Филиппова Ответственный редактор издательства Г. Э

Вид материалаДокументы

Содержание


Парадокс идентичности
Парадокс трансгрессии
Парадокс эксцентричной культуры
Предостережение и заключение
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   34

Парадокс идентичности


Чтобы свергнуть гегемонию гетеросексуальной идентич­ности в модернистской нормативной системе сексуальнос­ти, представители эксцентричной теории используют ору­жие радикального конструктивизма и предпринимают гене­ральное наступление против самого понятия социальной идентичности. Следуя логике радикального конструктивиз­ма, они утверждают, что любая идентификация искусст­венна произвольна, непостоянна и самопротиворечива. Од­нако это мнимо универсальное развенчание понятия иден­тификации подрывает также идентичность самой эксцент­ричности и эксцентричного теоретика. Можно привести правдоподобные доводы в пользу того, что эксцентричная теория на ее теперешней программной и «прагматической» стадии служит, в основном, средством выделения, легити­мации и навязывания идентичности эксцентричного теоре­тика. Это предположение способно объяснить примечатель­ную склонность таких теоретиков к автобиографическим отступлениям и исповедальным примечаниям в их доста­точно компактных, в остальном, теоретических писаниях. Эти личные добавки, как правило, затрагивают темы «Что я такое и как я вступил на этот путь» или «Во что я верю и почему это так важно» (см.: [19, 179 п2; 13, 54—63; 18])*

* Сидман признается в своей приверженности к «постмодерну», «праг­матическим, оправдательным стратегиям, которые подчеркивают прак­тический и риторический характер социального дискурса», а также при­бегают к «генеалогиям, историческому деконструктивистскому анализу и социальным повествованиям местных рассказчиков», не задерживаясь ни для объяснений, зачем введены эти разнообразные элементы, ни для разбора их логической совместимости, по отдельности или в совокупнос­ти (см.: [18, 142 п58]). Если суть этого сидмановского исповедания веры в произнесении ритуальных заклинаний, по которым члены секты опозна­ют друг друга, тогда вопросы логической согласованности и совместимос­ти, необходимые при заявлении любой интеллектуально защитимой пози­ции, здесь, конечно, неуместны.


Но если всякая идентификация — это просто произволь­ный конструкт, почему мы должны всерьез воспринимать эксцентричную теорию и ее страдальцев?

На основании посылок самой эксцентричной теории, эксцентричный теоретик должен бы выглядеть как истори­чески контингентная, но очень свойственная концу XX в. разновидность экономически привилегированного и празд­ного интеллектуала, посвятившего себя профессионально­му самоутверждению, поискам безопасности и престижа. Из-за преходящего и переменчивого характера всякой чело­веческой идентификации эксцентричные теоретики исчез­нут, когда сойдут на нет удовлетворяющие их историчес­кие условия существования. Эксцентричный тезис о само­противоречивости идентичностей (нацеленный на изничто­жение конвенциональных половых идентичностей, осно­ванных на дихотомии «гетеросексуальное/гомосексуаль­ное») влечет даже более разрушительные последствия, чем названное выше. С таких позиций невозможно никакое по­следовательно проведенное понятие социальной идентич­ности, потому, что любое такое понятие будет противоре­чить самому себе. Этот тезис разрушает социальную иден­тичность эксцентричного и само понятие эксцентричности, на котором держится проект эксцентричной теории.

Парадокс трансгрессии


Главное критическое устремление эксцентричной тео­рии — трансгрессия как беспощадная война со всеми со­циологическими категориями. Этот принцип влечет само­разрушительные последствия для программы эксцентрич­ной теории. Атакуя все социологические категории, экс­центрическая теория неосторожно поражает и себя. По­добно теории Л. Троцкого о перманентной революции экс­центричная теория перманентного теоретического бунта самоубийственна в этой своей оргии многократного унич­тожения всего без разбора. Например, ее представители отрицают положение, согласно которому сексуальность не­обходимо организована вокруг дихотомии «гетеросексуаль­ное/гомосексуальное». Они даже бросают вызов «режиму» сексуальности. Обе атаки предпринимаются от имени «все­общей эксцентричности». Но она в эксцентричной теории имеет статус социологической категории — аксиоматической социологической категории par excellence. И, следова­тельно, «всеобщая эксцентричность» тоже становится жер­твой всеобщего разорения, которым грозит социологии принцип трансгрессии.

Эксцентричная теория пускается в критику социологи­ческих категорий, чтобы лишить силы господствующие сексуальные таксономии. Из-за универсальных претензий этой критики она распространяется и на эксцентричную теорию. Поэтому, если воспринимать эту теорию серьез­но, ее собственный принцип трансгрессии, дестабилизи­руя категории, обесценивает и саму теорию. В самом деле, если все социальные категории находятся в постоянном движении и не могут претендовать на общезначимость, то это же будет верным и для категорий, устанавливающих принцип трансгрессии. И опять эксцентричные теоретики поставлены здесь перед выбором между отречением от соб­ственных предпосылок или принятием их самоубийствен­ных следствий. Подобно философской доктрине радикаль­ного скептицизма, ставящей под сомнение все суждения, эксцентричная теория опровергает себя и тем самым не в состоянии породить никаких значимых критических по­следствий.

Парадокс эксцентричной культуры


Эксцентричная теория представляет культуру как изоб­ретение. Все культурные артефакты суть исторически спе­цифичные и произвольные продукты человеческой деятель­ности, ни один из которых не может притязать на обще­значимость. По духу этой теории культуры каждая посыл­ка эксцентричной теории осуждена на произвольность и познавательную бессвязность чистой выдумки. Радикаль­ный конструктивизм, доктрина социальной идентичности, устанавливаемой путем «переговоров», и принцип транс­грессии — все это культурные изобретения, результаты осо­бенных исторических условий, воздействующих на конк­ретных проводников эксцентричности. Как следствие, их притязания на общезначимость не более весомы, чем при­тязания отрицаемых ими позиций.

Так как сама эксцентричная теория культуры — тоже изобретение, она обесценивается подобной логикой рас­суждения. Если культурные артефакты суть простые фабрикации, которым нельзя приписывать никакой обще­значимости, тогда то же справедливо и для эксцентрич­ной теории культуры. Она, подобно всем другим положе­ниям эксцентричной теории, внутренне непоследователь­на и не может быть изложена без самоопровержения.

Предостережение и заключение

Эксцентричные теоретики не смогут разделаться с этой критикой, сетуя, что она мол выражена в «фаллоцентрической» логике господства, являющейся продуктом модер­нистской гетеросексуальной интеллектуальности, что она несоизмерима с логикой эксцентричной теории и т. п. Вы­шеприведенные аргументы представляют собой имманент­ную критику, поражающую эксцентричных теоретиков их же собственным оружием, которое они выковали для бит­вы с империей зла, созданной гетеросексуальной социаль­ной наукой. Разрабатывая лишь те предпосылки, которые извлечены из самой эксцентричной теории, мы атакуем ее согласно законам стратегии, установленным ее представи­телями для расправы со своими критиками. Эксцентрич­ные теоретики торжественно возвещают также о своих ожиданиях, что их будут воспринимать всерьез, и пыта­ются определенными аргументами обосновать эти ожида­ния. Данный очерк, заимствуя их теоретический инстру­ментарий, доказывает их полную несостоятельность.

Эксцентричную теорию губит то, что она нарушает не­кое правило, достаточно важное для всех социокультур-ных наук, чтобы заслуживать особого имени. Назовем его правилом теоретической рефлексивности и сформулируем так: любой теоретический принцип в социокультурных на­уках, претендующий на всеобщность, рефлексивен в том смысле, что он должен быть истинным и для самого себя. Такой принцип следует применять к нему самому, т. е. ре­ференты или объекты в сфере его действия должны вклю­чать сам этот принцип. Это правило основывается на том соображении, что всякое теоретическое утверждение в со­циокультурных науках, наделенное свойством неограни­ченной всеобщности, будет вынуждено ссылаться на самое себя. Поскольку социокультурные теории тоже суть социокультурные артефакты, то теория, притязающая на нео­граниченную всеобщность, должна обладать этим свойством самореферентности: объекты, охватываемые данной тео­рией, включают саму теорию. Именно в этом смысле ис­тинность такой теории зависит от ее рефлексивности. Пра­вило теоретической рефлексивности определяет источник саморазрушительных следствий эксцентричной теории. Так как ее посылки не могут ссылаться на самих себя, не по­рождая парадоксов, они не выдерживают проверки на реф­лексивность.

Без сомнения существует некая причина, оправдываю­щая «эксцентричную манеру теоретизирования». В прин­ципе, однако, она обязывает к практическому воплоще­нию не больше, чем причина, побуждающая делать тео­рию увечной, неполноценной или ослабленной. Возмож­ных направлений для развития социальной теории, хотя и не бесконечно много, но все-таки столько, что это поис­тине способно вызвать ужас. Вебер писал: «Жизнь в ее ир­рациональной действительности и содержащиеся в ней воз­можные значения неисчерпаемы...» [1, 413]. Что из этого следует? «Меняются мыслительные связи, в рамках кото­рых «исторический индивидуум» рассматривается и по­стигается научно. Отправные точки наук о культуре будут и в будущем меняться до тех пор, пока китайское окосте­нение духовной жизни не станет общим уделом людей и не отучит их задавать вопросы всегда одинаково неисчер­паемой жизни» [1, 383].

Применительно к любого рода создаваемой теории, како­вы бы ни были ее внетеоретические интересы и ее ценность в деле достижения каких-то политических целей, подтвер­ждения социальной идентичности или карьерного продви­жения, элементарный урок данного очерка гласит: теоре­тик должен располагать концептуальным аппаратом, кото­рый не рушится под тяжестью собственных противоречий.

ЛИТЕРАТУРА
  1. Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
  2. Butler J. Gender trouble. N.Y., 1990.
  3. Doty A. Making things perfectly queer. Minneapolis, 1993.
  4. Duggen L. Making it perfectly queer // Socialist Review. 1992. № 22.
  5. Epstein S. A queer encounter: Sociology and the study of sexuality II Sociological Theory. 1994. № 12. P. 188—202.
  6. Epstein S. Gay politics, ethnic identity: The limits of social constructio­nism // Socialist Review. 1987. Vol. 17. P. ‘l3n.
  7. Greenberg D. The construction of homosexuality. Chicago, 1988.
  8. Halperin D. One hundred years of homosexuality. N.Y., 1990.
  9. Ingraham C. The heterosexual imaginary: Feminist sociology and theo­ries of gender // Sociological Theory. 1994. №>’l2. P. 203—219.
  10. Inside/out / Ed. by Fuss D. N.Y., 1991.
  11. IrvineJ. M. A place in the rainbow: Theorizing lesbian and gay culture // Socilogical Theory. 1994. No 12. P. 232—248.
  12. Kitzinger C. Social construction of lesbianism. L., 1987.
  13. Kosofsky-Sedgwick E. Epistemology of the closet. Berkley; Los Ange­les, 1990.
  14. Lauretis T. de. Queer theory: Lesbian and gay sexualities // Differences. 1991. №3. P. Ш—XVIII.
  15. Namaste K. The politics of inside/out: Queer theory, post-structuralism, and a sociological approach to sexuality // Sociologi-cal Theory. 1994. № 12. P. 220—231.
  16. Pollner M. The reflexivity of constructionism and the construction of reflexivity // Constructionist controversies: Issues in social problem theory / Ed. by Gale Miller, James A. Holstein. N.Y., 1993.
  17. Seidman S. Symposium: Queer theory/sociology (A dialogue) // Sociolo­gical Theory. 1994. № 12. P. 166—177.
  18. Seidman S. Identity and politics in a «postmodern» gay culture: Some historical and conceptual notes // Fear of queer pla-net: queer politics and so­cial theory / Ed. by Michael Warner. Min-neapolis, 1993. P. 105—142.
  19. Stein A., Plummer K. «I can’t even think straight»: «Queer» theory and the missing sexual revolution in sociology // Sociological Theory. 1994. № 12. P. 178—187.
  20. Simmel G. Die Verwandtenehe // Georg Simmel: Aufsatze und Abhand-lungen, 1894 bis 1900 / Ed. by Heinz-Jurgen Dahme, David P. Frish by. Georg Simmel Gesamtausgabe. Bd. 5. Frankfurt, 1992 [1894]. S. 9—36; Idem. Der Militarismus und die Stellung der Frauen // Ibid. S. 37—51; Idem. Der Frauenkongress und die Sozialdemokratie //Die Zukunft. 1896. Bd. 17. S. 80— 84; Idem. Die Rolle des Geldes in den Beziehungen der Geschlechter. Fragment aus einer «Philosophic des Geldes» // Georg Simmel: Aufsatze und Abhand­lungen, 1894 bis 1900 [1898]. S. 246—265; Idem. Philosophic der Geschle­chter. Fragmente 7 Georg Simmel: Aufsatze und Abhandlungen. 1901—1908 / Ed. by Alessandro Cavalli, Volkhard Krech. Georg Simmel Gesamtausgabe. Bd. 8. Frankfurt. 1993 [1906]. S. 74—81; Idem. Die Frau und die Mode // Georg Simmel: Aufsatze und Abhandlungen, 1901—1908. [1908]. S. 344— 347; Idem. Das Relative und das Absolute im Geschlechterproblem •” Idem. Philosophische Kultur. Leipzig, 1911. S. 67—100; Idem. Die Koketterie // Ibid. S. 101 — 123; Idem. Weibliche Kultur // Ibid. S. 278—319; Idem. Uber die Liebe (Fragment) // Fragmente und Aufsatze aus dem Nachlass und Ve-roffentlichungen der letzten Jahre. Mimchen, 1923. S. 47—123; Idem. Der platonische und der moderne Eros // Ibid, S. 125—145.
  21. Simmel G. On women, sexuality, and love / Translated by Guy Oakes. New Haven, 1984.
  22. Sociological Theory. 1994. № 12. P. 166—248: [17; 19; 5; 9; 15; 11].


Из социологической классики