Geum.ru

Текст взят с психологического сайта

Вид материалаЗадача

Содержание


О психоанализе. пять лекций
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   20
Раздел IV ПСИХОАНАЛИЗ

Фрейд (Freud) Зигмунд (1856—1939) — австрийский врач, психопатолог и психолог, основатель психоанализа. Родился во Фрейбурге, в Моравии, 6 мая 1856 г. Образование получил в Вене, учился в гимназии, затем на медицин­ском факультете университета, который окончил в 1881 г., получив степень доктора медицины. Интересовался ботаникой и химией, позже — сравнитель­ной анатомией н физиологией. Во время учебы в университете одновременно работал в Институте физиологии Эрнста Брюкке, После окончания универ­ситета мечтал посвятить себя литературе, затем — теоретическим исследова­ниям в области неврологии, но вынужден был заняться клинической практи­кой и практической врачебной деятельностью.

Почти всю свою жизнь Фрейд провел в Вене и лишь в 1938 г., после присоединения Австрии к нацистской Германии, подвергаясь нацистским пре­следованиям, был вынужден покинуть Родину. С помощью своего сотрудника н биографа Эрнста Джопеса эмигрировал в Лондон, где умер 23 сентября 1939 г.

Под влиянием наблюдений врачебной практики у Фрейда появился ин­терес к психическим расстройствам функционального характера. В 1885— 1886 гг. посетил клинику знаменитого французского невролога Шарко в Сальпетриере (Париж), исследования которого по использованию гипноза для вызывания и устранения болезненных симптомов у истерических боль­ных произвели на него большое впечатление. В 1889 г. Фрейд посетил другую французскую школу по изучению нервных болезней, в Напси, где познако­мился с исследованиями истерии Лебелля и Бернгейма. Под влиянием этих поездок у Фрейда сложилось представление об основном механизме функцио­нальных психических заболеваний, о наличии психических процессов, кото­рые, находясь вне сферы сознания, оказывают влияние на поведение, причем сам пациент об этом не знает.

После возвращения в Вену Фрейд познакомился с наблюдениями из практики лечения неврозов известного венского врача И. Брейера (1842— 1925), который вылечил одну из своих истерических пациенток методом, по­лучившим название «катартического»: врач погружал больную в состояние гипноза и предлагал вспомнить и рассказать о событиях, явившихся причи­ной заболевания. Если эти воспоминания сопровождались бурным проявле­нием чувств, наступало освобождение от болезненных симптомов. С начала 1890-х годов Фрейд и Брейер сотрудничали, применяя гипнотическое катар-тическое лечение больных истерией. Понимание причин истерических симпто­мов, характеристику симптомов и лечение они изложили в совместном труде «Исследования истерии» (1895). В общей форме теория Фрейда в этот пери­од сводилась к пониманию невротических болезней как патологического функционирования «ущемленных аффектов», сильных, но задержанных в бессознательной области переживаний. Если с помощью гипноза пациент по­лучит возможность оживить в памяти эти травмирующие его переживания и вновь эмоционально испытает их, может наступить освобождение от этих напряженных и «ущемленных аффектов». Средством такого излечения был гипноз.

Решающим моментом в становлении оригинальной теории Фрейда был отход от гипноза как средства проникновения к ущемленным и забытым болезненным переживаниям. Во многих и как раз наиболее тяжелых слу­чаях гипноз оставался бессильным, встречал «сопротивление», которое не

205

мог преодолеть Фрейд был вынужден искать другие пути к «ущемленному аффекту» и в конце концов нашел их в толковании сновидений, свободно всплывающих ассоциаций, малых и больших психопатологических симптомов (проявлений), чрезмерно повышенной пли пониженной чувствительности, двигательных расстройств, оговорок, забываний п т. п.

Исследование и интерпретацию этого разнообразного материала Фрейд назвал психоанализом — новой формой терапии и методом исследования. Ядро психоанализа как нового психологического направления составляет учение о бессознательном.

Научная деятельность Фрейда охватывает несколько десятилетий, и за эти годы его концепция бессознательного претерпела существенные измене­ния. В его учении можно различать, хотя и несколько условно, три периода. Первый период —1897—1905 гг., когда психоанализ в основном оставал­ся методом лечения неврозов с отдельными попытками общих заключений о характере душевной жизни. Основные произведения этого периода «Толко­вание сновидений» (1900), «Психопатология обыденной жизни» (1901), «Остроумие и его отношение к бессознательному» (1905), «Три очерка по теории сексуальности» (1905), «Отрывок из одного анализа истерии» (1905 г., первое и законченное изложение психоаналитического метода лечения). Осо­бое значение имеет работа «Толкование сновидений», в которой излагается первый вариант учения о системе душевной жизни как имеющей глубинное строение. В ней выделяются три уровня: сознательное, предсознательное и бессознательное с цензурой между ними.

В этот период психоанализ начинает приобретать популярность, вокруг Фрейда складывается кружок (1902) из представителей разных профессий (врачи, писатели, художники), желающих изучить психоанализ и применить его в своей практике.

Во втором периоде—1906—1918 гг.— фрейдизм превращается в обще-психологическое учение о личности и ее развитии. Фрейд формулирует основ­ные принципы своей психологии, описание психических процессов с трех то­чек зрения: динамической, топической и экономической. В этот период выхо­дят «Анализ фобии одного пятилетнего мальчика» (1909), «Леонардо да Винчи» (1910) и «Тотем и табу» (1913) —работы, в которых Фрейд рас­пространяет психоанализ на область художественного творчества и проблемы человеческой истории — «Положение о двух принципах психической деятель­ности» (1911). Психоанализ возбуждает интерес во многих странах. В 1909 г. Фрейд получает приглашение из Америки от Стенли Холла прочесть лекции в Кларковском университете, в Ворчестере. Фрейд читает там пять лекций, которые положили начало распространению психоанализа в Америке («О пси­хоанализе. Пять лекций», 1910). Эта работа является полным, хотя п крат­ким, изложением психоанализа в его становлении и развитии.

Значительным событием в развитии психоанализа в этот период был отход от Фрейда А. Адлера (1911) и К- Юнга (1912).

Лучшим и наиболее полным изложением психоанализа, как он сложил­ся к началу первой мировой войны, и работой, которая вместе с «Психо­патологией обыденной жизни» получила наиболее широкое распространение (по сравнению с другими работами Фрейда), являются его «Лекции по вве­дению в психоанализ» (в двух томах, в 1932 г. Фрейд присоединил к ним третий том), которые представляют записи лекций, прочитанных врачам в 1915—1917 гг.

В третьем периоде концепция Фрейда претерпевает существенные изме­нения и получает свое философское завершение. Под влиянием событий первой мировой войны изменяется учение о влечениях («По ту сторону принципа удовольствия», 1920). Структура личности представляется теперь в виде учения о трех инстанциях — Я, Оно, Идеал — Я («Я и ОНО», 1923). В ряде работ Фрейд распространяет свою теорию на понимание культуры и разных сторон общественной жизни: религию — «Будущность одной иллю­зии» (1927), антропологию, социальную психологию, проблемы цивилиза­ции— «Психология масс и анализ человеческого Я» (1921), «Моисен и еди­нобожие» (1937—1939) и др. Психоанализ становится философской систе-

206

мой и смыкается с другими ведущими философскими направлениями За­пада

Из литературного наследия Фрейда в хрестоматию включены две рабо­ты «О психоанализе Пять лекций» (полностью) (М, 1912) и «Я и ОНО» (первые три главы полностью, две последних — с сокращениями) (Л, 1924), представляющие психоаналитическую концепцию 1ы различных этапач се развития

3 Фрейд

О ПСИХОАНАЛИЗЕ. ПЯТЬ ЛЕКЦИЙ

I

О возникновении и развитии психоанализа.— Истерия.— Случай

Dr. Breuer'a. — «Talking cure». — Происхождение симптомов

от психических травм.— Симптомы как символы воспоминаний.—

Фиксация на травмах.— Отреагирование аффектов.—

Истерическая конверсия.— Раздвоение психики.—

Гипноидные состояния

Я смущен и чувствую себя необычно, выступая в качестве лек­тора перед жаждущими знания обитателями Нового света. Я уверен, что обязан этой честью только тому, что мое имя соединяется с вопросом о психоанализе, н потому я намерен говорить с вами о психоанализе. Я попытаюсь дать вам в воз­можно кратких словах исторический обзор возникновения и дальнейшего развития этого нового метода исследования и ле­чения.

Если создание психоанализа является заслугой, то это не моя заслуга. Я не принимал участия в первых начинаниях. Ког­да другой венский врач Dr. Josef Breuer 1 в первый раз приме­нил этот метод над одной истерической девушкой (1880—1882), я был студентом и держал свои последние экзамены. Этой-то историей болезни и ее лечением мы и займемся прежде всего. Вы найдете ее в подробном изложении в «Studien uber Hyste-пе»2, опубликованных впоследствии Вгеиег'ом совместно со мной.

Еще только одно замечание Я узнал не без чувства удовлет­ворения, что большинство моих слушателей не принадлежат к врачебному сословию Не думаю, что для понимания моих лек­ций необходимо специальное врачебное образование. Некоторое время мы пойдем во всяком случае вместе с врачами, но вскоре

1 Josef Breuei, род в 1812 г, член корреспондент Академии наук, изве­стен своими работами о дыхании и по физиология чувства равновесия

2 Studien uber Hystene Fr Deuticke Wien, 1985, 2 Aufl, 1909 4 icrb, принадлежащая в этой книге мне, переведена д-ром А А ВпП'ом пз Нью-Йорка на английский язык

207

мы их оставим и последуем за Dr. Вгеиег'ом по совершенно-своеобразному пути.

Пациентка Dr. Breuer'a, девушка 21 года, очень одаренная, обнаружила в течение ее двухлетней болезни целый ряд телес­ных и душевных расстройств, на которые приходилось смотреть очень серьезно. У нее был спастический паралич обеих правых конечностей с отсутствием чувствительности, одно время — та­кое же поражение и левых конечностей, расстройства движений глаз и различные недочеты зрения, затруднения в держании го­ловы, сильный нервный кашель, отвращение к приему пищи; в течение нескольких недель она не могла ничего пить, не­смотря на мучительную жажду; недостаток речи, дошедший до того, что она утратила способность говорить яа своем родном языке и понимать его; наконец, состояния спутанности, бреда, изменения всей ее личности, на которые мы позже должны бу­дем обратить наше внимание.

Когда вы слышите о такой 'болезни, то вы, и не будучи вра­чами, склонны думать, что дело идет о тяжелом заболевании,, вероятно, мозга, которое подает мало надежды на выздоровле­ние и должно скоро привести к гибели больной. Но врачи вам. могут объяснить, что для одного ряда случаев с такими тяже­лыми явлениями правильнее будет другой, гораздо более благо­приятный, взгляд. Когда подобная картина болезни наблюдает­ся у молодой особы женского пола, у которой важные для жиз­ни внутренние органы (сердце, почки) оказываются при объек­тивном исследовании нормальными, но которая испытала тя­желые душевные потрясения, притом если отдельные симптомы изменяются в своих тонких деталях не так, как мы ожидаем, тогда врачи считают такой случай не слишком тяжелым. Они утверждают, что в таком случае дело идет не об органическом страдании мозга, но о том загадочном состоянии, которое «> времен греческой медицины носит название истерии и которое может симулировать целый ряд картин тяжелого заболевания. Тогда врачи считают, что жизни не угрожает опасность и пол­ное восстановление здоровья является весьма вероятным. Раз­личение такой истерии от тяжелого органического страдания не всегда легко. Но нам незачем знать, как ведется подобный дифференциальный диагноз; <с нас достаточно удостоверения,, что случай Breuer'a таков, что ни один сведущий врач не ошиб­ся бы в диагнозе. Здесь мы можем добавить из истории болез­ни, что пациентка заболела во время ухода за своим горячо любимым отцом, который и умер, но уже после того, как она, вследствие собственного заболевания, должна была оставить, уход за отцом.

До этого момента нам было выгодно идти вместе с врачами,, но скоро мы уйдем от них. Дело в том, что вы не должны ожи­дать, что надежды больного на врачебную помощь сильно по­вышаются от того, что вместо тяжелого органического страда­ния ставится диагноз истерии. Против тяжких заболеваний 208

мозга врачебное искусство в большинстве случаев бессильно, но и с истерией врач тоже не знает, что делать. Когда и как осу­ществится полное надежд предсказание врача,— это приходится всецело предоставить'благодетельной природе3.

Диагностика истерии, следовательно, для больного мало из­меняет дело; напротив, для врача дело принимает совсем дру­гой оборот. Мы можем наблюдать, что с истеричным больным, врач ведет себя совсем не так, как с органическим больным. Он не выказывает первому того участия, как последнему, так как страдание истеричного далеко не так серьезно, а между тем сам больной, по-видимому, претендует на то, чтобы его страдание считалось столь же серьезным. Но тут есть и еще одно обстоятельство. Врач, познавший во время своего учения много такого, что остается неизвестным публике, может соста­вить себе представление о причинах болезни и о болезненных изменениях, например, при апоплексии или при опухолях моз­га — представление до известной степени удовлетворительное, так как оно позволяет ему понять некоторые детали в картине-болезни. Относительно понимания деталей истерических явле­ний врач остается без всякой помощи, ему не помогают пи его-знания, пи его анатомо-физиологическое и патологическое об­разование. Он не может понять истерию, он стоит пред ней с тем же непониманием, как и публика. А это всякому неприятно,, кто дорожит своим знанием. Поэтому-то истеричные не вызы­вают к себе симпатии; врач рассматривает их как лиц, престу­пающих законы его науки, как правоверные рассматривают еретиков; он приписывает им всевозможное зло, обвиняет их в преувеличениях и намеренных обманах, в симуляции, и он наказывает их, не проявляя к ним никакого интереса.

Этого упрека Dr. Breuer не заслужил у своей пациентки; он отнесся к «ей с симпатией и большим интересом, хотя и не­знал сначала, как ей помочь. Может быть, ома сама помогла ему в этом деле благодаря своим выдающимся духовным и ду­шевным качествам, о которых Breuer говорит в истории 'болез­ни. Наблюдения Breuer'a, в которые он вкладывал столько любви, указали ему вскоре тот путь, следуя которому можно было подать первую помощь.

Было замечено, что больная во время своих состояний пси­хической спутанности бормотала какие-то слова. Эти слова производили впечатление, как будто они относятся к каким-то мыслям, занимающим ее ум. Врач просил запомнить эти слова, затем поверг ее в состояние своего рода гипноза и повторил ей снова эти слова, чтобы побудить ее высказать еще что-нибудь на эту тему. Больная пошла -на это и воспроизвела перед вра-

3 Я знаю, что теперь мы не можем этого утверждать, но при своем со­общении я переношу себя и своих слушателей назад, во время до 1880 г. Если с тех пор дело обстоит иначе, то в этом большая доля заслуги дадает на те старания, историю которых я теперь излагаю.

209>

чом то содержание психики, которое владело ею во время со­стояний спутанности и к которому относились упомянутые отдельные слова. Это 'были глубоко печальные, иногда поэти­чески прекрасные фантазии, сны наяву, которые обычно начи­нались с описания положения девушки у постели больного отца.

Рассказавши ряд таких фантазий, больная как 'бы освобож­далась и возвращалась к нормальной душевной жизни. Такое хорошее состояние держалось в течение многих часов, но на другой день сменялось новым приступом спутанности, который в свою очередь прекращался точно таким же образом после вы­сказывания вновь образованных фантазий. Нельзя было отде­латься от впечатления, что те изменения психики, которые про­являлись в состоянии спутанности, были результатом раздра­жения, исходящего от этих в высшей степени аффективных фантазий. Сама больная, которая в этот период болезни удиви­тельным образом говорила и понимала только по-английски, дала этому новому способу лечения имя «talking cure» — лече­ние разговором или называла это лечение в шутку «chimney sweeping» — трубочистом.

Вскоре как 'бы случайно оказалось, что с помощью такой очистки души можно достичь большего, чем временное устра­нение постоянно возвращающихся расстройств сознания. Если больная с выражением аффекта вспоминала в гипнозе, в какой связи и по какому поводу известные симптомы появились впер­вые, то удавалось совершенно устранить эти симптомы болезни. Летом, во время большой жары, больная сильно страдала от жажды, так как 'без всякой понятной причины она с известного времени вдруг перестала пить воду. Она брала стакан с водой в руку, но как только касалась к нему губами, тотчас же от­страняла его, как страдающая водобоязнью. При этом несколь­ко секунд она находилась, очевидно, в состоянии спутанности. Больная утоляла свою мучительную жажду только фруктами. Когда же прошло около 6 недель со дня появления этого симп­тома, она стала рассказывать в аутогипнозе о своей компань­онке, англичанке, которую она не любила. Рассказ свой боль­ная вела со всеми признаками отвращения. Она рассказывала о том, как однажды вошла в комнату этой англичанки и увиде­ла, что ее отвратительная маленькая собачка пила воду из стакана. Она тогда ничего не сказала, не желая быть невежли­вой. После того ка'К в сумеречном состоянии больная энергично высказала свое отвращение, она потребовала пить, пила без всякой задержки много воды и проснулась со -стаканом у рта. Это 'болезненное явление с тех пор пропало совершенно 4.

Позвольте вас задержать на этом факте. Никто еще не устранял истерических симптомов подобным образом и никто пс проникал так глубоко в понимание причин.

* Studien fiber Hysterie. P. 26. 210

Это должно было бы стать богатым последствиями откры­тием, если бы опыт подтвердил, что и другие симптомы у этой больной, пожалуй, даже большинство симптомов, произошли таким же образом и также могут быть устранены. Breuer не пожалел труда на то, чтобы убедиться в этом, и стал планомер­но исследовать патогенез других более тяжелых симптомов страдания.

Это действительно оказалось так; почти все симптомы обра­зовались как остатки, как осадки, если хотите, аффективных переживаний, которые мы впоследствии стали называть «психи­ческими травмами». Особенность этих симптомов объяснялась их отношением к причинным травматическим сценам. Эти симп­томы были, как говорится, на специальном языке, детерминиро­ваны известными сценами, они представляли собой остатки воспоминания об этих сценах. Поэтому уже не приходилось, больше описывать эти симптомы как произвольные и загадоч­ные произведения невроза. Следует только упомянуть об одном уклонении от ожиданий.

Не всегда одно какое-либо переживание оставляло за собой известный симптом, но большей частью многочисленные, часто весьма похожие, повторные травмы производили такое дейст­вие. Вся такая цепь патогенных воспоминаний должна была быть восстановлена в памяти в хронологической последователь­ности и притом в обратном порядке: последняя травма сначала п первая в конце, причем невозможно было перескочить через последующие травмы прямо к первой, часто наиболее действи­тельной.

Вы, конечно, захотите услышать от меня другие примеры де­терминации истерических симптомов, кроме отвращения к воде вследствие отвращения, испытанного при виде пьющей из ста­кана собаки. Однако я должен, .придерживаясь программы, ограничиться очень немногими примерами. Так, Breuer расска­зывает, что расстройства зрения его 'больной могли быть сведе­ны к следующим поводам, а именно: «больная со слезами на глазах, сидя у постели больного отца, вдруг слышала вопрос отца: «Сколько времени?»; она видела циферблат неясно, на­прягала свое зрение, подносила часы близко к глазам, отчего циферблат казался очень большим (макропсия и strabismus conv.); или она напрягалась подавить слезы, чтобы больной отец не видел, что она плачет» 5. Все патогенные впечатления относятся еще к тому времени, когда она принимала участие в уходе за больным отцом. «Однажды она проснулась ночью в большом страхе за своего сильно лихорадящего отца и в большом напряжении, так как из Вены ожидали хирурга для операции. Мать па некоторое время ушла, и Анна сидела у по­стели больного, положив правую руку на спинку стула. Она впала в состояние грез наяву и увидела, как со степы ползла к-

5 Studien iiber Hysterie. P. 31.

211!

'больному черная змея с намерением его укусить. (Весьма веро­ятно, что на лугу, сзади дома действительно водились змеи, ко­торых девушка боялась и которые теперь послужили матсриа-.лом для галлюцинаций.) Она хотела отогнать животное, но была как бы парализована; правая рука, которая висела на спинке стула, онемела, потеряла чувствительность и стала па-ретичной. Когда она взглянула на эту руку, пальцы обратились в маленьких змей с м-ертвыми головами (ногти). Вероятно, она делала попытки прогнать парализованной правой рукой змею, н благодаря этому анестезия и паралич ассоциировались с галлюцинацией змеи. Когда эта последняя исчезла и больная захотела, все еще в большом страхе, молиться, у нее не 'было слов, она не могла молиться ни на одном из известных ей язы­ков, пока ей не пришел в голову английский детский стих, и она смогла на этом языке думать и молиться»6. С воспоминанием этой сцены в гипнозе исчез спастический паралич правой руки, существовавший с начала 'болезни, и лечение было окончено. Когда через несколько лет я стал практиковать Вгеиег'ов-ский метод исследования и лечения над своими больными, я сделал наблюдения, которые совершенно совпадали с его опы-

"ТОМ.

У одной 40-летней дамы был тик, а именно особый щелка­ющий звук, который она производила при всяком возбуждении, .а также и без видимого повода. Этот тик вел свое происхожде­ние от двух переживаний, общим моментом для которых было решение больной теперь не производить никакого шума. Не­смотря на это решение, как бы из противоречия, этот звук на­рушил тишину один раз, когда она увидела, наконец, что ее больной сын с трудом заснул, и сказала себе, что теперь она .должна сидеть совершенно тихо, чтобы не разбудить его, и дру­гой раз, когда во время поездки с ее двумя детьми в грозу ло-:шади испугались и она старалась избегать всякого шума, чтобы не пугать лошадей еще больше7. Я привожу этот пример вместо многих других, которые опубликованы в «Studien iiber Hyste-rie»s.