. Поначалу казалось, что она никогда не перестанет плакать, и объяснения, прорывавшиеся сквозь слезы, были, наверное, слишком сбивчивы,

так что пришлось их повторять снова и снова, тем более, что возникали паузы - сначала Саре пришлось пойти в туалет, чтобы собраться с силами, а чуть позже появилась Элисон, привлеченная голосами, и Ребекка повела девочку наверх, укладывать спать.

Но вечер продолжался, и понемногу они успокоились. Когда за окнами начало темнеть, Ребекка принесла свечи и расставила по комнате. Откупорила вторую бутылку, и они заговорили о Веронике.

Самым невероятным открытием для Сары стало то, что за все эти годы Вероника ни разу не упомянула ее имя.

- В каком-то смысле, в этом она вся, - сказала Ребекка. - Абсолютистка. Когда вы с Ронни встречались, она рассказывала хоть раз о прежних подружках?

- Нет - по-моему, нет.

- Она ни к чему не привязывалась. Держалась за прошлое меньше, чем любой другой человек. Я пыталась быть такой же. И лишь сейчас спрашиваю себя, а стоит ли оно того.

- Ну… Вы ведь знали ее гораздо лучше, чем я. На самом деле, я почти и не знала Ронни. Мы были вместе всего… всего около девяти месяцев. Наверное, вам кажется странным, наверное, вы недоумеваете, почему я так переживаю.

- Нет. Вовсе нет. - Их глаза на мгновение встретились, но Ребекка быстро отвела взгляд и немного театрально откинула короткий завиток каштановых волос. - А почему вы расстались? Это было обоюдное решение?

- Нет, - ответила Сара. - Нет, вина целиком и полностью лежит на мне. Правда, смешно говорить о вине после стольких лет? Но я совершила глупость, расставшись с ней, - теперь я понимаю. Причины были даже не личные. Скорее, политические. Что-то с духом времени.

- Zeitgeist. Любимое слово Ронни.

- Да, - сказала Сара, удивляясь собственной улыбке. - Да, одно из ее любимых. Тогда я часто подшучивала над ней, но в каком-то смысле я была из тех, кто… слишком серьезно относился к такого рода вещам. Ведь все ошибались насчет духа времени восьмидесятых. Все думали, что восьмидесятые – это деньги. Возможно, для кого-то так оно и было, но для тех, с кем общалась я - для студентов и подобных им людей - существовала иная система ценностей, которая, в общем-то, была не менее жесткой и нетерпимой. Мы были одержимы политикой: сексуальной, литературной, кинематографической… существовало даже такое обозначение, совершенно кошмарное - "политическая лесбиянка".

- Именно такой вы себя считали?

- Внешне, быть может. Боже, я, наверное, даже представлялась так. Да, мы читали Юлию Кристеву и Андреа Дворкин и никогда не упускали случая пожаловаться на патриархат, но… знаете, подлинная причина не в том. Я даже не могу вспомнить, с чего все началось. Просто помню, что Вероника мне

очень понравилась. И нелепо, что наш разрыв был вызван моим политическим пуританством. Я не могла примириться с мыслью, что она будет работать в банке. Я сочла это личным оскорблением, предательством всего, к чему мы стремились… Предполагалось, что она возглавит театральную труппу. С самого начала у нас было именно такое намерение.

- Она по-прежнему мечтала об этом. Беспрестанно об этом говорила. – В карих глазах Ребекки отражались огоньки свечей; воспоминания грели ее. - Надежда, которая ее поддерживала.

- Значит, ей не нравилось работать в Сити? Почему-то я всегда думала, что она там долго не продержится.

- В каком-то смысле, наверное, нравилось - точнее, нравилось какой-то стороне ее натуры. Думаю, работа ее увлекала, хотя одновременно Ронни и презирала ее. Наверное, в абстрактном смысле она получала от работы удовольствие как от интеллектуальной игры, но скорее всего знала, да, точно

знала, если вспомнить, как она поступила в конце, что это все ненастоящее, что она теряет себя, работая там. И разумеется, она ненавидела всех людей, с которыми работала, об этом я даже и не говорю. Уж это я заметила с самого начала. Мы познакомились на гнусной служебной вечеринке - я тогда выполняла заказ для ее фирмы, - мы сразу приметили друг друга, разговорились, поняли, что родственные души, и… в общем так. С этого все началось.

- А Элисон? Наверное, вы… то есть Вероника, наверное, родила ее вскоре после вашей встречи? Удивительно, она ведь ни разу, ни единого разу не упомянула о желании завести ребенка, она даже не говорила, что любит детей.

- Да, решение было неожиданным. Понимаете, она знала, чего ей будет стоит эта работа, насколько она опасна. А Элисон была своего рода страховым полисом. Она думала… мы думали, что если у нас появится ребенок, нам сложнее будет утратить… принципы, если хотите. Вы меня понимаете?

- Да, мне кажется.

- Так вот, первым делом надо было найти донора, что оказалось не так уж сложно. Нам помог мой брат. Но после все пошло наперекосяк. Роды были жуткими, двадцать четыре часа в родильной палате, чуть не сделали кесарево, затем Ронни впала в сильную депрессию, которая продолжалась… много лет

продолжалась. Просто чудо, что она тогда не потеряла работу.

- Бедная Вероника… Теперь я вижу сходство. Все время ведь было у меня перед глазами. На днях я вдруг без всякой видимой причины вспомнила о ней, но теперь понятно - почему. Потому что недавно я заметила в Элисон… что-то в форме ее рта…

- Они во многом похожи. И в этом грустная ирония судьбы, потому что Ронни никогда не испытывала особой привязанности к Элисон, не особо любила ее. За малышкой смотрела только я - пока она ходила в детский сад, в начальную школу; именно я спала рядом с ней почти каждую ночь. Я считала, что поступаю правильно. В каком-то смысле мне больше ничего не оставалось - кто-то же должен был заниматься ребенком, - но я не замечала, как это действует на нас обеих, какой нервной Ронни становится, какой отстраненной. И в одночасье нам все приелось. Поэтому мы прибегли к обычному в таких случаях приему – пару лет назад сменили жилье и переехали в этот дом, надеясь что он поможет

вдохнуть новую жизнь в наши отношения, но… к тому времени было уже слишком поздно.

Сара кивнула.

- Да, я понимаю… Я хорошо понимаю, как такое происходит.

Ребекка допила вино.

- Простите - сказала она, переворачивая бутылку над бокалом и вытряхивая последние капли. - Простите, что встретила вас в штыки. Я вас недооценила. А всему виной привычка считать, будто остальные - обычные люди, склонные судить.

- Ничего страшного. - Сара посмотрела на часы. - Мне пора. К завтрашнему дню надо еще заполнить кое-какие бумаги. Нескончаемый кошмар.

- Да, конечно.

Они стояли посреди комнаты лицом друг к другу, не зная, как закончить этот необычайный вечер. Наконец Сара вспомнила о деле, которое, собственно, и привело ее сюда.

- Не знаю… наверное, мы уже все обсудили, - сказала она. - Я имею в виду Элисон.

- Знаете, мне очень жаль, что я подала жалобу. Просто я слишком вспылила…

- Нет-нет, вы все правильно сделали. Теперь мы вдвоем станем за ней присматривать. Я уверена, что с ней все будет в порядке.

- Надеюсь, - промолвила Ребекка. - Я делаю все, что в моих силах. – Она смущенно помолчала, потом призналась:

- Впрочем, есть кое-что… Огонек на горизонте.

- Что?

- Мне кажется, я кое-кого встретила. Нового человека.

- О?

Сару на мгновение затопило опустошение - почила еще не родившаяся надежда.

- Она работает в издательском деле, - сказала Ребекка. - Мы встречались всего несколько раз, но… это было приятно. Знаете, у нас все развивается медленно.

- Замечательно, - искренне сказала Сара.

Они помолчали, затем Ребекка бодро произнесла, меняя тему:

- Кстати, мне нравятся ваши волосы.

- Правда? - Польщенная Сара почувствовала, что краснеет; она не привыкла к комплиментам. - Я подумываю о том, чтобы их перекрасить, но, похоже, другим они и так нравятся.

- Чудесно.

Они вместе дошли до двери, пожелали друг другу спокойной ночи и обнялись. И вероятно, объятие длилось дольше и вышло более пылким, чем они предполагали. Ночь была теплой, влажной и звездной. Сара сказала, что пойдет пешком - всего-то минут пятнадцать ходу. Она уже собиралась уйти, как Ребекка спросила:

- Что… что именно навело вас на мысль? Вы сказали, что узнали некоторые ее вещи…

- Книга, - сказал Сара. - У вас на полке книга - "Дом сна". Мы читали ее вместе. Это была наша книга.

Ребекка замешкалась.

- Вы не могли бы показать? Я не очень хорошо знаю ее книги.

Они снова прошли в дом, и Сара, привстав на цыпочки, достала роман Фрэнка Кинга.

- Вот.

Она протянула книгу Ребекке, но та оттолкнула ее.

- Мне она не нужна. Я хочу, чтобы вы взяли ее себе. У вас должна остаться какая-то память о ней, и если эта книга была вам дорога, то…

Сара молча прижала к себе книгу.

- Позвоните мне, хорошо? Как-нибудь в ближайшее время.

- Хорошо, - ответила Сара. - Хорошо, я позвоню.

Она шла по обсаженной деревьями улице, плотно заставленной в этот поздний час машинами, в крышах которых серебристыми отблесками сияли уличные фонарей, и думала, что Вероника, возможно, ее не забыла, не до конца забыла - ведь книгу эту не так-то легко было найти. Наверное, Вероника упорно искала ее в букинистических лавках. "Она держалась за прошлое меньше, чем любой другой человек", - сказала Ребекка, но тихий голос в душе Сары пытался усомниться в этом. Против собственной воли, еще не смирившись с ее самоубийством, Сара представляла, как выглядела Вероника в ту ночь - последнюю ночь ее жизни: автомобиль, несущийся навстречу стене в конце тупика, белой и сверкающей в сиянии фар. Возможно, в этот миг в ее голове пронеслось далекое воспоминание о давней дружбе, слабый проблеск памяти. Слезы снова ожгли глаза Сары, когда она подумала


СТАДИЯ ЧЕТВЕРТАЯ


13


Подумала, где она может быть. Они договорились встретиться в кафе "Валладон" в три часа, но там никого не было. Вероника села за ближайший к двери столик, выкурила две сигареты и выпила чашку кофе.

Обычно Сара не опаздывала.

В три сорок пять Вероника решила, что может спокойно возвращаться в Эшдаун. На следующий день, в субботу, им всем предстояло разъехаться - большинство студентов собирались провести часть лета у родителей. Надо было собрать вещи и подготовиться к прощальной вечеринке. Может, во всей этой суматохе и суете Сара просто забыла о встрече, но это довольно странно, поскольку обе согласились, что у них есть очень веские сентиментальные причины в последний раз заглянуть в кафе, где они впервые встретились девять месяцев назад.

В любом случае стало ясно, что Сара не придет. Вероника зашла за стойку и опустила пятидесятипенсовую монету в маленькую сахарницу рядом с кассой.

- Сдачу оставьте себе, - сказала она как обычно.

Слаттери, поглощенный "Последствиями прагматизма" Ричарда Рорти , поднял взгляд и что-то пробурчал.

У самой двери Вероника задержалась.

- Мне будет недоставать наших разговоров, - сказала она.

Никакой реакции.

- Наших пикировок, - добавила она. - Обменов колкостями. Умения быстро находить остроумный ответ.

Сраженная его молчанием, она взялась было за дверную ручку и тут услышала:

- Уходите, значит?

Вероника развернулась, не веря своим ушам и радуясь пусть небольшой, но победе.

- Что?

- Уезжаете из города. С учебой всё.

- Да. Все уезжают.

Слаттери сделал невозможное: отложил книгу и встал. Вероника подумала, что впервые видит его на ногах. Он оказался на удивление маленького роста.

- Если хотите, можете взять что-нибудь, - сказал он. - На память.

У Вероники мелькнуло подозрение, что за этим кроется какая-то непостижимая шутка в духе Слаттери.

- Правда?

- Книгу или что-нибудь еще.

Вероника взглянула на его бесстрастное небритое лицо и решила, что он говорит искренне.

- Любую книгу?