Тематический план литература темы рефератов темы аттестаций 2 часть основные положения к каждой теме ( лекции) 3 часть учебные авторские материалы по тематике курса

Вид материала

Тематический план

Содержание Государство и гражданское общество: российский вариант Человек в качестве своего и чужого Конструктивные ответы на вызовы глобализации

Подобный материал:

• Темы рефератов: «Литература в содружестве с другими искусствами» «Литература и живопись», 20.3kb.
• Программа курса общая психология для студентов 3 курса физического факультета мгу тематический, 176.66kb.
• Методическое пособие по элективному курсу «личность как социальный субъект», 211.4kb.
• Темы рефератов по курсу «Основы информационных технологий», часть 1 тема второй части, 33.26kb.
• Учебно-методический комплекс по курсу. Часть Тематический план занятий. Часть, 972.74kb.
• Тематический план № темы Наименование темы Количество часов Всего, 48.55kb.
• Тематический план изучения дисциплины Наименование темы Лекции, 42.36kb.
• Антропологи я, 1472.67kb.
• Экономическая, 443.52kb.
• Учебно-тематический план курса № Наименование темы Всего часов Лекции, 31.01kb.

Государство и гражданское общество: российский вариант^

Проблема, вызывающая наиболее острые дискуссии в среде представителей различных областей обществознания в России - это соотношение универсальных и специфических черт в развитии общества. Исходя из вариаций решения данного вопроса и выстраивается желаемая схема развития российского социума, опосредованно исходным - универсалистским или партикуляристским методологическим установкам. Рассматривая сквозь подобную призму роль и место гражданского общества в строительстве будущего России, можно выделить целый спектр мнений, на полюсах которого находятся представления о гражданском обществе как об всеобщем магистральном пути эволюции социальной и политической реальности и представлении о полной невозможности становления подобной формы организации социума в России. В данном контексте представляется целесообразным остановиться на одном, кажущемся ключевым, аспекте.

Бытующие в последнее время представления о гражданском обществе в России либо как о панацее от всех бед, либо как о необходимом условии ее безболезненного вхождения в мировую цивилизацию нового типа, с необходимостью ставит более общие вопросы методологического характера. Прежде всего это выявления соотношения между гражданским обществом, призванным отражать собственные интересы граждан и государством. В мировой общественно-политической мысли существуют различные подходы к интерпретации диалектики государства и гражданского общества. Если Гегель в “Философии права” поставил государство, понимаемое как “шествие Разума по земле”, как проявление Абсолюта, над гражданским обществом - сферой частных интересов, то в марксистской традиции гражданское общество, связывается с экономическими интересами и, следовательно, подчиняет себе государство. В любом случае, для адекватного функционирования и государства, и гражданского общества необходимы самоограничения как с одной, так и с другой стороны, регулирующиеся правовыми основаниями.

Нас интересует принципиальная установка: каковы эти взаимоотношения? Системообразующий принцип западных демократий, выражающийся в создании политических систем, в рамках которых государство и гражданское общество выступают в качестве равноправных партнеров, закрепляется и в теоретической рефлексии и общественном создании. Представление о равноправии интересов государства и гражданского общества является основополагающим для политической теории и практики всех западных демократий. Действительно, при вариативном подходе в национальных научных традициях к месту и функциям государства - от ночного сторожа в Англии до активного субъекта( политического актора) в США, принципиален тот факт, что цели и задачи социума, а также способы их достижения и реализации рождаются в ходе диалога между гражданским обществом и государством. В подобной ситуации рождается а) система разнообразных эффективных механизмов влияния гражданского общества на государство, б) гражданское общество выступает субъектом строительства государства.

Подобное представление о соотношении государства и гражданского общества не являясь для России аутентичным, неизбежно становится реактивным. Активно заимствуя западные институты либерального государства, к тому же в их иллюзорно-утопическом варианте, никто не подумал о самой способности России жить по канонам подобной схемы, применяемой на Западе в диаметрально противоположных координатах: исторических, экономических, ценностных и проч. Итогом стали деструктивные явления как на уровне государства, выражающиеся в его ослаблении и падении авторитета( что неизбежно ведет к еще одной серьезной проблеме - проблеме легитимности государственных институтов), так и на уровне общества, концентрированной манифестацией которых является апатия значительных общественных слоев, правовой нигилизм и проч. Вероятно, для анализа российской государственности и выявлении закономерностей и дальнейших путей разворачивания взаимоотношений между обществом и государством следует в центр методологических изысканий поставить актуализацию отечественной культурно-исторической специфики. Речь идет, о рассмотрении взаимоотношений российской государственно-правовой системы и общества сквозь призму национально-исторической и культурно-типологической природы государства, типа развития социума и цивилизационной специфики.

Если исходить из того факта, что двумя центральными функциями политической системы являются адаптация и развитие социума, то логичным является доминирование гражданского общества в условиях экономико-центричного типа социальной организации, поскольку интересы государства и субъектов хозяйствования( гражданского общества) совпадают, одновременно импульсы развития идут снизу, инициируются самим обществом. Условия , когда конструируется общество, в центре которого приоритет политических факторов, прежде всего насильственных, являются следствием основного противоречия: между функциями, политическими целями и задачами государства по адаптации социума, и недостаточностью возможностей общества для решения данных вопросов. В подобных условиях субъектом и инициатором развития естественным образом выступает государство, что и обеспечивает его приоритетную роль во взаимоотношениях с гражданским обществом.

Именно собственные цивилизационные основания России предопределили подобный вариант взаимодействия гражданского общества и государства. П.Струве отмечал, антиобщественность государства и антигосударственность общества в России как историческую традицию. По словам П.Милюкова, на Западе общественная организация обусловила государственный строй, тогда как в России именно государство обуславливало общественную организацию. В России всегда отдавали предпочтение государственной воле. В современных условиях, несмотря на уменьшение сакрального ореола государства, отсутствие горизонтальных интегративных связей в сфере гражданского, разрушение традиционных общественных институтов, регулирующих общественную жизнь, нельзя не признать, что в России участие государства в формировании гражданского общества будет неизмеримо важнее и весомее, чем в других странах. В России само развитие различных институтов гражданского общества нуждается в сильной политической и государственной власти, которая могла бы обеспечить их функционирование, в первую очередь, именно путем создания правовой, законодательной базы, а также выступить гарантом их существования.

Однако и историческая традиция, и специфика социальной организации, и стратегии постоянной догоняющей модернизации требуют кроме государственного патронажа в возникновения или эволюции уже существующих ячеек гражданского общества, необходимость интериоризации российским обществом на всех его уровнях самой идеи необходимости и оптимальности в качестве социального устройства гражданского общества .


ЧЕЛОВЕК В КАЧЕСТВЕ СВОЕГО И ЧУЖОГО

( методологические аспекты идентичности)^


Если обратиться к истории, то станет очевидным, что наибольший интерес общественной мысли к человеческой личности, человеческим общностям - нации, народности, этносу, политическим образованиям приходится на самые драматичные, кризисные переходы общественного развития, когда человек находился во власти резко меняющихся новых условий, когда ломались и менялись привычные устоявшиеся стереотипы, складывался новый образ и стиль жизни. Даже не обязательно оглядываться назад, чтобы найти примеры в прошлом, поскольку современное состояние мира представляет собой подобную ситуацию. Не случайно столь пристальное внимание привлекают к себе проблемы идентичности и идентификации.

Прежде всего, целесообразно было бы определить оперируемые понятия, чтобы избежать многозначных трактовок. Идентификация - суть процесс самоотождествления , самоопределения индивидов, идентичность - есть некий конечный результат данного процесса, состояние индивида. Как правило, идентификации связаны с главными общественными институтами, и как следствие разрушение последних влечет за собой потерю смысла жизни, дезориентацию и деидентификацию. С подобной точки зрения основными критериями идентичности выступают: 1) обособление одной однородной общности от другой, проведение определенной границы между ними, 2) чувство сопричастности, соотнесения с той или иной общностью, которая базируется на историческом прошлом, опирается на настоящее, стремиться к будущему. В основании этого чувства или состояния идентичности лежит сформировавшееся сходство в мировоззрении, ценностях, традициях, образе жизни. Это чувство формируется в сравнении “своего” и “чужого”, и естественно это “чужое” оказывает влияние на свое собственное восприятие. В следствие таких сравнений чувство идентичности может либо укрепляться, либо разрушаться в том случае, если какие-либо черты “своего” перестают отвечать устоявшимся представлениям, базирующихся на прошлом опыте. В данном случае может произойти переосмысление “своей”, ее видоизменение или поиск и замену на новую, “более сильную” идентичности. Одновременно следует подчеркнуть, что в основе идентификации индивида или общности всегда лежат достаточно реальные объекивные характеристики.

Во-вторых, в контексте нашего доклада хотелось бы остановится на одном из решающих признаков личностной деиндефикации, а именно утрате биографии . Индивидуальная биография человека с формальной точки зрения характеризуется соотнесением прошлого и будущего, или соотношением пройденного жизненного пути и перспективных жизненных планов. Но не прошлое, а именно планируемое, ожидаемое и предвидимое будущее обеспечивает в субъективном восприятии самого индивида единство и целостность его биографии, и как следствие прочность и долговременность его идентификации. Если рассматривать прошлое в виде тени, которую отбрасывает будущее, то в этом смысле резкие институциональные изменения, разрушающие жизненные планы, либо требующие их кардинального, быстрого пересмотра, приводят как правило к разрушению биографии. Исчезает некая основа, содержащаяся в социальных институтах и культуре, как следствие исчезает и будущее как критерий его оценки и интерпретации. Прошлое становится как бы простым беспорядочным набором событий и фактов, утративших некое связующее звено, целостность. Такое разрушение биографии чаще всего происходит у людей, ориентированных на видение жизненного плана и стремящихся активно формировать свой жизненный путь. Чем сильнее мотивация на успех в той или иной сфере деятельности, тем больший удельный вес приобретает каждой событие и каждый факт, тем прочнее оно укладывается в целостность развивающейся биографии, и следовательно, тем болезненнее и разрушительнее оказываются культурные и институциональные изменения. В связи с этим можно предположить, что, например, гибель советской культуры наиболее болезненно восприняла активная часть общества с традиционной ориентацией на успех в рамках сложившихся институтов, т.е на успех, сопровождающийся общественным признанием. Такого рода успешные биографии в любом обществе представляют собой так называемые культурные стандарты и являются средством социокультурой интеграции. Разрушение же таких биографий ведет к растущей, прогрессирующей дезинтеграции общества и массовой деиндентификации.

Наименее страдают в такой ситуации либо индивиды с низким уровнем притязаний, либо авантюристы, которые не обладают долговременной устойчивой мотивацией. “Приключения”, как показывал еще Г.Зиммель, предполагают крайнюю интенсивность переживания и деятельности на определенном отрезке времени, как бы изолированном и отключенном от общего течения времени. Для авантюриста жизнь как раз и складывается из подобных отрезков, внутренне единых и плотных, но лишенных необходимой связи друг с другом. Но как бы не было увлекательным чтение биографии авантюриста, в строгом смысле слова у них отсутствует биография. Жизнь как бы вступает в новое русло с каждым новым приключением и вместе с ним заканчивается. Поэтому им нечего терять в революции, даже наоборот, любые бурные социальные изменения побуждают такого рода мотивацию. Не случайно авантюризм, как социальное явления так характерен для сегодняшней России.

В-третьих, идентичность в настоящее время употребляется с определенным предикатом, в зависимости от которого эксплицируется содержание самого понятия. Еще раз отметим, что данное понятие фиксирует некую самобытность социокультурных общностей различного масштаба. Следует прежде всего остановится на цивилизационом уровне. Здесь хотелось бы отметить ряд проблем. 1. В общецивилизационной перспективе четко прослеживается противоречивая тенденция: с одной стороны стремление мира к унификации, обусловленное объективными современными реалиями, с другой - стремлений цивилизаций сохранить свою культурную самобытность, то самое большое МЫ, где человек чувствует себя в культурном отношении дома и одновременно отделяет то, что отделяет его от “НИХ”, “ЧУЖИХ” - тех, что вовне. Это приводит к кризису традиционных представлений о будущем человеческой цивилизации, к пониманию его как “мира миров”, что с необходимостью предполагает выработку иных технологий политического разрешения меж- и внутрицивилизационных конфликтов - от обособленности и экспансии к диалогу, о чем к сожалению можно говорить только в теории. Как следствие - деструктивные ответы на навязывание унификационных тенденций, только возрождающих старую как мир оппозицию “СВОЙ” - “ЧУЖОЙ” на уровне цивилизаций. 2. В современной цивилизации прослеживаются признаки культурного распада общества, потери единства и национальной идентичности из-за массового непрерывного вливания чуждых элементов, которые ассимилируются и интегрируются с большим трудом. Даже не заходя далеко в апокалиптических предсказаниях, они все же говорят о маргинализации Запада, теряющего многое в геополитическом плане по мере того, как экономический и демографический вес перемещаются в другие части мира с более прочной традиционной идентичностью и долгой общей исторической памятью. 3. Кроме очевидной маргинализации, которой с одной стороны можно рассматривать как деидентификцию, с другой - как некий дрейф идентичностей, следует отметить потерю идентичности именно как чувства сопричастности к общности на уровне личности. Речь идет о таком феномене, порожденном современной цивилизацией как THE LONLY CROWD ( одинокая толпа), совокупности изолированных индивидов, когда нет понятия МЫ, а только Я и ВСЕ ОСТАЛЬНЫЕ.

В-четвертых, следует остановится на этно-национальной идентичности, как наиболее устойчивой и явно выраженной. 1. Этнос характеризуется существованием жестких культурных и социальных механизмов интеграции, которые обуславливают стремление личности видеть оправдание своего существования, основную ценность в своем растворении в сообществе. Древнейшее архаическое представление на “СВОИХ” отождествляющихся с добром и “ЧУЖИХ” как воплощением враждебности остается в основании этнокультуных идентичностей и выплескивается каждый раз при конфликтных ситуациях. 2. Этно-национальные идентичности, образы СВОЕГО существуют только постольку, поскольку существуют ДРУГИЕ, так что восприятие народами друг друга осуществляется через призму сложившихся этнокультурных стереотипов. Как правило под этнокультурными стереотипами понимают обобщенное представление о типичных четах, которые характеризуют тот или иной народ. Существование таких стереотипов - несомненный факт. “Французская галантность”, “немецкая аккуратность”, “русское авось” - эти выражения являются воплощением известных этнокультурных стереотипов. Целесообразно провести различение между автостереотипами - представлениями людей о своем народе и гетеростереотипами, относящимися к другим народам. Оба эти вида этнокультурных стереотипов укореняются в массовом сознании в качестве общепринятых традиционных взглядов. Как правило, гетеростереотипы более критичны, чем автостереотипы, что служит источником национальных предубеждений и предрассудков. Встречаясь с представителями иного народа люди имеют естественную склонность воспринимать их с позиции своей культуры. Непонимание их языка, символики жестов, мимики и других элементов их поведения ведет к искаженному истолкованию смысла их действий, что легко может породить целый ряд негативных чувств: настороженность, презрение, враждебность. 3. Конечно можно говорить о прогрессе в национальных отношениях, о стремлении к диалогу, однако прогресс не задан людям, он является результатом их напряженных стремлений к достойной жизни. Прогресс не исключает постоянной возможности в моменты кризиса возврата к архаичным, более устойчивым ценностям. Отсюда можно проследить опасную тенденцию общей дегуманизации мира из-за архаизации этно-национальных отношений, что наглядно демонстрируют события в Югославии, на Северном Кавказе и проч.

И, наконец, в- пятых. Хотелось бы остановиться на психологическом восприятии СВОЕГО и ЧУЖОГО, на проблеме личной идентичности и ее потери. Речь идет прежде всего о самоотождествлении с определенной системой ценностей, являющейся интегративной основой и для любого индивида, и для любой большой или малой социальной группы. При ее расколе, или разрушении происходит потеря личной идентификации, что ведет к деструктивным последствиям как на уровне личности, так и на уровне коллектива. Потерю личной идентичности можно рассматривать как проявление психического нездоровья социума на всех уровнях социальной психики : утрачиваются идеалы, смысл, цель существования, то есть теряется образ желаемого будущего, происходит негативация прошлого и как следствие разрушение исторической памяти, что вызывает изменения в образе “МЫ” социума.

Если эту проблему рассматривать с феноменологической точки зрения, то в этом аспекте утрата идентификации проявляется как потеря способности вести себя так, чтобы реакции внешнего мира соответствовали твоим ожиданиям и намерениям. Человек видит, что мир перестает реагировать на его действия адекватным образом . Таким образом, человек как бы перестает отражаться в зеркале социального мира. В результате он становится неузнаваемым для самого себя. Такое состояние порождает чувство неуверенности, тревожности, психосоматические синдромы, острые депрессии и психозы.

На утрату личностной идентификации можно взглянуть и со структурной точки зрения, тогда она появляется как несоответствие поведения нормативным требованиям социальной среды. Идентификация формируется в процессе социализации и может быть утрачена по двум причинам: в результате кардинальных психических изменений и в результате значительных и быстрых изменений в окружающей среде. Как правило, идентификации институциализированы, т.е. взаимосвязаны с основными институтами, такими как семья, государство, экономика и проч. Поэтому резкое содержательное изменение или даже разрушение институтов, в которых были социализированы индивиды, вызывает массовую утрату идентификации.

Итак, современные реалии ставят проблему идентичности в ряд наиболее фундаментальных, адекватное решение которой позволит избежать деструктивных варинтов общественного развития.


КОНСТРУКТИВНЫЕ ОТВЕТЫ НА ВЫЗОВЫ ГЛОБАЛИЗАЦИИ:

( ЕВРОПА ТЕРРИТОРИЙ)^

.

Рассматривая тенденции в социально-политических науках, неизбежно приходишь к выводу об их различии на Западе и в России, даже если речь идет об одних и тех же проблемах, что обусловлено различными сферами интересов. Приоритет на Западе гражданского общества в диалоге с государством обусловил доминирование в гуманитарной рефлексии проблем, связанных с выражением интересов непосредственных субъектов хозяйствования, т.е. общества как такового. Этим объясняется тот факт, что в центр современного западного обществознания помещаются такие вопросы, как : децентрализация государства, территориализация, глобализация, корпоративизм, представляющий новую форму социальной организации, политика частных акторов, разноуровневое представительство интересов и т.д.

В отечественном обществознании ситуация кардинально иная, как кажется вследствие двух причин. Во-первых, в условиях политикоцентричной модели общественного устройства социальное знание получает возможность адекватного функционирование только в случае его востребованности государством. Встроенность в систему власти и предопределяет приоритетную проблематику обществоведческих дисциплин, а также их не автономный, а скорее обслуживающий (потребности властной вертикали) характер. Как следствие – внимание к укреплению государства, проблемам федерализма, кризиса идентичности, поиску интегративной идеологии и своего особого пути, национальной безопасности и проч. Во-вторых, отсутствие референтов в действительности приходящим с Запада теоретическим проблемам и способам их разрешения сводят к минимуму эффективность подобных исследований в России.

Вероятно, этим и объясняется, что вопросы, связанные с глобальными тенденциями в мире только сейчас, когда стало ясно, что глобализация бросает вызов всем без исключения, в том числе и России, начинают входить (скорее врываться) в философский и политологический дискурс. Нельзя сказать, что в отечественном обществознании эта тема обходилась глубоким молчанием, однако ее разработкой в основном занимались представители различных областей экономической науки, поскольку глобализация прежде всего затронула экономическую сферу. Однако нарастающий как снежная лавина глобализационный поток вовлекает в свою орбиту все сферы человеческого общества, и новое качество социального ставит социо-культурные образования перед необходимостью поиска действенных стратегий выживания и развития в новых условиях. В подобных условиях срабатывает четкая закономерность, носящая не только эпистемиологический характер : идеи становятся доминирующими в связи с совпадениями интересов больших групп людей и общественными потребностями. Поэтому в настоящее время основным лейтмотивом исследований, связанных с осмыслением тенденций качественного изменения современного социального пространства, стал феномен глобализации.

Данную проблему пытаются осмыслить сквозь призму различных методологических установок: цивилизационных , мир-системных, постмодернистских. Но в любом случае целью подобных исследований является выработка алгоритмов определения соотношения общего и частного, интегративной целостности и ее частей, причем в формах , вписывающихся в магистральный вектор практического и теоретического обеспечения безопасности определенного социума ( например России, Европейского Союза и т.д.). Крайними точками достаточно широкого спектра мнений о сущности и алгоритмах процесса глобализации, с одной стороны, являются оптимистические утверждения глобализационной сущности как унификационной, стирающей цивилизационные различия, своего рода настойчивый и неизбежный монолог европейско-атлантической цивилизации, «реванш одной цивилизации над многими» ( Ф.Бродель). С другой – глобализация рассматривается под негативным углом зрения, когда на первый план выдвигаются проблемы деструктивных ответов на модернизационные и органично связанные с ними глобализационные процессы, ведущих к архаизации незападных обществ.

Одновременно в аналогичных координатах наблюдается всплеск интереса, фиксирующегося как в теоретических научных изысканиях, так и в политической риторике и журналистской лексике, к проблеме социокультурной идентичности. Это интерес настолько ярко выражен, что часто в погоней за модой теряется подлинный смысл данной категории и действительная сущность и функции соответствующего ей феномена.

В современном обществознании ясно прослеживается традиция употребления понятия “идентичность” в качестве категории собственно социального знания, прежде всего при исследовании социокультурных общностей различного порядка. На наш взгляд, можно провести аналогию между термином “идентичность” и такими понятиями как “самоопределение”, “самоотождествление”, “самобытность”. Одновременно хотелось бы подчеркнуть наличие широкой шкалы интерпретаций содержания данного понятия при достаточно устойчивом смысле. Идентичность есть конечный результат процесса идентификации - самоотождествления, самоопределения индивидов. Как правило, идентификации связаны с главными общественными институтами, и, как следствие, разрушение последних влечет за собой потерю смысла жизни, дезориентацию и деидентификацию. С подобной точки зрения основными критериями идентичности выступают: 1) обособление одной однородной общности от другой, проведение определенной границы между ними, 2) чувство сопричастности, соотнесения с той или иной общностью, которая базируется на историческом прошлом, опирается на настоящее, стремится к будущему. В основании этого чувства или состояния идентичности лежит сформировавшееся сходство в мировоззрении, ценностях, традициях, образе жизни. Это чувство формируется в сравнении “своего” и “чужого”, и естественно, это “чужое” оказывает влияние на свое собственное восприятие. Вследствие таких сравнений чувство идентичности может либо укрепляться, либо разрушаться в том случае, если какие-либо черты “своего” перестают отвечать устоявшимся представлениям, базирующихся на прошлом опыте. В данном случае может произойти переосмысление “своей” идентичности, ее видоизменение или поиск и замену на новую, “более сильную”. Одновременно следует подчеркнуть, что в основе идентификации индивида или общности всегда лежат достаточно реальные объективные характеристики.

Исходя из подобной экспликации становится очевидным столь пристальное внимание к данной проблеме и в России, и в западной политической науке. «Способы поведения, способы мысли, способы производства» перед лицом глобализационных процессов либо претерпевают изменения, либо стараются найти действенные механизмы самозащиты, обеспечивая устойчивость общества. Причем данный процесс характерен не только для незападных обществ, но в первую очередь для самой европейской цивилизации. Как следствие, логично констатировать амбивалентный характер современного социокультурного процесса: единство глобализирующей составляющей, ведущей к новому способу социальной интеграции, и стремления социокультурных общностей различного порядка сохранить свои самобытности.

Незападные социокультурные образования, согласно вызово-ответной логике должны формулировать свою стратегию адаптации и развития исходя из качественно новых, внеположенных им импульсов, испускаемых западной цивилизацией. Варианты этих ответов достаточно изучены в современном обществознании¹² Однако отмеченный амбивалентный характер процесса глобализации проявляется и внутри самой уникальной, а не универсальной ( С.Хантингтон) западной цивилизации и, прежде всего, что парадоксально, в странах Европейского Союза. Речь идет об интенсивном процессе поиска возможностей сохранения своей социокультурной идентичности как на национальном , так и на локальном уровнях, когда последний ( региональный и территориальный ) становится определяющим. Детерминирующий характер территории и регионы приобретают в силу того, что локальное управление является наиболее традиционным, так как сохраняет социальный порядок.

Генезис публичной политики в рамках вектора «государства – нации» привел к изменениям, группирующимся на трех уровнях: а) супернациональный уровень; б) уровень деконцентрации; в) уровень децентрализации. В подобный процесс в качестве субъектов вовлечены многие акторы на различных уровнях, но в первую очередь корпоративные и частные, гражданские, порождаемые самим обществом и выражающие его непосредственные интересы. Характеристика современного социально-политического, экономического и культурного пространства Европы как полицентричного конгломерата, являющегося результатом эволюции публичной политики, ставит под вопрос его гомогенность ( что казалось бы естественным в условиях глобализации). Как следствие возникает проблема неравноправия, если не сказать маргинальности регионов.

Возникающее противоречие между глобализацией ( прежде всего структурой рынка) и территориями, стремящимися сохранить свою идентичность, сопровождается активным поиском гражданскими коллективными акторами механизмов, снимающих подобную оппозиционность. Было бы неверным утверждение, что территории не реагируют на глобализацию. Скорее они могут успешно мобилизовать свои силы ( через различные институты гражданского общества) для эффективного достижения в условиях глобализации своей цели: либо для утверждения своей идентичности, либо для поиска новой. Символично висящий над Европой лозунг «Назад к территориям» - в заданных координатах свидетельствует о необходимости предпринять важнейшие шаги для институционализации региональной политики с одной стороны, с другой – это акцентация проблемы утверждения и подтверждения различными территориальными организациями своей легитимности. Наиболее действенным ( если не сказать единственным) способом решения данных проблем является их выход на глобальный уровень, особенно когда речь идет о легитимации территориальных институтов.

В течение последних десятилетий утверждение в Европе в качестве субъектов регионов, основанных либо на институциональной автономии , либо ( или) на сильной территориальной идентичности, дало повод поверить в возникновение Европы регионов. Но является ли подобная Европа действительной, не мифической? Сегодня очевидно, что институциональные, политические, социально-экономические различия таковы, что единая оценка всех региональных феноменов в Европе невозможна. Тем не менее, мощные территориальные институциональные явления стали слишком ощутимыми в широком процессе выстраивания субъектности европейских территорий и проявляются посредством нео-регионализма, принимающего различные формы.

Идея Европы территорий не может быть сведена только к феномену негативного ответа на угрозу глобализации¹³ Процессы, происходящие в рамках схемы территориализации Европейского Союза, также унифицируют на европейском и глобальном уровнях многочисленные демарши в защиту местных «образов», проявляющихся в различных ипостасях. Наиболее интересен пример с сельскохозяйственной продукцией, прочно связанной и физическими и смысловыми нитями с определенной местностью. Подобная продукция получила название « продуктов территорий». Используя данный сюжет возможно продемонстрировать наличие не только конструктивного ответа на глобализационное воздействие, но и показать взаимозависимость территориализации и глобализаци, их взаимную проникаемость .

Европа « продуктов территорий» - это перспектива ближайшего будущего, причем в качестве результата различных мероприятий, проводимых как государством, так и частными коллективными акторами и в первую очередь различными ассоциациями и объединениями производителей оригинальных товаров ( прежде всего продуктов), имеющих логотип по названию места его производства. Европейский Союз в 1992 году принял систему сертификации данных продуктов – Appellation d’Origine Protegees ( AOP)¹⁴Данный институт представляет собой результат действий коллективных региональных акторов , направленных на защиту посредством публичной власти оригинальной местной сельскохозяйственной продукции. Оставляя в стороне национальные особенности, подобные действия и установление института АОР включают в себя ряд аспектов:

• определенную ограниченную территорию;
  
• совместные действия частных коллективных акторов и общественных институтов;
  
• подтверждение или переопределение территориальных идентичностей в экономической перспективе.
  

Институт АОР ( например, швейцарский сыр Эмменталь, французские Бордолезские вина, Рокфор, Пармезан, Пармская ветчина и др.)представляет собой в подобном контексте традицию защиты продуктов территорий, которая нашла свое полное воплощение в европейском самосознании. Признание данного института в общественном сознании сопровождалось и юридическим признанием, согласно которому АОР представляет собой название (марку) сельскохозяйственной продукции, удовлетворяющей следующим требованиям: быть произведенной в определенной географической зоне, являтся оригинальной продукцией, свойственной только для данного региона или места, характеристики и качества должны быть эксклюзивными для данной географической среды, включая природные и человеческие факторы. Таким образом сущность данного института логотипов составляет триада: название – зона производства – сертификация.

Выполнение данных требований возможно в условиях неразрывной связи: производитель – потребитель. Потребитель должен быть абсолютно уверен, что получает именно данный оригинальный продукт территорий, без всяческих добавок ( жесткие требования гигиены, введенные Европейским Союзом ) и изменений технологии. Производитель ( или ассоциация производителей) должен быть уверен в исключении из технологической цепочки возможных фальсификаций. Продукты территорий очень дороги, поэтому в условиях экономики, стремящейся к минимизации издержек, часто можно наблюдать выброс на рынок подделок, ничем не отличающихся от оригинала, но стоящих гораздо дешевле. Поэтому система кодификации, логотипов помогает как поставить жесткий барьер подделкам, так и обеспечить полную уверенность потребителя в соблюдении всех технологических требований при производстве.

Подобные действия ( в том числе сертификация и жесткие меры контроля) легитимируются на европейском уровне ( с 1992 года) и, как следствие, такие ассоциации производителей способны проводить политику в качестве самостоятельных субъектов, преследующих собственные интересы. Это демонстрирует стремление общества к сохранению в координатах глобализированного рынка своей идентичности, манифестирующейся в производстве традиционных продуктов, выступающих в качестве символов и смыслов его скрепляющих.

Действительно, такие институцианализированно сертифицированные продукты территорий представляют собой не простой образ, собранный из частей, но комлексную идентичность данного социума, основанную на территории во всех ее физических и человеческих измерениях. Продукты территорий представляют собой критерий, медиатор этой идентичности: благодаря своему сырью, своим гладким формам, своему благородному цвету, своему прекрасному проникающему повсюду запаху, своему сложному вкусу они предлагают конкретное основание для выраженной идентичности как отдельной территории, так и ее жителей. Желание жить в «стране», включающее в себя самооопределение если не за пределами, то по крайней мере в стороне от доминирующего потока благ и услуг ( торговля, кино и т.д.), благоприятствуя построению дискурсов, дающих смыслы ( превратности современного нео-ргионализма), соответствует настроениям большинства населения городских зон. Продукты территорий присутствуют и в сельском, и в городском сознании в их взаимной интеракции: сельский мир представляет для мира городского фантастический резервуар символов и образов, материальное противопоставление виртуальной мультимедийной логике. Вклад сельских территорий в глобализационный процесс заключается в наделении его душой, которую они привносят в урбанизированный мир посредством своих продуктов. Вот почему изучение маркетинга продуктов территорий где-то похоже на герменевтическое исследование.

Такая Европа , соединяющая корпоративизм и нео-регионализм в оригинальной территориальной модели, одновременно и принимает, и отвергает глобализацию, используя территориальные заслоны. Европа территорий «благоухает сыром из местного молока», но тем не менее она не представляет собой ни фольклорный пережиток, лишенный жизни, ни убежище для архаичного сопротивления. Вокруг нее формируется новый тип регионализма, который представляет возможность «оборонительного отступления» и одновременно предлагает широкое поле для удовлетворения требований глобализации. Вторжение глобального масштаба в вотчину наиболее локализированных форм деятельности, рассмотренных сквозь призму продуктов территорий, открывает новую перспективу: изменения и возобновления сильно локализованных видов деятельности, ставящих новые преграды глобализации. В то же время, продукты территорий надлежащим образом защищенные и сертифицированные являются социальным объектом, не имеющим никакого смысла вне общества с сильно урбанизированным и глобализированным рынком.

В подобном контексте четко прослеживаются реальные процессы: с одной стороны идет массовый прессинг глобального рынка на гиперлокализованных производителей. С другой, что является парадоксальным, защитники подобной гиперлокализованной продукции, справедливо или нет считающиеся точкой притяжения наихудшего архаизма или сопротивления глобализации, могут скоординировать свои действия именно на глобальном уровне, чтобы попытаться навязать свою собственную экономическую и культурную модель. Подобная координация действий проявляется и в том, что только легитимация на глобальном уровне способна обеспечить существование подлинных продуктов территорий.

Поиски вариантов сохранения своей самобытности в условиях глобализации могут быть различными и далеко не всегда деструктивными, например, территориализация. Избегая их прямого противопоставления, следует констатировать, что глобализация и территориализация представляют собой две противоположные, однако неразрывно связанные, стороны одного и того же феномена, нуждающиеся друг в друге.